Так, сказал Серёжка, сделав очередную пометку в тетрадочке, а что с котом случилось?
А не видели мы больше кота, тихо сказал дед, ни на утро, ни на следующие ночи. Пропал пушистый.
Как?! побледнел Серёга. А куда же он делся?
Не знаю, как появился из ниоткуда, так и пропал в никуда дед почесал затылок и, попрощавшись с нами, побрёл обратно в подъезд.
Серёга сидел в замешательстве, придерживая одной рукой открытую тетрадь, а второй почёсывая щёку. Я не знал, что сказать, слишком большое впечатление на меня одиннадцатилетнего произвела история, рассказанная стариком. Как хотел бы нынешний я ещё раз поговорить с Геннадием, но того уже давно нет в живых.
Вечером мы с Серёгой договорились провести очередное наблюдение за таинственными ночными стуками, ещё раз убедиться в точности наших данных относительно времени их активности и, исходя из полученных результатов, думать, что делать дальше. На этом и разошлись.
Эта ночь была особенно тёмной. Я лежал в своей постели, сверля глазами потолок, прислушивался к каждому шороху, и раз за разом прогонял в голове историю, услышанную от деда. В комнате было тихо, лишь отдалённые редкие звуки проезжающих где-то автомобилей, шелест опавших листьев и стрекотание сверчков доносились из открытого окна.
Я повернулся лицом к стене, тщетно пытаясь разглядеть или хотя бы нащупать узор на обоях, водил по ней пальцем, ни на секунду не переставая думать о своей миссии. Время тянулось бесконечно долго, каждая минута казалась часом, я ворочался с боку на бок, негодовал, тёр глаза, раскрывался, а затем вновь накрывался одеялом, короче говоря развлекался, как мог, лишь бы не уснуть. Но усталость взяла своё, и, спустя примерно полчаса, так и не услышав никаких звуков с чердака, я укутался в одеяло и задремал. Из дремоты меня вырвали еле слышные стуки, но стучали не сверху, а сбоку это был Серёга.
Два стука, пауза, три стука он хочет, чтобы я выглянул в окно. Сами стуки напугали меня до дрожи в коленях, а память предательски последовательными кадрами продемонстрировала мне с десяток страшных образов, когда-либо мною увиденных. Так часто бывает, когда, к примеру, возвращаясь ночью из уборной обратно к себе в кровать, ты вдруг прокручиваешь в голове страшные истории, ужасные лица чудовищ, и воображаешь себя героем одного из множества фильмов ужасов.
Я лежал в своей кровати, обмотанный липкой бечёвкой страха с ног до головы, и боялся пошевелиться. Вдруг, то зубастое десятиногое существо с головой красноглазого младенца, которое мой наивный детский мозг тогда активно рисовал, с каждой секундой добавляя новые и новые детали, сейчас вылезет из-под кровати, заслышав движение сверху; или что-то дьявольское нависнет над моей постелью и будет пристально смотреть на меня чёрными дымящимися глазами.
Два стука, пауза, три стука и я опять вздрагиваю в ужасе. Нельзя оставить вопрос без ответа, я должен вытянуть руку и стукнуть по стене два раза отказаться. Но пошевелиться было невозможно, холодный пот копился на лбу, а в груди клокотало так, что казалось, будто сердце вот-вот выскочит наружу. И вот после очередного стука из-за стены мне пришлось себя побороть. Вытащив руку, я медленно разогнул её в локте и потянулся в сторону стены.
Неожиданно, откуда не возьмись, костлявая волосатая рука с какой-то чёрной жижей, прилипшей к ней, схватила мою тоненькую детскую ручку и с нечеловеческой силой дёрнула её вниз, сбросив меня с кровати и протащив между нею и стеной, а затем через всю комнату по полу прямиком в ванную. Там я увидел хозяйку руки тётю Лену, совсем не ту, что я знал раньше, теперь она была намного выше ростом, с серой кожей, покрытой волдырями и жёсткими чёрными волосами; огромной собачей пастью и кислотно-зелёными светящимися глазами. На ней была такая же одежда, какую носил дед Геннадий, только вся испачканная всё той же чёрной жижей. Я пытался вырваться, но тётка крепко держала меня за руку, а затем, раскрыв зловонную красную пасть, она разбросала в разные стороны слюни с капельками жижи и укусила меня сразу за две ноги. Мой крик никто не слышал, даже я сам, но боль, испытываемая в этот момент, была невыносимой. Тётя Лена ела меня снизу вверх, разрывая кожу и разгрызая кости, пока не дошла до шеи и не впилась пальцами мне в глаза, выдавив их и лишив меня дара зрения Всё это представилось мне в одну секунду, стоило лишь начать разгибать руку.
Тяжело дыша и изнемогая от ужаса, я нащупал стену и стукнул два раза, затем быстро отдёрнул руку и спрятал её под одеяло.
Утром я услышал знакомый шифр: один стук, пауза, два стука Серёга будет ждать на улице. Когда мы встретились около лавочки, он начал кричать на меня, обвиняя в дезертирстве. Сгорая от стыда и еле подбирая слова, я соврал, что не смог подойти к окну, так как сильно боялся разбудить родителей, которые очень чутко спали в паре метров от меня. Немного успокоившись, Серёжка рассказал всё, что ему удалось увидеть прошедшей ночью:
Я специально сел около окна, думал, вдруг кто-то не через подъезд, а по крыше на чердак лезет. Пять минут до часу оставалось, как вдруг я шаги, а затем и голоса слышать начал, прямо над собой! Ничего не разобрал, только понял, что они уходить начали, сразу рванул на кухню, чтобы из окна вход в подъезд разглядеть, притаился за занавеской, вдруг вижу, выходят! И знаешь, кто? Тут он с укором посмотрел на меня, но ответа не дождался и продолжил: Те самые, которые в окна вглядываются! Под фонарём остановились, поговорили о чём-то и по улице пошли. Я сразу тебе стучать, а ты отнекиваться!
Получается, это они всё время стучали? робко поинтересовался я.
Э, нет, покачал головой Серёга, сегодня за всю ночь ни одного стука, да и если бы они, то каждый раз шаги и голоса были бы. Но ничего! Я всё записал, как они выглядят, постучал он ладонью по тетради, если это точно та парочка, то сегодня их и изловим!
Как, изловим?
Вот так, он раскрыл тетрадь в самом начале, где корявым почерком, одно за другим, через запятую чередовались числа месяца и точное время. Каждый раз в одно время вечером. И сегодня должны прийти.
Они и приходили, заметил я, только ночью.
А почему же они раньше не залезали на чердак? с нотками таинственности выдал Серёга, прищурившись. Сегодня сам увидишь, придут или нет.
Может быть, им не нужно было подниматься туда раньше, а мы вчера залезли и что-нибудь сломали, продолжал я, искренне пытаясь отговорить друга от охоты на странную парочку.
Тем более, обрадовался Серёжка. Зачем на чердак полезли? Стукалку свою чинить! Сегодня придут, посмотрят в окна, а ночью будут стучать!
Там, наверное, друзья их живут, на втором этаже, наивно предположил я, вот они и ходят.
Смешной, рассмеялся Серёга. Вот мы с тобой друзья, а под окнами не стоим. Друзья на улице гуляют, разговаривают, а не из окон переглядываются он призадумался, опустил глаза, поморщился и, наконец, сказал: А я ни разу не видел на кого они там смотрят
Я похолодел. Серёга сказал это таким тихим и жутким голосом, что мне в сию же секунду стало не по себе. Я с недоверием покосился на соседний дом, а затем вылупил свои глаза на друга и принялся молча ждать, пока он наконец-то успокоит или окончательно добьёт меня своим очередным предположением. Но он молчал, изредка поглядывая на злополучные окна.
Перед обедом, когда солнце ещё не поднялось достаточно высоко, мы отошли недалеко от дома и долго бродили между высоких тополей и небольших кустиков, обсуждая возможные варианты развития событий. Солнце поднималось всё выше, играя своими лучами на стволах деревьев, Серёга посмотрел на небо, остановился, и, развернувшись, пошёл обратно, я не отставал.
Домой мы шли чуть быстрее: небо начало затягивать тёмной синей тучей. Дождь влил, когда я уже забегал в свой подъезд, предварительно договорившись встретиться с Серёжкой через три часа на той же лавочке. Улица погрузилась в дремоту, лишь редкие птицы щебетали где-то вдалеке.
Тётя Лена была под градусом, она лежала в свой комнате, одной рукой придерживая небольшой красный тазик, а вторую прижимая к груди. Мама сидела рядом с ней, гладила её по плечу и что-то без устали говорила. Папа был на кухне, он сидел на деревянном стуле со спинкой прямо около открытого окна и, наслаждаясь умиротворяющим стуком капель по стеклу, читал старенькую книжку в твёрдой обложке. На подоконнике дымилась небольшая белая кружка с заваренным в ней пахучим растворимым кофе. Я встал рядом с отцом, поставил руки на подоконник и удобно уложил на них свою голову.
Как погуляли? спросил он, не поднимая глаз. Не промокли?
Нет, грустно ответил я.
Капли наперегонки скользили вниз по стеклу, приятный запах кофе вперемешку с уличной свежестью витал в воздухе. Ливень заканчивался, тёмная туча шла дальше своей дорогой. После дождя всё снова ожило: начали петь птицы, сначала робко и тихо, а затем всё громче и громче. Среди всех звуков мой слух распознал еле слышную песнь кукушки. Я посмотрел в небо и тихо спросил:
Сколько мне жить осталось?
Всяко больше чем мне, засмеялся отец. Ты чего такое спрашиваешь?
Да я у кукушки, отвернувшись от окна, сказал я.
Ни одна кукушка тебе правду не скажет, говорил он, поднося кружку ко рту, сколько человеку его судьбой дано, столько он и проживёт.
А если судьбу обмануть?
Судьбу не обманешь, знаешь, как в том кино, она тебя обманет, а ты её нет. Вон, посмотри, он кивнул в сторону комнаты тёти Лены, какая судьба у человека. Всегда весёлой была, ни разу при мне к спиртному не прикасалась, но раз начертано погибнуть от водки в четырёх стенах, то, как ни крути погибнешь.
И я погибну? испугался я.
Брось! Ты у нас воспитанный, до такого никогда не докатишься. У тебя судьба другая. Да и вообще, у каждого человека она своя, у кого-то схожа с другими, а у кого-то наоборот, целиком и полностью отличается. Хотя, пусть тебе её не обмануть, но рискнуть изменить всё-таки можно, даже нужно, как я считаю. Пусть и это изменение будет частью судьбы.
И если бы она её изменила, я мельком бросил взгляд в сторону злополучной комнаты, то сейчас не лежала бы там?
Конечно, сказал отец и, оторвавшись от книги, посмотрел в окно, куда-то вдаль, словно сквозь всё видимое, что есть на свете, настолько задумчивым был его взгляд. А может быть, она всё сделала правильно возможно, такой у неё смысл жизни
А какой у меня смысл жизни? улыбнулся я, горящими глазами глядя на отца.
Никто не знает, Витя, улыбнулся он и потрепал меня по волосам, он, как и судьба, у каждого свой. Кому-то суждено изобрести что-нибудь великое, кому-то спасти из беды этого изобретателя, а кто-то просто должен оказаться в нужное время в нужном месте ради какого-то пустяка.
А зачем ему изобретать что-то? непонимающе спросил я.
Тогда отец запутал одиннадцатилетнего мальчишку своими философскими рассуждениями, но теперь, прокручивая в памяти наш разговор, я понимаю, что эта беседа была первой действительно серьёзной беседой в моей жизни.
Ради большого смысла, смысла самой жизни. Вот, например он не договорил, из комнаты послышались неприятные звуки, и отец, резко развернувшись, устремился туда на помощь маме.
Когда всё закончилось, родители пришли на кухню, где несколько часов провели за разговором, они строили планы насчёт будущего жилья, делились впечатлениями от переезда в новый город, а также несколько раз приглашали меня присоединиться к чаепитию, но я, будучи незаинтересованным в подобной беседе, предпочёл отказаться. Лишний раз не провести с ними время было моей фатальной ошибкой, и только пережив неприятные события, о которых обязательно будет упомянуто в дальнейшем, я это осознал.
Три часа пролетели незаметно, и вот я стою возле лавочки, ожидая Серёгу. Он вышел в полупрозрачном плаще-дождевике, под которым держал свою тетрадь.
Надевай, скомандовал он и начал снимать с себя плащ. Будешь записывать показания под плащом, чтобы дождь не намочил.
Так нет дождя.
Мама сказала взять плащ, по-детски наивно буркнул он.
Так какие показания-то? удивился я, натягивая через голову чудной предмет одежды.
Их показания, Серёга протянул мне тетрадь и шариковую ручку, парочки.
А ты что?
А я буду допрашивать! серьёзно сказал он.
Я сел на лавочку, подстелив подол плаща, чтобы не намочить штаны, Серёжка встал рядом, скрестив руки на груди, и принялся с презрением поглядывать на окна. Он что-то шептал себе под нос, но я так и не разобрал ничего, кроме слов «на кого смотреть?», скорее всего, это были рассуждения о том, кто обитал в квартире, в окна которой так настойчиво вглядывалась небезызвестная парочка.
Двор был пуст; дождя не было, и вскоре поднялся тёплый ветер. Прошло несколько минут, прежде чем они появились. Я заметил их первым. По виду, парочка была на пару-тройку лет старше нас, но тогда мы навскидку определили их как пятнадцатилетних. Высокий черноволосый парень был на голову выше своей остроносой подруги. Они подошли к соседнему дому, а мы, стараясь максимально незаметно подкрасться к ним, начали аккуратно покидать свою первоначальную позицию. Серёга поднял с земли увесистый камень, посмотрел на меня и тихо, будто боясь потревожить, сказал: «пиши!» Я раскрыл тетрадь на пустой странице, попытался написать слово «показания», но за отсутствием опоры буквы выходили ужасно кривыми и неказистыми, поэтому я решил внимательно слушать каждое слово допрашиваемых, а затем по памяти всё записать.
Мы шли по дороге, всё ближе и ближе подбираясь к ним. Сердце моё бешено колотилось, а тетрадь в руках слегка дребезжала, но хладнокровность моего друга моментально приводила меня в чувства, хотя сейчас я более чем уверен, что тогда он боялся ничуть не меньше, разве что камень в руке придавал ему уверенности. Когда мы были совсем близко, мне удалось разобрать, что говорил парень:
Сама же слышала, что в глазок смотреть нельзя, когда дверь открыта, иначе они как бы за твоей спиной проберутся в дом, к болезням Я этот справочник хочу одолжить как-нибудь, перепишу его даже, ещё чего интересного узнаю, представь, сколько невинных
Попались! закричал Серёга, замахнувшись на девушку грязным камнем. Мы всё знаем! И про чердак, и про окна знаем! Зачем лазали?! Птиц убиваете?!
Ах, это вы туда ходили? оборвал его парень. Да вы хоть знаете, куда полезли?!
Брось камень, брось, спокойно сказала Серёге остроносая девушка, но тот её не послушал.
Зачем ночью стучите?! кричал он, бросая злобный взгляд то на парня, то на девушку.
Тебя же, дурак, оберегаем! Из-за вас заново начинать! крикнул на него парень. Вы нам всё сбили, сами же теперь попадёте!
Ты только подойди, я тебе! Серёжка потряс камень в руке.
Смерть придёт в дом, вновь спокойным тоном сказала девушка, нельзя было прерывать, мы бы всё закончили скоро.
Парень посмотрел на неё, взял за руку и, сделав обманный рывок в сторону Серёжки, от чего тот отшатнулся назад и бросил камень, без оглядки припустил вместе со спутницей назад по улице. Серёга чуть было не рванул за ними, но тут же осёкся и повернулся в мою сторону:
Записал?!
Запомнил, Серёга, сейчас всё запишу! нервничая и холодея, проговорил я.
Ни капли лжи в моих словах не было, мне действительно удалось в подробностях запомнить всё сказанное таинственной парочкой. Как позже выяснится это были первые волонтёры, которых я повстречал в своей жизни Андрей и Катя. К сожалению, вместе я их больше никогда так и не увидел, но по отдельности они сыграли в моей жизни огромные роли.
Глава 3. Чёрные волонтёры
Ранним майским утром, когда солнце ещё недостаточно поднялось над серым городом, чтобы яростно бросать свои обжигающие копья-лучи в прохожих, я сидел за письменным столом, кропотливо перебирая старые книги из домашней библиотеки.
С улицы веяло грядущим летом. Я специально оставил окно открытым, ибо знал, что пыльные кипы старой литературы, найденные в деревянном шкафу, на балконе и в самых потаённых уголках моей квартиры, в силу своей ветхости создадут вокруг меня до безумия невозможную атмосферу старческой спёртости. Иногда дышать становилось по-настоящему тяжело, и мне приходилось прерываться и покидать своё рабочее место; в такие моменты распахнутое окно доставляло мне истинное удовольствие. Неповторимый аромат цветущей сирени витал в воздухе утренней улицы, а иногда и проникал ко мне в квартиру с резким порывом ветра.
Признаться, в тот момент моё занятие было совершенно бесполезным, но, как это часто бывает, именно бесполезным занятиям мы отдаёмся полностью и с неподдельным интересом. Каждая книга проверялась мной с ужасной дотошностью: сначала оглавление все ли главы на месте? Затем нумерация страниц все ли страницы идут по порядку? После соответствие реального количества страниц с их количеством в библиографическом описании книги, на тот случай, если сомнительная глава была изъята уже после печати тиража. С гордостью вытерпев мою проверку, книга отправлялась в книжный шкаф, приведённый мною в порядок незадолго до начала работ, сюда было решено ставить исключительно хорошо сохранившуюся и ценную литературу, а всему старью с порванными тряпочными обложками раз и навсегда запретить портить вид моей библиотеки. Затрудняюсь назвать точное количество проверенных мною книг, но могу уверенно заявить, что их было не менее трёхсот пятидесяти, и ни одна не осталась без моего внимания.