Стоя в толпе рабочих, Литовченко слушал выступавшего и думал, как хорошо и искренне он говорит, как важно было созвать такое собрание, вселить уверенность, что никто не посмеет помешать нашим людям спокойно жить и трудиться.
Рядом с Литовченко стоял черномазый растрепанный паренек. Он тронул локтем своего соседа, пожилого рабочего, и спросил:
Дядя, а кто говорит?
Зубенко, секретарь парткома, не видишь? Э, да ты, видать, из новичков Ну-ну, слушай и вникай: не уйти гаду от ответственности, всем рабочим коллективом искать его будем. Такого человека порешил!
Секретарь парткома еще заканчивал свою речь, когда на импровизированную трибуну проворно взобрался председатель завкома Банько.
Товарищи! громко воскликнул он, привычным жестом выбросив вперед руку. Здесь выступали многие рабочие, выражая, так сказать, свой гнев. Не буду повторяться, я целиком с ними согласен. Я хочу только предостеречь вас: среди нас, товарищи, есть опасные люди Новацкий не одному директору угрожал, он неоднократно угрожал и мне
Литовченко досадливо поморщился: «Не надо бы ему о Новацком! Зачем возбуждать против него людей, когда виновность его еще не доказана»
Очевидно, эта же мысль промелькнула и у секретаря парткома. Полковник заметил, как Зубенко дернул Банько за пиджак, предостерегая от излишней болтливости. Не понимая в чем дело, Банько замялся и, уже потеряв прежний апломб, скороговоркой выкрикнул:
Такие люди могут направляться рукой международного империализма!
Стоявший впереди Литовченко молодой рабочий обернулся к растрепанному, чумазому пареньку.
Слышь, Петька, наш Гришка Новацкий из механического«рука империализма». Ну и словесник Банько!
А ты что же, не согласен? полушутя-полусерьезно спросил Литовченко.
В глазах паренька зажглись озорные искорки.
Так Новацкий же псих! У него шестеренки не на месте, заржавели, понимаете? Я с ним в одном общежитии живу. Какая там «рука империализма»! Сумасшедший он!
Полковник направился из цеха в заводоуправление. Ему хотелось побеседовать с Банько, речь которого была трескучей и неуместной.
«Конечно, думал он, тот факт, что Банько указал на Новацкого, неожиданно может сыграть на руку работникам следствия. Если убил не Новацкий, то настоящий убийца, узнав, что розыски идут по ложному пути, ослабит настороженность, успокоится, и его легче будет найти. Однако можем ли мы подчинять нашим профессиональным интересам отдельного человека, даже заподозренного в тягчайшем преступлении? Конечно, нет! А Банько публично опозорил Новацкого, вина которого не доказана»
Пройти к председателю завкома оказалось делом не таким уже легким.
Вы к Федору Ивановичу? резко спросила секретарша. Тогда зайдите в другой раз. Он только что проводил собрание и сейчас не принимает.
Видя, что слова ее не произвели должного впечатления, секретарша быстро вскочила из-за стола, чтобы преградить путь назойливому посетителю. Стеклянно-круглые, как у куклы, глаза излучали холодную непреклонность, узкие брови изогнулись высокой дугой.
Я не к вам, милая, мягко пытался умерить ее служебный пыл Литовченко. А примет ли меня товарищ Банько, решать не вам.
Узкая рука секретарши с ярко-красным маникюром решительно легла на дверную ручку.
Я вам уже объяснила: Федор Иванович занят. Вас много тут ходит, и если с каждым
Не слушая окончания этой тирады, полковник Литовченко молча отстранил секретаршу и открыл дверь.
Банько сидел, склонившись над столом, и просматривал какую-то бумагу. Ни спор в приемной, ни стук двери не вывели его из состояния деловой углубленности в работу.
При появлении посетителя он даже не поднял головы.
«Вот выдержка, усмехнулся про себя Литовченко. Всем бы нашим работникам такие крепкие нервы!»
Здравствуйте, товарищ Банько, спокойно, с чуть уловимой иронией в голосе сказал полковник.
Ни один мускул не дрогнул на лице Банько. Занятый чтением, он, казалось, не услышал приветствия. Только дочитав до конца, он откинулся в кресле и строго взглянул на человека, посмевшего войти в его кабинет без доклада. Однако тяжелый его взгляд, остановившийся на Литовченко, постепенно начал светлеть, и, наконец, лицо расплылось в радушной улыбке: он узнал полковника, с которым познакомился ночью.
А, высокий гость!.. Милости просим, товарищ полковник!
Банько вышел из-за стола и крепко пожал Литовченко руку, чуть задержав ее в своей мягкой теплой ладони. Лицо его приняло трагически скорбное варажение.
Проглядели, каюсь Такого опасного человека не распознали!
Я просил бы вас познакомить меня со всеми материалами, касающимися Новацкого.
Да вот, полюбуйтесь! Банько положил перед полковником толстую папку, лицо его брезгливо сморщилось.
Литовченко присел у приставного столика и углубился в чтение заявлений Новацкого. И содержание этих заявлений, и манера излагать свои мысли сразу же поразили полковника. Бросались в глаза не только отсутствие технических обоснований того или иного рационализаторского предложения, но и полное отсутствие логики в основных посылках и выводах. Последние заявления Новацкого носили явно бредовый характер. То он требовал пересмотреть расстановку станков в цехе, обвиняя всех инженеров и дирекцию в технической неграмотности, то выдвигал фантастический план коренного переустройства всего завода, нагромождая нелепицу за нелепицей. Заявления написаны в грубой, часто оскорбительной форме и неизменно заканчивались угрозами бюрократам, зажимающим предложения новатора. В бюрократизме обвинялись все руководящие работники завода.
Полковнику невольно вспомнились слова молодого рабочего о том, что у Новацкого «шестеренки заржавели». В состоянии возбуждения такой человек действительно мог перейти от угроз к делу.
Видя, что Литовченко заканчивает просмотр заявлений, Банько поглядывал выжидающе. Однако полковник сделал вид, будто не понимает значения этих нетерпеливых взглядов.
Вы говорили о «руке империализма», негромко заметил он. Возможно, у вас имеются для этого какие-нибудь основания?
А разве не ясно, что такие люди, как Новацкий, находка для империализма? Неустойчивый, разложившийся элемент! Где же им еще черпать свои кадры?
Ну, знаете, все это область предположений Обвиняя человека, мы должны опираться на факты.
Как? Вы до сих пор не убеждены, что именно Новацкий убил директора?
Возможно, и он, однако утверждать этого не могу. Литовченко невольно усмехнулся. И вам не советую!
В кабинет вошел секретарь парткома Зубенко. В первую ночь следствия Литовченко не успел с ним познакомиться, и сейчас председатель завкома представил их друг другу.
Очень приятно, товарищ полковник. Лицо Зубенко озарилось открытой, приветливой улыбкой. Очень рассчитываю на вашу поддержку. Мне кажется, товарищ Банько напрасно поспешил объявить, что Власюка убил Новацкий.
Банько покраснел и прикусил губу. Казалось, он готов был ответить резкостью, но голос его прозвучал почти ласково.
На эту тему мы как раз и беседовали, когда вы вошли. Я считаю
Телефонный звонок не дал ему окончить. Банько взял трубку.
Слушаю, сказал он начальственным тоном. И вдруг выражение самоуверенности исчезло с его лица. Что что?! закричал он надрывно. Новацкий застрелился в общежитии?! Да, Зубенко у меня, и мы сейчас выезжаем.
Бросив трубку на рычаг, Банько взглянул на Зубенко с видом нескрываемого превосходства.
Вот, доделикатничались! Я же говорил, что его надо было сразу арестовать! А теперь преступник, убийца ускользнул из наших рук!
Ошеломленные только что полученным известием, полковник и Зубенко промолчали. Это новое событие придало делу об убийстве Власюка еще более трагический характер. Оба думали об одном: кто же такой Новацкийубийца, испугавшийся ответственности за совершенное им преступление, или жертва случайного стечения обстоятельств?
До общежития все трое доехали в полном молчании. Обиженный сделанными ему замечаниями, Банько восседал в машине с видом человека, несправедливо оскорбленного в своих лучших побуждениях. Зубенко мысленно корил себя за то, что не выступил после председателя завкома и не сгладил впечатления от его речи. Полковник Литовченко с горечью думал о том, что эту вторую на протяжении суток смерть, по всей вероятности, можно было б предотвратить
Из общежития навстречу машине выбежала сестра-хозяйка, пожилая худенькая женщина. Она была одна в помещении, когда раздался выстрел, и еще не оправилась от потрясения. Нетвердо ступая и поминутно вздрагивая, она провела приехавших в конец коридора и остановилась у крайней двери.
Здесь! сказала она шепотом.
Новацкий лежал на спине посреди комнаты, раскинув руки. На его изможденном лице застыло выражение страха и недоумения. Белая рубашка с левой стороны была обильно залита кровью. Рядом валялся револьвер. У двери громоздились стулья и перевернутый стол: прежде чем выстрелить в себя, он забаррикадировал дверь.
Сестра-хозяйка рассказала:
Сегодня с самого утра был он вроде бы не в себе. То выскочит в коридор, то снова в комнате спрячется. Потом слышу, командует: «наступать», «отступать», «врагу живым не сдаваться». Видать, все ему фронт, война мерещились. Я позвонила в скорую помощь, смекнула, что человек заболел. Только отошла от телефона, как слышувыстрел! Кинулась я сюда, а дверь-то завалена, пришлось людей кликнуть Ой, не приведи бог такое увидеть
Женщина закрыла рукой глаза, из-под узловатых ее пальцев закапали слезы.
* * *
В этот день полковник Литовченко сам нарушил установленный им же порядок: на доклад о ходе следствия он вызвал не старшего группы, майора Петренко, а лейтенанта Цибу.
К этому его побудило упорство майора. Узнав о самоубийстве Новацкого и о том, что у последнего был револьвер, Петренко окончательно уверовал в непогрешимость своей версии и старался вести следствие только в этом направлении. К показаниям Вали о хлопке в кабинете он продолжал относиться скептически, так как они не укладывались в его схему. А между тем именно таинственный хлопок мог оказаться ключом ко всему делу. И лейтенант Циба, по-видимому, это понимал.
Разрешите войти? спросил он, несколько смущенный тем, что ему придется докладывать полковнику.
Прошу вас! Литовченко указал рукой на стул у письменного стола.
Лейтенант сел и развернул перед собой свои заметки и вычерченный карандашом план территории заводоуправления и прилегающих к заводу улиц.
Полковник с интересом взглянул на план.
Есть какие-нибудь новые материалы?
Кое-что есть. Лейтенант ответил с подчеркнутым спокойствием, но его порозовевшие щеки и заблестевшие глаза говорили о том, что это «кое-что» не так уж, по его мнению, незначительно.
Интересные новости, товарищ полковник, сдержанно начал Циба. Окно в кабинете директора, открытое в вечер убийства, выходит вот сюда, на улицу Цветную. Улица не освещена. Свет из окна кабинета пробивается только через узкую щель между портьерами. Когда встанешь на выступ фундамента, хорошо видна фигура человека, сидящего за письменным столом. В то же время стоящий за окном остается незаметным: тень от портьеры надежно укрывает. С улицы его также трудно приметить: закрывают ветви деревьев.
Рассказывая, Циба водил карандашом по чертежу, придвинув его ближе к полковнику.
Самое интересное, товарищ полковник, следы человека именно под этим открытым окном! Обратите внимание: вот здесь, у самого окна, разбита небольшая клумба, засаженная цветами. Так вот, на этой самой клумбе отчетливо видны следы двух ступней и вмятина от упора одной руки с растопыренными пальцами. На выступе фундамента я нашел кусочки чернозема и глины. Они могли отстать от ботинок стоявшего здесь человека. Следы ног на клумбе находятся как раз против выступа фундамента, вернее, против того места, где мог стоять человек.
А клумба на каком расстоянии от стены? спросил полковник.
На расстоянии полутора метров. Высота фундамента выше метра. Если предположить, что там стоял человек и выстрелил, то, убегая, он спрыгнул бы на клумбу и, чтобы не упасть, уперся бы рукой о землю.
Какой давности следы на клумбе?
Уборщица заводоуправления говорит, что она каждое утро поливает цветы и что никаких следов на клумбе утром в день убийства она не видела. Палисадник обнесен заборчиком, и туда, кроме уборщицы, поливающей цветы, никто не заходит.
Что еще обнаружено при осмотре палисадника?
Вот эта пуговица. Циба положил на стол брючную пуговицу с торчащими в отверстиях черными оборванными нитками.
Где же была найдена пуговица?
На той же клумбе. По-видимому, она оторвалась в момент прыжка.
Возможно, лейтенант. Но если предположить, что неизвестный нам преступник стрелял через окно, значит, у окна должна быть и отстрелянная гильза.
Гильзы нет, товарищ полковник.
Вот в этом и загвоздка! Экспертиза показала, что извлеченная из головы убитого пуля выпущена из пистолета системы «вальтер». Но где же гильза?
Гильзы ведь нет и в кабинете, заметил Циба. А если предположить, что стрелял Новацкий, то именно в кабинете мы должны были ее обнаружить
Преступник не учел трудностей следствия и не оставил нам гильзы, пошутил полковник и уже серьезно добавил:А найти ее или разгадать тайну ее исчезновения надо!
Товарищ полковник, заторопился Циба, еще одна важная деталь: от этого окна до стула, на котором сидел Власюк, всего пять метров. Линия прицела через окно идет прямо в левый глаз.
Но учтите, что Новацкий, находясь в кабинете директора, мог зайти и от окна
Циба задумался.
Мог, конечно.
Значит, еще не доказано, что стреляли через окно. Согласен с вамиза окном мог быть человек. Это подтверждают следы на клумбе и на выступе фундамента, оторванная пуговица, наконец, показания уборщицы. Значит ли это, что человек, вскарабкавшийся на выступ фундамента, действительно выстрелил? Могло быть и так: случайный прохожий из любопытства заглянул в освещенное окно. Или мелкий воришка, которого это открытое окно соблазнило? Он вскарабкался на фундамент в надежде чем-нибудь поживиться, но, увидев сидевшего за столом человека, испугался и спрыгнул Прямых доказательств, что выстрелили через окно, у вас пока нет. Учтите, я не опровергаю вашу версию, я только говорю, что у вас еще недостаточно доказательств.
Понимаю вас, товарищ полковник!
Предположим, что услышанный секретаршей хлопок был действительно выстрелом из пистолета. Значит, это случилось в 10 часов 30 минут вечера. В это время на улице еще много прохожих, и кто-нибудь мог его тоже услышать. Нужно найти таких людей. Учтите и то, что преступник, убегая, мог столкнуться с кем-нибудь из прохожих. Вид бегущего, взволнованного человека невольно зафиксируется в памяти, даже если прохожий не придаст этой встрече значения.
На Цветной улице не так уж много домов. Если проверить, кто из живущих на Цветной в это время находился вблизи заводоуправления Так я вас понял, товарищ полковник?
Правильно! Здесь даже незначительные показания могут сыграть решающую роль. Кстати, слепки следов на клумбе вы сделали?
Так точно, товарищ полковник!
Тогда продолжайте действовать. Я считаю, что вы добились немаловажных результатов.
Смущенный и обрадованный похвалой, Циба вспыхнул, но лицо его сразу же помрачнело.
Вы чем-то встревожены, лейтенант?
Как вам сказать, товарищ полковник
А все-таки? настаивал Литовченко, уловив в голосе лейтенанта неуверенные нотки.
Я, право, не знаю я боюсь
Того, что майор Петренко не представит вам свободы действий?
Циба опустил голову.
Майор считает, что я занимаюсь второстепенными деталями, и я боюсь, что он
Хорошо, я поговорю с майором.
Отпустив лейтенанта, Литовченко задумался.
«Нехорошо, конечно, что приходится действовать через голову Петренко. И у лейтенанта Цибы действительно сложное положение Придется поговорить с майором серьезно. Он не только сам допускает ошибки, но и связывает своих подчиненных. А ведь у этого молодого лейтенанта есть хватка! Из него может выйти неплохой розыскник, если такие, как Петренко, не собьют его с правильного пути И все же с майором тоже важно найти правильный тон, чтобы не подлить масла в огонь Наверное, и так уже обиделся».
Полковник не ошибся. Майор вошел в кабинет с замкнутым лицом человека обиженного и ущемленного.
Разрешите доложить, товарищ полковник? подчеркнуто официально спросил он.