Женщины - Чарльз Буковски 2 стр.


Листы уже отпечатали. Теперь предстояло сброшюровать их и скрепить с обложками.

 Ты вот что сделаешь,  сказал Сэмми.  Ты устроишь брошюровочную пьянку. Будешь подавать напитки и немного трепа, а они пускай работают.

 Ненавижу пьянки,  сказал я.

 Приглашать буду я,  сказал Сэмми.

 Хорошо,  согласился я и пригласил Лидию.

В вечер пьянки Сэмми приехал с уже сброшюрованным журналом. Он был парнем нервного склада, у него подергивалась голова, и он не мог дождаться, когда же увидит напечатанными собственные стихи. Он сброшюровал «Слабительный подход» сам, а потом присобачил обложки. Кеннета Маллоха нигде не нашли: вероятно, либо он сидел в тюрьме, либо его упекли в дурдом.

Собрался народ. Я знал очень немногих. Я пошел к хозяйке на задний двор. Та открыла мне дверь.

 У меня большая гулянка, миссис О'Киф. Я хочу, чтобы вы с мужем тоже пришли. Много пива, претцелей и чипсов.

 Ох господи, нет!

 В чем дело?

 Я видела, что за люди туда заходят! Такие бороды, и волосья, и тряпье дранозадое! Браслеты, бусы вылитая банда коммунистов! Как ты только таких людей терпишь?

 Я тоже этих людей терпеть не могу, миссис О'Киф. Мы просто пьем пиво и разговариваем. Это ничего не значит.

 За ними глаз да глаз нужен. Они из тех, что трубы воруют.

Она закрыла дверь.

Лидия приехала поздно. Вошла в двери актрисой. Первым делом я заметил на ней большую ковбойскую шляпу с лавандовым перышком, приколотым сбоку. Не сказав мне ни слова, она немедленно подсела к молодому продавцу из книжного магазина, увлеченно завязала с ним беседу. Я начал пить по-тяжелой, а из моего разговора несколько испарились энергия и юмор. Продавец был парень ничего, пытался стать писателем. Его звали Рэнди Эванс, но он слишком глубоко влез в Кафку, чтобы добиться хоть какой-то литературной ясности. Мы считали, что лучше его не обижать, а печатать в «Слабительном подходе»  журнал к тому же можно было распространять через его магазин.

Я допил пиво и немного побродил вокруг. Вышел на заднее крыльцо, сел на приступок в переулке и стал смотреть, как большой черный кот пытается проникнуть в мусорный бак. Я подошел. Стоило мне приблизиться, кот спрыгнул с бака. Остановился в 34 футах, наблюдая за мной. Я снял с мусорного бака крышку. Вонь поднялась ужасающая. Я срыгнул в бак, уронив крышку на мостовую. Кошак подпрыгнул и всеми четырьмя лапами встал на край бака. Помедлил, а потом, сияя под полумесяцем, нырнул внутрь с головой.

Лидия все еще разговаривала с Рэнди, и я заметил, как под столом одна ее нога касается продавцовой. Я открыл себе еще одно пиво.

Сэмми смешил народ. У меня это получалось немного лучше, когда хотелось рассмешить народ, но в тот вечер я был не в настроении. 15 или 16 мужиков и всего две теткиЛидия и Эйприл. Эйприл была жирной и сидела на диете. Она растянулась на полу. Примерно через полчаса она поднялась и свалила с Карлом, перегоревшим наспидованным маньяком. Поэтому осталось человек 1516 мужиков и Лидия. На кухне я нашел пинту скотча, вытащил ее с собой на заднее крыльцо и то и дело прикладывался.

По ходу ночи мужики начали постепенно отваливать. Ушел даже Рэнди Эванс. Остались наконец только Сэмми, Лидия и я. Лидия разговаривала с Сэмми. Сэмми острил. Я даже сумел рассмеяться. Затем он сказал, что ему надо идти.

 Не уходи, пожалуйста, Сэмми,  попросила Лидия.

 Пускай идет парень,  отозвался я.

 Ага, мне пора,  сказал Сэмми.

После его ухода Лидия наехала:

 Вовсе не нужно было его выгонять. Сэмми смешной, Сэмми по-настоящему смешной. Ты его обидел.

 Но я хочу поговорить с тобой наедине, Лидия.

 Мне нравятся твои друзья. У меня не получается знать столько народу. Мне нравятся люди!

 Мненет.

 Я знаю, что тебенет. А мне нравятся. Люди приходят увидеть тебя. Может, если б они не приходили тебя увидеть, они бы тебе больше нравились.

 Нет, чем меньше я их вижу, тем больше они мне нравятся.

 Ты обидел Сэмми.

 Хрен там, он пошел домой к мамочке.

 Ты ревнуешь, в тебе нет уверенности. Ты думаешь, я хочу лечь в постель с каждым мужчиной, с которым разговариваю.

 Нет, не думаю. Слушай, как насчет немного принять?

Я встал и смешал ей. Лидия зажгла длинную сигарету и отпила из стакана.

 Ты отлично выглядишь в этой шляпе,  сказал я.  Это лиловое перышконечто.

 Это шляпа моего отца.

 А он ее не хватится?

 Он умер.

Я перетянул Лидию к тахте и взасос поцеловал. Она рассказала мне об отце. Тот умер и оставил всем 4 сестрам немного денег. Это позволило им встать на ноги, а Лидииразвестись с мужем. Еще она рассказала, как у нее было что-то вроде срыва и она некоторое время провела в психушке. Я поцеловал ее еще.

 Слушай,  сказал я,  давай приляжем. Я устал.

К моему удивлению, она пошла за мной в спальню. Я растянулся на кровати и почувствовал, как она села рядом. Потом закрыл глаза и определил, что она стягивает сапоги. Я услышал, как один сапог ударился о пол, за ним другой. Я начал лежа раздеваться, дотянулся и вырубил верхний свет. Потом разделся еще. Мы поцеловались еще немного.

 У тебя сколько уже не было женщины?

 Четыре года.

 Четыре года?

 Да.

 Я думаю, ты заслужил немного любви,  сказала она.  Мне про тебя сон приснился. Я открыла твою грудь, как шкафчик, там были дверцы, и я их распахнула и увидела, что у тебя внутри много всяких пушистых штуковинплюшевых медвежат, крохотных мохнатых зверюшек: такие мягкие, что потискать хочется. А потом мне приснился другой человек. Он подошел и дал какие-то куски бумаги. Он был писателем. Я эти куски взяла и посмотрела на них. И у кусков бумаги был рак. У его почерка был рак. Я слушаюсь своих снов. Ты заслужил немного любви.

Мы снова поцеловались.

 Слушай,  сказала она,  только когда засунешь в меня эту штуку, вытащи сразу перед тем, как кончить. Ладно?

 Я понимаю.

Я влез на нее. Это было хорошо. Что-то происходило, что-то подлинное, причем с девушкой на 20 лет моложе меня и, в конце концов, реально красивой. Я сделал толчков 10и кончил в нее.

Она подскочила.

 Ты сукин сын! Ты кончил у меня внутри!

 Лидия, просто уже так давно было так хорошо я ничего не мог сделать. Оно ко мне подкралось! Христом-богом клянусь, я ничего поделать не мог.

Она убежала в ванную и пустила воду. Стоя перед зеркалом, она пропускала длинные каштановые волосы сквозь щетку. Она была поистине прекрасна.

 Ты сукин сын! Боже, какой тупой студенческий трюк. Это говно студенческое! И хуже времени ты выбрать не мог! Значит, мы теперь сожители! Мы сожители теперь!

Я придвинулся к ней в ванной:

 Лидия, я тебя люблю.

 Пошел от меня к чертовой матери!

Она вытолкнула меня наружу, закрыла дверь, и я остался в прихожей слушать, как набегает в ванну вода.

5

Я не видел Лидию пару дней, хотя удалось позвонить ей за это время раз 67. Потом наступили выходные. Ее бывший муж, Джералд, на выходные всегда забирал детей.

Я подъехал к ее двору в ту субботу около 11 утра и постучался. Лидия была в узких джинсах, сапогах, оранжевой блузке. Ее карие глаза казались темнее обычного, и на солнце, когда она открыла мне дверь, я заметил естественную рыжину в ее темных волосах. Поразительно. Она позволила себя поцеловать, заперла за нами дверь, и мы пошли к моей машине. Мы выбрали пляжне купаться, стояла середина зимы,  а просто заняться чем-нибудь.

Мы поехали. Мне было хорошо от того, что Лидияв машине со мной.

 Ну и пьянка же была,  сказала она.  И вы называете это брошюровочной вечеринкой? Да это прямо какая-то брюхатовочная вечеринка была, во какая. Сплошь ебля!

Я вел машину одной рукой, а другую держал у нее между бедер. Я ничего не мог с собой сделать. Лидия вроде бы не замечала. Пока мы ехали, моя рука вползла ей совсем между ног. Она продолжала говорить. Как вдруг сказала:

 Убери руку. Это моя пизда!

 Извини,  ответил я.

Никто из нас не произнес ни слова, пока не доехали до стоянки на пляже в Венеции.

 Хочешь сэндвича с колой или еще чего?  спросил я.

 Давай,  ответила она.

Мы зашли в маленькую еврейскую закусочную взять еды и потащили все на поросший травой бугорок, откуда хорошо смотрелось море. У нас были сэндвичи, соленые огурчики, чипсы и газировка. На пляже почти никто не сидел, и еда была прекрасна и вкусна. Лидия не разговаривала. Я поразился, насколько быстро она ела. Она вгрызалась в сэндвич с дикостью, делала огромные глотки колы, съела пол-огурца одним махом и потянулась за горстью картофельных чипсов. Я же, напротив,  едок очень неторопливый.

Страсть, подумал я, в ней есть страсть.

 Как сэндвич?  спросил я.

 Ничего. Я проголодалась.

 Они тут хорошие сэндвичи готовят. Еще чего-нибудь хочешь?

 Да, шоколадку.

 Какую?

 О, все равно. Какую-нибудь вкусную.

Я откусил от сэндвича, отхлебнул колы, поставил все на землю и пошел к магазину. Купил две шоколадки, чтоб у нее был выбор. Когда я шел обратно, к бугорку двигался высокий негр. День стоял прохладный, но рубашки на негре не было, и тело перекатывалось сплошными мускулами. Лет двадцать с хвостом, пожалуй. Он шел очень медленно и прямо. У него была длинная гибкая шея, а в левом ухе болталась золотая серьга. Он прошествовал перед Лидией по песку, между бугорком и океаном. Я подошел и сел рядом.

 Ты видел этого парня?  спросила она.

 Да.

 Господи боже, вот сижу я с тобой, ты на двадцать лет меня старше. Мне могло бы достаться вот такое. Черт, ну что со мной не так, а?

 Смотри. Вот пара шоколадок. Выбирай.

Она взяла одну, содрала бумажку, откусила и загляделась на молодого и черного, уходившего вдаль по песку.

 Я устала от этого пляжа,  сказала она,  поехали ко мне.

Мы не встречались неделю. Потом как-то днем я оказался у Лидиимы лежали на кровати и целовались. Лидия отстранилась.

 Ты ничего не знаешь о женщинах, правда?

 Ты о чем?

 Я имею в видупрочитав твои стихи и рассказы, я могу сказать, что ты ничего не знаешь о женщинах.

 Еще чего скажешь?

 Ну, в смысле, для того, чтобы мужчина меня заинтересовал, он должен съесть мне пизду. Ты когда-нибудь ел пизду?

 Нет.

 Тебе за пятьдесят и ты ни разу не ел пизду?

 Нет.

 Слишком поздно.

 Почему?

 Старого пса новым трюкам не научишь.

 Научишь.

 Нет, тебе уже слишком поздно.

 У меня всегда было замедленное развитие.

Лидия встала и вышла в другую комнату. Потом вернулась с карандашом и листком бумаги.

 Вот смотри, я хочу тебе показать кое-что.  Она принялась рисовать.  Вот, это пизда, а вот то, о чем ты, вероятно, не имеешь понятия,  секель. Вот где самое чувство. Секель прячется, видишь, он выходит время от времени, он розовый и очень чувствительный. Иногда он от тебя прячется, и ты должен его найти, только тронь его кончиком языка

 Ладно,  сказал я.  Понял.

 Мне кажется, ты не сможешь. Говорю же, старого пса новым трюкам не научишь.

 Давай разденемся и ляжем.

Мы сняли все и растянулись. Я начал целовать Лидию. От губк шее, затем к грудям. Потом дошел до пупка. Передвинулся ниже.

 Нет, не сможешь,  сказала она.  Оттуда выходят кровь и ссаки, только подумай, кровь и ссаки

Я дошел дотуда и начал лизать. Она нарисовала мне точную схему. Все было там, где и должно быть. Я слышал, как она тяжело дышит, потом стонет. Это меня подстегнуло. У меня встал. Секель вышел наружу, но был он не совсем розовым, он был лиловато-розовым. Я начал его мучить. Выступили соки и смешались с волосами. Лидия все стонала и стонала. Потом я услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Раздались шаги, и я поднял голову. У кровати стоял маленький черный мальчик лет пяти.

 Какого дьявола тебе надо?  спросил я его.

 Пустые бутылки есть?  спросил он меня.

 Нет, нету у меня никаких пустых бутылок,  ответил ему я.

Он вышел из спальни в переднюю комнату и ушел через входную дверь.

 Боже,  произнесла Лидия,  я думала, передняя дверь закрыта. Это был малыш Бонни.

Лидия встала и заперла входную дверь. Потом вернулась и вытянулась на кровати. Было около 4 часов дня, суббота.

Я занырнул обратно.

6

Лидия любила вечеринки. А Гарри любил их устраивать. Вот мы и поехали к Гарри Эскоту. Тот редактировал «Отповедь», маленький журнальчик. Жена его носила длинные полупрозрачные платья, под которыми мужчины видели ее трусики, и ходила босиком.

 Первое, что мне в тебе понравилось,  говорила Лидия,  это что у тебя нет телевизора. Мой бывший муж смотрел в телевизор каждый вечер и все выходные напролет. Нам даже любовь приходилось подстраивать к телепрограмме.

 Ммм

 И еще мне у тебя понравилось, потому что грязно. Пивные бутылки по всему полу. Везде кучи мусора. Немытые тарелки и говняное кольцо в унитазе, и короста в ванне. Ржавые лезвия валяются в раковине. Я знала, что ты станешь пизду есть.

 Ты судишь о человеке по тому, что его окружает, верно?

 Верно. Когда я вижу человека с чистой квартирой, я знаю: с ним что-то не в порядке. А если там слишком чисто, то он пидор.

Мы подъехали и вылезли. Квартира была наверху. Громко играла музыка. Я позвонил. Открыл сам Гарри Эскот. У него была нежная и щедрая улыбка.

 Заходите,  сказал он.

Литературная толпа вся была уже в сборе, пила вино и пиво, разговаривала, кучкуясь. Лидия возбудилась. Я осмотрелся, потом сел. Сейчас должны подавать обед. Гарри хорошо ловил рыбулучше, чем писал, и уж гораздо лучше, чем редактировал. Эскоты жили на одной рыбе, ожидая, когда таланты Гарри начнут приносить хоть какие-то деньги.

Диана, его жена, вышла с рыбой на тарелках и стала ее раздавать. Лидия сидела рядом со мной.

 Вот,  сказала она,  как надо есть рыбу. Я деревенская девчонка. Смотри.

Она вскрыла рыбину и ножом сделала что-то с хребтом. Рыба легла двумя аккуратными кусками.

 Ой, а мне понравилось,  сказала Диана.  Как вы сказали, откуда вы?

 Из Юты. Башка Мула, штат Юта. Население сто человек. Я выросла на ранчо. Мой отец был пьяницей. Сейчас он умер уже. Может, поэтому я и с этим вот  Она ткнула большим пальцем в мою сторону.

Мы принялись за еду.

После того как рыбу съели, Диана унесла кости. Затем был шоколадный кекс и крепкое (дешевое) красное вино.

 О, кекс хороший,  сказала Лидия,  можно еще кусочек?

 Конечно, дорогуша,  ответила Диана.

 Мистер Чинаски,  сказала темноволосая девушка из другого угла,  я читала переводы ваших книг в Германии. Вы в Германии очень популярны.

 Это мило,  ответил я.  Вот бы они еще мне гонорары присылали

 Слушайте,  сказала Лидия,  давайте не будем обо всякой литературной муре. Давайте сделаем что-нибудь!  Она подскочила, бортанув меня бедром.  ДАВАЙТЕ ТАНЦЕВАТЬ!

Гарри Эскот надел свою нежную и щедрую улыбку и пошел включать стерео. Включил он его как можно громче.

Лидия затанцевала по всей комнате, и молоденький белокурый мальчик с кудряшками, что клеились ему ко лбу, к ней присоединился. Они затанцевали вместе. Остальные поднялись и тоже пошли танцевать. Я остался сидеть.

Со мною сидел Рэнди Эванс. Я видел, как он тоже наблюдает за Лидией. Он заговорил. Он все говорил и говорил. Слава богу, я его не слышалмузыка играла слишком громко.

Я смотрел, как Лидия танцует с мальчиком в кудряшках. Двигаться Лидия умела. Ее движения таились на грани сексуального. Я взглянул на других девчонок: они, похоже, так не умели. Но, подумал я, это просто потому, что Лидию я знаю, а их нет.

Рэнди продолжал болтать, хоть я ему и не отвечал. Танец окончился, Лидия вернулась и снова села рядом.

 У-у-ух, мне кранты! Наверно, не в форме.

На вертак упала следующая пластинка, и Лидия встала и подошла к мальчику с золотыми кудряшками. Я продолжал пить пиво с вином.

Пластинок было много. Лидия с мальчиком все танцевали и танцевалив центре внимания, пока остальные двигались вокруг,  и каждый танец был интимнее предыдущего.

Я по-прежнему пил пиво и вино.

Шел дикий громкий танец Мальчик с золотыми кудряшками поднял руки над головой. Лидия прижалась к нему. Это было драматично, эротично. Они держали руки высоко над головой и прижимались друг к другу телами. Тело к телу. Он отбрасывал назад ноги, то одну, то другую. Лидия подражала ему. Они смотрели друг другу в глаза. Надо признатьони были хороши. Пластинка крутилась и крутилась. Наконец замерла.

Лидия вернулась и села рядом.

 Я в самом деле выдохлась,  сказала она.

 Слушай,  сказал я,  мне кажется, я слишком много выпил. Может, нам пора отсюда убираться.

 Я видела, как ты их заливал.

 Пошли. Эта вечеринка не последняя.

Мы поднялись уходить. Лидия сказала что-то Гарри и Диане. Когда она вернулась, мы пошли к дверям. Когда я их открывал, подошел мальчик с золотыми кудряшками.

Назад Дальше