Вадим уже с первых месяцев работы в редакции мечтал отправиться в заграничную командировку: работа в Москве была довольно однообразной, он жаждал новых впечатлений, нового опыта, да и от Шахова с его бесконечными придирками хотелось уехать подальше, хотя бы на какое-то время. Поэтому, как только открылась вакансия в Пномпене, он сразу же за нее уцепился.
Понятно, вздохнул Крижевский. Судя по тону, он был не особо доволен таким ответом. Но ты учти, обстановка здесь непростая, работы много. Кстати, ты ведь не женат?
Нет, ответил Вадим. Пока нет. А вы то есть ты?
Был когда-то коротко ответил Крижевский. Ладно, сейчас сделаем небольшой круг, хочу показать тебе набережную и Королевский дворец.
Внезапно из-за поворота на встречную полосу выскочил велосипед и чуть не угодил прямо под колеса «Волги». Крижевский резко затормозил и, высунувшись из окна, сделал замечание неумелому велосипедисту, мальчишке лет семнадцати, который смотрел на него выпученными глазами. Подросток промямлил в ответ что-то неразборчивое и поехал дальше.
Вот бестолковые, все время под колеса лезут! проворчал Крижевский. Тебе, кстати, еще предстоит привыкнуть к пномпеньскому движению, это особая история. У нас пока будет только одна машина на двоих, но ничего, думаю, договоримся, кто когда ей пользуется.
У меня все равно нет водительских прав, сказал Вадим.
Ну тогда вопрос снимается, улыбнулся Крижевский.
Движение на улицах города было весьма хаотичным, хотя и не очень напряженным. Светофоры попадались редко, постовых практически не было. Мотоциклисты, велорикши и велосипедисты ехали как хотели, будто и не задумываясь о правилах. Именно они и составляли основную часть трафика, легковых автомобилей было мало, а автобусы и грузовики были еще большей редкостью.
Через пару кварталов Крижевский свернул направо, и Вадим увидел по левой стороне широкую реку, вода в которой была мутная, глинистого цвета. Поверхность реки была усыпана десятками рыбацких лодчонок, а на противоположном берегу виднелись убогие хижины рыбаков.
Это Тонлесап, одна из трех рек, протекающих в черте города, объяснил Крижевский. А вот и главная жемчужина столицы Королевский дворец.
Вадим повернул голову вправо: дворец был действительно очень красивым. Архитектура его зданий была какой-то необычайно легкой и утонченной, а изящные остроконечные крыши, крытые оранжевой черепицей, сверкали на ярком солнце. Вдоль массивной желтой стены, окружавшей дворцовый комплекс, проходила большая группа буддийских монахов, закутанных в оранжевые тоги, с белыми зонтиками в руках.
Обогнув обширную территорию дворца и проехав еще несколько кварталов, Крижевский остановил машину возле небольшой двухэтажной виллы, перед которой росло несколько пальм и была разбита цветочная клумба. Вилла располагалась на тихой улочке всего в нескольких десятках метров от «жемчужины столицы». Улочка тянулась с запада на восток, соединяя две главные транспортные артерии столицы: бульвар Нородома и бульвар Монивонга.
Ну вот и приехали, сказал Крижевский. Сейчас провожу тебя в дом, а потом заведу машину на стоянку.
Вилла оказалась скромной, но уютной и, что самое главное, оборудованной кондиционерами. Из прихожей одна дверь вела в гостиную, а другая в рабочий кабинет, в котором Вадим увидел телетайп.
Вот отсюда будем передаваться. Новейшая модель, указал Крижевский на массивную машину. Доставили всего пару месяцев назад из Москвы. Надеюсь, пользоваться умеешь?
Ну естественно, кивнул Вадим.
Телефон есть на почте, в паре кварталов отсюда. Скоро тебе покажу где, сказал Крижевский. Ну ладно, ты, наверное, устал с дороги? Прими душ и отдохни. А потом поедем обедать в гости к моему другу, с которым я хочу тебя познакомить.
Крижевский проводил Вадима на второй этаж, где располагались две маленькие спальни и ванная комната. После изнурительного, почти двухдневного пути от Москвы до Пномпеня холодный душ для Вадима был пределом мечтаний.
Профессор филологии Нум Сэтхи поднялся с кресла, отложил книгу и ласково посмотрел на свою красавицу-дочь, которая стояла в дверях гостиной с подносом свежих фруктов в руках.
Ну что, вроде все готово? сказал он, снимая очки и медленно протирая их влажной салфеткой. Николя обещал прийти со своим новым коллегой, который сегодня утром прилетел в Пномпень.
Да, все готово, отец, сказала девушка. Совани, как обычно, приготовила прекрасный обед. Я ей помогла немного.
Это хорошо, что ты умеешь готовить, Бопха, сказал профессор. Жена должна уметь хорошо готовить, так что когда ты выйдешь замуж
Ну ладно, пап, не будем об этом, прервала отца дочь. Вот, кстати, и Николя.
За окном послышался шум автомобильного двигателя. Бопха поставила поднос на стеклянный столик посреди гостиной и пошла, вслед за отцом, встречать гостей.
Припарковав «Волгу» посреди небольшой автостоянки, окруженной манговыми и банановыми деревьями, Крижевский вышел из машины и направился по узкой каменной дорожке к входу в профессорскую виллу. Савельев последовал за ним, с интересом разглядывая красивое колониальное здание. На пороге их уже поджидали Сэтхи и Бопха. Николай сложил ладони перед лицом и слегка поклонился, приветствуя своего камбоджийского друга. Профессор и Бопха ответили взаимным поклоном. Савельев, не привыкший к восточным традициям, протянул Сэтхи руку, тот улыбнулся и пожал ее.
Bienvenue, chers amis! произнес профессор на чистейшем французском языке, приглашая гостей в дом.
Это мой новый коллега, Вадим Савельев, представил молодого журналиста Крижевский.
Очень приятно, сказал Сэтхи и указал Вадиму на девушку. А это Бопха, моя дочь.
Бопха мягко улыбнулась Савельеву, и профессору показалось, что глаза молодого человека слегка заблестели.
Просторная столовая была оформлена в смешанном азиатско-европейском стиле и давала понять, что хозяин дома человек двух культур. На стенах висели акварели с изображением Эйфелевой башни, Сакре-Кёр, Мулен Руж и других романтических парижских достопримечательностей, на полках вдоль стен располагалась большая коллекция из позолоченных, бронзовых и каменных статуэток Будды и разных индуистских божеств.
На столе уже были разложены закуски: французские сыры, ростбиф, кусочки соленой рыбы, несколько овощных салатов. Низкорослая улыбчивая служанка Совани слегка поправила и так уже безупречно расставленные тарелки, поклонилась гостям и тихо вышла из столовой.
«Шато де Латур», урожай 1959 года, продемонстрировал Сэтхи только что откупоренную бутылку, когда все уселись за стол.
А ты знаешь толк в вине, дорогой Сэтхи, улыбнулся Крижевский.
Да, из меня мог бы выйти отличный сомелье, в шутку согласился профессор. Но я выбрал другой путь, как ты знаешь.
Профессор уже более десяти лет преподавал французскую и камбоджийскую литературу в одном из университетов Пномпеня. После пяти лет жизни и учебы в Париже, куда он попал вскоре после окончания Второй мировой войны, он по-настоящему влюбился во Францию и особенно боготворил французских поэтов, которых мог цитировать по памяти часами. Однако свою родную, кхмерскую культуру он тоже безгранично любил, поэтому не захотел остаться жить в Париже и вернулся в Камбоджу сразу после того, как страна получила независимость от Франции в ноябре 1953 года. Сэтхи быстро стал одним из самых уважаемых ученых в стране, его лекции собирали полные аудитории, а его книги и монографии издавались во многих странах.
Я хотел бы смотреть в будущее с оптимизмом, но не могу, задумчиво произнес профессор, когда гости сняли первую пробу с закусок. Мне с каждым месяцем становится все тревожнее, Николя.
Я все же думаю, что ты преувеличиваешь, Сэтхи, сказал Крижевский. Может, никакого переворота и не будет, а все разрешится мирным путем.
Нет, боюсь, что все уже зашло слишком далеко, вздохнул профессор. Во Вьетнаме и в Лаосе уже четыре года идет война, американцы каждый день сбрасывают бомбы, мирные люди гибнут сотнями Камбоджа пока остается оазисом мира в Индокитае, но это ненадолго. Ненадолго
Но зачем американцам вторгаться в Камбоджу? вступил в разговор Савельев. Во Вьетнаме и в Лаосе они сражаются с красными, с партизанами Вьетконга, это понятно. Но развязывать войну еще и здесь Зачем?
Крижевский одобрительно кивнул, глядя на своего молодого коллегу: с ситуацией в регионе молодой человек вроде более-менее ознакомился.
Да, я тоже думаю, что до войны не дойдет, сказал Николай. Они, конечно, могут попытаться поставить здесь марионеточное правительство, но вряд ли это произойдет путем переворота
А как еще? распалялся профессор. Принц Сианук с его бездарной политикой уже ничего не может сделать. Он не смог выстроить нормальные отношения ни с правыми, ни с левыми. Посмотрите, что творится вокруг: чиновничество прогнило от коррупции, сельское хозяйство в упадке, деревня нищает А в это время кругом строятся роскошные казино, вся прибыль от которых утекает в карманы китайской мафии, а наш принц на полгода уезжает в Ангкор-Ват снимать очередной шедевр кинематографа! Американцы просто ждут лучшего момента, когда все совсем сгниет. А это случится скоро, поверьте мне, совсем скоро.
Профессор на несколько секунд замолчал и принялся нервно постукивать вилкой по столу.
А ведь сейчас появились еще эти партизаны-коммунисты, продолжал он после паузы. Мне кажется, что это может таить в себе большую опасность. Я понимаю, что вы оба члены компартии, но тут другая страна, другая культура Может, вы слышали о красных кхмерах? спросил Сэтхи у Савельева.
Нет, не слышал, ответил тот.
Их так называет наш принц Сианук, пояснил профессор. Сейчас пока все их недооценивают. Они в глубоком подполье, но уже скоро могут выйти оттуда. А если на них сделает ставку Китай, то они могут даже прийти к власти. И это может быть даже хуже американцев, уверяю вас.
Совани убрала со стола закуски и подала большое блюдо с горячим: крупные душистые крабы и креветки в кляре, жаренные в масле.
Вот это да! не удержался Савельев, глядя на все это морское великолепие.
Это самый вкусный сорт краба, «кдам сэх», переводится как «лошадиный краб», объяснил Сэтхи. Если его неправильно приготовить, то можно серьезно отравиться. Но вы не волнуйтесь, Совани у нас большой мастер в этом деле. Все очень свежее, только вчера из моря. Угощайтесь. Вы уж извините, я опять замучил вас своими политическими высказываниями.
Ну что ты, Сэтхи, думаю, Вадим узнал много нового благодаря тебе, сказал Крижевский. Хотя я во многом все-таки никак не могу с тобой согласиться
Ну ладно, ладно, давайте сделаем небольшую паузу и поедим немного, примирительно улыбнулся Сэтхи.
Крижевский познакомился с профессором в 1966 году, вскоре после своего приезда в Пномпень, где ему поручили открыть корпункт. Их знакомство произошло во время торжественной премьеры первого фильма принца Сианука под названием «Апсара», проходившей в роскошном кинотеатре «Сине Люкс». Фильм оказался скучной и натянутой любовной историей из жизни столичной богемы. Персонажи разъезжали по Пномпеню на «Ягуарах» и «Кадиллаках», танцевали и пели на роскошных виллах и изъяснялись пышными цветистыми фразами. Выйдя из кинотеатра, Сэтхи и Крижевский принялись бурно обсуждать фильм, с улыбкой разбирая самые нелепые и фальшивые сцены. С тех пор дружба между ними крепла, хотя их политические взгляды часто не совпадали. Каждое воскресенье они традиционно обедали вместе либо в доме профессора, либо в одном из городских ресторанов, и обед неизменно сопровождался жаркими спорами о будущем Камбоджи.
После обеда Сэтхи и Крижевский перешли из столовой в гостиную и уселись в мягких креслах с бокалами «Хэннесси» и кубинскими сигарами, чтобы продолжить свои нескончаемые дебаты. Бопха и Савельев остались в столовой.
Как вам Пномпень? спросила девушка, которая, как и ее отец, безупречно владела французским.
Да я толком не успел еще ничего посмотреть, ответил Савельев. Я же прилетел только несколько часов назад.
Если хотите, можем прогуляться немного, робко предложила Бопха. Мне нужно кое-что купить, вы можете составить мне компанию.
С удовольствием! тут же согласился молодой журналист.
Между тем в гостиной слегка захмелевший Сэтхи продолжал вслух размышлять о политических перипетиях в стране. Он встал, подошел к окну и выпустил изо рта ровное колечко сигарного дыма.
Знаешь, Николя, думая о будущем моей страны, я все чаще вспоминаю стихотворение Бодлера про мертвую лошадь. Оно называется «Падаль». Автор показывает своей спутнице лежащий на дороге труп лошади и говорит ей, что и она скоро неизбежно превратится в такой же смердящий кусок гнилой плоти.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Стихи прекрасные, сказал Крижевский. Но все-таки ты перегибаешь палку, дружище. По-моему, это к Камбодже все-таки никак не относится.
Я бы хотел на это надеяться, вздохнул профессор. Но знаешь, мне в последнее время становится так обидно и стыдно за свою страну. Пятнадцать лет назад мы завоевали независимость. Камбоджа наконец-то стала свободным государством после многих лет колониального гнета. И сейчас мы рискуем все это потерять и снова стать колонией. То спокойствие и процветание, которого мы так долго добивались и в итоге достигли, исчезает на глазах
Крижевский чуть заметно ухмыльнулся, слушая эти слова. Можно ли было назвать Камбоджу абсолютно независимой, если французы продолжали преподавать в большинстве камбоджийских университетов, контролировать все производство и экспорт каучука из страны, обучать молодую камбоджийскую армию, активно участвовать в работе правительства и министерств? Однако вслух свои мысли журналист высказывать не стал, боясь оскорбить патриотические чувства друга. Он знал, как сильно кхмеры гордятся падением французского протектората.
В этот момент в гостиную вошла Бопха.
Отец, я погуляю немного по городу с Вадимом, сказала она.
Конечно-конечно, дорогая, кивнул профессор. И купи мне вечернюю газету, пожалуйста.
Обязательно, пообещала девушка и выпорхнула из комнаты.
Главное сокровище моей жизни, вздохнул Сэтхи, глядя вслед дочери. В ней весь смысл моего существования. Сейчас я мечтаю о том, чтобы она нашла себе достойного мужа
К четырем часам вечера жара постепенно начала спадать. Вадим и Бопха вышли из профессорской виллы и побрели вдоль узкой улочки, по обеим сторонам которой стояли похожие друг на друга двухэтажные особняки, утопающие в зелени садов. Нум Сэтхи жил в центральной части Пномпеня, недалеко от огромного Олимпийского стадиона.
Ты очень хорошо говоришь по-французски, прямо как француженка, сказал Вадим (они быстро и незаметно перешли на «ты»). Где ты так выучила язык?
Я учусь в Сорбонне. Уже второй год, на историческом факультете. Приехала сюда на месяц, потом опять уеду учиться.
Здорово. И как тебе там, нравится?
Да, там хорошо, задумчиво протянула Бопха. Учиться интересно, а Париж очень красивый и романтичный город, но
Бопха вдруг замолчала. Вадим с трудом сдерживался, чтобы постоянно не смотреть на нее: девушка обладала по-настоящему магической красотой. Большие миндалевидные глаза, черные как смоль вьющиеся волосы, полные и чувственные губы, стройная точеная фигура она была похожа на какую-то диковинную азиатскую принцессу из другого мира, загадочного и экзотического мира Востока, который Вадим только-только начинал познавать.
Что ты хотела сказать? спросил Вадим.
Понимаешь, отец хочет, чтобы я жила там, в Европе. Поэтому он и решил дать мне европейское образование, прививает любовь к западной литературе. Мы даже дома часто общаемся на французском, поэтому я по-кхмерски даже говорю хуже. Но я хочу жить здесь. Здесь жили мои предки, моя мама
Похоже, у твоего отца какие-то недобрые предчувствия по поводу будущего Камбоджи.
Да, в этом-то все и дело, вздохнула Бопха. В последнее время он только и говорит о политике. Странно, раньше он политикой почти не интересовался. После смерти мамы он вообще сильно изменился, мне иногда очень жаль его.