Божественного света, без которого вы всего лишь кучка праха, движимая ветром легкомыслия.
Я не легкомысленный, возразил пятидесятилетний.
Неужели? Чтобы содержать любовницу, ты экономишь на образовании собственных детей, как же это еще назвать?
Тот, сбитый с толку, криво усмехнулся:
А вы-то откуда знаете? Вы что, из полиции?
Нет, я не из полиции.
Несколько зевак, поглядывавших то на оратора, то на пятидесятилетнего, фыркнули при мысли, что полицейского можно заподозрить в употреблении таких слов, как «ветер легкомыслия».
Он чужую жизнь как по книжке читает, объявил один из них новым любопытным.
И рассказал, что тут было. Число зевак возросло; теперь их насчитывалось уже больше пятнадцати.
Никто не знал, когда тут появился оратор. Но за каких-то четверть часа он собрал настоящую толпу.
Если бы ты побольше стремился к божественному свету, а не к своим ничтожным земным удовольствиям, то вспомнил бы, что не латают старые бурдюки новой кожей.
Маленькая толпа прыснула со смеху. Пятидесятилетний выглядел раздосадованным и явно искал повода улизнуть.
Мне на поезд пора, сказал он сухо. Хочешь сказать, что я должен жить как монах?
Я не знаю, как живут монахи, ответил оратор, но, судя по твоим любовным усилиям и их последствиям для твоего здоровья, молодая любовница тебе на самом деле ни к чему. Тебе пора привести дела в порядок и подумать о более достойной кончине. В твои годы ты одинок, но считаешь себя еще молодым, забывая, что удовольствия с собой в могилу не возьмешь.
Он повернулся к остальным, ошарашенным.
У скольких из вас есть семья? Настоящая семья? Хотя вы же отдаете своих состарившихся родителей в дома престарелых, куда заглядываете раз в месяц, а сами живете в одиночестве на двоих, слыша единственный голосголос телевизора.
Верно! крикнула какая-то женщина.
Пятидесятилетний, потеряв терпение, пробурчал:
«Глупости», потом развернулся и ушел к своему перрону.
Надо было узнать его имя, сказал кто-то.
А я? спросила молодая женщина, заинтригованная происходящим.
Незнакомец пристально вгляделся в нее.
Что я могу ответить тебе, женщина? Ты жаждешь любви, но принимаешь за любовь физиологическую активность, которая в лучшем случае длится несколько четвертей часа. Ты хочешь мужчину, который был бы одновременно богом и смертным. И поэтому в твоей жизни неудач больше, чем камней на дороге. Ты просыпаешься в скомканных простынях, но твоя душа скомкана еще больше.
Девица была никакая: ни хорошенькая, ни дурнушка. Несмотря на макияж, она казалась безликой. Нахмурившись, она уставилась на незнакомца воспаленным, встревоженным взглядом.
Откуда ты все это знаешь? крикнула она. Ты что, ясновидец?
Он выдержал ее взгляд.
Ты продала бы душу дьяволу, думая, что он на нее польстится, ответил незнакомец спокойно. Но кладовые дьявола ломятся от таких душ, как твоя.
Толпа, поскольку это уже стало настоящей толпой, засмеялась. Не каждый ведь день получаешь бесплатное развлечение, тем более такое. Похлеще любого реалити-шоу! Этот проповедник, или кто он там еще, просто умора.
Ты за гроши продала свою душу прохвостам.
Каким прохвостам?
Он махнул рукой.
Тем, что торгуют дурацкими картинками, ответил он наконец. Картинками вечной молодости и счастья в баночке.
На сей раз толпа отозвалась взрывом хохота. Вокруг оратора теснилось человек сто.
И что же мне делать?
К ним приближались полицейские, тяжелым, твердым шагом людей, отвечающих за поддержание порядка.
Перестать верить, что можно купить свою жизнь.
Но делать-то что?
Эй, вы там, расходитесь! рявкнул один из полицейских.
Оратор смерил его снисходительным и усталым взглядом.
Жан-Пьер у тебя ведь ребенок болен муковисцидозом? бросил он.
Полицейский остолбенел.
Откуда ты знаешь мое имя?
Вчера в больнице тебе сказали, что, к несчастью, ему осталось недолго.
Полицейский напрягся.
Ты что, в больнице работаешь?
Толпа уставилась на обоих.
Нет, я не работаю в больнице. Подумай о Господе, Жан-Пьер, и твой ребенок выздоровеет. В тот же самый миг, точно тебе говорю.
Воцарилась необычная для вокзала Сен-Лазар тишина, нарушаемая лишь скрипом чемоданных колесиков да гудками, доносившимися с улицы.
Жан-Пьер, сказал полицейскому напарник, не позволяй себя дурачить, он же пустобрех. Этот гад подает тебе ложные надежды. Давай вышвырнем его.
Погоди-ка, а откуда он знает мое имя?
Жан-Пьер, ты человеческое существо, живущее только по милости Господа. Ты ведь был трудным подростком, верно?
Проклятье! Да кто он такой, этот тип?
Несчастное детство в захолустье, воровство Тебя спас футбол. Ты мечтал стать звездой кожаного мяча. Увы
Жан-Пьер Дюфраншмен слушал разинув рот. Толпа тоже.
Ладно, если не хочешь, то я сам. Дамы, господа, прошу разойтись
Разойдемся, если захотим! огрызнулась какая-то женщина. Мы ничего плохого не делаем. Слушаем этого человека, он поинтереснее вас.
Вы мешаете движению на вокзале. Здесь не место для митингов.
Жан-Пьер схватил незнакомца за руку.
Так вы говорите, мой сын поправится?
Раздался свист. Несговорчивый полицейский вызвал подкрепление по портативной рации. Потом направился к незнакомцу. Несколько человек преградило ему путь.
А в чем дело? Оставьте человека в покое! крикнули из толпы. Он имеет право говорить!
Сопротивление силам правопорядкаэто уже серьезно, месье.
А нечего полиции вмешиваться в то, что граждане слушают!
Полицейский схватил незнакомца за руку. Колыхнувшаяся толпа заставила его выпустить добычу и чуть не сбила с ног. Он возмутился. Тут к нему подоспела подмога. В несколько секунд завязалась потасовка. Потом послышалась полицейская сирена, и еще четверо стражей порядка приблизились спортивной походкой.
Назад! рявкнул один из них.
Но толпа не отступала. Полицейских стали осыпать бранью. Они все шестеро, увлекая с собой незнакомца, бегом покинули вокзал, вскочили в фургон, и тот, едва хлопнули дверцы, рванул к центральному комиссариату на улице Шоша.
Бригадир Жан-Франсуа Сир увидел ввалившийся отряд и обвел взглядом своих разгоряченных людей. Потом его взгляд остановился на незнакомце.
Что у вас? спросил он.
Препятствие движению на вокзале Сен-Лазар, повлекшее скопление народа, неповиновение приказу разойтись и силам общественного порядка, выпалил одним духом полицейский Робер Шавре.
Он не сопротивлялся, уточнил Жан-Пьер Дюфраншмен с мрачным видом.
Других подбивал сопротивляться.
Никого он не подбивал сопротивляться, твердо настаивал Жан-Пьер, глядя на своего напарника столь же мрачно, сколь и решительно.
Тот удивленно промолчал. Бригадир сердито нахмурился. Ничего хорошего, когда двое подчиненных противоречат друг другу при составлении протокола. Незнакомец слушал эту перепалку с задумчивым видом.
Это толпа сопротивлялась, внес поправку третий полицейский.
Политика? спросил бригадир, в упор глядя на незнакомца, который показался ему удивительно спокойным.
Возможно, сказал Шавре.
И что он говорил?
Не знаю, не смог всего расслышать Ерунду всякую вроде насчет религии.
Это не одно и то же. Ладно, допросим в моем кабинете. А потом оформим по-быстрому.
Шавре и его коллега провели незнакомца в кабинет бригадира. Тот сел и достал из пластиковой ячейки бланк протокола. Незнакомец стоял между двумя полицейскими.
Ваши документы.
У меня их нет.
Бригадир поднял брови.
Потеряли?
У меня никогда их не было.
Брови бригадира поднялись еще выше, до самого предела.
У вас никогда не было документов?
Нет.
Предгрозовое затишье воцарилось в кабинете на несколько секунд.
Вы француз?
Человек пожал плечами.
Где родились, знаете?
Еще одно пожатие плеч.
Как вас зовут?
Эмманюэль.
Эмманюэль, а дальше?
Жозеф.
Эмманюэль Жозеф, так?
Человек кивнул.
Сколько лет?
Человек не ответил, но посмотрел на бригадира с сочувствием.
Я спрашиваю, сколько вам лет, слышите? нетерпеливо повторил тот.
Две тысячи десять.
Издеваетесь надо мной, что ли?
Вовсе нет, господин бригадир. Две тысячи десять лет.
Тот грохнул кулаком по столу.
Обыщите его! приказал он своим подчиненным.
Тут одно за другим произошли три события. Сначала зазвонил мобильный телефон Жан-Пьера. Он нажал на кнопку, поднес телефон к уху, послушал и изменился в лице. Бригадир поймал его растерянный взгляд.
Что там?
Мой мальчишка
Бригадир нахмурился.
Случилось что-нибудь?
Это моя жена Он вернулся домой бегом
Бегом?
Бригадиру Сиру было известно состояние сынишки Жан-Пьера, известно было и что такое муковисцидоз. Дети, подхватившие эту гадость, не имеют привычки к беготне.
В точности, как говорил этот человек
Какой человек?
Вот этот, которого вы допрашиваете
Казалось, бригадир озадачен.
Шавре меж тем закончил обыск.
Вот все, что я нашел. Билет на метро.
Дай сюда, посмотрим, откуда он.
И тут произошло второе событие. Полицейские вдруг выпучили глаза и переглянулись. Двое из них увидели, как лицо бригадира Сира за несколько секунд обросло патриаршей бородой до пупа. Сам бригадир вместе с Жан-Пьером Дюфраншменом наблюдал то же явление на лице Робера Шавре. И только Дюфраншмен не был поражен этим скоропалительным оволосением. Он просто держал свой мобильник в руке, внезапно лишившись дара речи.
Третье событие. В кабинет вошла их взволнованная начальница, капитан Брижитт Фешмор, и тоже онемела при виде двух бородачей.
В чем дело? спросил бригадир.
Она вытянула шею и прохрипела:
Что тут у вас творится? Откуда бороды?
Только тогда бригадир заметил свое украшение.
Да что же это? вдруг пронзительно завопил он.
Там, промямлила капитан Фешмор, толпа осаждает комиссариат и требует освобождения не знаю кого.
Я тебе перезвоню, сказал Жан-Пьер жене.
Бригадир подбежал к окну. И одновременно увидел толпу и отражение собственной бороды. Сквозь закрытые окна доносились крики. Он в ужасе обернулся и приказал:
Вышвырните этого типа вон! Немедля!
Капитан Фешмор взвизгнула. Жан-Пьер поспешно повел Эмманюэля Жозефа к двери во двор здания.
Коридор наполнился истошными воплями бригадира: он требовал бритву.
Уходите! сказал Жан-Пьер незнакомцу. Уходите, прошу вас. И спасибо! Спасибо за моего сына, не знаю как
На него накатили слезы. Он наклонился и поцеловал незнакомцу руки.
Скажите, где я могу вас найти.
Вы меня найдете, ответил Эмманюэль Жозеф с чуть грустной улыбкой.
И спокойным шагом направился к выходу из здания, находившегося чуть в стороне от окружавшей комиссариат толпы. Дюфраншмену показалось, что его там поджидала какая-то женщина. Но он не успел ее разглядеть, поскольку на улице поднялась кутерьма.
17
На следующий день в «Ле Паризьен» появилась следующая заметка:
КОЛЛЕКТИВНАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КОМИССАРИАТЕ ДЕВЯТОГО ОКРУГА
Вчера около 11 часов толпа человек в двести (по утверждениям полицейскихв пятьдесят) осадила комиссариат на улице Шоша, требуя освобождения задержанного, который чуть раньше стал причиной скопления народа на вокзале Сен-Лазар, читая мысли прибывших либо собиравшихся сесть на поезд пассажиров. По некоторым сведениям, у двоих полицейских, проводивших допрос задержанного, некоего Эмманюэля Жозефа, внезапно выросли длинные, до самого живота, бороды. В комиссариате отказались подтвердить или опровергнуть эти необычные слухи, хотя и признали, что человек пятьдесят и в самом деле явились требовать освобождения «мага».
Министр внутренних дел, человек не слишком расположенный к глупым шуткам, наткнулся на нее и потребовал от префекта полиции направить ему отчет об этом происшествии, подрывающем престиж полиции. Префект, как говорится, спроворил дознание (посмел бы он отложить его до завтра!). Результат оказался противоречивым. Не только бригадир Сир и полицейский Шавре подтвердили, что у них за несколько секунд выросли окладистые бороды, но еще и их начальница, капитан Фешмор, была этому свидетелем.
Нацепили фальшивые, что ли? спросил инспектор, проводивший дознание.
Нет, инспектор, ответила капитан Фешмор. Во-первых, не думаю, чтобы двое полицейских с отличным послужным списком устроили маскарад при допросе задержанного, а во-вторых, я сама видела, как они потом брились в душевой. Да и многие другие из моих людей также видели, как они сбривали бороды. Сир был особенно взбешен.
Но в чем смысл этой выходки? спросил инспектор.
Никакого смысла, так уж вышло. Я не сумасшедшая. И не было у нас коллективной галлюцинации. Можете спросить у бригадира Сира: он сохранил несколько клочков своей бороды на тот случай, если подвергнется дисциплинарному взысканию.
Не понимаю
Он отдаст ее на генетический анализ, чтобы доказать, что это его собственная борода, ответила капитан Фешмор.
Эти слова означали, что центральный комиссариат Девятого округа, наверняка очень сплоченный, готов встретить любые административные меры, какие только могло повлечь за собой это дело. Все догадывались, что министр потребует головы обоих виновников, если не самой капитана Фешмор.
И что я, по-вашему, должен написать в рапорте об этих выдумках?
Фешмор не ответила.
Но сами-то вы что об этом думаете?
Думаю, что это имеет отношение к тому задержанному, Эмманюэлю Жозефу. Он и в самом деле маг.
Маг? переспросил инспектор, окончательно сбитый с толку.
Во время задержания на вокзале Сен-Лазар он объявил рядовому Дюфраншмену, что его сын болен муковисцидозом, но если он помолитсямальчик выздоровеет.
Что? спросил ошеломленный инспектор. Вы верите в этот вздор?
Инспектор, у меня диплом по математике, и я верю в то, что вижу своими глазами, ответила она спокойно. Я знаю, что сын Жан-Пьера Дюфраншмена был болен муковисцидозом. И знаю, что через час он выздоровел.
Инспектор посмотрел на нее пристально и сурово. Брижитт Фешмор не сомневалась, что тот напишет в своем рапорте: «Центральный комиссариат Девятого округа был поражен приступом коллективного помешательства». Или того хуже. Министр начнет свирепствовать. Что ж, чему бытьтого не миновать.
Инспектор встал и сухо попрощался.
Было это в понедельник.
А в среду знающая свое дело «Канар аншене» дала на первой полосе заголовок: «ОТ ПОЛИЦЕЙСКИХ БОРОД У МИНИСТРА ШЕРСТЬ ДЫБОМ».
Далее следовал подробный отчет о происшествии.
Министр как раз получил рапорт из главной инспекции; его кровь вскипела. Он приказал уволить со службы четырех полицейских, любой ценой разыскать Эмманюэля Жозефа и выпроводить его из страны без лишнего шума.
К его удаче, по крайней мере кажущейся, Эмманюэль Жозеф появился вновь на первом этаже большого универмага, точнее, в отделе парфюмерии и косметики. Здесь он высказался о нелепости товаров, предлагаемых легкомысленным покупательницам, о тщетности борьбы против возрастаэтой глупой одержимости собственной внешностью и желанием нравиться. Ведь старение так же естественно, как созревание плодов, а если кто похож на гнилой плод, то лишь потому, что червь завелся в его собственной душе.
Удивленные покупательницы прислушались к этой речи, подкреплявшей их собственные смутные чувства. И протесты продавщиц, демонстрирующих товар, помешать этому не смогли. К оратору стали стекаться покупательницы, а вслед за ними и покупатели. Меньше чем за полчаса вокруг него образовалась маленькая толпа. Его красноречие текло рекой, голос был страстным и энергичным. Вскоре сюда поднялись люди с подвального этажа, из отдела скобяных и строительных товаров. Только что зашедшие в магазин недоумевали о причине сборища, так же как и те, что спускались на эскалаторе с верхних этажей; и все пополняли его собой.
Неужели подобает достоинству женщин, девушек, матерей, жен тратить целые состояния на средства, которые сулят им молодость, но лишь вынуждают обманывать самих себя? Неужели подобает человеческому достоинству, что люди, вместо того чтобы посвятить себя благородным задачам жизни, радости и любви, поддерживают производство подделок? Кого они прельстят? Какая любовь может родиться из иллюзий и лжи? Неужели вы полагаете, что ваш Создатель не видит вас и не сокрушается из-за вашего ребячества?