Барбара ВайнЧерный мотылек
Патрику Махеру
Он хотел семью. Он знал это смолоду, с пятнадцати или шестнадцати лет, уже тогда вглядывался в свои мысли, изучал сердце, а потому внес поправку: он хочет семью, которая добавилась бы к уже существующей. Не только братьев и сестер, но и собственных детей. У его родных появятся племянники и племянницы, у его детей будут любящие братья и сестры. В мечтах ему представлялось, как все они будут жить вместе, в большом доме, более просторном, чем их нынешнее жилье. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать, насколько несбыточна эта мечта.
Позже он понял кое-что другое: мужчины относятся к жизни совсем иначе. За редким исключением. Это женщины мечтают о ребенке, а мужчины снисходят к их желанию. Мужчина думает о рождении сына, чтобы передать ему свое имя, семейное дело. А он хотел детей потому, что ему нравилась большая семья и хотелось, чтобы она стала еще больше. Друзья мало значили в их жизни. Зачем человеку друзья, когда у него есть семья?
Многие из его мыслей и чувств были неуместны для мужчины. Неправильны. Скажем, в той семье, о которой он грезил, должна быть женщина, мать. Он знал правила, знал, как это случится: встретит девушку, полюбит ее, станет ухаживать, обручится и женится. Почему это так сложно? Девушки ему нравились, но «не в таком смысле». «В таком смысле»это поцелуи, прикосновения и все прочее, о чем бесконечно и однообразно рассуждали одноклассники. Мальчики только и думали о том, как проделать все это с девочками, некоторые похвалялись, что уже сделали это. Но он осознавал, что для него и сам акт, и даже подступы к нему окажутся тяжким испытанием, пыткой и подвигом, словно экзамен по французскому языку, в котором он далеко не силен, или участие в ненавистном кроссе по пересеченной местности.
И он знал ужекак? откуда? что для него этоне настоящее.
Джеральд Кэндлесс.
«Меньше значит больше»
1
Мы заблуждаемся, говоря о «выразительных глазах». Веки, брови, губывсе черты лица передают состояние чувств, но глазалишь цветные стеклянные капли.
Ни слова моим девочкам, сказал он по пути из больницы. «Моим девочкам»словно к ней они не имели никакого отношения. Урсула привыклаДжеральд всегда говорил так, и дочери действительно принадлежали ему.
Я этого не слышала, сказала она. Тебе предстоит серьезная операция, и ты хочешь скрыть все от взрослых детей?
«Серьезная операция», передразнил он. Точь-в-точь сестра Саманта в сериале про госпиталь. Не хочу, чтобы Сара и Хоуп знали заранее. Они будут переживать за меня.
Не льсти себе, мысленно съязвила она, зная, что несправедлива. Он прав: девочки будут переживать за него, мучиться. Это ее чувства сводились к легкой обеспокоенности.
Он заставил ее дать слово, и она согласилась без возражений. Ей вовсе не хотелось брать на себя роль горевестника.
Девочки приехали в конце неделикак обычно. Летом они проводили с родителями все выходные, и зимой тоже, если снег не заметал дорогу. О том, что на ланч приглашены Ромни, они забыли. Хоуп скорчила гримасуту, что отец называл «большой пастью»: оскалилась, вытянув шею.
Хорошо, хоть только на ланч, заметил Джеральд. Когда я познакомился с этим парнем, то пригласил его на все выходные.
Он отказался? Судя по интонации, с какой Сара задала этот вопрос, скорее можно отказаться от бесплатного круиза.
Нет, он-то не отказался. Но потом я написал ему, предложил остановиться в гостинице и зайти на ланч.
Рассмеялись все, кроме Урсулы.
Он везет с собой жену.
Боже, папа, их там много? У него еще и дети есть?
Не знаю, детей я не приглашал. Джеральд ласково улыбнулся дочерям и добавил не без лукавинки:Можем поиграть в Игру.
С ними? О, давай, подхватила Хоуп. Мы уже целую вечность не играли в Игру.
Титусу и Джулии Ромни польстило приглашение от Джеральда Кэндлесса, а если они рассчитывали поселиться в доме и не платить за номер в «Дюнах», то не признавались в этом даже друг другу. Джулия ожидала столкнуться с эксцентричностью, возможно, даже грубостью Кэндлессачеловек-то гениальный, и для нее приятным сюрпризом стала встреча с гостеприимным хозяином, приветливой, хотя и молчаливой хозяйкой и двумя красивыми молодыми женщинами (как выяснилось, дочерьми).
Ее супругнаивный человекнадеялся получить доступ в кабинет, где вершится таинство творения. Он и на подарок рассчитывал, конечно, не на первое издание, это уж слишком, но был бы рад любой книге с автографом писателя. И поговорить о литературе: как Кэндлесс пишет, когда пишет, а теперь, завидев дочерей, хотел выяснить, что значит для них быть его дочерьми.
Стоял жаркий солнечный июль, но до начала сезона оставалось еще несколько дней, поэтому Ромни удалось снять комнату в гостинице. Ланч подали в темноватой и прохладной столовой, из окон которой моря не видно. Кэндлессы и не думали беседовать о книгах, они обсуждали погоду, отдыхающих, пляж и мисс Бетти, которая убирала в доме и мыла посуду. Джеральд сказал: мисс Бетти не лучшая помощница по хозяйству, но у нее такая смешная фамилия, за то и держим. Имелась еще одна мисс Бетти и мать, миссис Бетти, все они жили в небольшом коттедже в Кройде. Новый вид карточной игры«Несчастливое семейство», сказал он и засмеялся, а вместе с ним и дочери.
Французские окна приемнойтак называл Кэндлесс это помещениевыходили в сад с розовыми и лиловыми гардениями, за садом начиналась оконечность мыса, длинный, изогнутый луком берег и море. Джулия спросила, как называется остров, и Сара, поморщившись, ответила: «Ланди». Сразу ясно: только круглый невежда мог задать подобный вопрос. Кофе принесла какая-то женщина, наверное та самая мисс Бетти, Хоуп разливала спиртные напитки. Джеральд и Титус выбрали портвейн, Джулия попросила еще «Мерсо», Сара и Хоуп пили брендиСара неразбавленный, Хоуп со льдом.
И тут Джеральд сделал объявление. Джулия терпеть не могла подобных штучек. Разве нормальные люди занимаются подобными глупостями? В наши дни? Взрослые люди? Высокообразованные? Увольте!
А теперь мы сыграем в Игру, провозгласил Джеральд. Посмотрим, насколько вы умны.
Вот бы найти человека, который сразу разберется что к чему, сказала Хоуп. Или нас это взбесит, как ты думаешь, папа?
Взбесит, подтвердила Сара, нежно целуя Джеральда в щеку. Уже не первый поцелуй, но Ромни каждый раз смущенно поеживались.
Отец перехватил ее руку, легонько похлопал:
Ну, такого еще не бывало, верно?
Джулия поймала взгляд Урсулы. Должно быть, та что-то разглядела в ее глазахвопрос или страх.
Я не стану играть, сказала Урсула. Мне пора на прогулку.
По такой жаре?
Ничего страшного. Днем я всегда выхожу погулять вдоль моря.
Титус, тоже не любитель салонных забав, спросил, как называется эта игра.
«Несчастливые семейства», о которых вы упоминали?
Нет, эта игра называется «Передай ножницы», ответила Сара.
Какие правила?
Правило одно: делать как надо.
То есть мы все что-то делаем, и можно сделать это правильно, а можно неправильно?
Сара кивнула.
А как узнать, правильно или нет?
Мы вам скажем.
Хоуп достала ножницы из ящика высокого комода. Когда-то в ход шли кухонные и портновские ножницы Урсулы, даже маникюрныелюбые, какие под руку попадутся. Но Игра и все ее принадлежности доставляли игрокам столько радости, что еще в те времена, когда девочки были маленькими и жили дома, Джеральд приобрел викторианские ножницы с кольцами в виде серебряных птиц и острыми кончиками. Эти самые ножницы Хоуп протянула отцу, чтобы тот начал Игру.
Подавшись вперед в креслеон сидел спиной к окну, широко расставив ноги, Джеральд раскрыл ножницы так, что лезвия образовали прямой угол. На губах его играла улыбка. Это был крупный мужчина, чью шевелюру журналисты сравнивали с львиной гривой. Но курчавая грива уже поседела, приобрела оттенок металлической стружки. Руки большие, пальцы длинные. Он протянул ножницы Джулии Ромни, промолвив:
Я передаю ножницы раскрытыми.
Джулия протянула ножницы Хоуп в том виде, в каком их получила:
Я передаю раскрытыми.
Неправильно. Хоуп закрыла ножницы, перевернула остриями вверх и вложила в подставленную ладонь Титуса Ромни:
Я передаю ножницы закрытыми.
Титус повторил ее движения и передал ножницы Саре. Оглянувшись на Джеральда, он заявил, что передает ножницы закрытыми.
Неправильно. Сара раскрыла ножницы и передала отцу, держа за одно лезвие. Я передаю ножницы закрытыми, папа.
В глазах Джулии мелькнул проблеск догадкиона поняла или ей показалось, будто она поняла. Выпрямившись, она дважды повернула ножницы против часовой стрелки, передала их Хоуп и сказала, что передает закрытыми.
Да-да, подтвердила Хоуп. А почему?
Ответа Джулия не знала. Сказала по наитию:
Но ведь они закрыты, верно?
Только поэтому? Вы должны передать их закрытыми и знать почему, чтобы все это видели. Когда знаешь, в чем дело, это проще простого, честное слово. Хоуп раскрыла ножницы. Я передаю ножницы раскрытыми.
Так продолжалось около получаса. Титус Ромни спросил, удалось ли новичкам разобраться в игре, и Джеральд сказал: да, конечно, но не с первого раза. Джонатана Артура осенило уже на второй раз. Услышав имя лауреата премии Джона Ллевелина Риса и Сомерсета Моэма, Титус пообещал удвоить усердие. Сара добавила в стакан бренди и спросила, кому еще долить:
Портвейн, папа?
Не стоит, дорогая. Голова разболится. Налей лучше Титусу.
Сара обслужила гостей и присела на подлокотник отцовского кресла.
Я передаю ножницы раскрытыми.
Но почему? В голосе Джулии прорвалось раздражение, лицо покраснело. Кэндлессы, дожидавшиеся первых признаков капитуляции, торжествующе переглядывались. Как же так? Ты только что передавала их закрытыми. Что изменилось?!
Я же говорила, с первого раза не угадаешь, напомнила Хоуп, слегка зевнув. Я передаю ножницы закрытыми.
Ты всегда передаешь закрытыми!
Правда? Ладно, в следующий раз передам раскрытыми.
В тот момент, когда Титус, раскрыв ножницы, старательно поворачивал их по часовой стрелке, в открытую стеклянную дверь гостиной вошла Урсула. Одной рукой она придерживала выбившиеся из заколок длинные волосы, тонкие, светлые от седины. Заметив ее улыбку, Титус решил, что сейчас хозяйка скажет что-нибудь вроде «Все еще играете?» или «Так и не разгадали секрет?», но она молча прошла через комнату и скрылась за дверью, ведущей в холл.
Оглядев собравшихся, Джеральд предложил:
Хватит на сегодня.
По смеху девушекСара изгибалась, заглядывая отцу в глаза, чтобы смеяться с ним в унисон, Титус сообразил, что этой фразой, произнесенной несколько помпезно, Джеральд всегда заканчивал Игру. Вероятно, обязательным считалось и заключительное пожелание:
В следующий раз повезет.
Джеральд поднялся на ноги. Титусу померещилосьбез всяких на то оснований, разумеется, что старика («Великий Старец», называл он его про себя) потревожило возвращение жены, а потому Игра уже не доставляла ему удовольствия. Что-то его беспокоило. С лица сошел румянец, оно стало почти таким же серовато-белым, как волосы. Сарата из дочерей, что лицом больше напоминала мать, тоже заметила перемену. Бросив взгляд на сестру, внешне похожую на отца, она спросила тревожно:
Папа, ты здоров?
Вполне. Гримаса на его лице адресовалась содержимому стакана, к дочери Кэндлесс обернулся с улыбкой. Не нравится мне портвейн, никогда его не любил. Лучше бы выпил бренди.
Я налью тебе бренди, вызвалась Хоуп.
Не стоит. И он сделал жест, который ни разу на глазах Титуса взрослый мужчина не позволял себе по отношению к взрослой женщине, вытянул руку и погладил дочь по голове. Мы разбили их наголову, дорогая. В пух и прах.
Как всегда.
А теперь, с озорной усмешкой в глазах он обернулся к Титусу, пока вы еще не ушли, хотите посмотреть, где я работаю?
Кабинет. Интересно, эта комната называется кабинетом или нет? Здесь написаны его книги, во всяком случае большинство из них. Жарко, душновато. Из окон видно море, то есть большая часть длинного и плоского, в полмили шириной побережья, волны почти неразличимы вдали. Небо и море сливаются в размытой дымке. Большое окно закрыто, но черные шторы раздвинуты, открывая доступ солнцуписьменный стол, кресло, книги перед столом и позади стола купаются в его лучах. Джеральд Кэндлесс печатал на машинке, а не компьютере. В ониксовом стаканчике дожидались ручки и карандаши.
Слева от машинкигранки нового романа. Справарукопись в дюйм толщиной. Полки до самого потолка заполнены книгамисловари, энциклопедии, разные справочники, поэзия, биографии, романысотни романов, в том числе самого Джеральда Кэндлесса. Кожаные и матерчатые переплеты радужно переливались на солнце.
Как вы себя чувствуете?
Лицо Джеральда вновь посерело, скрюченные пальцы правой руки крепко обхватили предплечье левой. Титус невольно повторил вопрос, заданный отцу Сарой, но Джеральд не отвечал. Похоже, этот человек предпочитает промолчать, если не может сказать ничего определенного. Не станет вести светскую беседу, отвечать на вежливые расспросы о здоровье.
Вас так и зовутТитус?
Внезапный вопрос удивил его:
Что?
Не знал, что у вас проблемы со слухом. Я спрашиваю: Титусваше настоящее имя?
Конечно.
Похоже на псевдоним. Не стоит обижаться. На самом деле, далеко не каждый носит свое подлинное имя. Оглядитесь по сторонам. Выбирайте не спеша. Найдете книгуя вам ее подпишу. Только не первое издание, это уж слишком.
Титус пытался высмотреть свою собственную книгу. Но здесь ее не былона глаза не попадалась. Он постоял перед рядами книг, принадлежащих перу Джеральда Кэндлесса, гадая, какую лучше взять, и наконец достал с полки «Гамадриаду».
Вы читаете по-фински?
Титус слишком поздно обнаружил, что потянулся к стеллажу с переводами, и хотел сделать вторую попытку, но Кэндлесс опередил еговытащил тот же роман, изданный Книжным клубом, и расписался на форзаце. Только имя, без обращения, без добрых пожеланий. Солнечный луч упал на крупные кисти писателяони если и не дрожали, то и не лежали спокойно.
Итак, вы откушали ланч, посмотрели мой кабинет и получили роман. Теперь вы должны сделать кое-что для меня. Одно доброе дело в обмен на другоевернее, даже на три добрых дела. Справедливо?
Он ожидал услышать подтверждение. Титус с готовностью закивал:
Все, что в моих силах.
О, это вам по плечу. С этим всякий справился бы. Видите эти бумаги?
Гранки?
Нет, не гранки. Рукопись. Заберите ее с собой. Просто унесите отсюда? и все. Можете это для меня сделать?
Что это такое?
Джеральд Кэндлесс уклонился от прямого ответа:
Я уезжаю на несколько дней. Не хочу оставлять бумаги в доме, пока меня не будет. Уничтожать тоже не собираюсь. Может, однажды я это опубликуюзакончу и опубликую. Если достанет отваги.
Это ваша автобиография?
Конечно, с едкой усмешкой подтвердил Джеральд. Я даже имен не менял. И тут же добавил:Это роман, то ли начало, то ли конец, пока не знаю. И «он» здесьне он, и «она»не она, «они»не они. Ясно? Главное, чтобы рукопись не валялась тут без меня. Пригласив вас сюда, после того как мы познакомились в как-бишь-его
В Хэй-он-Вай.
Именно. Пригласив вас, я подумалвот кого надо попросить. Кого же еще?
Хотелось бы знать, почему вы не положите рукопись в банк на хранение?
Вам хотелось бы знать, вот как? Если не можете взять рукопись и хранить, как я вас прошу, скажите сразу. Поручу ее мисс Бетти или сожгу. Пожалуй, правильнее всего будет сжечь.
Бога ради, и не думайте! всполошился Титус. Я возьму ее на хранение. Как ее потом вернуть? И когда?
Джеральд собрал страницы, подержал стопку на весу. Под бумагами на столе лежал заранее заготовленный бандерольный конверт с адресом Джеральда Кэндлесса, Ланди-Вью-Хаус, Гонтон, Северный Девон, с маркой за полтора фунта.
Вы хотите хотите, чтобы я вы не против, если я прочту?
Громкий хохот, который приветствовал эту просьбу, этот здоровый утробный рев так не вязался с подрагивающими руками:
Придется повозиться. Я печатаю отвратительно. Можете упаковать в это.
«Это» оказалось дешевой пластиковой папкой, в каких на конференциях раздают брошюры и расписание. Титус Ромни охотней умер бы, чем показался с такой папкой на людях. К счастью, нести недалекотолько до отеля. Джулия дожидалась мужа в гостиной, без особого успеха поддерживая беседу с женой Джеральда. Имя ее Титус успел позабыть и вспоминать не собиралсяполовина четвертого, им так и так пора уходить. Дочери куда-то исчезли.