И ты поверила? Кэнди со вздохом закрывает глаза и улыбается. Вот чем ты мне дорога, Кейт. Умнейший ведь экономист среди женщин со времен Мейнарда Кейнсаи верит на слово жуликам. Они тебя грабят, а ты думаешь, что услугу оказывают.
Мейнард Кейнс был мужчиной, Кэнди.
Она мотает головойдождик рассылает золотые блики.
А вот и нет. Он был душка. По моему глубокому убеждению, женщинам следует доказать, что у всех знаменитых мужиков имелась ярко выраженная женская струнка.
18:09
На подготовку к путешествию в Йоркшир к родителям Ричарда ушло больше двух часов. В течение первого Ричард набивает багажник самым необходимым для малыша (Луи XIV в сравнении с Беном путешествовал налегке.) Затем наступает момент поиска ключей от багажника, который, точно перевернутая лодка, возвышается на крыше машины.
Где они могут быть, Кейт?
Через десять минут все выдвижные ящики в доме разорены, проклятия исчерпаны и ключи находятся в кармане пиджака Ричарда.
Ричард отдает приказ сию же секунду устраивать детей в машине, после чего двадцать минут лихорадочно опустошает багажник: он просто должен убедиться, что уложил стерилизатор, который наверняка собственными руками засунул в угол рядом с запаской. Снова нецензурщина, яростное перекладывание сумок и коробок, нагромождение добра теперь уже без разбору, лишь бы все влезло в багажник: легкомоющийся пеленальный коврик, легкоскладывающийся переносной стульчик, легкораскладывающаяся кроватка алого цвета; слюнявчики и пластиковые мисочки; пижамки; одеяльце Эмилигрязно-желтая свалявшаяся шерстяная тряпица, до того жалкая, будто ее катком переехали. К тому же мы всегда путешествуем с домашним зверинцем для усыпления детей: драгоценным Ру, овечкой, бегемотом в балетной пачке и крокодилом с оскалом серийного убийцы. Соґски Бена упакованы отдельно (не дай бог дед с бабкой увидят!). Хомячиха, живой сюрприз для Эмили, пристроена в углу багажника.
Бен и Эмили, накрепко пристегнутые в своих детских сиденьях, похожи на космонавтов; их мирно-родственные стычки очень скоро перерастают в натуральную баталию. В минуту слабости (а когда это у меня случалась минута крепости?) я открыла припасенного на рождественское утро пластмассового Санту, набитого шоколадками в блестящих фантиках, и вручила детям по парочке, лишь бы замолкли. В результате Эмили, еще четверть часа назад в белоснежной пижамке, сейчас похожа на далматинца с бурым пятном вокруг рта и такими же отметинами во всех прочих местах.
Ричард, одиннадцать с половиной месяцев в году героически безразличный к чистоте и внешнему виду своих отпрысков, вдруг интересуется, почему это дети в таком безобразном состоянии. Что подумает его мама?!
По возможности оттираю Бена и Эмили влажными салфетками. Впереди три часа езды. Машина так перегружена, что вихляет из стороны в сторону.
Мы еще в Англии?! возмущенно раздается с заднего сиденья.
Да.
Еще не доехали до бабушки?!
Нет.
А я хочу к бабушке! Хочу, хочу, хочу!
На подступах к Хэтфилду оба наши чада заходятся в фуге воплей и визгов. Я включаю кассету с рождественскими гимнами в исполнении хора Королевского колледжа, и мы с Ричардом по очереди подпеваем. (Рич тянет дискантом, я же беру на себя партию Джесси Норман.) Вблизи Питерборо, в восьмидесяти милях от Лондона, беспокойная мыслишка продирается сквозь компостную кучу, в данный момент заменяющую мне мозги.
Рич, а ты Ру не забыл?!
Разве Румоя забота? Я думал, ты возьмешь Ру.
* * *
У семейства Шетток, как и у любого другого, свои рождественские традиции. Одна из них заключается в том, что я покупаю подарки для наших детей, наших двух крестников, я же покупаю подарки для Ричарда, его родителей, его брата Питера, жены Питера Шерил, их троих ребят, а также для дяди Альфа, который неизменно прибывает из своего Мэтлока на раздачу подарков, не пропускает ни одного матча по регби и обожает конфеты с мягкой начинкой, поскольку другие зубы не берут. За Ричардом подарок для меняесли он не забудет и если наткнется после работы на ночной магазин.
Ну, и что мы подарим папе? обычно интересуется Рич на полпути в Йоркшир. Супружеское мы означает ты, что в свою очередь означаетя.
Я покупаю оберточную бумагу и ленту, я заворачиваю подарки. Я покупаю открытки и целый лист марок второго класса. К тому времени, когда я напишу поздравления, подделав подпись Ричарда и сочинив что-нибудь теплое и жизнерадостное насчет быстро летящего времени и непременной встречи в будущем году (ложь!), вторым классом почту отправлять уже поздно, и я вновь выстаиваю очередь за марками первого класса. После чего пристраиваюсь в хвост очереди в Селфридже, чтобы взять сыр и флорентийское печенье, которое обожает Барбара.
А когда мы добираемся до родительского дома, распаковываемся и, как положено, пристраиваем подарки под елкой, а продукты и напитки на кухонном столе, Барбара с Дональдом хором причитают:
Ах, Ричард, ты купил вино! Спасибо! Не стоило беспокоиться!
Интересно, возможна ли смерть от неблагодарности?
Всенощная в церкви св. Мэри, Ротли
Иней так густо прихватил деревенский луг, что трава стала мелодичной: мы прозвякиваем, протренькиваем весь путь от старой мельницы Шеттоков до норманнской церквушки. Внутри тесно, скамейки заняты, воздух спертый, влажный, винный. Пьяницы, появляющиеся в церкви раз в году, должны бы вызывать праведное возмущение у добродетельных прихожан, но я сейчас всех их люблю. Даже завидую неуклюжим стараниям алкашей вести себя смирно, их хмельной радости от того, что дошли сюда, в поисках тепла, света, капельки доброты.
Я держусь. Честное слово, держусьдо тех самых слов из О, Вифлеем!, на которых мои руки сами тянутся к глазам: Молчаливые звезды охраняют Твой сон.
4. Рождество
05:37. Деревня Ротли, Йоркшир
За окнами еще темно. Дети, Ричард и я сплелись на кровати четырехголовым осьминогом. Эмили, вне себя от рождественской горячки, рьяно сдирает обертки с подарков, Бен развлекается шуршащими обрывками. Я дарю Ричарду пакет сушеной оленины, две пары шведских носков (цвета овсянки), пятидневный абонемент на дегустацию бургундского и Как стать идеальной домохозяйкой (шутка). Чуть позже Барбара с Дональдом подарят мне цветастый клеенчатый фартук и Как стать идеальной домохозяйкой (не-шутка!).
Ричард вручает мне:
1. Французское нижнее белье Агент Провокатор: красный лифчик с выпуклыми черными шелковыми горошинами и до середины обрезанными чашечками, поверх краев которых соски будут торчать, как головы средневековых воинов над крепостной стеной. В комплект входит также намек на трусики с резинками для чулок и отделкой из рыболовной сетки.
2. Карточку члена Фонда по охране культурно-исторического и природного наследия.
Оба подарка подпадают под мое определение БЛО: Будьте Любезны Обменять. Эмили дарит потрясающий дорожный будильник с записью ее собственного голоса вместо звонка: Вставай, мамуля! Вставай, соня-засоня!
От нас Эмили получает хомячка (женского пола, но названного Иисусом), велосипед для Барби, кукольный домик, робота-собачку с пультом управления и еще кучу всякого пластмассового, абсолютно ненужного ей барахла. Эмили тащится от Барби-миротворицы из сувенирного киоска стокгольмского аэропорта до тех пор, пока не открывает подарок Полы: писающую Барби, на которую я наложила категорический запрет.
С риском нарваться на истерику мы все-таки смогли унести большую часть подарков наверх нераспакованными, чтобы избавить деда с бабушкой от возмутительного зрелища столичного транжирства (Швыряете деньги на ветер!) и уродования юного поколения (В наше время счастьем было получить куклу с фарфоровой головой и апельсин!).
Подарки скрыть проще, чем многое другое. Как ты, к примеру, убедишь свекра со свекровью, что их внучка встречается с видиком пару раз в году, если эта самая внучка за завтраком без запинки воспроизводит все песни из Русалочки и радостно добавляет, что в ди-ви-ди-версии на одну мелодию больше. Там же, за столом, я чую еще одну надвигающуюся грозу, когда в очередной раз повторяю Эмили, чтобы не игралась с солонкой.
Эмили, дедушка просил тебя оставить солонку в покое.
Нет, ровным тоном возражает Дональд. Я приказал ей не трогать солонку. В этом и заключается разница между нашими поколениями, Кейт: мы приказывали, вы просите.
Несколькими минутами позже, переворачивая на сковородке яичницу, я вдруг ощущаю присутствие за спиной Барбары. Свекровь не в силах скрыть изумления при виде содержимого сковородки:
Господи Иисусе! Дети любят, чтобы яйца были обжарены с двух сторон?
Да, я всегда так делаю.
Ну-ну.
Барбара сдвинута на беспокойстве о меню моей семьи: если она не приходит в ужас от недостатка овощей в детском рационе, то изумляется моему упорному нежеланию ежедневно одолевать три трапезы из трех блюд. Без еды не будет силы, Кэтрин. Ну и, конечно, ни одна повестка съезда семейства Шетток не считается завершенной, если свекровь не припрет меня в темном углу с шипящим вопросом:
Ричард похудел, Кэтрин! Ты не считаешь, что Ричард ужасно худой?
Слово худой в исполнении Барбары звучит жирно: массивно, тяжко, обвиняюще. Прикрыв глаза, я пытаюсь собрать воедино остатки терпения и понимания, которых у меня уже нет. Ведь именно эта женщина одарила моего мужа фигурой стержня от шариковой ручки, и она же тридцать шесть лет спустя смеет меня винить! Разве это честно? Бог ей судья, а я буду выше ее презрения к моим супружеским добродетелям, каковы бы они ни были.
Да, но Рич сам по себе худой, возражаю здраво. Когда мы познакомились, он был просто тощим, как раз это мне и понравилось.
Он всегда бы стройным, признает очевидное Барбара, но теперь от него просто ничего не осталось. Он еще только из машины вылезал, а Шерил уже сказала мне: Вам не кажется, что Ричард отощал, Барбара?
Моя невестка Шерил, прежде чем выйти замуж за бухгалтера Питера, перекладывала бумажки в строительной компании в Галифаксе. С рождением первого из трех своих мальчишек в восемьдесят девятом году Шерил присоединилась к членам организации, которую моя подруга Дебра зовет мамфиеймощной, сплоченной клике неработающих мамаш. Обе онии Шерил, и Барбараобращаются с мужчинами как хозяйственный фермер с породистым скотом, требующим тщательного ухода. Ни одно Рождество у Шеттоков не обходится без брошенных вскользь вопросов Шерил, из какой заграницы я привезла свой кашемировый свитер, и хорошо ли, что Ричард купает детей совершенно один.
Питер, в отличие от Ричарда, в хозяйстве практически бесполезен, но Шерил, как я убедилась за эти годы, только поощряет его никчемность. В жизни Шерил муж играет ценную роль: это мой крест, мне его и нести. Каждой мученице требуется свой Питер, которого со временем можно выдрессировать до кондиции, когда он перестанет узнавать собственные трусы.
Все то, что дома, в Лондоне, мне кажется естественным, здесь воспринимают как феминизм в стадии буйного помешательства.
Сомма, с мрачной торжественностью сообщает Ричард, пронося через кухню в ванную вспухший памперс, легкий абрикосовый аромат которого ведет неравный бой с амбре известного наполнителя.
Рич классифицирует памперсы Бена в соответствии с лично изобретенной эмоционально-географической классификацией: незначительный инцидент носит название Плохо дело, авария средних размеров именуется Тем хуже, а событие, требующее душа, Паводок на Сомме. Однаждытолько один раз! случился Кракатау. Против названия я ничего не имею, но лучше бы это произошло не в греческом аэропорту.
В наше время отцы этим не занимались, морщится Барбара. Чтобы Дональд прикоснулся к подгузнику? Ни за что! Он их за милю обходил.
Ричардзамечательный отец, осторожно вставляю я. Без него мне бы ни за что не справиться.
Барбара яростно четвертует красную луковицу.
За ними самими уход нужен, за мужчинами. Хрупкие создания, тянет она задумчиво, ножом выжимая из луковицы жалобный стон. Будь так добра, Кэтрин, помешай соус.
На кухне появляется Шерил и начинает размораживать сырную соломку и фрукты для завтрашних коктейлей.
Я чувствую себя такой одинокой в обществе Барбары и Шерил. Вот так, должно быть, все и происходило на протяжении столетий: женщины возились на кухне, заговорщически обмениваясь взглядами и вздохами в адрес мужчин. Но я так и не стала членом мамфии; мне неведомы шифры, пароли, особые жесты. Я рассчитываю, что мужчинамой мужчинавозьмет на себя чисто женские обязанности, потому что иначе я не смогу везти на себе мужские. А здесь, в Йоркшире, моя профессиональная гордость и тот факт, что именно я обеспечиваю мужу и детям достойную жизнь, сморщиваются до размеров неловкости. Я вдруг понимаю, что семье нужны забота и внимание, как механизму смазка для бесперебойной работы, а в моем небольшом семействе шарниры вот-вот заржавеют.
Рич возвращается на кухню, обнимает меня за талию, подсаживает на подоконник, пристраивает голову на моем плече и принимается накручивать на палец мои волосы. Совсем как Бен.
Счастлива, солнышко?
Звучит вопросом, но по сути это ответ. Рич, я знаю, счастлив в этом доме, где хлопочут женщины, пахнет домашним печеньем и я каждые пять минут не бросаюсь к телефону.
Он такой домашний, наш Ричард, с гордостью отмечает Барбара.
Пожалуй, тебе стоило жениться на какой-нибудь йоркширской девчушке с ярко выраженным талантом к выпечке кексов, говорю я Ричу в шутку.
А в каждой шутке, как известно, есть доля шутки.
Не думаю. Я умер бы со скуки. К тому же Рич гладит мою щеку и убирает за ухо выбившуюся прядь, если захочется домашних кексовя знаком с одной фантастической женщиной, которой здорово удается их подделывать.
После рождественского ланча с Шеттоками я мечтаю только о том, чтобы безраздельно отдаться Леонардо Ди Каприо на телеэкранном Титанике, но вынужденно ограничиваюсь ролью экскурсоводаконвоирую Бена по гостиной, пока мой мальчик изучает журнальные столики, пробует на зуб электрошнуры от настольных ламп или запускает ладошки в блюда с орехами в разноцветной фольге. Прикидываю варианты: если отниму орехирискую заполучить истерику и осуждение со стороны родственников (Она что, собственного ребенка не способна утихомирить?); если пойду на поводу и разрешу подавитьсярискую жизнью сына и дорогущим ковром Барбары.
Пока Бен спит, мне удается улизнуть. Устроившись на кровати с ноутбуком, я строчу письмо в другой мир:
От кого: Кейт Редди
Кому: Дебра Ричардсон
Дорогая моя Дебс, ну как Рождество?
Здесь налицо все до единой английские рождеств. традиции: мясные рулеты, песнопения, подковырки исподтишка. Свекровь в поте лица собирает чемодан скорой продуктовой помощи для любимого сына, напрочь заброшенного бессердечной стервой из Сити (то бишьмной).
Ты ведь знаешь, я всегда говорю, что хочу быть со своими детьми. Я действительно хочу быть со своими детьми. Случаются вечера, когда вернувшись слишком поздно, чтобы уложить Эмили спать, я подхожу к корзине с бельем и нюхаю детские вещи. Боже, как я по ним скучаю. Никому никогда прежде не признавалась, до чего я по ним скучаю. Но когда я вместе с ними, вот как сейчас, их для меня слишком много. Все равно что за неделю прокрутить любовь от начала до конца. Внезапная вспышка страсти, поцелуи, горькие слезы, я люблю тебя, побудь со мной еще, закажи выпивку, его ты любишь больше, хочу тебя, твои волосы сводят меня с ума, иди ко мне, ненавижу.
Я выжата, напугана, мечтаю о работе, чтобы чуточку отдохнуть. Что это за мать, если она боится собственных детей?
С приветом из Ротли,
К.
Готова щелкнуть кнопку отправить, но жму удалить. Есть предел исповедям, даже лучшей подруге. Даже себе самой.
5. День коробочек
Миссия доброй воли удалась на славу. Промашка случилась лишь за обедом Дня коробочек, когда в соответствии с названием этого праздника мне хотелось нахлобучить каждому из своих самых дорогих и любимых по коробке на голову и как следует прихлопнуть.
Ричард обвинил во всем меня, и он где-то прав, но я ходатайствовала о снисхождении в связи с очевидным подстрекательством со стороны. У нас дома мои детикак дети; у Шеттоков же превращаются в боевые гранаты. Того и жди, что чека вылетит, произойдет взрыви либо шезлонгу Барбары изысканного коньячного цвета будет нанесен непоправимый урон, либо комплект рюмок для яиц от Ройял Вурстер разлетится по полу. А мы с Ричем мечемся по дому, на лету ловя бьющиеся ценности, как игроки команды-аутсайдера в отборочном матче по регби.