А что? Хата у твоего папаши есть. Пускай «однушка» в Бирюлево, но все же Лямов на пять потянет. Гараж, опять же
Какая «однушка»? зло прошипел Эдуард. С дуба рухнул?! Ты так говоришь, будто продать хатувсе равно что косяк в переулке толкнуть! Мне еще в наследство вступить нужно, а Графу бабки надо сейчас отдавать!
Неожиданно снаружи послышался звук шагов, и спустя мгновение в дверном проеме замаячила фигура сутулого мужчины неряшливого вида:
Что за шум, молодежь? А где Андреич?
На нем были старые мятые брюки и выцветшая до белизны армейская ветровка. Незнакомец шагнул вперед, намереваясь задать очередной вопрос, но тут его взор упал на раскинутые в стороны ноги умершего.
Петр? пробормотал случайный гость, щуря глаза. Что с ним?!
Алекс метнул на Эдуарда короткий взгляд, и тот ощутил, как загривок обожгло холодом. Выражение глаз его друга не предвещало ничего хорошего.
Закрой гараж, тихо приказал он Эдуарду, и тот без раздумий двинулся к воротам.
Парни, вы че тут натворили?! воскликнул мужчина.
Он чуть не убил нас, бесцветным голосом проговорил Алекс, медленно приближаясь к нему. Помогите.
Вы убили его? словно не слыша парня, спросил тот.
Эд с грохотом захлопнул дверь, и сумерки в гараже сгустились.
Дельцы
Ярко-желтый Peugeot 406 с опознавательным логотипом такси миновал указатель Saint-Cloud, нырнул в небольшой тоннель, выдолбленный еще пару столетий назад, пронесся мимо крохотного кинотеатра, гольф-клуба и, наконец, остановился напротив уютного одноэтажного домика темно-пурпурного цвета, до самых окон утопавшего в свежей зелени.
Выйдя из такси, Есения улыбнулась водителю, и, поправив солнцезащитные очки, непринужденной походкой направилась к коттеджу. На ней были зауженные белоснежные брюки и оливкового цвета блейзер. Густые пшеничные волосы колыхал легкий ветерок, лаская лицо женщины. Есения выглядела сногсшибательно и знала об этом.
Оказавшись на крыльце, она нажала на кнопку звонка, и где-то в недрах дома раздалась переливчатая трель соловья.
Дверь долго не открывали, и Есения, вздохнув, полезла в сумочку-клатч. Она уже набрала нужный номер, как за дверью послышались шаркающие шаги.
Сеня, ты, что ли? послышался хриплый мужской голос.
Не угадал, фыркнула женщина, поднимая очки на лоб. Привет, Гена.
Дверь открылась, и на нее уставился невысокий мужчина лет пятидесяти в измятом чапане. Восточный халат, расшитый золотыми нитями, выглядел так, словно в нем спали. Каштановые волосы с проседью торчали в стороны, словно наэлектризованные, на впалой груди поблескивал серебряный крестик.
Рад тебя видеть, сестренка, широко улыбнулся хозяин дома.
Они обнялись, и Есения чмокнула брата в колючую щеку.
Тебе надо проветрить дом. Она наморщила нос, заходя внутрь.
Можешь не снимать свои модные туфельки, Сеня, бросил мужчина. У меня легкий бардачок.
Я и не собиралась дефилировать босиком в твоему хлеву, это раз, отозвалась Есения. Она кинула брезгливый взгляд на треснувший пакет с мусором у входа, из прорехи которого высыпалась скорлупа от фисташек. И вовторых, перестань меня называть этим дебильным прозвищем. Как будто я собачонка какая-то!
Ну тогда и ты меня Генрихом зови, не остался в долгу брат. Я тебе не крокодил какой-нибудь.
Они рассмеялись. Есения присела на заваленный одеждой диван, предварительно откинув в сторону мятые брюки.
У тебя что, вечеринка вчера была?
Ее взор остановился на столе, на котором красовались пустой пакетик из-под фисташек, заляпанный жирными пальцами бокал и пустая бутылка «Джек Дэниэлз».
Генрих шумно зевнул и плюхнулся в плетеное кресло из ротанга.
Наши вчера в четвертьфинал вышли, сообщил он. Выудив из-за уха зубочистку, он сунул ее в рот.
Весомый повод, кивнула Есения, положив ногу на ногу и покачивая лакированной туфелькой. Как говорят, причину и пластырь можно куда угодно приклеить.
Будешь мне нотации читать?
Делать мне больше нечего, вздохнула Есения. Проще ежа научить на барабане стучать. Как твое горло? Почему ты сбежал из клиники?
Лицо Генриха стало кислым, будто он хлебнул свежевыжатого лимонного сока.
Потому что я ненавижу врачей, пояснил он, ковыряясь в зубах. И ты это знаешь.
Но у тебя подозрение на рак, напомнила Есения. Я понимаю твою неприязнь к людям в белых халатах, но ты должен пони
У меня не подозрение, а рак, перебил Генрих сестру, и голос его прозвучал как-то жутко и обыденно одновременно, словно речь шла о пустяковой ранке на десне. Вторая стадия. Анализы показали, что третья уже не за горами, и метастазы продолжают расти.
Есения опустила ногу на пол, в упор глядя на него.
Тогда ты не должен сейчас сидеть тут, Гена.
Не начинай все заново.
Мне нужен живой и здоровый брат, а не дохлятина, едва держащаяся на ногах. Да еще с перегаром, добавила она с плохо скрытым отвращением.
Генрих зашелся в хриплом кашляющем смехе.
Узнаю свою сестренку, воскликнул он, перекидывая зубочистку из одного уголка рта в другой. Живой и здоровый, говоришь? Только забыла дополнить, для каких целей я тебе нужен живой и здоровый. Чтобы приносить прибыль! Так ведь, Сеня?
Перестань.
Да ладно, не обижайся, хихикнул Генрих, примирительно поднимая ладони вверх. Я все понимаю. Но чтобы ты отстала и больше не взрывала мне мозг, скажувсе под контролем. Через неделю я снова лягу в больницу, никуда от этого не денусь. Все это время буду принимать препараты. Ты довольна?
Не вполне, ну да ладно. Тебя все равно не переубедишь.
Как и тебя, парировал Генрих. А теперь давай к делу. Я нашел тебе хорошего клиента, он живет в Ницце.
Есения присвистнула.
Это почти семьсот километров от Парижа, заметила она.
Ты совсем обленилась, вздохнул Генрих. Раньше ты могла полететь в Мексику на сомнительные переговоры, а на следующий день уже брать билет в Японию!
То было раньше, резонно ответила женщина. Мы растем, растут и ставки. Так что там насчет клиента?
Старый хрыч начал собирать марки раньше, чем научился ходить, продолжил Генрих. Он буквально купается в деньгах, как Скрудж МакДак, и покупает все подряд для обменного фонда, но особо тащится от экземпляров, выпущенных до Первой мировой войны! Ты ведь говорила, у тебя намечается богатый улов от российских филателистов? Можем хорошо заработать.
Есть один на примете, подтвердила Есения. Хилый старичок, тоже всю жизнь собирал марки Он сейчас в хосписе, а его коллеги по хобби, к счастью, уже все давно на том свете. Жива только супруга, которая собирается продавать коллекцию Мои люди сейчас работают с ней, и буквально сегодня-завтра мы будем знать, что почем.
Только не тяни, дорогая, попросил Генрих. Он вынул зубочистку изо рта и, не найдя ей достойного места, аккуратно положил на подлокотник кресла. Как у тебя дела?
Все ровно. Сейчас пытаюсь одного клиента подцепить в Москве, какой-то старый пень, монеты собирал
А, ну-ну, так этого парня я тебе изначально подкинул!
Совершенно верно. Так вот, на меня его внучок вышел, я так поняла, ничего в этом деле не соображающий. Наш контингент. Пока что волынку тянет, но я чую, что дело пахнет хорошим наваром.
А что из текучки? На стадии завершения? поинтересовался Генрих.
Из текущих дел сейчас на очереди картины и рукописи Протасова. Это советский писатель, я тебе уже говорила о нем.
Генрих кивнул.
Один толстосум из Америки уж очень хочет заполучить работы Шолохова, Ахматовой и иже с ними пояснила Есения. Я уже встречалась с посредником, мы все обговорили. Правда, мне показалось, что он больше таращился в вырез моего платья, нежели думал о культурном наследии нашей великой страны. В общем, работы хватает, скромно закончила она.
В этом я не сомневаюсь. Проблем с прохождением досмотра товара не будет?
Нет. У моего человека будет официальная справка, что картины не представляют культурной ценности и являются современной живописью. Документы, подтверждающие подлинность раритетов, будут отправлены почтой. Так, для подстраховки.
Хорошее решение, одобрил Генрих, с задумчивым видом похлопывая себя по коленям ладонями.
Ты чем-то озабочен, сказала Есения, испытующе глядя на брата. И это, скорее всего, не связано со здоровьем. Ну?
Примечания
1
Парижский музей изобразительных искусств, одно из крупнейших в мире собраний европейской живописи и скульптуры периода 18501910 годов. Основу коллекции составляют работы импрессионистов и постимпрессионистов.