Все-таки мужчина очень полезен в домашнем хозяйстве. Когда Маша с мамой жили одни, молочница Клава их обсчитывала, унитазный мастер клянчил на водку, а срочно вызванный электрик приходил через неделю. Дед снимает все проблемы одним своим разведчицким взглядом. Да еще и гвозди забивает. Оставшиеся два чемодана он уложил за пять минут. Мог бы и быстрее, но мама то и дело подсовывала что-нибудь в чемоданы. Тогда Дед выкладывал что-нибудь другое. Мама сунет платье, он оставит жакет. Похоже, Дед отбирал вещи по какой-то системе, понятной ему одному и совершенно недоступной для женщин.
Все! объявил он, запирая последний чемодан. Остальноеостается!
И палевый костюм? ужаснулась мама.
И палевый костюм.
Мама присмотрелась к горе оставленных вещей и спросила свысока, словно Дед ляпнул какую-то совершенную нелепость вроде того, что Луна и звезды нарисованы на небе:
Скажете, и синий не брать?
Не ответив, Дед взял два чемодана и понес к машине. А мама потащила из горы синий костюм.
Доча, давай чемодан! Любой! Скорее!
Маша схватила первый попавшийся чемодантяжелый! Замки открылись от легкого прикосновения, крышку подбросило, как на пружине, и плотно набитые вещи вспучились горбом.
Утрамбуем! решительно сказала мама, укладывая синий костюм. Закрывай. Сядь сверху.
Маша закрыла и села. Под крышкой осталась щель шириной с палец. Мама согнала ее и села сама. Щель уменьшилась и стала со спичку.
Садись мне на колени! скомандовала мама. Двойным весом они победили упрямый чемодан.
Только Маша успела запереть замки, как вернулся Дед.
На дорожку присели? спросил он, хотя, конечно, заметил исчезновение синего костюма.
На дорожку, подтвердила мама, и Дед тоже сел. Это мудрый обычайотходя от суматохи, молча посидеть перед дальней дорогой и вспомнить, не забыто ли что-то важное. Мама вспомнила:
А красное платье?!
В новом чемодане, успокоил ее Дед.
А сумочка?
Была у тебя на плече.
Нет сумочки! А там билет! Мама начала приподниматься, и Маша встала с ее колен.
Что-то громко треснуло. Крышка чемодана отлетела; под ней, на синем костюме, лежала сумочка. А вырванные замки остались запертыми. На их месте в крышке зияли две дыры, и было ясно, что чемодан уже не починить.
Этот чемодан мы покупали вместе с твоим папой, убитым голосом сказала мама и села на пол. Я никуда не поеду! Это был счастливый чемодан. Мы тогда собирались в Швецию, мы любили друг друга и думали, что так будет всегда!
Дед молча сходил в гараж за проволокой, обмотал чемодан и намертво скрутил концы проволоки пассатижами. Многие на его месте сказали бы: «Я говорил, что больше ничего не надо брать!» Но у Деда была замечательная особенность не ругать людей за ошибки, о которых они сами успели пожалеть.
Вставай, Маргаритка. Сереже не понравилось бы, что ты так легко сдаешься, негромко сказал он, подхватил чемоданы и вышел.
Размазывая кулаком слезы, мама кинулась за ним. Папа был для нее главным человеком в жизни. Иногда она сама рассуждала, что ему понравилось бы, а что не понравилось бы. Как будто папа не погиб много лет назад в далекой Анголе, а скоро вернется и спросит: «Ну, как вы тут без меня?»
Последний, пятый, чемодан взяла Маша. Когда она вышла во двор, мама уже сидела за рулем, а Дед открывал ворота.
Я же денег тебе не оставил! спохватился он и отвалил Маше пятьсот рублей.
Зачем? удивилась она.
На хозяйство. Мне тоже надо кое-куда слетать. Вернусь завтра к вечеру, но мало ли что Дед оглянулся на маму и сунул в кулак Маше хрустящую бумажку. Вот еще сто долларов. В случае чего у соседей обменяешь.
Ты куда это собрался, мой генерал?! всполошилась Маша.
По делам! отрезал Дед. Беги, прощайся с мамой. Только не говори, что я улетаюхватит ей в Москве своих волнений.
Маша побежала к машине чмокаться с мамой и выслушивать: «Не мучай себя голодом, не приходи домой поздно, не пускай кота на постель». Времени оставалось в обрез, поэтому мама ограничилась восемью наставлениями и одним вопросом: «Что у тебя с рукой?» Она уже не могла думать ни о чем, кроме Москвы.
Дед тем временем держал скособоченную половинку ворот, которая сама собой захлопывалась. Он подсел к маме на ходу, и Маша с ним даже не попрощалась. Когда она выбежала на дорогу, чтобы хоть помахать вслед, машина мелькнула в конце улицы и скрылась за поворотом.
Уехали. Скособоченная вороти на еще закрывалась, а они уехали. Маше совсем не нравилась такая
поспешность. Ясно, почему мама сама не своя: шутка липробоваться в Останкине, на Центральном телевидении! Но у Деда тоже подозрительно горели глаза. Сто долларов оставил. Осенью в Укрополе одна проблема с едой: куда ее деть. Покупаешь только хлеб и молоко, а остальное растет в огороде, и на сто долларов можно прожить хоть до Нового года. Когда уезжают на один день, такие деньги не оставляют!
Маша кинулась в дом. Спотыкаясь о разбросанные вещи, подбежала к секретеру в маминой комнате и достала шкатулку с документами. На дне, как всегда, был спрятан конверт с деньгами на хозяйство. Но сейчас Маша нащупала в нем еще что-томаленькое, твердое. Раскрыла конверт и увидела пластиковую карточку «Visa».
В любом банке мира по такой карточке можно получить деньгиразумеется, если они есть у тебя на счете. У Деда были.
Давным-давно в Америке Дед основал фирму «Ник Ален и К». «К», то есть его компаньон, американец, командовал цехом, который делал мелкие детали для самолетов. А Дед, продавая детальки, вербовал агентов на авиационных заводах и узнавал важные технические секреты. Когда его арестовали за шпионаж, «К» стал единственным хозяином фирмы. Он еще долго не верил, что дружище Никне Ник и не Ален, а русский разведчик Николай Алентьев. Через двадцать лет у ворот тюрьмы Деда встречал белый лимузин. Шофер отдал ему конверт с пластиковой карточкой и запиской. «Я тебя не простил, но что заработано, то заработано», писал честный «К». Сколько денег на карточке, Дед не говорил, но, к примеру, джип для мамы выбрал не из дешевых.
И вот пластиковая карточка со всеми капиталами Деда оказалась в конверте рядом с тощей пачкой сторублевок. А вчера Дед записал в мамином кухонном блокноте, среди рецептов, цифровой код, без которого не снимешь деньги с карточки. Мама спросила, зачем, а он сказал: «Я старый, могу на улице свалиться с инфарктом».
Все стало ясно. Дед оставил Маше такую кучу денег, чтобы она не полезла в шкатулку раньше времени. А пластиковую карточку в шкатулке оставил на случай, если погибнет в своей таинственной поездке.
Глава XVIТУТ-ТО ВСЕ И НАЧАЛОСЬ!
Риск для разведчикатакое же нормальное условие работы, как жар для пекаря. Булочку в холодной печи не испечешь и секретные сведения без риска не добудешь. Но в этот раз Дед рисковал без приказа! Когда у военного человека приказ, разве он станет шептать; «Маме не говори»? Нет, он отрежет: «У меня приказ! Вернусь завтра», и ни одна мама ничего ему не сделает. С приказами не спорят, о приказах не спрашивают. Приказы можно только выполнять.
Маша знала единственное по-настоящему рискованное дело, не связанное с разведкой: дело Джинсового. Правда, непонятно, зачем Деду куда-то улетать, если Джинсовый здесь, в Укрополе. Еще вчера он стрелял в Самосвалова. Но, может быть, Дед знает больше? Например, та же молочница Клава сболтнула ему, что видела незнакомца и синих джинсах у авиакассы. Или на след прей умника вышел Самосвал, а оставить город ему не на кого, вот он и попросил Деда помочь. Скорее всего, так и было.
Ох, Маша и разозлилась на Деда! Конспиратор! Ведь мог, мог шепнуть внучке два слова еще в ванной, когда перевязывал ей руку. А он темнил и даже деньги ей сунул в последний момент, зная, что Маша будет задавать неудобные вопросы.
Чтобы подсластить обиду, Маша грохнула оставленную Дедом пятисотку на самый большой торт, какой нашелся в кондитерской. Хотелось назло ему потратить все деньги на пустяки. Ни о чем другом она тогда не думала. Но пока несла по улице этот увесистый тортельник в прозрачной коробке, утыканный грибами из безе, укропольские бабки подсказали, что:
а) мать из домукомпания в дом;
б) и генерал уехал;
в) вся семья уезжает, уже и дом продают;
г) она его раньше спалит, с компанией-то. Совсем без призору ребенок.
Палить дом ребенок не собирался, а за остальные пункты, от «а» до «в», мысленно поблагодарил бабулек. Ведь и вправду вся семья уезжает, и неплохо бы на прощание собрать друзей. Тем более что такой торт не съешь в одиночку и даже вдвоем с Наташкой.
Подходя к дому, Маша представляла, как будет шумно и весело. Как на дне рождения. Девчонки опять станут крутить бутылочкучья очередь танцевать с красивым двоечником Славкой Ворониным. Он балбес, зато похож на Гарика Поттера. Конечно, пока рот не раскроет. Значит, позвать Славку, Наташкусамо собой, Настю Шушмжу, Лену Козыреву, обеих Марин Стол заполнялся гостями, торта уже не хватало на всех, а главное. Маша поняла, что по-настоящему ей хочется видеть только Наташку, Петьку и Боинга. Остальных она любила не меньше, а некоторых больше (больше, чем Петьку, это уж точно). Но им не расскажешь, что твой дедушка улетел неизвестно куда, занимается неизвестно чем и сам не уверен, что вернется. Рассказать можно только троим, а остальных она позовет потом, когда приедет Дед.
На лавочке у Машиного забора сидел пожарный молодой человек. Да, тот самый, который грозился закрыть школу, если из подвала не выбросят парты. Маша сразу его узнала, хотя сейчас пожарный был одет не в форму, а в футболку и джинсы.
В ДЖИНСЫ!
Ноги у Маши прилипли к земле. «Дурочка, иди мимо!»пискнул внутренний голос. А молодой человек поймал ее взгляд и стал привставать. Он откуда-то знал Машу! Из оставленной в катакомбах записки, вот откуда. Маша сама написала: «Алентьева Мария, Билоштан Богдан и Соловьев Петр, восьмиклассники Укропольской средней школы» В маленьком городе это все равно, что самый точный адрес: не первый, так второй встречный подскажет, где ты живешь. Джинсовый нашел записку и решил убрать свидетелей!
Внутренний голос уже не лишал, а вопил, как милицейская сирена: «БЕГИ!!!»
Девочка, у вас квартирант не живет? спросил молодой человек, и Маше сразу стало легко-легко.
Подумаешь, джинсы. У всех ген. джинсы. Главное, пожарный пришел не к ней, а к Билли Бонсу.
Девочка! Ау! нетерпению повторил молодой человек.
Живет, улыбнулась Маша. Вы, наверное, в дом стучались, а он в сараюхе.
Где? Молодой человек оглянулся на гараж.
Нет, это на огороде, за домом. Пойдемте. Маша проводила пожарного до угла. Он шел,
приотстав и дыша ей в затылок. Опять стало страшно, и вместе со страхом вернулись подозрения. Одни только джинсы, конечно, ничего не доказывают. Но пожарный приказал очистить школьный подвал, из которого можно попасть в катакомбы, и шайка Джинсового ищет ходы в катакомбы. Это уже второе совпадение!
Сараюха стояла в дальнем конце огорода. Ее строили, чтобы сдавать курортникам, а среди них попадаются очень шумные.
Теперь не потеряетесь, остановилась Маша. Он домавидите, дверь приоткрыта?
Плестись за молодым человеком к Билли Бонсу было бы глупо, все равно при посторонней девчонке они бы не сказали ничего интересного. Маша побежала в дом. Фотоаппарат! Ей нужен фотоаппарат!
Ворвавшись в мамину комнату, она выдернула из письменного стола оба нижних ящика. В правом одна пустая коробка от цифровикаМаша так и думала, что мама взяла его в Москву. А в левомпривет из двадцатого века: старый «Зенит» и целая россыпь кассет с завитыми бубликом кончиками пересохшей пленки. Когда мама еще работала в газете, она неплохо снимала и научила Машу. Многие думают, что здесь и учиться нечему: нажал на кнопку «мыльницы», и готово. Но «Зенит» не автоматический, сам не снимает. С ним нужно кое о чем подумать, кое-что покрутить, а потом уже нажимать. Зато у него есть пятисотмиллиметровый объективцелый телескоп! Он приближает в десять раз.
Маша зарядила пленку, привернула пятисотмиллиметровый и отошла в глубь комнаты, чтобы не выдать себя блеском стекла. Навела резкость, и пожарный с Билли Бонсом как будто всплыли из тумана. Они сидели у раскрытого окна сараюхи так близко, что, казалось, можно дотянуться рукой.
Объектив был тяжеленный, тяжелее камеры. Он мелко дрожал в руках. Так снимать нельзя, получится «шевеленка»: размазанные лица с двумя носами и четырьмя глазами. Маша поставила фотоаппарат на стол и подложила под объектив сначала книжку, а потом одну за другой три тонкие тетрадки, пока окошко сараюхи не вписалось в кадр. Теперь «Зенит» стоял надежно. Волнуясь, она сделала первый снимок, потом на всякий случай еще четыре, меняя выдержку.
Билли Бонс и пожарный мирно беседовали, прихлебывая из стаканов чай, а может быть, легкое вино. Вдруг пожарный торопливо допил частыми глоточками (точно, не чай) и встал. Билли Боне вышел с ним на крыльцо. Маша щелкала не переставая.
Тут моряк о чем-то вспомнил и стал звать молодого человека обратно в сараюху, а тот показывал на часы. Наверное, боялся опоздать на автобус. В конце концов Билли Бонс махнул рукой и пошел его провожать. Города они явно не знали, а то бы огородами через пять минут вышли к автостанции. Атак оба, не сговариваясь, повернули к дому. Маша спряталась, сев на пол под самым подоконником. Скоро заскрипел битый кирпич на дорожке, и она расслышала обрывок вопроса:
Не боишься?
Сперва, честно сказать, струхнул. Даже ночевал в гостинице, пробасил Билли Бонс. А потом думаю: э, нет! Я, Федя, сроду от ментов не бегал, ты же знаешь мою натуру. Вернулся к старику, копнул его поглубжечто это за секретный генерал такой?
Ну и как?
Навозом он сильно интересуется, Федя. Один только навоз и остался в башке.
Голоса удалялись. Маша так и не решила, кто же они, Федя и Билли Бонс, друзья или сообщники, люди как люди или преступники?
Окошко в сараюхе осталось распахнутым. Дальним путем, по улице, до автостанции минут пятнадцать, а чтобы проверить чемоданы моряка, хватит и пяти. Пригибаясь, чтобы не увидели соседи, Маша вдоль забора шмыгнула к сараюхе. Влезла в окно И слезы навернулись на глаза.
Сараюха, миленькая! Как хорошо здесь было сумерничать с Наташкой, выбалтывая девчачьи тайны. Как они плакали без особой причины, а просто потому, что в небе луна, а по видику в десятый раз утонул «Титаник», и страшновато, что кончается детство А теперь в сараюхе живет чужой человек. Может быть, преступник. Скоро Билли Боне или кто-то другой переселится в Машин дом. Он будет посиживать в саду на любимом Дедовом месте, он сорвет первый персик с деревца, которое Маша посадила четыре года назад. А она уедет в Москву, и все это так заманчиво и так печально, что хочется реветь.
Чемоданы моряка стояли под кроватью, один пустой, другой запертый. Маша раскрыла шкафобычная одежда. Ей уже было стыдно. Хотелось уйти, и она ушла бы, если бы к Билли Бонсу не заходил этот подозрительный Федя На столе остались два захватанных липкими пальцами стакана и пустая бутылка. А вот фотография в рамочке: Билли Бонс на фоне какого-то не то сейнера, не то лайнера. Квартирант как квартирант.
За окном скрипнула щебенка под чьей-то ногой. Билли Бонс возвращался! Бросил гостя на полпути, не проводив до автобуса. «Как это грубо и нетактично», подумала Маша, скрываясь за дверью туалета. Финт был отработан с третьего класса: встаешь на бачок, дотягиваешься до оконца под потолком и вылезаешь из сараюхи с обратной стороны, где тебя не ждут. Для прятокпросто жесть! Только с тех пор, как Маша играла в такие игры, она стала раза в два тяжелее. А вдруг своротишь бачок? То-то будет грохота!
Боясь вздохнуть. Маша взобралась на бачок. Почему люди не летают как птицы? Толкнула раму, подтянулась, протиснулась и кубарем скатилась на грядку с помидорами. Было слышно, как в сараюхе завизжали пружиныБилли Боне вошел и сразу плюхнулся на кровать.
Заметая следы приземления, Маша собрала и забросила подальше десяток раздавленных помидоров. А когда выпрямилась, поверх забора на нее с разинутым ртом смотрел сосед, работающий пенсионер Василий Прокопыч.
Дядь Вась, вы Барсика не видели? нашлась Маша.
Барсика? Голос работающего пенсионера не предвещал ничего хорошего. Такого пестренького кошачьего сына с рваным ухом?
Маша кивнула, напустив на себя самый кроткий вид.
КОТОРЫЙ У МЕНЯ ЦЫПЛЕНКА УТАЩИЛ?!