Спирта мало, ответила Алла Ивановна, не прекращая растирать. Только на одну ночевку.
Да чего там ночевка! вступил рыхлый и одышливый Диман, отправившийся в зимний лыжный поход на спор с кем-то. Тут осталось всего ничего, если по карте! Вон за той сопкой уже Галыгино, и все, конец нашим мучениям!
С Севером шутки плохи, заметила Алла Ивановна. Она недолюбливала Димана и изо всех сил старалась этого не показывать, но все видели.
Аллу Ивановну тоже недолюбливали, за десять дней она всем надоела. Во-первых, потому что старая карга, лет сорок, а то и больше зачем потащилась?! Во-вторых, потому что на лыжах она шла лучше всех, быстрее всех ставила в снегу палатку, сноровисто варила в котелке гречку и умела растянуть плитку шоколада, выдававшуюся на ужин, на весь следующий день, а есть хотелось невыносимо. Алла Ивановна своим шоколадом подкармливала никчемушную Женьку по прозвищу Жужа и еще Марину, а больше никого, а хотелось-то всем! В-третьих, она никогда не возражала Володе, который руководил группой, но и не выполняла его указаний. Когда Жужа стала отставать, а это случилось примерно через пять минут после старта, Володя переставил ее в начало, сразу за собой он шел первым. Но Жужа все равно отставала безнадежно, ее обходили, она плелась в хвосте, и Алла Ивановна, оценив ситуацию, пристроилась за ней, самой последней, и больше позицию не меняла, хотя Володя утверждал, что сильные всегда идут впереди, так положено по правилам. Степан с ним не согласился, и тогда они в первый раз поспорили всерьез.
К вечеру дойдем, бодро сказал Володя, которого перепугал ручей, и было непонятно, как теперь идти, на одной лыже!.. Тут действительно рукой подать.
Плохо дело, помолчав, констатировала Алла Ивановна, поднялась с корточек и оглядела притихшую группу. Марин, что ты про рацию говорила?.. Подмогу надо вызывать.
Рация утонула.
Не нужно никого вызывать, тут же встрял Володя и тоже стал подниматься, Сергей Васильевич его поддержал. Сами дойдем, чего тут осталось!..
Сами мы точно не дойдем.
Никчемушная Женька по прозвищу Жужа валялась на спине и ела снег, зачерпывая его горстью. Опытный походник Степан молчал, смотрел на небо, которое что-то хмурилось. Марина думала про Володину ногу хорошо бы шину наложить, но на это потребуется время, а ей почему-то казалось, что темнеет и нужно спешить, хотя до сумерек было далеко. Толстый Диман тосковал, потому что хотел есть, спать и домой, а Петечка придумывал, что именно напишет в своем блоге, как только кончится вся эта дурацкая канитель с «испытанием себя».
Он напишет, что современный человек двадцать первого века даст сто очков вперед любому аборигену, который кичится своей дикостью, то есть способностью выживать. Человек двадцать первого века, вооруженный знаниями, технологиями, таблетками сухого спирта, карбоном, карбидом, бензольным кольцом, углепластиком или чем там еще, справится с любыми первобытными трудностями именно потому, что они первобытны, а он современен.
Петечка считал себя очень современным человеком.
Скорей бы только оказаться там, где есть Интернет и технологии! И еще ванна, полная горячей воды, кровать с одеялом, бутерброд с колбасой. Где есть батарея, от которой идет ровное сухое тепло, и не нужно разводить костер и стоять по щиколотку в луже растаявшего снега, подкладывая сырые трескучие ветки. Где можно выпить сколько угодно кружек чаю и кипяток не кончится до похода на Приполярный Урал Петечке и в голову не приходило, что кипяток может кончиться, что его нужно экономить, беречь, и вот эта самая кружка с горячей водой, в которой плавают хвоинки, одна, больше не будет. Ее можно выпить, а можно из нее умыться, но она всего одна.
Петечка ни за что не признался бы себе и никому! как замучили его, современного человека, первобытные трудности, как он устал, промерз так, что по ночам ему казалось, что кости внутри его тела состоят из тяжелого льда, как ему хочется спать каждую минуту, с того самого мига, когда Володя фальшивым, нарочитым, отвратительно бодрым голосом объявлял на всю палатку: «Группа, подъем! Доброе утро!» и до самого вечера, до «отбоя», после которого Петечка трясся мелкой ознобной дрожью в своем спальнике и согревался только под утро, задремывал ненадолго, а тут уже ненавистное: «Группа, подъем!»
Он считал часы и минуты, оставшиеся до спасения, то есть до конца похода. Он шел, лыжи вязли в снегу, отталкивался палками, палки проваливались, и считал: впереди еще неделя, стало быть, семь дней, то есть сто шестьдесят восемь часов, не так уж и много. Десять тысяч с чем-то минут, ужасно много!.. Он смотрел на часы, чтобы засечь пять минут, и они длились и длились, и все никак не заканчивались! Картинка перед глазами не менялась все та же спина с рюкзаком впередиидущего вверх-вниз, вверх-вниз, вокруг все то же белое пространство до самого горизонта, до небес, ничего больше нет на земле, кроме этого белого пространства, и оно не кончится никогда! И впереди ничего нет, только работа, все время работа, даже чтобы получить вожделенную кружку кипятку, придется работать, ставить палатку, увязая по пояс, рубить и тащить дрова, разводить костер, топить снег в котелке, а сил уже нет совсем. Когда костер кое-как загорался, нужно было продолжать работать, шевелиться, двигаться, а Петечка не мог, ну совсем не мог!.. Он стоял над костром, который сильно чадил, дым ел глаза так, что приходилось то и дело сглатывать слезы, свесив руки и ссутулив плечи, не отходил к товарищам, устраивавшим ночлег, ничем не помогал. Опытный походник Степан называл такое Петечкино стояние «полярной стойкой» и презирал его за слабоволие. Поначалу Петечку это злило, а потом ему стало все равно.
Ему бы только дойти до этого ненавистного Галыгина, сесть в тряский, жесткий вагон, который тащит по одноколейке чумазый дизелек, добраться до Ивделя, потом до Екатеринбурга, а оттуда до Москвы рукой подать, и можно будет написать в блоге, как он, Петечка, плевать хотел на все трудности и лишения, и выживание вопрос технологий, а никакой не силы духа!..
В этот день до самого злополучного ручья он шел и придумывал будущий текст, и у него выходило хорошо, складно, и он все боялся позабыть, так складно выходило!..
И это испытание напоследок незамерзший ручей в промерзших до центра земли горах! станет самой драматической частью его повествования.
В том, что они к вечеру доберутся до Галыгина и дизелька, у Петечки не было никаких сомнений, что тут идти-то!..
Оказалось, что идти Володя не может. Просто не может, и все тут.
Растяжение, констатировала Марина, ощупав Володину ногу. Может, и связки порваны, так не определить. Степ, срежь какую-нибудь палку. Придется все-таки шину наложить. Жень, вставай, хватит валяться, замерзнешь.
Никчемушная Женька тут же прикрыла глаза, демонстрируя, что ни за что не встанет. Степан скинул с плеч рюкзак и на лыжах двинулся в сторону ближайших деревьев.
Лагерь нужно разбивать, сказала Алла Ивановна, переглянувшись с Сергеем Васильевичем, и попробовать отремонтировать лыжу.
Как ее ремонтировать-то? издалека спросил Диман. Он стоял, наклонившись вперед, почти висел на палках, но рюкзак не снимал. Снять-то снимешь, а потом опять придется взваливать, тяжело и неохота, сил нет. Она вон вся на куски разлетелась!
Куски я соберу, сказала Алла Ивановна решительно. Попробуем склеить.
Да чего там клеить?!
Если получится, утром пойдем потихоньку.
Тут Петечка вдруг сообразил, что они всерьез всерьез! намерены устроить еще одну ночевку в тайге! Из-за какой-то сломанной лыжи и неведомого растяжения!
Вы что?! спросил он сразу у всех. С ума сошли?! Какая ночевка, какой лагерь?! Идти надо, тут совсем близко!
Идти мы не можем.
Почему не можем-то?!
Володя повредил ногу, отчетливо и громко заявила Алла Ивановна, как будто Петечка был глуховат. Мы даже не знаем, целы связки или нет. На одной лыже он не дойдет уж точно.
Сам Володя сидел на снегу, неудобно вытянув ногу, часть лица между шапкой и натянутым почти до глаз воротником куртки была даже не бледной, а какой-то зеленой, нос заострился.
Петечка посмотрел на него и по этому заострившемуся носу понял, что до Галыгина они точно сегодня не дойдут.
Но как же так?! Ведь все уже почти кончилось! Дотерпеть осталось совсем немного, а теперь получается, что много? Что нужно дальше терпеть?!
Затрещали ветки, затюкал топор, и все оглянулись. Степана не было видно, только качались тоненькие деревца в отдалении.
Может, в низинку попробуем спуститься? Сергей Васильевич шмыгнул носом и показал куда-то в сторону. Тут ветрено больно. А к ночи если разгуляется
Попробовать можно, издалека отозвалась Алла Ивановна.
Они разговаривали друг с другом так, как будто знали нечто такое, о чем остальная группа понятия не имела.
Нужно идти, вдруг подал голос Володя, и Петечка подумал: слава богу, сообразил! А то расселся и сидит! Тут до Галыгина рукой подать! Марин, ты мне правда шину наложи, и я пойду.
Алла Ивановна ничего не сказала, и Сергей Васильевич промолчал. Вернулся Степан с длинной дровиной, вдвоем с Сергеем Васильевичем они ловко расщепили ее пополам и еще пополам, и Марина стала прилаживать получившуюся шину.
Диман, поняв, что это дело долгое, скинул с плеч рюкзак, который беззвучно ухнул в сугроб, и тоже сел в снег на манер Женьки.
Сходили бы пока за дровами, мужики, посоветовала Алла Ивановна. Самое время.
Этого Петечка вынести не смог:
Зачем нам дрова, если мы дальше пойдем?! Мы их что, с собой понесем?
Есть хочу, сказала Женька специальным тоненьким голосом. За этот специальный «девочкин» голос Марина ее ненавидела. Хочу-у-у е-е-есть!
Жень, вставай! велела Алла Ивановна как-то так, что Женька стала подтягивать лыжи и подниматься. Есть все хотят, терпи.
Не могу я больше терпеть!
Тогда не терпи, разрешила Алла Ивановна почти весело. Степ, возьми вон Диму, сходите за дровами!
Так мы же в Галыгино решили идти! Володь, ты командир, скажи им!
Мы пойдем дальше, морщась от того, что Марина так и сяк крутила его ногу и налегала на нее, выговорил Володя. Чтобы закончить маршрут сегодня.
Вот именно!
Хорошо, согласилась Алла Ивановна так, как будто не соглашалась, в своей обычной манере, которая всем надоела.
Марина подергала шину, надежна ли Володя дернулся от боли, и тут выяснилось, что надеть на замотанную таким образом ногу ботинок нет никакой возможности.
Некоторое время решали, что делать Алла Ивановна участия в этом не принимала. Аккуратно переступая лыжами, чтобы не съехать в предательский ручей, она собирала пластиковые обломки. Решили обернуть ногу запасным свитером, Володин рюкзак отдать Сергею Васильевичу. Степан и Диман с двух сторон поведут Володю, он пойдет между ними на уцелевшей лыже, а его палки понесет Марина.
Петечка беспокоился все сильнее. Время шло, до Галыгина рукой подать, только вон за ту сопку перевалить а не добраться, как до Луны.
Алла Ивановна ловко приторочила обломки Володиной лыжи к своему рюкзаку, отряхнула сзади Женькин комбинезон, как будто та была маленькой, подтолкнула ее, чтобы встала впереди, улыбнулась Марине и приготовилась идти.
Сразу же, с первых метров, стало понятно, что идти нельзя.
На одной лыже Володя проваливался в снег, Степан его тащил, а Диман быстро выдохся, и опыта таких ситуаций ни у кого из них не было! Свитер на ноге как-то моментально размотался, приходилось то и дело его поправлять, отряхивать от снега, привязывать снова.
Сергей Васильевич сменил Димана, но тому пришлось взвалить на себя второй рюкзак, лыжи затрещали, и испуганный Диман бросил рюкзак в снег.
У меня вес большой, сказал он виновато, сто кило с лишком
Тогда рюкзак взял Петечка что угодно, лишь бы дойти до Галыгина сегодня!.. Алла Ивановна помогла его приладить на правое плечо лямка от его собственного рюкзака, на левое от Володиного, и Петечка тут же завалился на спину, не устоял, так это оказалось тяжело.
Он завалился и вдруг увидел над сопкой солнце красное, низкое, грозное. Это солнце не предвещало ничего хорошего.
Сделали еще несколько попыток.
Нет, в конце концов сказал Степан. Он тяжело дышал и облизывал губы. Не выйдет ничего, мужики. Будем лагерь ставить.
В низинку бы спуститься, опять посоветовал Сергей Васильевич. Ветер поднимается.
Нужно идти, повторил Володя, кажется, только для того, чтобы возразить Степану.
Ну иди, ответил Степан мрачно, сбросил рюкзак, вытащил топор и пошел в сторону деревьев, где Алла Ивановна и никчемушная Женька ломали ветки для костра, складывали в кучу и наломали уже довольно много.
Спустились на несколько метров, где, кажется, дуло чуть меньше, стали разбивать лагерь.
У тебя обезболивающее есть? негромко спросила Алла Ивановна Марину, когда поставили палатку и закрепили последнюю растяжку. Сильное?
Марина кивнула. Ей было тревожно, как будто что-то страшное надвигалось и остановить его никак нельзя.
Две ампулы.
Ты ему сегодня не коли, тихо посоветовала Алла. У него сейчас нога разболится, это точно! Мы с Василичем попробуем лыжу склеить, на одной он не дойдет. Ты ему завтра уколешь, он какое-то время сможет двигаться. А сегодня не коли.
Я сама разберусь, Алла Ивановна, сказала Марина неприязненно. Я врач.
Погода мне не нравится, продолжала Алла, не слушая. И главное, связи нет! Вот угораздило
Что вы там все каркаете?! неприятным голосом спросил Петечка, услышавший, что «угораздило». Тут до людей рукой подать! Вообще я считаю, что кто-то из нас должен пойти и привести подмогу! Это очень просто.
Никто никуда не пойдет, отрезал Володя. Нога сегодня отдохнет, и завтра мы
Завтра будет только хуже, встрял Степан. И ты это прекрасно понимаешь. Ногу разнесет, в ботинок ее все равно не засунешь, даже если наши дедуля с бабулей лыжу склеят! Хотя чего там клеить!
Тогда точно надо идти за людьми, повторил Петечка. Я пойду.
Не пойдешь!
Я руководитель группы, и я запрещаю
Какой ты, на фиг, руководитель? Все из-за тебя! Под ноги бы лучше смотрел!
Хорош лаяться, мужики, подал голос Сергей Васильевич. Он устраивал место под костер. А ходить по одному не годится. Ветер поднимается.
И чего?! Ждать, когда метель начнется?! возмутился Петечка.
Метель, может, и не начнется, но ветер подозрительный какой-то.
Вот именно! Надо сейчас идти!
Я запрещаю!
Плевать я хотел на твои запреты!
Мальчики, пропищала Женька «девочкиным» голосом, ну что вы ссоритесь? Ну как получилось, так и получилось! Ну завтра дойдем! А что?
А то, что и завтра мы никуда не дойдем!
Весь оставшийся день, который показался всем странно коротким, Алла Ивановна и Сергей Васильевич, сидя на снегу голова к голове, собирали Володину лыжу, как хирурги раздробленную кость. На куске тряпки рядом с ними были разложены клей, бинты и еще какие-то штуки. Костер горел, и время от времени над ним грели клей, который то и дело застывал. Степан остервенело рубил дрова, притаскивал и складывал, Петечка бесился и грыз ногти, Диман кипятил воду, и ее пили просто так, без чая и сахара, которых было мало, «на одну ночевку», как сказала Алла Ивановна, и ветер, проклятый ветер поднимался!
Ближе к ночи стало понятно, что метель все-таки придет. Она уже совсем близко.
Алла Ивановна обошла палатку, проверяя растяжки. Когда Сергей Васильевич снизу вверх вопросительно кивнул ей, она только пожала плечами. Еды на ужин было мало, вдвое меньше обычного. Сергей Васильевич, назначенный в самом начале похода «завхозом», сказал хмуро, что еду нужно приберечь на всякий случай, мало ли что, может, одной ночевкой дело не обойдется.
Петечка, которого колотило от холода, объявил, что никакого «всякого случая» не будет, и завтра утром он уйдет в Галыгино, и наплевать ему сто раз на метель, а Володя, баюкавший свою ногу, велел ему заткнуться.
Да если б не ты, мы бы уже давно!.. завел было Петечка.
Так, все, закончили, вдруг приказала Алла Ивановна таким голосом, что даже Диман, пытавшийся дремать, вынырнул из своей куртки и посмотрел с удивлением, а Женька перестала ложкой хлебать из железной кружки теплую воду. Она говорила, что так вкуснее, больше похоже на суп или на чай. Положение у нас сложное. Мы все должны это осознать прямо сейчас. Лыжу вроде собрали, до утра она подсохнет и какое-то время продержится. Ну, будем на это надеяться. Плохо, что до Галыгина почти все время в горку! Если завтра мести будет не слишком сильно, попробуем пойти. Если нет, придется ждать погоды.