Глава 1.Дом на Малиновой улице
1.
Две конфеты на большой белой руке. Он протягивал их каждую субботу тебе. И тебе тоже. В памяти остались только островки, на которых сверкала серебристая обертка. И все девочки в округе помнили это, потому что конфеты были похожи на два драгоценных камня.
Сладости были только на Новый год. И еще иногда на чей-нибудь День рождения в детском саду. Но эти были каждую субботу. Начинка была приторной, с кисловатым послевкусием, а шоколадная глазурь мягкая и тающая. И почему-то кролики танцевали на серебристой Луне. Такие счастливые кролики.
Лицо этого мужчины ускользало, а в памяти только белая протянутая ладонь и вкус шоколадной глазури. Нужно было незамедлительно расправиться с конфетами, пока мама ничего не узнала. Почему-то от сладости конфет веяло непреодолимым страхом. И уже тогда, на заре своей жизни, Женя ощущала слабое холодное дыхание смерти. Неминуемой и необратимой. Но в детских сказках об этом ничего не было.
Дом на Малиновой улице сверкал так же, как и обертка, словно начищенная монетка. И ей чудилось, что он весь сделан из леденцов. Стоит только подойти к нему и лизнутьязык тут же обомлеет от удовольствия. Но Женя, конечно, никогда не решалась на это. И с чего она вообще взяла, что дом этотледенец?
Нет, там было еще что-то. Мама запрещала брать конфеты у чужих людей. Но человек из дома на Малиновой улице не был чужим. Его знали все. По крайней мере, все детишки в округе.
И всё же мама, наверное, была права. Потому что теперь на Луне пляшут кролики. И они никак не могут выбраться!
Глава 2.Белые пятки
1.
Белые пятки исчезали в высокой осенней траве. Белые пятки. Но не быстро, как убегающие лабораторные крысы, а будто бы в замедленном действии. И только эти белые пятки. Она ребром ладони стукнула водителя по колену, но тот не шелохнулся.
Почему только эти проклятые белые пятки? Не прозрачная белая кожа, как пергамент, не эти выпуклости, которые едва ли можно было назвать ягодицами. А пятки так сильно привлекали. Что-то было в них такое нервное, раздражающее.
Водитель замедлил ход, и теперь можно было разглядеть лицо этого скрюченного дрожащего тела.
Вызывай ментовязык еле шевелился.
Что?
Она повернула голову и посмотрела на мужа. Челюсть отвисла, хоть воду озерную загребай. Она снова ткнула его ладонью, только теперь сильнее. Так, что боль прошибла и ее.
Теперь она опустила стекло, чтобы что-то сказать, но не могла ничего выдавить из себя.
Может, это какой-то перфоманс? неуверенно предположил водитель. Подростки же любят такое.
Женщина скривилась, как будто он испортил воздух в машине. На голове у девочки мешок, а руки связаны. Не мешок, нет, пакет, похожий на тот, в каких выдают заказы в придорожных забегаловках.
Всё равно, вызывай, сказала она. Она же голая! Мало ли Дети увидят. Эй, девочка!
На секунду показалось, что тело подростка отреагировало, дрогнуло в конвульсии, но пятки всё так же мелькали в высокой траве. Только на пятки ей хотелось смотреть. Не на две маленькие острые грудки с розоватыми сосками и не на лобок с редкими темными волосами. Только пятки. Вот что. Они были слишком большими для всего остального тела. Для выступающих костей и острых локтей.
Она как-то инстинктивно потрогала свой живот, давно уже потерявший упругость, знавший лучшие времена. Но вот сейчас, увидев это тонкое тело, стало как-то жалко саму себя.
Муж издал нервный смешок, как будто это всё и правда было представление. Она посмотрела на него так строго, как делала это уже последние пятнадцать лет их брака. Он достал смартфон и набрал экстренный номер.
Нам еще и вставят за ложный вызов, простонал он.
Три, два, один
Она вроде бы задумалась об этом. Не хотелось застрять тут надолго. Понятые, протоколы и черт его знает, что еще. А это всего лишь чья-то дурацкая шутка. Может быть. А может быть и нет. А к свекрови ехать еще сотню километров. И если они опоздают к ужину Будет даже очень кстати.
Набирай уже, прошипела она.
Водитель нервно закусил нижнюю губу: козырей в рукаве больше не осталось.
Тут девушка идет вдоль обочины, голая Совсем С пакетом на голове Не отвечает, не говорит.
Они там, конечно же, будут до последнего пытаться делать вид, что ничего странного не происходит и, мол-де, поговорите с ней, чаем напоите, ее отпустит быстро. Как будто это не их работа. Как будто голый человек на трассеэто неправильно припаркованная машина. Да что там голый! У нее пакет на голове.
Женщина не заметила, как сильно, до крови, прокусила свой большой палец. Боль заставила ее вернуться в реальность. И теперь она отчетливо увидела, что у девушки связаны руки. Некрепко, словно тот, кто это делал, пытался только играть в связывание. Она поймала себя на мысли, что страх оказаться дурой перед этой непонятной ситуацией сильнее, чем жалость к подростку. Намного сильнее. Не хотелось стать героиней какой-нибудь дешевой статейки в Интернете, объектом для насмешек комментаторов. Теперь она уже жалела, что заставила мужа позвонить в 102.
Но вот он, казалось, теперь был решительно настроен. Повесив трубку, он дал по тормозам, и хоть скорость была совсем маленькая, инерция заставила их тела двинуться вперед.
Они приедут через пять минут, сказал он и вознамерился выйти из машины.
Ты куда? она в ужасе уставилась на него. Но это не был страх опасности внешнего мира. Это был страх оказаться сейчас не у дел. Зависть, что он был так решителен, а она думала лишь о возможных последствиях для себя самой.
Женщина схватила водителя за рукав куртки, но тут же отпустила. Его взгляд, такой сильный и жесткий, вызвал в ней внутренний трепет. Мужчина вылез из машины и догнал девушку. Теперь, когда стекло не мешало ему рассмотреть это тело, он ужаснулся. Кожа была такой тонкой и прозрачной, что, казалось, вот-вот лопнет под острием костей. Он быстро снял с себя легкую куртку и осторожно попытался прикрыть ею девушку. Почувствовав прикосновение чего-то чужого, та отпрянула и слегка вскрикнула. Ее руки, хоть и были связаны между собой тонким длинным шнурком, никак не мешали ей снять с головы бумажный пакет. Но по какой-то причине она не сделала этого.
Что с вами случилось? спросил он, окончательно остановив путницу.
Женщина в машине открыла дверь и теперь наблюдала за всем происходящим из укрытия, как будто ее муж пытался укротить дикого зверя. Он, муж, не решался прикоснуться к пакету, чтобы снять его. Почему-то ему казалось, что он должен оставить всё так, как есть. В девушке было примерно сто пятьдесят метров росту, а весила она, наверное, не больше домашней кошки. Так что мужчине теперь казалось, что девчушка утопает в его ветровке, словно какая-то скрюченная фарфоровая кукла. Теперь, по крайней мере, не видно ее торчащих позвонков, делавших ее похожей на амфибию.
Ты что-то принимала? снова задал он вопрос.
Как же хотелось стянуть этот шнурок с ее рук! Но необъяснимая настороженность не позволяла. Время от времени тело девушки прошибала мелкая дрожь, как будто кто-то пускал ток по ее венам. Он краем глаза осмотрел ее руки, чтобы найти следы уколов, но адреналин, наполнивший кровь до предела, не позволял взгляду сфокусироваться. Теперь вокруг стоял туман, как будто это было утро после мальчишника. Время, казалось, растянулось, а Вселенная сжалась в комок, застрявший в горле. Теперь мысли о розыгрыше не вызывали ничего, кроме стыда. Что-то здесь явно было не так.
Мужчина сделал усилие над собой и приподнял пакет. Мимо несколько раз проносились машины, но так никто и не остановился. Пакет медленно оголил темные, почти черные волосы до плеч. Мужчине пришлось немного отстраниться, чтобы рассмотреть лицо этого бледного создания. Голова была маленькая, словно бы у ребенка лет тринадцати. Девушка сморщилась, не принимая дневной свет.
Папа сказал Папа сказал
Сердце заколотилось, как будто это были первые слова его ребенка. Но их ребенок так и не смог произнести ни слова. Он умер раньше. Еще в утробе. А эта умела говорить. Лицо у нее было таким же бледным, как и тело, хотя под глазами красовались синие мешки, похожие на двух присосавшихся пиявок. Маленький нос вдыхал свежий воздухесли так можно было сказать о придорожных выхлопахзасохшие губы сжались. И тут он вдруг подумал, что девушка, наверное, хочет пить.
Принеси бутылку воды, Алёна!
В ответ он услышал только, как вспорхнули две серые вороны, внезапно потревоженные людьми на этой серой пустынной дороге. Дорога неподвижно глядела в небо, разинув несколько ртов-выбоин.
Алёна! снова прокричал мужчина своей жене.
Женщина в оцепенении продолжала смотреть на лицо маленькой девушки. Теперь она не думала об этих белых больших пятках. Теперь она думала о больших черных ресницах. Голос мужа заставил ее вздрогнуть, но она не расслышала, чего он хотел.
Что?
Бутылку с водой принеси! Бутылку!
Она знала, что должна найти бутылку с водой. Эту чертову пластиковую бутылку с голубой крышкой. Они купили воду в дорогу, но пить не хотелось, так что никто и не притрагивался к этой бутылке.
Женщина пошарила в сумке, посмотрела под ногами, на заднем сиденье, и внезапно поняла: она не помнит, что нужно искать. Ее взгляд упал на ключи, торчавшие в зажигании. Можно ведь просто повернуть их и уехать к чертовой матери. Вернее, к его матери. Хотя это было почти одно и то же.
Мужчина, осознав, что воду придется ждать долго, немного встряхнул девушку за плечи.
Ты пить хочешь? Где твой папа? Что он сказал?
Девушка только сильнее сжалась, как будто ежик, в которого тыкали палкой. Но теперь она прильнула лицом к его груди, пытаясь раствориться, исчезнуть, спрятаться.
Казалось, прошло не меньше сотни лет. Наконец, у обочины притормозила машина. Мигалок не было.
2.
Теперь ей не хотелось пить. Для нее нашли одежду и дали сладкого чая. Напиток казался божественным, и девушка растягивала его, стараясь пить как можно тише. В кабинете, куда ее привели, не было окна, так что длинная прямоугольная лампа на потолке давала яркий белый свет.
Она, в конце концов, открыла глаза. Каштановые волосытеперь точно было видно, что они не черныеконтрастировали с бледной кожей и темно-янтарными глазами. Или, может быть, зелеными. Черт их разберет!
Женщина-милиционер записывала что-то в свои большие белые листы, порою задумчиво облизывая палец левой руки.
В комнате не было окна, и это было хорошо. Окна несли в себе опасность.
Полное имя можешь сказать? женщина не подняла глаза.
Алиса, силясь не расплакаться, ответила девушка.
Теперь женщина замерла над бумагами и подняла глаза. Ответ ее явно не устраивал.
Полное, понимаешь? Имя, фамилия, отчество.
Алиса, не зная правильного ответа, просто опустила голову. Посмотрела в кружку, где чаю осталась только треть. Пар уже не клубился, но чайный пакетик всё еще болтался.
Не хочешь говорить? Сбежала?
Девушка едва заметно кивнула головой, но то ли это был нервный тик, то ли она подала знак.
Ничего, мы тебя вернем, откуда ты там сбежала, продолжала женщина, положив руки на стол, надвигаясь, словно лавина.
Пальцы ее, однако, нервно теребили шариковую ручку, щелкали кнопкой, иногда постукивали по столу. Ноги плясали под столом в нетерпении.
У тебя мама есть? она сделала еще одну попытку. Но никакой реакции не последовало. С каждым новым вопросом голова девушки пряталась в тонких острых плечах, она была похожа на улитку. А папа?
Девушка вздрогнула. Руки женщины застыли, ноги перестали отплясывать чечётку. Ещё одна минутаи раковина навсегда закроется.
Как зовут папу?
Алиса открыла рот с явным желанием произнести имя своего отца, но в этот самый момент дверь в кабинет открылась, и в него вошел мужчина средних лет в форме с грубыми чертами лица, редеющими волосами с проседью. Девушка снова скрылась в чашке чая, как маленькая немая рыбка. Рыбка, сорвавшаяся с крючка. Женщина тяжело вздохнула.
Мужчина шумно опустил папку с бумагами на стол:
Ничего по сбежавшим.
Он оперся кулаками, нависая над девушкой, точно огромная тень. Слишком много незнакомых людей, слишком много надвигающейся опасности.
Как ничего? прошептала женщина. Павел Спартакович, видно же, что она откуда-то сбежала. Может, не успели заявить?
Не знаю, чуть слышно прохрипел Павел. Затем обернулся к Алисе. Что делать с тобой будем, а? И снова к женщине. Может, ей восемнадцать?
Она укоризненно посмотрела на майора с видом «вы-мужчины-одинаковые».
Немая, может, скажешь, сколько тебе лет? обратилась она к девушке.
Алиса поглядела на дно кружки. Больше не осталось ни капли чая. Только те, что просачивались из чайного пакетика. Она могла бы, как и раньше, дома, взять его и выдавить, но было как-то неловко делать это здесь. Когда эти люди задают ей вопросы.
Кто связал тебе руки, расскажешь? спросил мужчина.
Мужской голос успокаивал, он был похож на голос папы. Только папа не задавал таких вопросов. Вопросов, на которые совсем не хотелось отвечать.
Павел терпеливо сел на стул рядом с девушкой, но не очень близко. Он чувствовал, будто это испуганный маленький зверек, прикасаться к которому опасно. Теперь он хорошо рассмотрел, как одежда, которую ей одолжили в отделении, висит на ней бесформенным мешком. Серая кофта, мужские джинсы, на ногах синие сланцы. Пальцы длинные и тонкие. Но даже бесформенная кофта не могла скрыть наличия развитой высокой груди. Павел постарался сжаться так, чтобы казаться как можно меньше.
Как ты оказалась на дороге? спросил он.
Девушка поставила кружку на стол и отодвинула ее от себя.
Папа вернется за мной. Он будет меня искать, внезапно так четко и громко сказала она.
Женщина напротив открыла рот в изумлении, однако мужчина, казалось, сохранял полное спокойствие.
Он знает, где тебя искать?
Как зовут твоего отца? не выдержала женщина.
Павел медленно повернул голову в ее сторону:
Сделайте нам еще чаю, пожалуйста.
Он небрежным движением двинул кружку в сторону женщины в форме. Та явно была возмущена. Делать чай? Но холодный взгляд старшего коллеги дал понять, что это вовсе не метафора.
Женщина встала из-за стола, собрала документы в папку, взяла кружку и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
От этого лицо девочки, на секунду прояснившееся, стало снова серым и закрытым.
Папа волнуется за тебя, твердо произнес мужчина. Мы должны позвать его.
И снова лицо прояснилось, гроза отступила.
Он здесь? спросила Алиса.
Нет. Но мы ему позвоним. Ты знаешь номер его телефона?
Девочка сдвинула брови, что-то усердно обдумывая.
Я не могу сказать вам. Я вас не знаю.
Мужчина в форме, обрадовавшись, что дело сдвинулось с мертвой точки, улыбнулся и провел ладонью по лбу, будто вытирал невидимую испарину.
Меня зовут Па
Павел Спартакович. Я слышала.
Павел Спартакович открыл рот. Теперь он почувствовал, что его одолевает жажда. Ему казалось, что кто-то играет с ним. Лампа на потолке предательски подмигнула, как будто насмехалась.
Как же тогда твой папа узнает, где ты?
Лицо Алисы исказила гримаса ужаса. Она уставилась перед собой в одну точку, где могла бы увидеть бугимена, если бы они существовали в реальности, а не только в кино. Медленно она начала отодвигать свой стул, и Павел, распознав ее намерения, стал непреодолимой стеной между девочкой и выходом.
Я должна вернуться на дорогу! Где меня оставили! Иначе он не найдет меня.
Речь ее была связной и чистой, как у актрисы на кинопробах. Зубы во рту мелкие, но белые, ухоженные. Не было похоже, чтобы ее истязали.
Павел легонько прикоснулся к плечу девочки, и от этого она будто успокоилась. Это было похоже на то, как если бы собаке дали команду: «Рядом!».
Ее большие темно-медовые глаза остановились на его губах. Она покорно ждала следующей команды.
Папа высадил тебя? Он привез тебя на дорогу?
Глаза подростка забегали. Тело замерло в нерешительности. Каждый новый вопрос заставлял ее просчитывать последствия ответа.
В этом нет ничего страшного. Просто скажи.
Павел перестал смотреть на нее. Он положил руки на стол и стал разглядывать их, как будто видел впервые.
Да, прозвучал тонкий голос. Он сказал, что нам нужно прогуляться. Он сказал, чтобы я собиралась. Он сказал, что мы останемся вместе навсегда. А я Я же больна.
Воздух в комнате стал тяжелым и плотным, как вода. Всё происходящее замедлилось, и каждый вдох, который делал Павел, давался с трудом. Эту мимолетную тишину, которая оставалась между вопросами и ответами, можно было черпать ложками. Подбирать нужные слова было так же трудно, как найти оригинал Черного Квадрата среди сотни других.