На скорую руку заполнив бланк, я сунула его в задний карман джинсов, но он вывалился оттуда и шлёпнулся на пол. Я повернулась и увидела, как мужчина, нагнувшись, поднимает бланк.
Ну то есть сначала я увидела его макушку, растрёпанные тёмно-русые волосы, доходившие до ключиц. Потом, когда он поднялсятёмные, изогнутые брови над кристально-голубыми глазами. Кольцо, свисавшее, как вопросительный знак, из узкого носа. Потрясающе красивые губыверхняя тонкая, изогнутая, нижняя пухлая, чувственная. Небольшую щетину на скулах и подбородке. Он был похож на фотомодель, и когда я оглядела его высокую, крепко сбитую фигуру в шортах карго и поношенной футболке с Игги Попом, обтянувшей его торс, как вторая кожа, у меня перехватило дыхание. Его руки были полностью покрыты татуировкамидикая смесь черепов, животных и странных узоров.
Я выдохнула, лишь когда он заправил волосы за уши. Уши, торчавшие, как у Добби. Замечательно. У незнакомца был недостаток. Я терпеть не могла идеальных людей.
Он протянул мне бланк и улыбнулся, и эта улыбка лишь несколько секунд спустя просияла в его глазах. Сначала в них вспыхнуло и так же быстро исчезло какое-то другое выражение, и я ощутила дежавю, едва не сбившее меня с ног.
Я его знала. Откуда я его знала? И сколько я простояла, уставившись на него, как идиотка? Обычно я соображала гораздо быстрее.
Ты уронила, сказал он. У него был необычный голос, низкий, но чёткий. Таким голосом можно было озвучивать документальные фильмы об иероглифах Розеттского камня. Вдоль моего позвоночника пробежали мурашки. Я взяла бланк, и наши пальцы соприкоснулись. Я ощутила электрический разряд. В буквальном смысле.
Ой! Я отдёрнула ладонь. Он виновато улыбнулся, сунул руки в карманы.
Извини. Я хороший проводник.
Я тупо таращилась на него, запихивая бланк обратно в карман.
Электричества, продолжал он. Ну, знаешь, разряды. Я не к тому, что я работаю проводником в поезде или там музыкальным проводником. Хотя я играю на гитаре.
Он молол чепуху, и в любой другой ситуации я решила бы, что он нервничает. Но такая мысль вызывала вопрос, с чего вдруг эта секс-бомба нервничала в моём присутствии.
Нет, я не была некрасивой. От матери-эстонки мне достались высокие скулы, рот в форме сердечка, тёмные глаза с тяжёлыми веками. Но мою красоту замечали не сразу. Если я просто стояла в углу комнаты, вряд ли чей-то взгляд на мне останавливался. Меня не замечали, и мне это нравилось. Если я в этот момент куда-то шлатогда, конечно, всё было по-другому.
Элли! закричала бариста неожиданно грубым голосом. Должно быть, хлестала кофе литрами.
Я улыбнулась мужчине, с болью осознав, что сказала ему только «ой», и побрела за кофе.
А я знал, сказал он, щёлкнув пальцами. Я медленно повернулась, сжала в руке стаканчик и обожглась.
Что именно? спросила я. Слишком горячий. Кофе был слишком горячий. Он улыбнулся мне, будто я только что собрала кубик Рубика, и я ощутила в животе трепет. Нужно было съесть что-нибудь ещё, помимо вяленой говядины.
Ты Элли Уотт.
Вот же сущая нелепость.
Я повернулась, дрожащей рукой сняла крышку со стаканчика.
Он меня знал. Шикарный татуированный парень меня знал, а я его не знала. Кошмар.
Я повернулась к нему, лицом к лицу, как можно искренне улыбнулась. Наконец сказала:
Мне нужно идти.
Если что-то пошло не так, просто уходитак меня учили родители. Ещёникогда не ставь слишком низкую планку. Ещёэмоции к победе не приведут. Жаль, что они были столь же лицемерны, как я.
Я отшагнула в сторону, не отводя глаз от двери, но он рванул ко мне и взял за свободную руку. Я подобралась, ожидая, что по телу пройдёт новый разряд, но нетпросто приятное прикосновение тёплой, сильной руки.
Подожди, сказал он чуть тише, подходя ближе. Он пах чем-то знакомым. Приятный, чувственный запах, который я не могла точно идентифицировать. Запах простоты и промышленности. Корица и чернила?
Я собралась с духом и посмотрела ему в глаза. Он был так близко, что я видела ободки его безмятежно-голубых радужных оболочек.
Ты меня не помнишь? спросил он. В его взгляде читалось ожидание и нервозность. Как будто, если я его не помнила, он разозлился бы, что улыбался мне так долго.
Нет, к несчастью, я понятия не имела, кто он, и это мне не нравилось. Судьба обычно сталкивала меня с засранцами, а не с шикарными мужчинами, которых хотелось облизать с ног до головыхотя порой это были одни и те же люди.
Он убрал руку, и я чуть расслабилась. Постаралась ответить как можно виноватее:
Прости. Я понимаю, таких, как ты, трудно забыть, но у меня очень плохая память. Ничего личного.
Сомневаюсь, сказал он тихо. Я вопросительно посмотрела на него. В чём он сомневалсяв моей плохой памяти (что, конечно, было не так) или
Кэмден Маккуин, выпалил он. Имя ударило по мозгу, как дождь по сухой земле, прежде чем впитаться. Первое, что я ощутила, чувство вины.
Взгляд его прекрасных глаз, чуть потемневших, обвёл моё лицо.
Ну, значит, ты меня помнишь.
Кэмден Маккуин, воспоминания о котором хранились в чертогах моего разума, ничем не был похож на эту секс-машину, покрытую пирсингом и тату. Кэмден Маккуин, которого я помнила, был высоким, да, но при этом нескладным. Неловким. Его красивая фигура пропадала даром. У того Кэмдена были сальные чёрные волосы, доходившие до лопаток. Он обожал собачьи ошейники, чёрную помаду и кружевные перчатки с отрезанными пальцами. Он всегда носил только чёрное. Всегда увешивал руки загадочными повязками, увидеть которые можно было в те редкие минуты, когда он снимал длинное чёрное пальто. Он таскал его даже в разгар лета, когда все вокруг умирали от жары. Он любил музыку, искусство, сидеть в тёмной фотокомнате. Все называли его Тёмной Королевой. Ходили слухи, что он гей, что он зоофил, что носит с собой в класс оружие. Его обзывали и били больше всех учеников школы Палм-Вэлли.
Привет, сказала я, пытаясь связать знакомого мне Кэмдена с тем Кэмденом, которого видела теперь. А ты изменился.
Черты его лица расслабились, вновь стали модельными.
Ты тоже. Твои волосы Он наклонился вперёд, откинул прядь волос с моего лица. Я вздрогнула всем телом и почувствовала, как расширились мои глаза. Тебе идёт. Я всегда думал, что длинные светлые волосы, как у Барби, не совсем подходят такой брутальной девушке, как ты.
Брутальная девушкасиноним суки? спросила я. Он рассмеялся, и я поняла, что его смех совсем не изменился. Он звучал так, будто смеялись над ним.
Ну я хотел сказать «суровая», но это было бы неуместно, да? Так что ты тут делаешь? С самой школы тебя не видел.
Да просто заехала навестить дядю. Просто проезжала мимо.
Он приподнял бровь.
Проезжала мимо и решила устроиться на работу в кофейню?
Да. В яблочко.
Я пожала плечами, обвела взглядом кофейню и глупо улыбнулась.
Тут так мило. Удивительно, как сильно всё изменилось.
Может быть, это ты изменилась? спросил он. Его взгляд был по-прежнему светлым и ясным, даже радостным, но в голосе я уловила что-то, не внушающее доверия. Будто он меня тестировал. И он имел на это полное право, учитывая, чем закончилось наше общение.
Я легонько толкнула его руку. Мне было так неловко.
Это ты изменился, Кэмден. Круто. Я едва не спросила, что с ним случилось, но такой вопрос прозвучал бы чересчур снисходительно. Ну, что нового?
Он посмотрел на пустой столик, за которым, когда я вошла, хихикали девчонки. Теперь они сидели, поджав губы, и вытаращенными глазами смотрели на Кэмдена; когда он повернулся, быстро отвели взгляд.
Теперь, когда он был совсем близко, я увидела в его глазах надежду, и это выражение его лица было мне знакомо.
Ты никуда не спешишь? Может быть, выпьем ещё кофе? спросил он.
Я едва не сказаланет. Едва не сказаламне нужно идти, хотя идти мне было некуда и я просто без всякой цели кружила бы по городу ближайшие несколько часов. Но он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки в сочетании с проколотым носом и растрёпанными волосами моё сердце подпрыгнуло, сбросив тяжесть кавы-кавы, как давящую броню.
И я ответиладавай.
Тогда
Кое-как пережив первую неделю в новой школе, идя по пыльной дороге, ведущей к дому дяди, девочка чувствовала себя так, словно вернулась из военного лагеря. Уже за эту неделю она обзавелась следующими прозвищами: Гугл Хром, Калека и Хромая Корова. Корова, конечно, по той причине, что после несчастного случая она сильно набрала в весеэто логично в тринадцать лет при условии бурлящих гормонов и пониженной активности.
В довершение унижений дядя не смог забрать её из школы в ту пятницу, и не было ничего ужаснее, чем идти вдоль по дороге. Люди были не в силах не смотреть на неё, когда она проходила мимо, и она почти слышала их мысли: интересно, что с ней случилось? Почему она так смешно ходит? Почему на ней джинсы в такую жару? Она видела их любопытные взгляды, видела, как формируются стереотипы в их головах.
Низко опустив голову, она шла, не сводя глаз с грубого, в глубоких трещинах, асфальта. Сумка, набитая новыми учебниками, давила на плечо. Девочка вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Мимо, рыча и сигналя, пронеслась красная машина, но девочка даже не посмотрела в её сторону.
Эй, Элли! позвал голос за спиной. Она остановилась и повернулась, взметнулась волна светлых волос.
Это был Кэмден Маккуин, её единственный друг в этом богом забытом городе. Он подошёл к ней, и она улыбнулась; его высокая тёмная фигура резко выделялась на фоне блёклого пейзажа.
Можно проводить тебя домой? спросил он с тихой надеждой. Хотя выглядел он весьма специфическидлинные чёрные волосы, мертвенно-бледное лицо, очки с толстыми стёклами и помада цвета гудронаон улыбался ей, и на впалых щеках играли ямочки. Он любил эпатировать.
Если хочешь, сказала она как можно равнодушнее. По правде сказать, она была рада. Не то чтобы она испытывала к Кэмдену что-то серьёзнее, чем дружеские чувства, но когда он не был погружён в маниакальную депрессию, его компания ей нравилась. К тому же люди почти не смотрели на неё, когда рядом был кто-то вроде Кэмдена. Пожалуй, лишь у него неделя выдалась хуже, чем у неё.
Ну, как день прошёл? спросил он, идя рядом.
Ох, блин. Викки Бессет рассказала всем на уроке истории, что я так странно хожу, потому что весила триста фунтов и сломала лодыжку. Теперь я повсюду слышу в свой адрес «Хромая Корова», сказала девочка, скрывая за наигранной беззаботностью обиду и стыд, рвущие её на части. Лучше было смеяться, чем плакать, пусть даже последнее было бы искреннее.
А, Викки. Это она сказала учителю, что у меня в рюкзаке пистолет. Редкостная сучка, ответил он тем же тоном, что и девочка. Ни один из них не хотел показать другому, как больно его всё это задевает.
Может, она тебя боится, предположила девочка. Кэмден не отрываясь смотрел на далёкую гору, и взгляд его был мрачен.
Ей есть чего бояться. Таких девочек, как она, карма никогда не наказывает по заслугам. Но если она не будет осторожна, я изменю её карму.
Девочка ничего не ответила. Её губы вытянулись в узкую полоску.
Она всего месяц знала Кэмдена, но уже не раз удивлялась тому, что он думал и говорил. Ей всегда казалось, что лишь она одна полна праведного гнева, но она очень, очень ошибалась.
Она решила запомнить: Кэмдена Маккуина лучше не злить.
Сейчас
Общаться с Кэмденом оказалось на удивление легко. У меня никогда не было проблем в общении с людьми. Но в то же время я была уверена, что чувствую исходящие от него волны раздражения. Он прихлёбывал чай маття, я большими глотками пила кофе, и мне никак не удавалось понять, что он чувствует. Он казался открытым, расслабленным, его рука оказывалась в опасной близости от моей каждый раз, когда он ставил чашку на стол. Должно быть, виной всему была моя гиперчувствительность, вызванная воспоминаниями и чувством вины.
Всё в порядке? спросил он и положил руку на мою. К счастью, меня не ударило током. Я отвела взгляд от осадка на дне стаканчика, который сосредоточенно рассматривала.
Да, извини, ответила я мягко. Я просто
Под сильным впечатлением?
Видимо, да.
Воспоминания Он осёкся. Руку так и не убрал. Я слишком отчётливо чувствовала её тепло, её близость. То, чья это рука. Моя ладонь готова была дёрнуться в любой момент.
Ну вот, сказал он, наконец убрав руку, вытерев подбородок и откинувшись на стуле. Так я и стал тату-мастером.
Я осознала, что говорил по большей части он. Это было совсем на меня не похоже. Но, с другой стороны, это ведь был мой бывший одноклассник, а не клиент.
Правда? Я тут же перевела взгляд на его татуировки. При ближайшем рассмотрении безумный калейдоскоп форм и расцветок обрёл смысл. Скорпионы, черепа, змеи, крылья и девушки в стиле пинап на фоне голубых океанских волн, кое-гдекрошечные подписи.
Полагаю, ты не слышала о моём тату-салоне?
А должна была?
Он указал на мою небольшую татуировку на рукетонкую полоску музыкальных нот.
Где ты это наколола?
В одном салоне в Миссисипи, ответила я и тут же пожалела, что не удержала рот на замке. Но он не стал спрашивать, зачем я поехала в штат, где жила раньше, прежде чем вернуться сюда. Вместо этого он сказал:
Знакомая мелодия.
Ты что, проиграл её в голове?
Он просиял. Вид у него был гордый и в то же время ленивыйесли бы он откинулся на стуле ещё чуть-чуть, оказался бы на полу.
Я же сказал, что играю на гитаре. Какая это песня?
Да не важно, ответила я. Ну, значит, ты теперь тату-мастер. Видимо, очень крутой?
Ну, ничего так. Он не без ложной скромности пожал плечами. Считаюсь одним из лучших в Лос-Анджелесе. Участвовал даже в шоу «Чернила Лос-Анджелеса». Не смотрела?
У меня и телевизора-то нет.
Он кивнул, будто это было и без того очевидно.
Ну, ты ничего не пропустила. А что касается песни, со временем выясню. Может, тогда расскажешь, почему её выбрала.
Я нахмурилась.
По-моему, ты переоцениваешь силу своего убеждения.
Ну, я же убедил тебя сидеть тут и разговаривать со мной, хотя ты уже рвалась к двери.
Это только потому, что ты секс-бомба, подумала я, но вслух не сказала.
Так что ты тут делаешь, если работаешь в Лос-Анджелесе? Предков навещаешь?
Его взгляд тут же изменился, будто солнце спряталось за тучу. В кофейне тут же стало темно. Но стоило Кэмдену улыбнуться, туча тут же ушла.
Нет, не родителей. Хотя они по-прежнему здесь живут. Папа по-прежнему шериф, как ты помнишь.
Ещё бы мне не помнить. Это он выгнал моих родителей из города.
У меня и тут есть тату-салон. «Игры amp; Иглы», сказал он. В восточной части города. Может, видела? Старый дом с фотографиями Белы Лугоши и Болотной твари у входа.
Очаровательно.
Салон на первом этаже, живу я на втором.
И хватает на жизнь? Невзирая на близость к Лос-Анджелесу, столице пластических операций, Палм-Вэлли не представлялся мне слишком культурнымили, вернее сказать, субкультурным местом.
Его улыбка из милой стала язвительной.
Разумеется. Ты не представляешь, сколько денег приносит тату-салон.
Самоуверенность Кэмдена была оскорбительна, но, по правде говоря, я ничего не знала о тату-салонах. Те, в которых я была, выглядели жутко, а мастератак, словно вынуждены прокалывать девушкам уши, лишь бы сводить концы с концами.
Он вынул из кармана мобильник, посмотрел на экран.
Кстати, через двадцать минут у меня клиент. Хочешь посмотреть, как я работаю?
Вообще-то идея наблюдать, как кого-то колют иглой, не вызывала у меня интереса, но прекрасное лицо Кэмдена было таким серьёзным и открытым, что я кивнула. И, конечно, виной всему было чувство вины за то, как отвратительно я поступила с ним в школьные годы. И если уж совсем честно, мне надо было видеть, насколько успешен этот парень.
Самой важной моей задачей было привлечение успешных людей.
Глава третья
Двадцать минут спустя я припарковалась напротив невообразимого двухэтажного дома. Кэмден Маккуин сидел рядом. Поездка вышла короткой, он всю дорогу то рассказывал, что изменилось с тех пор, как я покинула город, то восхищался машиной.
Сколько ты заплатила, если не секрет? спросил он, когда колёса, скрипнув по песку, остановились. Я улыбнулась, выключила зажигание.
Не знаю. Я её одолжила.
Открывая дверь, он подозрительно на меня посмотрел.
Одолжила, как учительские методички с ответами перед контрольной?
Я смерила его таким же подозрительным взглядом. Откуда Кэмден столько знал о моих выходках? Конечно, мои родители были в бегах, и все в Палм-Вэлли знали, что они мошенники. Люди показывали на меня пальцами и шептались, и я не сомневаласьили о моей травме (в большинстве случаев), или о том, замешана ли я в родительские аферы. Нет, в тот период не была. Так, порой обманывала учителей. Никогда не попадалась, потому что при виде меня они отводили глаза. Думаю, они меня жалелии у них было на это право.