В самом деле неплохо. Мне бы твой дар откапывать интересных людей.
Съездишь завтра? Там можно весь день за доллар кататься.
Я пас.
Написал что-нибудь сегодня?
Немножко.
Хорошо?
Этого никогда не знаешь, пока восемнадцать дней не пройдет.
Ди Ди подошла и посмотрела на попугайчиков, поговорила с ними. Хорошая она женщина. Мне нравится. По-настоящему за меня беспокоится, желает мне только добра, хочет, чтобы я хорошо писал, хорошо ебал, выглядел тоже хорошо. Я это чувствовал. Это прекрасно. Может, когда-нибудь слетаем вместе на Гавайи. Я подошел к ней сзади и поцеловал в правое ухо, возле самой мочки.
О, Хэнк, вымолвила она.
Снова в Лос-Анджелесе, после недели на Каталине мы сидели как-то вечером у меня, что необычно само по себе. Уже было очень поздно. Мы лежали на кровати, голые, когда в соседней комнате зазвонил телефон.
Лидия.
Хэнк?
Да?
Где ты был?
На Каталине.
С ней?
Да.
Послушай, после того, что ты мне про нее сказал, я разозлилась. У меня был роман. С гомосексуалистом. Это было ужасно.
Я скучал по тебе, Лидия.
Я хочу вернуться в Л. А.
Это хорошо.
Если я вернусь, ты ее бросишь?
Она хорошая женщина, но если ты вернешься, я ее брошу.
Я возвращаюсь. Я люблю тебя, старик.
Я тебя тоже люблю.
Мы продолжали разговаривать. Уж и не знаю, сколько мы проговорили. А когда закончили, я ушел обратно в спальню. Ди Ди вроде бы уснула.
Ди Ди? спросил я и приподнял ей одну руку. Очень вялая. На ощупь телокак резина. Хватит шуток, Ди Ди, я знаю, что ты не спишь. Она не шевелилась. Я огляделся и заметил, что ее пузырек снотворного пуст. Раньше он был полон. Я пробовал эти таблетки. Одной хватало, чтобы тебя убаюкать, только больше похоже, будто тебя огрели по башке и похоронили заживо.
Ты наглоталась таблеток
Мне все равно ты к ней уходишь мне все равно
Я забежал на кухню, схватил тазик, вернулся и поставил его на пол у кровати. Потом перетянул голову и плечи Ди Ди за край и засунул пальцы ей в глотку. Ее вырвало. Я приподнял ее, дал немного подышать и повторил процедуру. Проделывал то же самое еще и еще. Ди Ди блевала. Когда я приподнял ее в очередной раз, у нее выскочили зубы. Они лежали на простыне, верхние и нижние.
У-у-у мои жубы, произнесла она. Вернее, попыталась произнести.
Не беспокойся о зубах.
Я опять засунул пальцы ей в горло. Потом снова втащил на кровать.
Я не хошю, сказала она, штоб ты видел мои жубы
Да все в порядке, Ди Ди. Они у тебя не гнилые.
У-у-у-у.
Она ожила ровно настолько, чтобы вставить зубы на место.
Отвези меня домой, сказала она, я хочу домой.
Я останусь с тобой. Я тебя сегодня ночью одну не брошу.
Но в конце концов бросишь?
Давай одеваться, сказал я.
Валентино оставил бы себе и Лидию, и Ди Ди. Потому и умер таким молодым.
20
Лидия вернулась и нашла себе миленькую квартиру в районе Бербанка. Казалось, я ей сейчас дороже, чем до нашего расставанья.
У моего мужа был вот такой вот здоровый хрен, и больше ни фига не было. Ни личности, ни флюидов. Один здоровенный хуй, а он думал, что ему больше ничего и не надо. Но господи ты боже мой, какой же он был тупой! С тобой же я эти флюиды все время получаю такая электрическая обратная связь, никогда не прекращается. Мы лежали вместе на постели. А я даже не знала, большой у него хрен или нет, потому что до его хрена я хренов в жизни не видала. Она пристально в меня вглядывалась. Я думала, они все такие.
Лидия
Чего?
Я должен тебе кое-что сказать.
Что?
Я должен съездить повидаться с Ди Ди.
Съездить повидаться с Ди Ди?
Не остри. Есть зачем.
Ты же сказал, все кончено.
Все и кончено. Я просто не хочу ее бросать слишком круто. Я хочу объяснить ей, что произошло. Люди слишком холодны друг с другом. Я не хочу ее вернуть, я просто хочу попробовать объяснить, что случилось, чтоб она поняла.
Ты хочешь ее выебать.
Нет, я не хочу ее выебать. Я едва ли хотел ее ебать, когда был с ней. Я просто хочу объяснить.
Мне это не нравится. По мне, так это звучит сусально.
Дай мне так сделать. Пожалуйста. Я просто хочу все прояснить. Я скоро вернусь.
Ладно. Только давай скорее.
Я сел в «фольксваген», срезал угол на Фонтан, проехал несколько миль, затем свернул на север в Бронсоне и пригнал туда, где высокая арендная плата. Оставил машину снаружи, вышел. Поднялся по длинной лестнице и позвонил. Дверь открыла Бьянка. Помню, как-то вечером она открыла дверь голой, я схватил ее, и, когда мы целовались, сверху спустилась Ди Ди и спросила:
Что тут у вас такое?
На сей раз все было не так. Бьянка спросила:
Тебе чего надо?
Я хочу видеть Ди Ди. Хочу с ней поговорить.
Она больна. Очень больна. Мне кажется, тебя не следует к ней пускать вообще после того, как ты с ней обошелся. Ты настоящий первостатейный подонок.
Я просто хочу с нею поговорить, объяснить кое-что.
Ладно. Она у себя в спальне.
Я прошел по коридору в спальню. Ди Ди лежала на постели в одних трусиках. Рукой она прикрывала глаза. Отличные груди. Рядом с кроватью стояла пустая пинта виски, на полу горшок. От горшка несло блевотиной и пойлом.
Ди Ди
Она приподняла руку.
Что? Хэнк, ты вернулся?
Нет, постой, я просто хочу с тобой поговорить
О, Хэнк, я так ужасно по тебе скучала. Я чуть с ума не сошла, больно было кошмарно
Я хочу, чтобы тебе стало легче. Вот и зашел. Может, я глупый, но я не верю в неприкрытую жестокость
Ты не знаешь, каково мне
Знаю. Я там бывал.
Хочешь выпить? Она показала на бутылку. Я взял пустую бутылку и печально поставил на место.
В мире слишком много холода, сказал я. Если б только люди могли договариваться обо всем, было бы по-другому.
Останься со мной, Хэнк. Не уходи к ней, пожалуйста. Прошу тебя. Я уже достаточно прожила, я знаю, как быть хорошей женщиной. Ты это сам понимаешь. Я буду хорошей, и с тобой, и для тебя.
Лидия меня зацепила. Я не могу объяснить.
Она вертихвостка. Она импульсивна. Она тебя бросит.
Может, этим-то и берет.
Ты хочешь шлюху. Ты боишься любви.
Может, ты и права.
Поцелуй меня, и все. Я ведь не слишком многого прошучтобы ты меня поцеловал?
Нет.
Я растянулся с нею рядом. Мы обнялись. Изо рта у Ди Ди пахло рвотой. Она поцеловала меня, я поцеловал ее, и она прижала меня к себе. Я отстранился как можно нежнее.
Хэнк, сказала она. Останься со мной! Не возвращайся к ней! Смотри, у меня красивые ноги!
Ди Ди подняла одну ногу и показала мне.
И к тому же у меня хорошие лодыжки! Посмотри!
Она показала мне свои лодыжки. Я сидел на краю кровати.
Я не могу с тобой остаться, Ди Ди
Она резко села и принялась меня колотить. Кулаки у нее были твердыми, как камни. Она отоваривала меня обеими руками. Я просто сидел, а она отвешивала плюхи. Мне попадало в бровь, в глаз, в лоб, по скулам. Один я даже поймал кадыком.
Ах ты сволочь! Сволочь, сволочь, сволочь! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Я схватил ее за запястья.
Ладно, Ди Ди, хватит. Она упала обратно на постель, а я встал и вышел вон, по коридору и наружу.
Когда я вернулся, Лидия сидела в кресле. Лицо ее было темно.
Тебя долго не было. Посмотри мне в глаза. Ты ебал ее, правда?
Нет, неправда.
Тебя ужасно долго не было. Смотри, она поцарапала тебе лицо!
Говорю тебе, ничего не произошло.
Сними рубашку. Я хочу посмотреть на твою спину.
Ох, кончай это говно, Лидия.
Снимай рубашку и майку.
Я снял. Она зашла мне за спину.
Что это за царапина у тебя на спине?
Какая еще царапина?
Вот здесь, длинная женским ногтем.
Если она там есть, значит, ты ее и провела
Хорошо. Я знаю, как можно проверить. Как?
Марш в постель.
Хорошо!
Экзамен я выдержал, но после подумал: а как мужчине проверить женщину на верность? Несправедливо, а?
21
Я все время получал письма от одной дамы, жившей где-то в миле от меня. Она подписывалась Николь. Она писала, что прочла несколько моих книг и они ей нравятся. Я ответил на одно письмо, и она откликнулась приглашением зайти. Однажды днем, ничего не сказав Лидии, я забрался в «фольк» и поехал. Квартира у Николь располагалась в аккурат над химчисткой на бульваре Санта-Моника. Дверь вела прямо с улицы, и сквозь стекло я разглядел лестницу наверх. Я позвонил.
Кто там? донесся из маленького жестяного динамика женский голос.
Я Чинаски, ответил я. Прозудел зуммер, и я толкнул дверь.
Николь стояла на верхней площадке и смотрела вниз на меня. Культурное, чуть ли не трагическое лицо, а одета в длинное зеленое домашнее платье с низким вырезом спереди. Тело на вид казалось очень хорошим. Она смотрела на меня большими темно-карими глазами. Вокруг них собралось много-много мелких морщинок: может, от чрезмерного питья или слез.
Вы одна? спросил я.
Да, улыбнулась она, поднимайтесь сюда.
Я поднялся. Квартира была просторной, две спальни, очень немного мебели. Я заметил небольшой книжный шкаф и стойку с пластинками классики. Я сел на тахту. Она присела рядом.
Я только что закончила, сказала она, читать «Жизнь Пикассо».
На кофейном столике лежало несколько номеров «Ньюйоркера».
Вам чаю приготовить? спросила Николь.
Я лучше схожу, возьму чего-нибудь выпить.
Не обязательно. У меня кое-что есть.
Что?
Хорошее красное вино пойдет?
Было б неплохо, согласился я.
Николь встала и ушла в кухню. Я смотрел, как она движется. Мне всегда нравились женщины в длинных платьях. Двигалась она грациозно. Судя по всему, в ней много класса. Она вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина и разлила. Предложила мне «Бенсон-энд-Хеджес». Я закурил.
Вы читаете «Ньюйоркер»? поинтересовалась она. Они неплохие рассказы печатают.
Не согласен.
А что в них не так?
Образованные слишком.
А мне нравится.
Да ну, говно, сказал я. Мы сидели, пили и курили.
Вам нравится моя квартира?
Да, славная.
Мне она отчасти напоминает квартиры, которые были у меня в Европе. Мне нравится пространство, свет.
В Европе, а?
Да, в Греции, в Италии В Греции главным образом.
Париж?
О да, мне нравился Париж. Лондоннет.
Потом она рассказала о себе. Семья ее жила в Нью-Йорке. Отец был коммунистом, а матьшвеей в потогонной мастерской. Мать работала на передней машине, она была номер один, лучшей. Крутая и симпатичная. Николь училась сама по себе, выросла в Нью-Йорке, как-то повстречала известного врача, вышла замуж, прожила с ним десять лет, а затем развелась. Теперь она получала каких-то 400 долларов алиментов в месяц, а прожить на них трудновато. Квартира не по карману, однако слишком ей нравится, чтобы съезжать.
Ваш стиль, сказала она мне, он такой грубый. Как кувалда, но в нем есть юмор и нежность
Ага, сказал я.
Я поставил стакан и посмотрел на нее. Взял ее подбородок в ладонь и притянул к себе, дав ей малюсенький поцелуй.
Николь продолжала говорить. Она рассказывала довольно много интересных историй, некоторые я решил использовать самлибо рассказами, либо стихами. Я наблюдал за ее грудями, когда она склонялась разливать. Как в кино, думал я, как, блядь, в каком-нибудь кино. Смешно даже. Такое ощущение, будто мы перед камерой. Мне нравилось. Лучше, чем ипподром, лучше, чем бокс. Мы всё пили. Николь откупорила новую бутылку. Рот у нее не закрывался. Ее легко было слушать. В каждой истории была мудрость, слышался смех. Николь производила на меня больше впечатления, чем понимала сама. Меня это слегка смущало.
Мы вышли на веранду с бокалами и стали смотреть на дневной поток машин. Она говорила о Хаксли и Лоуренсе в Италии. Какое говно. Я сказал ей, что Кнут Гамсунвеличайший писатель на свете. Она взглянула на меня, изумившись, что я про него слышал, потом согласилась. Мы поцеловались на веранде, а мне в ноздри лезли выхлопные газы с улицы под нами. Ее тело хорошо ощущалось рядом с моим. Я знал, что сразу мы ебаться не будем, но знал и то, что еще вернусь сюда. Николь тоже это знала.
22
Сестра Лидии Анжела приехала в город из Юты посмотреть на новый дом Лидии. Та уже заплатила первый взнос за небольшой домик, и ежемесячные платежи теперь были маленькими. Очень выгодная покупка. Человек, продавший дом, считал, что умрет, и продал его слишком уж дешево. Там были верхняя спальня для детей и неимоверно большой задний двор, полный деревьев и зарослей бамбука.
Анжела была самой старшей из сестер, самой разумной, с самым хорошим телом и самым здравым смыслом. Она торговала недвижимостью. Но возникла проблема, куда Анжелу поселить. У нас места не было. Лидия предложила у Марвина.
У Марвина? переспросил я.
Да, у Марвина, подтвердила Лидия.
Ладно, поехали, сказал я.
Мы все залезли в оранжевую Дрянь Лидии. «Дрянь». Так мы называли ее машину. Она походила на танк, очень старый и уродливый. Стоял поздний вечер. Марвину мы уже позвонили. Он сказал, что будет дома весь вечер.
Мы доехали до пляжа, и там, у самой воды, стоял его домик.
Ox, сказала Анжела, какой славный дом.
К тому же он богат, заметила Лидия.
И пишет хорошие стихи, добавил я.
Мы вышли из машины. Марвин сидел дома, вместе со своими бассейнами соленой воды для рыбок и своими картинами. Маслом писал он недурно. Для богатенького отпрыска он выживал очень даже ничего, он прорвался. Я всех познакомил. Анжела походила вокруг, поглядела на полотна Марвина.
О, очень мило. Анжела тоже писала, только не слишком хорошо.
Я захватил пива, а в кармане куртки у меня была спрятана пинта вискача, из которой я время от времени отхлебывал. Марвин вытащил еще пива, и между ними с Анжелой завязался легкий флирт. Марвин, казалось, был не прочь, а Анжела, казалось, склонялась к тому, чтоб над ним посмеяться. Он ей нравился, но недостаточно, чтобы сразу с ним ебстись. Мы пили и болтали. У Марвина были бонги, пианино и трава. Хороший удобный дом. В таком доме я мог бы писать лучше, подумал я, больше бы везло. Здесь слышно океан и нет соседей, которые станут жаловаться на стук машинки.
Я то и дело отхлебывал из бутылки. Мы просидели часа 23, потом уехали. Обратно Лидия поехала по скоростной трассе.
Лидия, сказал я, ты с Марвином еблась, правда?
О чем ты говоришь?
О том разе, когда ты ездила к нему среди ночи, одна.
Черт бы тебя побрал, я не желаю этого слушать!
Ну точно, ты его выебла!
Слушай, если ты не прекратишь, я за себя не ручаюсь!
Ты его выебла.
Анжела испуганно смотрела на нас. Лидия съехала на обочину, остановила машину и толкнула дверцу с моей стороны.
Вылезай! скомандовала она.
Я вылез. Машина уехала. Я пошел по обочине. Вытащил пинту и хлебнул. Я шел так минут 5, когда рядом снова остановилась Дрянь. Лидия распахнула дверцу.
Залезай. Я залез.
Ни слова больше.
Ты его ебла. Я знаю.
О боже!
Лидия снова съехала на обочину и снова толчком распахнула дверцу.
Вылезай!
Я вылез. Пошел по обочине. Добрел до съезда с трассы, который вел в пустынную улочку. Я спустился и пошел по ней. Было очень темно. Я заглядывал в окна некоторых домов. Очевидно, я попал в черный район. Впереди, на перекрестке, виднелись какие-то огни. Там стоял киоск с хот-догами. Я подошел ближе. За прилавком стоял черный мужик. Вокруг больше никого. Я заказал кофе.
Проклятые бабы, сказал я ему. Разумом их не понять. Моя девчонка ссадила меня на трассе. Выпить хочешь?
Конечно, ответил тот.
Он хорошенько глотнул и передал обратно бутылку.
У тебя телефон есть? спросил я. Я заплачу.
Звонок местный?
Да.
Бесплатно.
Он вытащил из-под прилавка телефон и протянул мне. Я выпил и передал ему бутылку. Он взял.
Я позвонил в компанию «Желтый Кэб», дал им адрес. У моего друга было доброе и интеллигентное лицо. Иногда и посреди преисподней можно найти доброту. Мы так и передавали бутылку друг другу, пока я ждал такси. Когда такси пришло, я сел назад и дал таксисту адрес Николь.
23
После этого я вырубился. Наверное, потребил виски больше, чем думал. Я не помню, как приехал к Николь. Проснулся утром, повернутый спиной к кому-то в чужой кровати. Я посмотрел на стену у себя перед носом и увидел на ней большую декоративную букву. Буква гласила: «H». «H» означало «Николь». Мне было херово. Я сходил в ванную. Взял зубную щетку Николь, чуть не подавился. Умыл лицо, причесался, посрал и поссал, вымыл руки и выпил много воды из-под крана. Потом вернулся в постель. Николь встала, привела себя в порядок, вернулась. Легла ко мне лицом. Мы начали целоваться и гладить друг друга.