О, я очень горд, что ты позвонила именно мне.
Вчера наш разговор оборвался довольно неожиданно.
Серьезно? Прошу прощения.
Мистер Хейзлтон, почему вы захотели, чтобы я это увидела?
Что именно? Свидание в отеле? Ну, я подумал: мало ли, пригодится.
Мистер Хейзлтон, такая информация обычно используется для шантажа.
Наверное, годится и для шантажа. Об этом я как-то не думал. Ты ведь не собираешься это использовать с такой целью, правда же?
А зачем мне вообще это использовать, мистер Хейзлтон?
Это твое личное дело, Катрин. Я просто решил предоставить тебе этот материал. А уж как его использоватьдело твое.
Но с чем это связано, мистер Хейзлтон? Зачем вы мне его предоставили?
Ну, Катрин, это, по-моему, очевидно. Чтобы ты чувствовала себя мне обязанной, чтобы прониклась ко мне расположением. Это подарок; я не прошу взамен ничего конкретного. Но я знаю, какую цель тебе обрисовали Томми и Жебет, а это задание чрезвычайно важно для компании. Оно сделает тебя очень важной персоной. В каком-то смысле, уже сделало, даже если решение тобою еще не принято. Кстати, принято или нет?
Пока нет. Я все еще раздумываю.
Это резонно. Такой важный шаг. Я, как и все остальные, хочу, чтобы ты этот шаг совершила, но считаю, ты права: нельзя принимать такое решение, не обдумав его самым тщательным образом. Извини, если из-за меня твои мысли будут заняты еще и чем-то другим.
Вы это подстроили, да, мистер Хейзлтон? Установили камеру?
Я ничего не подстраивал. Можно сказать, эта информация случайно попала ко мне в руки.
А с чего вы взяли, что лично мне это может быть интересно?
Ну, Катрин, об этом, конечно, не все знают, но я-то, кажется, понимаю, как ты относишься к мистеру Бузецки.
Неужели?
Да. Мне он тоже нравится. Я восхищаюсь его принципиальностью, его убеждениями. Но ведь жаль будет, если окажется, что эти убеждения основаны как бы на ложных предпосылках, ты согласна? Вот я и подумал: раз уж есть такой фильм, он может тебе пригодиться. Правда может быть жестокой, Катрин, но ведь она все равно лучше, чем ложь, как ты считаешь?
Мистер Хейзлтон, позвольте спросить, у вас и против меня имеются подобного рода улики?
Господи, Катрин, конечно нет. Я, как правило, не принимаю участия в таких делахникогда такого не поощрял. Как я уже сказал, фильм оказался у меня совершенно случайно.
А что конкретно наводит вас на мысль, что я испытываю какие-то чувства к Стивену Бузецки?
Я не слеп, Катрин, и ничто человеческое мне не чуждо. То же можно сказать и о людях которые на меня работают. Они понимают чувства других, умеют сопереживать. Конечно же, они стараются узнать, кто и как у нас в компании относится к коллегам, просто чтобы не получилось, что двое людей, которые друг друга ненавидят, должны работать вместе. На самом деле это обычная, проверенная практика, дающая массу преимуществ заинтересованным лицам. Тыя в этом уверенсознаешь, что в таких обстоятельствах и не надо как-то специально вызнавать, кто к кому привязан, как-то между делом это выяснять. Это просто само выясняется.
Да, согласна.
Ну конечно. Так вот, этот фильм, или видеодиск, или как там это называетсяя не силен в технических новшествах, переходит в твое распоряжение. Что с ним делатьрешать тебе лично, хотя я вполне понимаю, что тебе, возможно, не захочется использовать его, так сказать, по прямому назначению. Может, ты сочтешь, что Стивену лучше узнать о происходящем не от тебя; в таком случае нетрудно будет донести до него эту информацию без твоего участия. Просто скажи мнеи все.
В ваших устах все это звучит весьма продуманно, мистер Хейзлтон.
Вот и хорошо. Я рад.
Стивен, помоги. Что такое?
Передо мной стоит дилемма. Кстати, ты где? Дома, а ты?
В Карачи, в Пакистане. У тебя там все в порядке? Отлично. А ты, я смотрю, по всему шарику мотаешься. Итак, чем могу быть вам полезен, мадам?
Мне предложили новую работу.
Новую работу? Какую, к черту, новую работу?
Во-первых, это строго между нами.
Само собой.
Во-вторых, в Тулане.
Шутишь. Нет, вернее, подшутили над тобой. Тот самый клочок земли в Гималаях?
Именно.
Объясни. Сгораю от нетерпения. Это, надеюсь, не понижение? Ты никаких глупостей не наделала?
Это отнюдь не понижение. Глупостей я наделала массу, но довольно о моей личной жизни. Они хотят чтобы я... ну, сложно объяснить. Разведала как и что. Не могу тебе открыть все подробности, но меня хотят отрядить туда на постоянное место жительства. Чтобы я там осела, познакомилась с людьми и постаралась выяснить, как они будут реагировать на перемены, каковы их общие настроения.
Но там же ничего нет?!
Там горы. Сплошные горы. И девятьсот тысяч населения.
Какие же подробности ты не можешь мне открыть? Хотя бы примерно. Обещаю, дальше это не пойдет.
Черт, прямо не знаю. Ну, ладно: говорят, это важное задание. Оно поможет моему продвижению. Но ведь это повлечет за собой решительные перемены. Мне придется в корне изменить образ жизни, оставить дело, в котором я набила руку, отдалиться от друзей, с которыми я и так вижусь крайне редко. Что же касается моей нынешней работывообще не знаю, смогу ли потом когда-нибудь к ней вернуться. Я ведь разбираюсь только в технологиях, а они так быстро развиваются, что за год уже можно отстать. Пройдет максимум полтора годаи мои знания безнадежно устареют. А то, что мне сейчас предлагают, очень масштабно и, скорее всего, растянется больше чем на полтора года. Короче, обратного пути не будетзнаешь, как компьютер говорит: «Внимание, данную операцию будет невозможно отменить».
Ой, матерь божья. Не знаю, что и посоветовать. Похоже, неограниченная информациятолько у тебя.
Хорошо бы к ней вдобавок еще и неограниченные способности.
Они у тебя есть. Что тебе подсказывает внутренний голос?
У меня, наверно, раздвоение личностиво мне говорят два внутренних голоса. Один твердит: «к черту сомнения, соглашайся», а другой забился в уголок и пищит: «нет-нет-не-е-ет!» Кого слушать?
Я знаю, что делать.
Стивен, неужели?
Тут Эмма рядом, так что я сейчас посоветуюсь... шучу. Когда от тебя ждут ответа?
Неясно. Предварительные соображения надо высказать через неделю-другую, но, наверно, при желании могу тянуть до 99-го.
Ты ведь сейчас в Карачи. До Тулана рукой подать. Может, стоит съездить туда на пару дней?
Вообще-то до него две тысячи километров, но и в самом деле, сообщение удобное. Пожалуй, да. Ты прав. Наверно, так и сделаю. Только вот не знаю, как быть с принцем.
О да. Если не ошибаюсь, он тебя очень уважает, просто боготворит.
Попросту говоря, запал на меня.
Слушай, Кейт, ты все проявления любви принимаешь за похоть. Не исключено, что какие-нибудь из твоих поклонникова может, и всев тебя по-настоящему влюблены. А ты, Кейт, занимаешься этаким самоуничижением.
Ага, я, похоже, в прямом эфире с доктором Фрейзиером Крейном. Слушаешь мою исповедь. А я и понятия не имела.
Кейт, зачем сразу выставлять иголки?
А ты не подумал, что я, говоря словами бессмертной Уитни Хьюстон, «храню свою любовь для другого»?
Так или иначе, с принцем ты совладаешь. Кхм.
Надеюсь, но если серьезно, этот аспект тоже надо учитывать.
Так устрой себе эту поездку, или как ты там это назовешь. Ты ведь сейчас в творческом отпуске, да?
По идее, да, хотя и непохоже.
Вот и поезжай.
Хорошая мысль. Слушай, мне предстоит набирать себе штат сотрудников. Ты случайно не хочешь переехать в Ту-лан? Не сейчас, конечно, а когда все решится? (Шучу, шучу.)
У меня здесь кое-какие обязательства, дети в школу ходят. Плюс к тому Эмма не особо любит горы. Может, это женский предрассудоктуфли на шпильках и все такое.
Обязательстваэто серьезно. Да ладно, говорю жешутка. Но ты всегда сможешь меня навестить, ха-ха, да-да?
Ну конечно.
Слушай, не держи меня за... хотя, вообще-то, держи, как/когда хочешь. О боже, усталость начинает сказываться. Меня манит постель. Пойду к ней. И буду думать о тебе. Приятного тебе дня, а из моего поясаспокойной ночи.
Бесстыдница ты. Желаю хорошо выспаться.
Выспишься тут. Я приложила к губам палец и поцеловала его, а потом дотронулась им до экрана в том месте, где читались слова «Желаю хорошо выспаться». Посмеявшись над своей глупостью, покачала головой. Закрыла лэптоп. Он пикнул, экран погас, когда крышка должна была вот-вот коснуться клавиатуры. Теперь работал только телевизор, правда, с выключенным звукомпоказывал новости экономики. Выглянув в окно, я посмотрела на огни города, а потом перевела взгляд на угол между стеной и потолком. Вся мебель здесь была встроенная, камеру так просто никуда не воткнуть. По всей вероятности, за миссис Б. с любовником наблюдало какое-то более хитроумное устройство: сейчас можно вставить объектив камеры даже в очки или в датчик пожарной сигнализациида мало ли куда; при этом даже не важно, где находится остальная часть устройства.
Я опять подняла крышку лэптопа; экран засветился. Посмотрела на последние строчки нашего разговора. «Обязательства».
Стивен, Стивен, прошептала я, как мне быть?
DVD-плеер я пока не распаковывала: не было ни времени, ни желания подключать его к лэптопу. Диск, полученный от Пуденхаута, все еще покоился в кармане моего пропахшего сигаретным дымом жакета (все промышленники на яхте мистера Ч. много курили), висевшего в шкафу. Да мне и не нужен был ни диск, ни плеер. Я и так слишком хорошо помнила, как миссис Бузецки беззвучно кричит «о да, да, да».
Сохранять наш разговор на жестком диске лэптопа я не стала, просто отключила питание. А вслед за тем отключилась и сама.
Так, теперь мне предстояло небольшое развлечение: добрый мистер Чолонгаи одолжил мне свой «лир» (собственность компании). Самолет отличный, с удобствами на борту. Когда меня впервые предложили подбросить на личном самолете, я с ужасом ждала, что мне предложат зайти в туалет в аэропорту, потому что на борту такой возможности не будет. Между тем наивысший корпоративный статус лишается своего блеска, если ему не сопутствуют удобства, которые есть даже в современных междугородних автобусах.
Вроде уже не маленькая, чтобы такими вещами заниматься, но тем не менее. Обнаружила, что мой обычный мобильник ловит сигнал, и попыталась дозвониться в Калифорнию, подруге Люс. Автоответчик. Позвонила другой своей подруге из Силиконовой Долины. Эта крутила педали на велотренажере; когда я сообщила, где сейчас нахожусь, она вежливо изумилась, но на продолжение разговора дыхалки у нее уже не хватило. Пока не пропало телефонное настроение, я набрала еще несколько номеров, где либо никто не брал трубку, либо включались автоответчики, и, наконец, дозвонилась до дяди Фредди.
Фредерик, угадай, где я.
Понятия не имею, девочка моя.
В самолете «лир», совсем одна, лечу над Индией.
Надо же, я и не знал, что ты выучилась управлять самолетом!
Дядя Фредди, ты же понимаешь, что я имею в виду!
А, так тыпассажирка?
Причем единственная! А членов экипажа вдвое больше.
Славно, славно. Полагаю, бывают ситуации, когда неплохо оказаться в меньшинстве.
Неужели? Назови хотя бы одну.
Ну-у... например, любовь втроем.
«Лир» без всяких затруднений пропустили через воздушное пространство Индии и Пакистаначто, видимо, свидетельствовало о том, насколько у нас с ними хорошие отношения, учитывая, что пару месяцев назад в обеих странах еще проводились подземные испытания ядерного оружия, и мы направились в маленький аэропорт Силигури на том кусочке территории, который, огибая северную границу Бангладеша и южные пределы Непала, Тулана и Бутана, соединяет Индию с ее придаткомАссамом. Почти на всем протяжении полета вдали, к северу, виднелись Гималаи; теперь их белоснежные острые пики исчезли под покровом легкого тумана. Я начала было слушать «Зазубренную пилюльку» Аланис Морисетт, но поняла, что такая музыка сейчас абсолютно неуместна. Кроме того, мне уже осточертело ее придыхание в конце каждой фразы, и потом, я ей так и не простила настолько явного подтверждения давнего британского предрассудкабудто бы американцы не знают, что такое ирония.
Перебрав свои диски, я пришла к выводу, что ничего подобающего этим пейзажам у меня нет. Так что вместо музыки я наконец-то настроила DVD-плеер, подключила его к лэптопу, бегло проглядела фильм про миссис Б. и ее любовника (выяснилось, что фильм, как и Эм-мины оргазмы, был озвучен, просто раньше звук был выключен), потом просмотрела все остальные документы и картинки, которые были на диске. Удручающее впечатление. Вскоре мы резко пошли на снижение, когда показалась эта невнятная местность близ Силигурине то равнины, не то предгорья.
Здесь мне пришлось пересесть в другой самолет. «Лир» не мог приземлиться в Туне: ему требовалась полоса раза в четыре длиннее местной, причем ровная и бетонированная. А поскольку аэродром Туна (размером еле-еле с футбольное поле) был просто-напросто грубо присыпан гравием, второй пилот, норвежец, забросил мои сумки в видавший виды «Твин-Оттер»как я сразу поняла, тот самый, на котором я летела в прошлый раз.
Эта двухмоторная этажерка представляла собой красу и гордость «Эйр-Тулан» и, если честно, была единственным самолетом Туланских авиалиний. Рядом с опускающимся окном пилота на корпусе было маленькое гнездо; когда в него вставляли древко с туланским флагом, самолет тут же превращался в правительственный. Его прозвали «Отто». На самом деле, он не выглядел таким уж примитивнымну, если не смотреть на его винт, пару-другую странных вмятин на фюзеляже и неубирающееся шасси, но потом работники наземной службы открыли носовой отсек, и там, вместо радара, радиопеленгаторов и устройств для слепой посадки, которые я наивно ожидала увидеть, оказалось только пустое место.
Когда я в прошлый раз села в «Отто»дело было в Бангладеше, в аэропорту Дакки, сразу после DC 10 Пакистанских авиалиний (тогда был ужасный полет и безупречная посадка), в салоне, помимо меня, оказались еще пьяные туланские чиновники (их было шестеро; впоследствии выяснилось, что они составляли ровно половину туланской государственной службы), двое жрецов в желто-шафрановых одеяниях, странных головных уборах (в руках они держали пластиковые пакеты, набитые блоками сигарет из беспошлинного магазина), пара крестьянок, которых в полете пришлось уговаривать не зажигать примус для заварки чая, мелкий, но вонючий козел и двое перепуганных поросят, которые всю дорогу визжали и гадили. Да, чуть не забыла: на полу стоял садок с курамикаждая из этих птиц громогласно сетовала, что вынуждена доверить свою куриную жизнь столь ненадежному аппарату.
В общем, было весело.
На этот раз я летела в одиночестве, хотя за последним рядом шатких сидений громоздились закрытые сеткой ящики, а на двух передних рядах лежали мешки с почтой. Оба пилотате же маленькие улыбчивые туланцы, что и в прошлый раз, приветствовали меня как старинную знакомую. Перед полетом меня ознакомили с правилами безопасности; они состояли в том, что, если вдруг я найду инструкцию по безопасности (вообще-то, скорее всего, последнюю инструкцию съел либо козел, либо ребенок, но мало ли, вдруг просто валяется где-нибудь на полу), не могла бы я отдать ее им? А то у них грядет проверка, а эти чиновники из Управления гражданской авиациитакие невозможные придиры!
Я пообещала, что в том маловероятном случае, если во время полета вдруг открою глаза, то непременно проверю, не пролетают ли мимо меня и не прилипли ли к потолку из-за мертвой петли ламинированные или просто ксерокопированные листки инструкций.
Пилотов это очень позабавило. Пока они стучали по приборам, почесывали лбы и озабоченно посвистывали сквозь зубы, я наклонилась так близко, как только могла решиться, к заляпанному подозрительными пятнами стеклу иллюминатора и стала смотреть, как обтекаемый, сверкающий «лир» отвернул свой набитый электроникой нос, быстро завел двигатели и помчался по взлетной полосе. Подозреваю, что в этот момент на моем лице было написано отчаянное сожаление, будто я в миг умопомрачения обменяла ящик коллекционного шампанского «Крюг» на литр игристого «Асти Спуманте».
Вы хотеть, чтобы мы дверь оставить открыта? спросил второй пилот, повернувшись ко мне. Он явно наелся чеснока.
Это еще зачем?
Чтобы вы лучше видеть вид.
Я бросила взгляд туда, где между его сиденьем и сиденьем первого пилота виднелся кусочек лобового стекла, и ясно представила, как в него полетят камни и снег.
Нет-нет, благодарю вас.
Ну, ладно.
Он рывками задвинул дверь. В сравнении с ней солнцезащитный щиток любого автомобиля мог бы показаться прочнее.
Дядя Фредди?
Катрин, ты где?
В летающей колымаге, направляюсь к самым высоким горам в мире.
То-то, я слышу, шумно. В «Тарке», что ли?
Где-где?
Нет, погоди, у них же теперь новый самолет.
Этоновый самолет?
Ну да, «Тарка» давным-давно разбилась. Все погибли.
Это обнадеживает... Я тебя ни от чего не отвлекаю, дядя Фредди?
Нет, конечно, девочка моя. Извини, если я тебя растревожил.
Ничего страшного. По крайней мере, могу теперь не притворятьсячестно сказать, звоню в основном для того, чтобы хоть как-то отвлечься от полета.