Завтра пошлем подробную информацию.
А куда ты дел Копийко?
Оставил в селе побеседовать с людьми и выявить свидетельскую базу!
Обиженный, оскорбленный, уже немолодой человек три часа ходил по тесной, всего в несколько шагов, камере. Вначале он возмущался, ругался, а затем умолк, только тяжело дышал да разводил руками: «Ну, кто это мог сделать!»
Когда в маленьком зарешетченном окошке под самым потолком погас дневной свет и в камере стало темно, он почувствовал свое одиночество. Лег на деревянные нары, подложил под голову кулак, но сон не приходил. В голове роем клубились мысли. Как только он смыкал глаза, в воображении возникало родное село Липки, он забывал обиды и свое нелепое положение. Как хорошо ночью в Липках! Любил в такие летние ночи Бондарук посидеть на сухом бревне за плетнем, помечтать. Песни молодежи воскрешали в памяти его молодость.
Никто, кроме Бондарука, не знал так хорошо ночное село. Он наблюдал, в какой хате когда погаснет свет, где находятся ночные сторожа, слышал и различал самые тонкие шорохи, по одной только тени определял, кто прошел. И в тот трагический вечер Бондарук огородами, только ему известными тропками, направился к дому вдовы: он любил ее. Как и всегда, оглядывался, пригибался, чтобы никто не заметил. Не доходя до усадьбы Агафьи, он остановился перед необычным зрелищем: по соломенной крыше хаты ползли языки пламени. Бондарук остановился в нерешительности. В голове мелькнуло: «Что делать?» Он выпрямился, бросился с огородов на улицу и побежал, уже не пригибаясь и не оглядываясь. Скорей туда, к месту пожара! Он бежал, не глядя под ноги, не слышал, как учащенно билось его сердце, только ощущал горечь во рту от дыма. Бондарук перепрыгнул через плетень и оказался во дворе, ярко освещенном пламенем. Поразила его необычная тишинапохрустывала горящая крыша да слышалось мычание коровы в сарае. Сарай примыкал к дому, и крыша его тоже загорелась. Бондарук открыл дверь, и корова убежала. А где же хозяйка? Неужели все спят? Бондарук рванул дверь в хатуона оказалась открытой. Переступил порог и споткнулся: у двери лежало тело сына вдовы.
Вовка, ты?.. Что с тобой?..
Но ответа не последовало. Он схватил безжизненного мальчишку, вынес на улицу. А во двор со всех концов уже бежали люди, поднятые сельскими сторожами для тушения пожара
И вот он в камере, заподозренный в убийстве. Ему вспомнилось, как шагал он по улице родного села, а следом за ним шел милиционер с обнаженным пистолетом. Из дворов и окон его сопровождали презрительные взгляды односельчан.
Он схватился, неистово затарабанил в железные двери:Откройте! Слышите, откройте! Я не виноват!
В открывшийся круглый глазок услышал грубый голос:
Гражданин, прекратите истерику, иначе в карцер посажу!
За что же, за что же вы меня И он медленно опустился на пол.
Копийко был потрясен совершенным преступлением. Десять лет работал он на этом участке и не помнит ни одного подобного преступления. И вдругисключительное по своей жестокости убийство. Какой должен быть озверелый преступник, чтобы убить беззащитную женщину и ее ребенка!
Копийко решил сначала лично разобраться в обстоятельствах совершенного преступления. Поэтому уже который час тщательно осматривал пожарище. Хотя крыша дома и сгорела, в хате все же многое сохранилось. Осматривал, пытаясь определить, сколько человек было в хате в момент убийства. Он сразу установил важное обстоятельство, что в доме ничего не взято. Родной брат убитой, который живет в этом же селе, категорически заявил: все вещи налицо, преступник ничего не взял. Это подтверждали и соседи. Значит, убийство совершено не на почве ограбления. С какой же тогда целью?
Копийко присутствовал при первичном допросе задержанного Бондарука. Хотя все и складывалось так, что его можно было подозревать, но возникли сомнения. Лейтенант изучил обстановку в доме. Рядом с трупом мальчика лежал топор, который принадлежит убитой хозяйке. Размер провалов черепов у вдовы и ее сына точно совпадал с размером обуха топора. Кровь на обухе такой группы, как и кровь убитых. Из этого Копийко сделал для себя вывод: убийца пришел в дом без орудия убийства; возможно, пришел, не имея цели убивать, а идея эта созрела уже в доме. Вот преступник и воспользовался топором, который лежал в хате на виду.
Однако причины убийства оставались загадкой. Лейтенант подумал: а не имела ли здесь место попытка изнасилования? Об этом говорила измятая постель и положение женщины, левая рука которой зажимала подол юбки, а правая как бы отталкивала кого-то от себя. Но он никак не мог себе представить, чтобы из-за неудавшегося изнасилования женщины разыгралась такая трагедия. Тем более было непонятно: зачем убит мальчик? Однако предположение о том, что в доме был мужчина, все усиливалось. Об этом свидетельствовал найденный окурок. Правда, окурок мог быть оставлен кем-либо из односельчан задолго до убийства. Но лейтенант уже установил, что днем и вечером никто к вдове не заходил. Это давало основание думать: окурок все же оставил убийца. А это имело важное значение.
Копийко знал, что арестованный Бондарук не курил и потому не мог оставить окурка. Лейтенант также знал, что Бондарук имел интимную связь с убитой, поэтому ему нечего было разыгрывать видимость попытки изнасилования. По мере изучения обстоятельств убийства усиливалось сомнение в правильности подозрений, возникших в отношении Бондарука. Однако другого человека, которого можно было заподозрить в преступлении, он пока не видел. Как ни старался хотя бы построить предположение на сей счетиз этого ничего не получалось. В его распоряжении имелся единственный немой свидетель, и тот лишь предположительно оставленный преступником.
Лейтенант тщательно изучил табак из окурка. Он установил, что такую махорку продавали в сельском магазине, и многие ее курили в селе. Поэтому определить лицо, которому принадлежал табак, было трудно. А вот маленький кусочек газетной бумаги представлял интерес. На нем можно было прочитать одно слово «доярок» и три обрывка слов«соре», «райо» и «ока». Лейтенант все расшифровал: «соре» означало соревнование, «райо»района, «ока»молока. Это был обрывок статьи с соревновании доярок района по надою молока. Предстояло найти газету, от которой оторван этот кусочек для цигарки, и определить, кому она принадлежала.
В доме Цвиркуна был полный хаос. Неделю назад он отправил жену в родильный дом, а сам бросил работу в колхозе и запил. Такие запои были у него и раньше, но все обходилось без происшествий. Теперь, получив полную свободу, Цвиркун уже не один день ходил пьяный. Вечером пьет, утром опохмеляется, и так сутки за сутками. Когда Копийко утром зашел к нему в хату, Цвиркун только закончил «причастие». В нос лейтенанту ударил тяжелый запах сивухи. Земляной пол был давно не метен; кровать в таком беспорядке, что трудно поверить, чтобы на ней мог спать человек; над столом, загрязненном остатками хлеба, гниющих овощей и картофеля, кружил рой мух. За столом, склонившись над стаканом, сидел Цвиркун. При появлении милиционера он вздрогнул, схватился со стула:
Что, уже пришли?.. Я так и знал!
Он налил стакан мутной жидкости, выпил залпом, понюхал сухой кусочек хлеба.
Ты что же при работнике милиции самогон глушишь!
А, что там самогон!.. Наделал такое, что хуже самогона. Цвиркун махнул рукой.
Так что же хуже самогона?
Будто не знаете Не хотел я, понимаешь, а вот вышло Эта стерва! Цвиркун ударил рукой бутылку с самогоном, она упала на пол, разбилась. Пьяный я был. Такой, как и сейчас, вот вижу тебя, а не соображаю Э Нет, соображаю! Знаю, почему ты пришел. Арестовывать меня! На, бери, бери, говорю, удирать не буду. Цвиркун поднял руки, попытался встать со стула.
Не валяй дурака, расскажи толком, как было дело?
Как же толком? Понимаешь, бабу свою отвез в родилку. Пошел к вдове. А она, стерва, дулю мне показала. Как Григориятак принимает, а мне дулю, понимаешь? Я и так и сяк, а она меня гонит, обзывает разными погаными словами. Вот и взяло меня за сердце. Да так, что я и не знаю, что со мной произошло. А тут под руками топор оказался. Когда ударил обухом, вижу, баба того Я с испугу бросился бежать из хаты, а тут сын ее навстречу. Вот это так удрал, думаю, сын ведь докажет, что я его мать убил. Я и сына А затем стал да и стою. Что же я наделал, думаю? Не знаю, что мне в голову взбрело, взял да и подпалил хату. А сам бежать. Цвиркун навалился всей грудью на стол. Бог ты мой, что же я наделал!
Давай будем оформлять доказательства убийства!
Какие еще тебе доказательства!? Я ведь говорю, что я убил. Что тебе еще надо? Бери меня как доказательство!
Тебя я успею взять. Ты вот скажи, что ты куришь?
Вон на окне махра.
Лейтенант увидел пачку махорки и рядом газету, ту самую, от которой оторвано на цигарку.
Значит, в доме вдовы ты курил?
А как же!
Окурок это твой?
Мой, чей же еще!
Вот это уже доказательство. Ну, а в какой ты сорочке был?
А вон там в сенях я ее спрятал, она в крови.
Это тоже доказательство. Ну, а теперь давай протокол писать.
Да пиши, черт с тобой!
Федоров, начальник уголовного розыска, сидел темнее грозовой тучи. На душе его скребли кошки: шуточное ли дело, вчера целый день провозился с арестованным Бондаруком! Допрашивал его, призывал к благоразумию и чистосердечному признанию, а потом предъявлял показания людей, видевших его у хаты вдовы. Но ничего не помогло: Бондарук стоял на своем, категорически отрицая свою причастность к убийству. А когда увидел, что его доводы не принимаются в расчет, замкнулся, отделываясь молчанием и только изредка произнося: «Я ни в чем не виноват».
Все же Федорову казалось, что арестованный вот-вот сдастся, его воля к защите сломлена, он даст показания о совершенном убийстве. Однако на очередной вопрос Бондарук все так же спокойно ответил: «Я ни в чем не виноват». Отправив арестованного в камеру, Федоров придумывал новые приемы воздействия при возобновлении допроса утром. Но придя утром на работу, он узнал, что Копийко привез настоящего убийцу. Изучив эти материалы, начальник уголовного розыска убедился: он допустил ошибку, заподозрив Бондарука в убийстве вдовы Агафьи. Поэтому он, мрачный и поникший, ожидал вызова начальника милиции.
Федоров из тех работников, которые не так легко признают свои ошибки. В другом случае он возражал бы, отстаивал свои убеждения, еще совершил бы не один нажим, чтобы заставить Бондарука признать свою вину. Но материалы, привезенные лейтенантом Копийко, были настолько убедительными и бесспорными, что он не мог против них возражать. Он только косил глаза на Копийко и тайно ненавидел его. А Копийко сидел в углу, на том самом месте, на котором сидел и на совещании, он чистил перочинным ножом ногти. В противоположность Федорову Копийко никогда не хвастался самыми хорошими результатами своей работы. Если он и испытывал удовлетворение, то только радовался молча. Он открыто выражал недовольство, когда его хвалили.
Я вам не теленок, чтобы меня ласкать
Начальник райотдела милиции, склонясь над столом, часто курил. Шея и лицо его были багровыми. Это вернейший признак того, что начальник находится в нервном возбуждении. Когда зашел к нему начальник уголовного розыска и участковый Копийко, полковник сказал:
Подвел ты меня, Федоров! За незаконное задержание Бондарука начальник областного управления обещал записать выговор! Хорошо, что Копийко нашел убийцу!
Так вы ж просили, чтобы я ум свой показал
Браконьеры
Для Григория Артемовича Бурды лес был местом работы. Каждое утро он идет туда, как в свои владения, которые всегда требуют внимания, его заботливых рук и зоркого глаза. Шел он и сегодня узкой тропинкой, которая тянулась извилистой ленточкой от его огорода до соснового бора. Протоптал ее сам Бурда за тридцать лет работы лесником.
На разные голоса щебетали птицы. Прошелестел под самыми ногами еж. Все как обычно. Только вот крик сорок где-то впереди показался леснику необычным: так они наперебой кричат, когда завязывают драку с грачами за гнезда или при появлении человека.
«Время ссор за гнезда давно прошло. Возможно, выпал из гнезда птенец, так они уже на крыле Человек, наверное, бродит»подумал Бурда, ускоряя шаг.
Навстречу ему пробежали две перепуганные косули. «Убегают от опасности», сделал вывод Бурда, и в этот миг его оглушило звуком страшной силы: впереди произведены один за другим два выстрела. «Браконьеры, дуплетом бьют. Ах, подлецы!»Бурда вскинул наперевес свою берданку. Ему навстречу бежал лось, он явно убегал от смертельной опасности. «Самец, значит, самку убили!»Лесник ускорил шаг. Перед его взором возникла трагическая картина. На поляне лежала в предсмертной агонии лосиха, а двое людей, навалившись ей на голову, исступленно полосовали ножами по горлу
Что же вы делаете! На каком ос Бурда не договорил, глаза его ослепил пучок огня, а грудь пронзила жгучая, острая боль
* * *
Вечером заволновалась Матрена: «Где же муж? Почему задержался? Всегда до захода солнца приходил домой». Настала ночь, а его все не было. Просидела целую ночь одна, не сомкнув глаз, а утром подалась в сельсовет.
Заболел в лесу, может, сердце подвело, рассудили там и сразу же организовали поиски.
Колхозники, пионеры неделю ходили по лесу. И многие из них только теперь узнали, как велик их лес, какие широкие просторы занял он, сколько в лесу зарослей, непроходимых чащ.
Лесника нигде не было. Как в воду канул человек. Приезжала и милиция с собаками, но прошли проливные дожди, поиски ничего не дали.
Настала осень, а председатель колхоза каждый день давал наряд группе людей на поиски Григория Бурды.
Матрена ходила в лес, пока все тропки не позаметало снегом. В длинных ее волосах появились белые пряди, на лбу легли глубокие морщины А в глазах навсегда засела безысходная печаль. Стала она неразговорчивой, избегала встреч с людьми. Наедине со своим горем думала о муже и не могла представить, куда же он мог деваться.
Об этом думал и инспектор милиции Олейник. Он часто встречался с Матреной Захаровной, выслушивал ее, утешал, поначалу старался не убивать в ней надежду. Не говорил он ей только того, в чем сам давно уже был убежден: лесник стал жертвой преступления. Случись внезапная смерть, труп его, безусловно, был бы в лесу найден. «Заметая следы, преступник мог и спрятать труп», думал участковый, кропотливо изучая все лица, которые в день исчезновения лесника находились в лесу.
Прошла зима, была на исходе и весна, а Олейник все не мог установить, что же произошло с Бурдой. Но, как часто бывает в таких случаях, разгадка приходит внезапно, нередко случайно, с появлением какой-то новой детали, которая и проливает свет, дает возможность сделать правильные выводы.
На этот раз помогли Олейнику ребятишки. Бродя по лесу, они нашли разрытую зверями яму, которая и заинтересовала участкового. В ней находилась шкура, голова и ноги лося. Уже по тому, что голова и ноги зверя просто отрублены, а на коже имелись порезы, можно было предположить, с какой спешкой это делалось.
Участковый осмотрел окружающую местность. На поляне он заметил клочья шерсти, которые по цвету были схожи с цветом шерсти на выкопанной шкуре. Здесь же имелись и поломанные молодые саженцы, просматривалась продолговатая вдавленность на земле, схожая со старыми следами обуви человека. «Это место убийства лося, решил участковый. А если предположить, что лесник в это же время появился здесь Не только свидетель, а и обвинитель»
Олейник не мог себе представить, чтобы люди, стрелявшие в лося, могли также выстрелить в лесника. Не мог предположить такого потому, что он не встречался с таким отродьем, как браконьеры, и не знал их волчьих повадок. Бывали случаи, что кто-то из местных охотников нарушал правила: раньше времени стрелял зайцев или уток. Он их штрафовал. Приходилось и ружья отбирать, но все кончалось мирно. Признавали ошибки и воспринимали наказание как должное. Но чтобы нарушители правил охоты поднимали ружье на человека, такого он никогда не слышал. И все же обнаруженное ребятишками в лесу захоронение останков лося встревожило участкового. Именно здесь и могла разыграться трагедия. «Наверное, и он где-то здесь в земле под кустом лежит. Надо вызвать подмогу из района».
Он приказал новому леснику никого в лес не пускать и охранять обнаруженную яму, чтобы не затаптывать оставшиеся следы, а сам сел на мотоцикл и умчал в райотдел милиции.
Там сказали, что в помощь ему приедут работники уголовного розыска с особой поисковой аппаратурой.
Пока участковый дома завтракал, в маленькой комнатке сельсовета его ждали двое. Инспектор уголовного розыска Михайленко тощей грудью навалился на стол, покрытый старой газетой, потирал ладонью щеки, острую небритую бороду и что-то думал свое.