Марк Ледогоров в трусах и футболке, мокрый с головы до ног, как будто катился на лыжах, но не двигался с места в каком-то диком тренажере. Тренажер состоял из широкой плоской ленты, которая двигалась под ним, когда он отталкивался ногами, и тросов с гирями, те, по всей видимости, заменяли лыжные палки. Вжик налево! Вжик направо! Вжик! Вжик!..
Женька стояла в дверях и смотрела.
Здесь оказалось полно всяких тренажеров, о назначении которых невозможно было догадаться по виду: отполированные плоские напольные штуки с ограничителями; колодки, похожие на пыточные; еще как будто ворота с дисками для утяжеления в створах. Странные, тяжелые, угрюмые механизмы ничего общего с хромированными, блестящими, самодовольными тренажерами в фитнес-клубах.
Женька вошла и очутилась у Ледогорова за спиной. Пот капал у него с подбородка, оставлял на черном пластике ленты следы.
Вжи-ик!.. Вжи-ик!..
«Посторонним вход воспрещен. Только для персонала».
Женька тихонько присела на какую-то зеленую резиновую штуку, похожую на гирю. Сидеть было очень неудобно, штука качалась и кособочилась под ней. Уходить Женька не собиралась.
Он соскочил с тренажера, наклонился и подышал. И негромко сказал, не поворачиваясь:
Это надолго.
Можно мне посмотреть?
Он перешел к следующему стенду. Тросы натянулись и задрожали, и мышцы у него на руках, переплетенные синими венами, натянулись тоже. Диски тяжело поднимались в пазах, и казалось, должны падать с оглушительным грохотом, но Марк опускал их мягко, почти нежно, почти неслышно бесконечное число раз.
Потом к этим бесконечным монотонным движениям добавилось еще одно ногами. Снова поехала лента на полу влево, вправо, влево, вправо.
Зеленая резиновая гиря, на которой сидела Женька, как-то вывернулась, и она плюхнулась на пол.
Он взмахнул руками и пошел, на этот раз как будто с палками, движения изменились, стали неровными, более сложными, но никак не заканчивались. Бесконечное количество раз влево, бесконечное количество раз вправо, и все по новой.
Женьке стало трудно дышать, словно она сама делала все эти движения. Смотреть было почти невыносимо, как будто на ее глазах угрюмые фантастические механизмы пытали живого человека, вытягивали из него силы, медленно, по капле, вон они падают, эти капли!
И снова, и опять, и влево, и вправо.
Женька закрыла глаза и сглотнула. Ее затошнило от его усилий.
Может, лучше уйти?..
Он продолжал работать, а она сидеть на полу, и неизвестно, сколько это длилось. Он сказал долго, но Женьке показалось, что не просто долго, а вечно, механизмы его пытали, а он как будто старался спастись, совершал всякие магические ритуалы, чтобы их задобрить, но они оставались безжалостными!
А потом он куда-то ушел.
Женька еще посидела, повздыхала, встала на четвереньки и подползла к широкой резиновой ленте. Она в самом деле была мокрой, вся залита потом, и Женька подумала странно, что не кровью.
Прошло еще довольно много времени, и Марк появился как ни в чем не бывало.
Никаких следов пыток, никакого изнеможения.
Он был в белой футболке и брезентовых штанах, на шее полотенце, волосы мокрые.
Женька снизу вверх посмотрела на него.
Так каждый день?
Обычно два раза в день.
И сегодня два раза?
Он кивнул и кинул в кресло полотенце.
Ты извини, что я влезла без приглашения.
Ничего, сказал он вежливо. Мне зрители не мешают.
И посторонился, пропуская ее.
Не говоря друг другу ни слова, они вышли в коридор, он прикрыл за собой дверь и придержал Женьку за руку.
Кто из ваших мог убить?
Она посмотрела на него очень серьезно.
Можно мне потом еще к тебе на тренировку?
То есть ты не знаешь?
Она покачала головой.
Зачем ты сюда пришла?
Женька опустила голову, краска залила щеки. Она отняла руку и кубарем скатилась по лестнице.
Дверь распахнулась, дернуло ледяным ветром, метель ворвалась в дом. Вик вбежал весь в снегу, шкура загорелась под светом тусклой лампочки, как будто усыпанная мелкими бриллиантами. Пес сунул Кузьмичу в ладонь широкую холодную морду.
Здорово, здорово, сказал Кузьмич рассеянно и потрепал его между ушами.
Вик фыркнул и поддал носом.
Здорово, говорю, повторил Кузьмич. Ну, чего там? Метет?
Метет, отозвался Марк, сбивая снег с унтов. Нагонять на лыжне много придется.
Нагоним.
Марк зашел, пристроил на вешалку пуховик и осмотрелся.
Его тренер сидел в кресле, вытянув ноги, и задумчиво созерцал шеренгу лыж, выставленных у стены. Их было ровно восемь и все не парные. Марк сел в соседнее кресло и тоже стал созерцать.
А сосед твой где?
Антон в большом доме. Чего ему со мной сидеть? Нервничает он, понятное дело. Начальника, считай, на глазах убили!
Вик обошел все три комнаты, чихнул на фотографию полярной совы, которую он отчего-то терпеть не мог, устроился между Марком и Кузьмичом и зевнул во всю пасть. Сверкнули сахарные чудовищные клыки.
Кофе хочешь?
Давай.
Кузьмич подобрал ноги, нехотя поднялся и пошел на кухню.
Ты оценил, громко спросил он оттуда, что я тебя ни о чем не спрашиваю?
Марк промолчал. Он рассматривал лыжи.
Вернулся Кузьмич, ткнул ему в ладонь кружкой. Кружка была очень горячей. Марк отхлебнул.
Кузьмич подошел к шеренге лыж и простер руку с видом экскурсовода, который собирается провести лучшую экскурсию в своей жизни. Так оно и было на самом деле, и Марк приготовился наблюдать представление. Кузьмич безошибочно, с первого взгляда умел определять уровень, класс лыж и креплений и их соответствие лыжнику и задаче, которую тот решает. У Марка тоже получалось, но хуже, чем у тренера.
Посмотрим, послушаем. Сравним выводы.
Значит, так. Вот эта, склеенная, недотепы, который считает, что он командир, тут ошибки быть не может, и отодвинул лыжу в сторону.
Заметь, только он так и считает, согласился Марк. И заблуждается.
Заблуждается. И я пока не понял, кто на самом деле командир.
Алла? предположил Марк.
Или Сергей Васильевич.
А Степан?
Кузьмич помотал головой, глотнул и пристроил свою кружку на поленницу.
Не, не, не. Степан не при делах. Только вот я тоже пока не понял, совсем не при делах или
Или?
Или у него какая-то своя роль. Значит, эта лыжа Володи. Как раз подходит ему по статусу. Как работнику банка. Они все себе такие покупают в специальных спортивных магазинах для работников банков. Стоит великих денег, красота неземная, дерьмо дерьмом. Крепления опять же.
Марк посмотрел на крепления и засмеялся.
Это ему в магазине такие поставили, Кузьмич. Сказали, что будет круто.
Согласен. Ну, эта Женькина, понятно.
Кузьмич быстро и внимательно взглянул на Марка, и тот глаз не отвел.
Ну, что ты смотришь? спросил Ледогоров, потому что пауза затягивалась. Я знаю, что это ее! Я сам выбирал для нее эти лыжи, Паша!
Ты бы головой подумал, олимпийский чемпиен, негромко сказал Кузьмич, и Вик, услышав слово «чемпиен», поднял голову и навострил уши. Он знал, что это слово ничего хорошего не предвещает. Не, ты можешь и дальше молчать, как пень, но ты все-таки подумай.
Я думаю.
Медленно ты думаешь! Ты думай, как на трассе, быстро и толково.
Женькину лыжу он отодвинул почему-то в другую сторону и взял две следующие.
Вот эти совершенно равнозначные. Кузьмич посмотрел сначала на ту, что была у него в левой руке, а потом на ту, что в правой. Вполне профессиональные, надежные, крепы соответствуют. Почему я и не знаю пока, кто из них главнее, мужик или девушка.
Мужик это Сергей Васильевич, а девушка Алла?
Кузьмич кивнул.
По сравнению с этими лыжами все остальные фуфло, сам видишь. Женькины не в счет, понятное дело. Он аккуратно отставил лыжи к стене. Ну, эта заморыша, который с телефоном не расстается, последняя модель, раскраска сам видишь, аж глазам больно, в Сети такие рекламируют, он небось из интернет-магазина их и выписал!.. Цена грош, зато красоты много, как раз для него! Во-от, а эта, судя по всему, Степана. Если по лыже смотреть, Степан ни в какие походы по два раза в год не ходит, понятное дело. Или ходит, но на каких-то других лыжах. Эти совершено новые, не опробованные, куплены позавчера. В такой серьезный поход на новых лыжах не идут. Врет Степан.
А заморыш?
Не знаю, сказал Кузьмич с сомнением. Но он единственный, кто нам брехать не стал, когда мы спросили, кто он и откуда. Не стану, говорит, отвечать на ваши идиотские вопросы!
То есть или он очень умный, задумчиво протянул Марк, и понимает, что врать бессмысленно
Или совсем дурак, подхватил Кузьмич, и не понимает, что мы и без него все узнаем.
Кто-то из них зарезал Игоря. Зачем?..
Кузьмич вдруг оскалился, как Вик, почуявший волка.
Я бы его сам зарезал, Марк. Сволота такая!.. Главное, столько лет вместе, а тут на тебе!..
Чего ты сейчас-то бесишься?
А ты не бесишься?! У нас Олимпиада на носу, нам выступать, и Виноградов вдруг нарисовался! Я ему чуть в рожу не засветил, полночи не спал!
Ты как раз все проспал, перебил Марк. Как это вышло? Почему ты все проспал?! Я знаю тебя сто лет, ты всегда просыпаешься секунда в секунду! Почему именно сегодня ты проспал?
Сам не пойму, вдруг обмякнув, сказал Кузьмич. Вот честно, не пойму, Марк. А Зоя Петровна? Как она могла не услышать, что в доме кто-то ходит? Она за три километра винтовочный выстрел от двустволки отличает!
Они помолчали.
Скандал будет на весь мир, произнес Марк задумчиво. В моем доме председателя союза биатлонистов зарезали.
Будет, это точно, согласился Кузьмич. Ничего, прорвемся как-нибудь, узнать бы только, кто и за что убил. Чтоб не затаскали нас с тобой по инстанциям перед самой Олимпиадой.
А последняя? Марк кивнул на единственную оставшуюся лыжу.
Эта как раз интересней всех.
Кузьмич взял лыжу, покрутил из стороны в сторону и сунул Марку.
Сам погляди.
Марк взял, посмотрел так и эдак, поднялся и подошел под свет.
Да, согласился он и еще посмотрел. Интересно.
Кузьмич сопел у него за спиной, тоже рассматривал:
А эти не ты выбирал, нет?
Марк отрицательно покачал головой.
А такое впечатление, что ты. Или я. Я бы, например, для зимнего похода только такие выбрал. И вот вопрос у меня к тебе откуда такие лыжи у толстого чувака, который утверждает, что он программист на складе?
Не на складе, а в логистической компании!
Это одно и то же.
Свет мигнул, померк, но не погас.
У нас солярки-то хватит, Кузьмич?
Хватит у нас всего. Если б я тебя слушал, то без света бы и сидели! А я запасливый. У нас еще угля полно, брикетов топливных.
О некоторых дополнительных запасах в ангаре, про которые Марку уж совсем не следовало знать, он умолчал.
Марк допил кофе и прошелся перед голландской печкой туда-сюда, закинув руки на шею. Остановился и провел ладонью по Женькиной лыже.
Вик поднял голову, замер на секунду, а потом часто и жизнерадостно задышал. Хвост шевельнулся туда-сюда.
Идет кто-то, сказал Кузьмич.
Я не убивал, выговорил Марк медленно. А ты?
Я тоже не убивал.
Остаются чужие, Женька, Зоя Петровна и Антон.
Антону зачем? Он у Игорька как сыр в масле катался! Тот его везде за собой таскал и на острова, и на яхты, и на курорты разные! Игорек без вертолета жить не мог, ты же знаешь!.. Где это Антон себе другого такого золотого шефа найдет?
А Зое Петровне зачем?
И ей незачем. А про Женьку сам думай. Я тебе не помощник.
На крыльце стукнуло, Вик вскочил и потрусил к двери. Белый хвост мотался из стороны в сторону.
Здорово, мужики, произнесла с порога фигура, замотанная от метели почти до глаз.
Проходите, Зоя Петровна.
Она расстегнула пуховик, стащила его и в несколько приемов старательно отряхнула снег.
В «оружейной» охотничий нож, проинформировала Зоя Петровна безразлично. Не наш, чужой чей-то. Я его оставила где был, дверь заперла от греха. В шкафу медицинском ампулы одной не хватает. Звериное снотворное, что по весне заряжаем, когда медведи голодные. В медицинской врачиха была, этот с растяжением и Алла. Больше никто не заходил.
Марк и Кузьмич переглянулись. Зоя Петровна продолжала без выражения:
Толстый ихний до смерти перепугался за свой рюкзак. Я велела вещи разобрать, так он рюкзак вырвал и понес. А потом оказалось, не его рюкзак-то. Так он сразу успокоился и повинился, не люблю, мол, когда в моих вещах копаются.
Зоя Петровна помедлила, потом подложила полено в чугунный зев «голландки» и стала ловко заметать щепки.
Женька плачет, добавила она как ни в чем не бывало и ссыпала щепки туда же. Ужин скоро. Приходите, мужики.
Потрепала Вика по загривку, надела пуховик и ушла в метель.
Спали плохо решили дежурить по очереди, но от Женьки не было никакого толку. Вечером она почему-то рыдала, правда, быстро успокоилась и читала на диване «Похождения бравого солдата Швейка», а потом завалилась на свою кушетку в «комнате девочек», накрылась с головой лоскутным одеялом и заснула.
Я ее разбужу, сказала Алла Марине, немного подежурю, потом разбужу ее. А после уж ты.
Спать по очереди было очень правильным решением, но невыполнимым. Алла долго прислушивалась к тишине дома, к метели, которая все терлась о стены, к Женькиному дыханию, задремывала, просыпалась в ужасе и опять задремывала.
Спать нельзя! В доме человек, убивший другого человека. Скорее всего, он тоже не спит и прислушивается к тишине и всматривается в темноту. Как вообще можно спать после убийства?.. Алла пыталась себе представить и не могла. Вчера в это самое время Игорь Виноградов был жив, а тот человек только готовился его убить. Собирался и прикидывал, как он это сделает как войдет в комнату спящего крепким сном человека, подождет, пока глаза привыкнут, прикинет, как ловчее всадить нож. Потом он поднимается, неслышно идет по дому убивать. Он знает, зачем идет, знает, что будет делать.
Алла вздрагивала, садилась и бралась за горящие щеки. Нет, невозможно себе представить! Она прислушивалась, в ушах звенело от напряжения.
Убийца рядом, в двух шагах. Спать нельзя.
Она опять укладывалась и прислушивалась, уставала, задремывала и вскакивала в ужасе.
Разбудить Женьку так и не удалось.
М-м-м, тянула та, когда часа в четыре Алла попыталась ее растолкать. Уже пора, да?.. Я сейчас, еще пять минуточек.
Марина тоже не просыпалась. Она спала каменным, тяжелым сном, и лицо ее в темноте казалось напряженным и постаревшим.
Утром Алла спустилась вниз первая, ей было холодно, глаза как будто песком засыпаны. В кухне трещали дрова и Зоя Петровна орудовала своими метровыми сковородами и ведерными чугунами. Алла натянула пуховик и валенки и вышла на крыльцо.
Ветер хлестнул по непокрытой голове, забрался в волосы и разбросал их, щеки загорелись, и стало легче дышать.
Снегу за эти дни насыпало почти по окна, леса под горой совсем не видно. Неужели метель когда-нибудь кончится, и выйдет солнце, и небо будет голубым? Разве небо бывает голубым?
Черная тень метнулась ей под ноги. Алла вскрикнула, как глупая Женька, засеменила ногами, поскользнулась и шлепнулась больно!
Из метели высунулась улыбающаяся собачья морда. Алла оказалась с ней нос к носу.
Вик! Ты меня напугал! Что ты прыгаешь?
Здоровается, сказали где-то над ней, и из снежной круговерти высунулась рука. Поднимайтесь!
Алла уцепилась за руку, встала на четвереньки фу, как неловко, и поднялась.
Доброе утро, Павел.
Вы бы шапку надели или хоть капюшон накинули.
Да я на минуту только вышла. Подышать.
Ну-ну.
Из высоких деревянных саней, которые он притащил с собой, Кузьмич стал кидать на крыльцо поленья. Получалось у него очень ловко, как будто они сами собой складывались в аккуратный штабель. Алла спустилась с крыльца и стала подавать ему тяжелые сырые дровины.
Да я сам управлюсь.
Ничего, мне полезно. Третий день в доме сидим безвылазно.
Завтра-послезавтра метель уйдет.
Связь появилась? обрадовалась запыхавшаяся Алла. Она не успевала за его движениями, отставала, а ей хотелось быть такой же ловкой, как он.
Ничего не появилось. Я и так знаю. Сегодня еще пометет, а потом погода будет, вот увидите.
И вертолет прилетит?
Какой вертолет?
А вы разве не вызывали никого? Человека же убили.
Он ничего не ответил, продолжал швырять дрова.
Осторожно! Осторожно с ним! Может быть, он и убил. Может быть, это он шел ночью по темному дому, прикидывая, как именно станет убивать.