Смерть на Кикладах. Сборник детективов 2 - Сергей Изуграфов 4 стр.


 Это очень хорошо, просто замечательно!  одобрил он, задумчиво черкая карандашом на фирменном бланке гостиницы, что лежал перед ним на столе.

Странно, что она еще не ответила, вдруг подумал Смолев. Официальное приглашение на бланке виллы он послал по электронной почте еще два дня назад и продублировал по смс. Звонить постеснялся, решил, что его неправильно поймут. Может, стоило все-таки позвонить? Детский сад какой-то! Снова заныл старый шрам на виске, Алекс привычно растер его пальцем.

 Вам перечислить, кто где живет, босс?  поинтересовалась Катерина и, не дождавшись ответа, застрочила, как из пулемета:  Итак, босс, в первом номере  пара из России, Антон и Мария Цветковы, муж и жена. В соседнем, втором номере, поселилась их подруга  Ариадна, правда, интересно? Ариадна на Наксосе! Все, все, не отвлекаюсь, босс! Так, в третьем номере  молодой человек тоже из их компании, Глеб Перм Пермяков, так кажется,  с трудом выговорила она сложную фамилию.  В четвертом  молодая пара итальянских студентов из Неаполя: Риккардо и Габриэлла Буджардини, муж и жена, два года, как поженились. Очень любят пасту! Как выяснилось, час спорили с Петросом, как нужно варить спагетти, представляете? Такая битва была! Даже звонили в Неаполь, консультировались! Оказывается, что у Риккардо отец держит в Неаполе ресторанчик на набережной! Оба кругленькие, румяные, как пончики! О чем это я? Ах, да! В четвертом номере  греки с материка, что давно живут, пенсионеры. Ну вы их знаете, Пападопулосы, милые такие старички. Все горюют, что Ирини уезжает на материк. В пятом  после того, как Мария перебралась на хозяйскую половину, поселились две французские студентки из Сорбонны, говорят, что они в прошлом году здесь отдыхали, им очень понравилось. Странно, но я их не помню. Мари и Селестина, веселые такие парижанки. Спрашивали про своего профессора, Мартена, я ничего не стала им говорить, босс! Вы уж как-нибудь сами В шестом у нас по-прежнему семья Тосканелли в полном составе. Про кошку молчу, молчу! В седьмом  молодые люди из России, веселая троица, три дня как заехали. Спортсмены. Они с раннего утра уезжают на арендованном авто за ветром  и до позднего вечера. Серфингисты и дайверы. Познакомились с парижанками, второй день вместе тусят! Сейчас гляну, как зовут. Неважно? Ну ладно, босс. Так, дальше А, собственно и все! Восьмой же номер мы закрыли по вашему распоряжению, до реконструкции. И правду сказать, кто туда вселится? В монастыре условия лучше! Еще у Димитроса и Ирини на хозяйской половине гостит молодой Спанидис, сын Иоанниса. Уедет через три дня. Англичане Бэрроу с Кристиной в Афинах до конца месяца, оформляют документы на получение премии за клад; Лили звонила сегодня утром, сказала, что все идет хорошо, за пару недель им все оформят окончательно. Мы для них бронируем снова их номер с первого числа. В общем, как-то так!

Все время, пока Катерина бодро докладывала ему обстановку с заполнением номеров, Алекс задумчиво рисовал на бумаге черточки и волнистые линии, которые сами собой неожиданно складывались то в парусник, борющийся с ветром, то в кипарис у дороги, то в знакомый профиль с ямочками на щеках

Мелодично просигналил сообщением айфон. Алекс поднял глаза от рисунка. Наконец-то!

«Конечно, я приеду к вам, Алекс, раз вы меня зовете! Вы непростительно долго тянули с приглашением. В следующий раз  просто позвоните, мне будет приятно!»

 Босс, а босс?  удивленная и встревоженная его долгим молчанием произнесла горничная.  У вас все в порядке? Что-нибудь не так? Или я что-то не то сделала?

 Все отлично, Катя,  ответил Алекс, улыбаясь своим мыслям.  Ты  просто умница! Вот теперь у нас все просто замечательно! Готовимся к открытию таверны, праздник через два дня!

Часть третья

Несчастные случаи  очень странные штуки. Они обычно случаются совершенно случайно!

Алан А. Милн, «Винни-Пух и все, все, все»

После разговора с отцом по телефону Глебу снова, до зубовного скрипа, до дрожи захотелось выпить. И не просто выпить, а выдернуть зубами пробку и, запрокинув голову, вливать в себя коньяк до полного изнеможения; вливать до тех пор, пока есть силы глотать эту обжигающую жидкость.

Коньяк действовал быстро  каких-то двадцать минут  и он уже совершенно не соображал, где он и что с ним. Зато уходила эта боль, раздирающая душу: боль и обида на отца. Потом, всплывая вместе с ним из мрака небытия, его накрывало тяжелое, удушливое похмелье, выворачивающее внутренности и иссушающее глотку, когда было так плохо, что он почти умирал. Но дня три-четыре после этого, а то и неделю он мог сносно существовать, пребывая в каком-то тумане, отупевший и измученный, но загнавший боль куда-то глубоко внутрь.

Отцу всегда было на него плевать. Сколько он себя помнил.

Глава и единственный владелец крупного концерна, создавший корпорацию с нуля «своим собственным горбом», как любил он говорить по поводу и без, Дмитрий Викторович Пермяков был человеком жестким, властным и чуждым любого рода сантиментов. «Бизнес  прежде всего!» Этот человек сделал себя сам.

Доктор химических наук, профессор, обладатель сорока патентов на уникальные изобретения, производственник, сумевший не только шагнуть в прикладной химии гораздо дальше других своих коллег, но и успешно превратить свои изобретения в деньги. А на это способны лишь единицы. Волевой, умный и харизматичный, еще двадцать лет назад он создал с друзьями небольшое химическое производство, которое с тех пор превратилось в огромный концерн с миллиардными оборотами.

Старший Пермяков был из тех, кого называли «капитанами промышленности». Он действительно умело лавировал в бурном океане российского рынка, ловко обходя мели запутанных законов, скалы министерских отраслевых ограничений и айсберги налоговых проверок.

Между отцом и сыном в последние несколько лет отношения испортились совершенно.

Глеб горько усмехнулся. Испортились? Да их и вовсе не было!

Сколько он себя помнил, отца никогда не было рядом. Мать всегда объясняла его отсутствие занятостью на работе, пряча от сына заплаканные глаза.

Отец не бывал дома неделями, а когда появлялся, то первые пару дней они с матерью еще сносно общались, потом мать не выдерживала и высказывала отцу все, что накипело. Отец молча выслушивал все претензии. Надо отдать ему должное, выдержка всегда была железной. Потом говорил жене: «Дура! Для вас ведь стараюсь!», бросал на цветастую клеенку очередную пачку денег и уходил, хлопнув дверью. Сначала в институт или по друзьям, а потом, когда оборудовал роскошные апартаменты в новом офисном здании, то не бывал дома уже месяцами, присылая деньги сперва с водителем, а потом и просто переводя матери на карту.

Родители развелись, когда Глебу исполнилось шестнадцать лет. Такой вот подарок на день рождения,  он до сих пор им этого не простил. Впрочем, отец сроду не помнил про его день рождения. И когда мама вручала сыну празднично запакованные свертки, «этот от меня, а этот  от папы», он понимал, что отец не имел к этому никакого отношения, просто мать не хотела его расстраивать, купив на отцовские деньги дорогой подарок.

К слову сказать, отец никогда не был скрягой. Деньги он матери давал щедро, значительно больше, чем требовалось на жизнь. Впрочем, Глеб быстро понял, что эти суммы, казавшиеся ему крупными, в доходах его отца составляли ничтожный процент. Пермяков-старший уже давно был мультимиллионером. И не в российских рублях.

Когда Глеб подрос, отец неожиданно стал чаще проявлять интерес к его судьбе, если так можно сказать о паре звонков в месяц с вопросом: «Ну как ты, жив-здоров?».

Когда Глебу исполнилось двадцать, отец вдруг пригласил его в свой особняк в Комарово, где жил с новой женой и сыном Максом.

Сводного брата Глеб увидел впервые. Тому было шестнадцать, а жена Пермякова-старшего  Ольга  работала на предприятии отца с момента его создания. Начинала бухгалтером, а теперь занимала пост финансового директора.

Не надо быть гением, чтобы сложить два плюс два. И Глеб сложил. И именно тогда он впервые напился. От обиды за мать, за себя, за свое сиротское детство при живом отце. Он пил раритетный французский коньяк большими фужерами, стремительно хмелея. А потом его словно прорвало, как прорывает бурная река плотину, сложенную из старых и сгнивших бревен. Он с упоением, глядя отцу в глаза, высказал все, что он про него думал: про его ложь, про его проклятую работу; все свои детские и подростковые обиды. Он спешил, захлебываясь и брызгая слюной, пока мог связно говорить. Потом он замолчал и не помнил, что было дальше

Очнулся на следующий день уже в своей постели. Мать сказала, что его, бревно-бревном, привез отцовский водитель и помог ей донести тело до кровати.

Мать отпаивала его чаем и травяными сборами.

На второй день он пришел в себя и смог уже встать и ходить по комнате. Заметив на столе фирменную папку отцовского концерна, оставленную водителем накануне, он раскрыл ее и долго отупело смотрел на содержимое. Документы на машину, права, страховка и два комплекта ключей с фирменным знаком мерседеса. Все оформлено на его имя. Сверху лежала открытка, где быстрым и четким отцовским почерком было написано: «С днем рождения, сын!».

На ватных ногах он подошел к окну, выглянул во двор. Хищный спортивный автомобиль черного цвета стоял под его окном, слегка запорошенный снегом, что шел со вчерашнего дня.

Безразлично оглядев первый в его жизни отцовский подарок, он задернул шторы и вернулся в кровать. Потом, приподнявшись, схватил со стола папку и со всей силы зашвырнул ее за шкаф, в дальний угол. Там она проваляется несколько месяцев. Потом он продаст мерседес, так ни разу и не сев за руль. Продаст первому же покупателю, не торгуясь. Деньги уйдут сквозь пальцы, как песок.

Почти три года они с отцом не общались совершенно.

Глеб игнорировал его редкие звонки, потом и вовсе занеся его телефон в черный список. К тому моменту Пермяков-младший уже с отличием окончил Технологический институт по профилю «Химическая технология неорганических веществ» и поступил в аспирантуру. Гены ему, по всей видимости, достались неплохие.

«Светлая голова!»  говорили про него на кафедре.  «Весь в отца, далеко пойдет!».

Он уже выбрал тему для кандидатской и целый год работал над ней, когда встретил Ариадну. Стройная блондинка, спокойная и застенчивая, первая из всех, с кем он до того общался, смогла его выслушать не перебивая и не отвлекаясь на темы о шмотках-концертах-клубах, когда он рассказывал о своей работе. Они стали изредка встречаться, ходить по галереям и музеям, благо, в Петербурге с этим нет проблем. Ариадна, для друзей  Арина, училась на архитектора, и ее интересовало классическое искусство. Потом возникла эта идея  проехать всю Грецию, побывать на Кикладах. Молодая семейная пара ее друзей составила им компанию. И все было бы хорошо, если бы отец снова все не испортил.

Незадолго до отъезда Глеба ждал неприятный сюрприз. Отец приехал на кафедру и беседовал с деканом, своим давним товарищем. О визите Глеб узнал от самого декана, который пригласил аспиранта в кабинет и долго благодарил его за помощь, что оказало предприятие его отца кафедре  за новую компьютеризированную химическую лабораторию. До этого в Петербурге такая была лишь в единственном числе  на предприятии самого Пермякова-старшего.

Декан прямо дал понять Глебу, что отныне того ожидает блестящее будущее, полная поддержка со стороны кафедры и ректората. О кандидатской можно было даже не беспокоиться, что там кандидатская! Докторскую пора начинать писать!

«Может, сразу в академики? Или в члены-корреспонденты? Чего уж мелочиться-то!  ядовито поинтересовался Глеб у совершенно растерявшегося декана.  Меня кто-нибудь спросил, чего хочу я?»

Он так хлопнул дверью кабинета, уходя, что со стены в приемной упал портрет Менделеева. Рама треснула, стекло выпало и разбилось. Сам Дмитрий Иванович глядел с обнажившегося портрета на происходящее строго и неодобрительно.

Луиза Андроновна  опытная секретарша с тридцатилетним стажем  всполошенно бросилась в кабинет к шефу со стаканом воды и заранее заготовленной валерьянкой.

Ожидавшие в приемной преподаватели и студенты с удивлением и страхом шарахались от взъерошенного Глеба, кипевшего от негодования и возмущения, как от чумного. Он заметил это, и ему стало еще хуже.

«Извините!..»  пробормотал он сквозь зубы и бросился прочь.

Через два дня они вылетели в Афины.

Когда они уже были в Пирее, ему позвонил отец. Не с мобильного, видимо, секретарша соединила.

 Что ты устроил на кафедре? Что это еще за истерика на пустом месте? Что ты себе позволяешь?  жестко начал отец с места в карьер.

 Не лезь в мою жизнь!  ответил Глеб, леденея от ненависти.  Тебя никогда в ней не было, вот и теперь не суйся!

 Идиот! У меня на тебя планы! Ведешь себя, как мальчишка, сопляк! Что за истерики? Впереди столько работы! Думай о будущем!  в голосе отца привычно звучал металл.

 В моем будущем тебя нет,  тихо и горько ответил Глеб и отключил телефон.

И вот в Пирее он впервые напился при Арине. Не сдержался.

Пошел в ближайший бар на пляже, пока они ждали паром, взял бутылку конька и выпил ее из горлышка, залпом, прямо у стойки, совершенно ошеломив всех присутствующих. Но ему было плевать. Пусть смотрят!

Через двадцать минут его привычно «накрыло», что было потом  помнил уже смутно. Кажется, кого-то ругал, с кем-то сцепился, дальнейшее  темнота. Очнулся на скамейке, стоявшей почти у кромки воды в тени развесистого платана. Через пятнадцать минут друзья привезли его в гостиницу, где он, отведя взгляд и буркнув что-то неразборчивое, скрылся за дверью своего номера. Сначала отмокал в ванне несколько часов, потом лег в постель и проспал до утра тяжелым беспробудным сном.

На завтрак он вышел хмурым, присоединившись к друзьям, сидевшим за столиком. Арина его игнорировала, что ж,  поделом!

 Слушайте,  сказал он, выпив три чашки кофе подряд.  Я прошу прощения! Я был неправ. Такого больше не повторится!

 Не парься!  ответил за всех Антон.  Держи себя в руках, и все будет путем. Нас пригласили на праздник местного дайвинг-клуба. Ты с нами?

 Конечно, я с вами!  поспешил согласиться Глеб.

Последние полгода он занимался дайвингом в питерском клубе «Морской Дракон», совершил пробное погружение и прошел курс начального уровня «Open Water Diver». Со своим сертификатом PADI OWD он имел право погружаться в любой точке земного шара без контроля инструктора, покупать и брать в аренду дайверское снаряжение. Антон был еще круче: у него был сертификат дайвера-спасателя  PADI Rescue-diver. Еще не мастер-инструктор, но уже близко к тому. Вот у девчонок это будет первое пробное погружение.

 А снаряжение?  поинтересовался Глеб.

 Я заказал аренду,  кивнул Антон, со вкусом уплетая омлет с копчеными колбасками,  не переживай! На тебя тоже; на каждого, по фамилии  свой персональный комплект. Нам повезло  в гостинице живут еще трое русских парней из Москвы. Пока ты спал  мы все успели перетереть. Они тут четыре дня уже. Виндсерфинг и кайт. Но сегодня тоже будут погружаться. У них все схвачено в местном клубе, свои люди, скидки и прочее. Обещали помочь соотечественникам! Все им продиктовал, включая данные паспортов. Свой сертификат не забудь захватить, ну и паспорт, само собой.

 Не забуду,  пообещал Глеб. Затылок все еще ломило, и несмотря на кофе, состояние было мутным.

 В клубе все подготовят, закачают смесь, останется только подогнать, проверить все на месте да проинструктировать девчонок. Я для них взял местного инструктора, сам буду рядом на подстраховке. Они глубже десяти метров все равно сегодня не пойдут. Кстати, там будет сегодня массовый заплыв! Местному дайвинг-клубу  десять лет! Народные гуляния под водой.

 Ну и отлично. Когда выдвигаемся?  спросил Глеб. Мутное состояние не проходило, печень увеличилась в размере и ощутимо давила на ребра. На еду было больно смотреть. От ароматов свежей выпечки ему становилось только хуже.

 Через пятнадцать минут.

 Ок,  кивнул Глеб, искоса поглядывая на Арину. Та по-прежнему обиженно молчала, не поднимая взгляда от тарелки.  Я тогда на улице покурю, потом захвачу документы и буду ждать вас на нижней террасе,  сказал он и, нетвердо держась на ногах, вышел из-за стола.

Облегчение Глеб испытал только тогда, когда они наконец вошли в совершенно прозрачную, прохладную воду на пляже Айос Георгиос.

Он с наслаждением погрузился, отрегулировал дыхание, как учили и, не дожидаясь девчонок, с которыми вел диалог инструктор на мелководье, взял курс на глубину.

Надо освежиться! Он нырнет и вернется, как раз успеет. Ему казалось, что он парит в прозрачной невесомости, как в космосе.

Назад Дальше