Он что, друг Софи? спрашиваешь ты.
Эта часть вечера интригует тебя больше всего: как за их столом появился молодой человек, одетый в обычные джинсы и клетчатую рубашку. Ты отметил и это, и все остальное: растрепанные волосы, бороду, кожаные браслеты и серебряный гвоздик в носу. Ему самое место развлекаться на каком-нибудь карнавале или продавать дешевые солнцезащитные очки на пляже. Но сидеть рядом с безупречно одетой Софи?..
Да нет, они только что познакомились, отвечает Сара.
Больше ты ничего не говоришь. Подъезжаешь к главному дому, выключаешь мотор и какое-то время продолжаешь сидеть в машине. Из дома доносится приглушенный лай собак. И больше ничего.
Ты держал меня за руку, произносит она.
Ты переводишь на нее взгляд. Она поворачивает голову, и вы оказываетесь лицом к лицу.
Да, говоришь ты.
На мгновение повисает пауза.
Хочешь зайти?
Сара
Прижатая к краю кухонного стола, Сара дает себе мысленное наставление: «Я хочу запомнить это».
Она уже забыла, как выглядит животный голод. Забыла, каково это, чувствовать на своей коже прикосновение чужих рук, когда тебя держит, сжимает в объятиях кто-то сильный, ощущать натиск поцелуев этого человека, имеющих легкий привкус вина и старых воспоминаний. От него доносится едва ощутимый запах бальзама после бритья, чистого пота, теплой кожи. Его щека трется о ее щеку, как наждачка. Все действо, точно шепот прошлого, выплывает из тумана и снова исчезает в нем.
Ее непослушные от выпитого пальцы одеревенели.
Ты уверена? спрашивает он, не выпуская ее губы из своих.
М-м, отвечает она, как будто вместе со всем прочим разучилась говорить.
Тогда пошли, произносит он, резко прекращает ласки, берет ее за руку и выводит из кухни.
Сара на секунду задерживает взгляд на Тесс, которая наблюдает за ней. Она представляет, как на морде Тесс мелькает некое осуждение, и начинает хихикать от этого образа.
А здесь, наверху, прохладно, говорит он, когда они поднимаются в спальню. Ты не замерзла?
Она трясет головой; чувствует жар и один за другим срывает предметы одежды. Не то чтобы очень эротично Но она давно забыла все правила соблазнения. Нужно вести себя немного дразняще, ведь так? Хотя, пожалуй, время игр прошло. К тому же он все это видел.
Она думает, что в более трезвом состоянии уже начала бы волноваться из-за всех тех частей тела, которые были куда более упругими в их прошлый раз, больше двадцати лет назад, а ныне потерявших первозданную форму: обвисший живот, в котором она выносила двоих детей, бледные следы растяжек, мешки под глазами.
Непохоже, чтобы он обращал на все это внимание или чтобы его волновали подобные детали, к тому же сейчас темно и он торопится, стаскивая собственные джинсы и снова хватаясь за нее, не успев до конца высвободиться из штанин, это обнадеживает.
«Ты достаточно набралась, чтобы не зацикливаться на мелочах», думает она про себя. Он снова спрашивает: «Ты уверена, что хочешь?», как будто ждет, что сейчас она его внезапно оттолкнет. В конце концов, он-то ведь трезвый.
На нее волной накатывает голод, неудовлетворенность, отчаяние.
Просто трахни меня, выдыхает она.
Именно так он и поступает.
Сара просыпается еще до рассвета.
Во рту пересохло, языккак кусок резины, потому что она спала на спине с открытым ртом. К тому же, скорее всего, еще и храпела, правда, учитывая, что поблизости нет никого, кроме собак, это не имеет никакого значения.
Эйден, если он вообще тут был, давным-давно исчез.
С минуту она лежит неподвижно и думает о случившемся в пабе. Сколько она выпила? Тогда казалось, вроде бы немного, но Софи все подливала и подливала вина, приговаривая, как хорошо, что Сара наконец не за рулем. А еще Сара нервничала из-за того, что нужно всех знакомить с Эйденом. Конечно, о нем ей не стоило волноваться. Он тот еще игрок. Кажется, все остались от него в полном восторге.
Какое-то время она продолжает сидеть на краю кровати, прежде чем вытянуть ноги и встать; идет в туалет и моет кажущиеся липкими руки. Потом до дна выпивает полный стакан холодной воды и, покончив с ним, тяжело вздыхает. Наливает еще стакан и делает несколько глотков, выключает свет в ванной и возвращается со стаканом в спальню.
Часы показывают половину третьего.
За окном снова поднялся ветер, и она слышит, как он рвется в окно. Здесь, наверху, всегда бушует стихия; даже через двойную раму ветер то и дело бьется в стены и стекла, так и норовя забраться внутрь. Он воет, и скулит, и скребет что-то в цементной кладке, обрываясь лишенным мелодии свистом. Она забирается обратно в теплую постель.
Вспоминает, как Эйден держал ее за руку; не знает, как выходила из бара. Помнит только, что сидела в машине перед домом и приглашала его войти. Помнит прикосновение его тела, твердого и сильного, которое прижималось к ней.
Он не уставал спрашивать, уверена ли она, словно ему хотелось пойти на попятную, но не хватило храбрости сделать первый шаг.
«Вот дерьмо, думает она. Больше никогда не буду пить. Мне не хватает уверенности. Я совсем забыла, как это все работает».
Когда Сара выводит собак на прогулку, машины Эйдена не оказывается на месте. Она задается вопросом, уж не устроил ли он побегрешил в итоге не оставаться и уехать в Лондон или погостить у друзей, и все в таком духе. Она бы не стала его винить. В тусклом сером свете дня, приняв душ и одевшись, она решает, что вчерашняя ночьэто сплошной чудовищный конфуз.
Бо`льшую часть дня ее мозг ощущается твердой плотной массой, точно слишком сильно взбитый крем; она берет в студию бутылку воды и регулярно отпивает из нее, пока рассматривает иллюстрацию, над которой работает для «Поросенка из сахарной ваты в цирке». Само собой, в ее цирке нет животных, по крайней мере, в привычном понимании. Акробаты у неемыши, шпрехшталмейстерслон, а клоуныстайка ненормальных чаек. Она приходит к выводу, что идея с чайками не работает; думает о том, что клоунами по-хорошему должны быть мартышки. Но она терпеть не может предсказуемость.
Сегодня все кажется бессмыслицей. Такое продаваться не будет.
В конце концов Сара откладывает набросок в сторону и берется перерисовывать детский портрет Луиса, один из ее любимых, тот, где он поднимает вверх пустую ракушку улитки, его брови сдвинуты в деловитом прищуре ученого-первооткрывателя. Через пару секунд после этого кадра пальчики двухлетнего малыша сжались слишком сильно, и ракушка рассыпалась на тысячи осколков. Детскому горю не было предела.
У нее в студии хранится полный ящик набросков и акварелей с портретами детей каждого года их жизни, некоторые срисованы с фотографий, другие написаны по памяти.
Изображений Луиса больше, чем Китти. Не то чтобы сына она любила сильнее, просто его гримасы всегда ее вдохновляли: его вечно разбирало любопытство, он излучал открытость, восторг. С Китти было намного сложнее, чем с обычным ребенком. Она слишком поздно заговорила и в результате долгое время пребывала в состоянии плохо скрываемого бешенства от невозможности выразить собственные мысли. С ней постоянно случались истерики, часто необъяснимые и выматывающие. Несколько месяцев подряд Сара почти не выходила из дому, потратив уйму времени и энергии на извинения и в конце концов забросив это дело, когда ей стало совсем тошно от взглядов на лицах посторонних. «Какая плохая мать, думали все. Испортила девчонку, дала ей распоясаться. Подобное следует пресекать на корню, только так и можно справиться с проблемным поведением». Луис всегда любил сестру, с первой минуты ее рождения; но даже он не мог понять, как нужно реагировать на ее бешенство.
Итог был таков, что ситуация улучшалась, когда Сара оставалась дома с Китти, и усугублялась, стоило только выйти за дверь. В домашнем окружении Китти вела себя спокойнее; у нее появлялось время и пространство для принятия решений, собственных раздумий. И мало-помалу в тишине и покое речь начала проклевываться, истерики стали уходить на второй план, постепенно сойдя на нет. Но Сара их прекрасно помнит: угрюмость, красные щеки, брови, ниточками сдвинутые к центру, оскал зубов и такие душераздирающие вопли, что от них звенит в ушах.
После всего пережитого кажется странным, что теперь именно к дочери она может обратиться, в то время как Луис прекратил общение с ней.
В обеденный перерыв она пытается дозвониться до Китти. У той часто подходят сроки сдавать эссе, поэтому Сара старается не отвлекать дочь, но каждый день подолгу представляет, что там делает ее девочка. Если она не сидит на лекциях, значит, торчит в библиотеке или работает у себя в комнате. С тех пор как приехал Эйден, Сара оставила Китти два голосовых сообщения, и Китти сделала то же самое.
Мама! Наконец-то. Никак не могу тебя застать.
Знаю, сейчас у тебя полно работы. Как дела?
У Китти только что начался второй семестр. С Рождества дела ее решительно пошли в гору, а у Сарынаоборот. В прошлом семестре Китти скучала по дому; звонила чуть ли не каждый день. Но к Рождеству она завела друзей, вступила в киноклуб и занялась написанием сценариев для него, начала бегать вместе с соседкой по квартире. К началу января она уже отчаянно рвалась назад, а Сара, столкнувшись с перспективой того, что Китти еще несколько месяцев не появится дома, испытала острую пустоту потери.
Все хорошо.
Как квартира?
О, нормально, если не считать парня с верхнего этажа и его чертовой барабанной установки. Но мы хотим собраться и поговорить с ним; Оскар считает, что это уже слишком.
Оскар? Последнее время это имя все чаще мелькает в разговорах, а если ему надоели барабаны, значит, он подолгу бывает в квартире Китти.
Ага, говорит дочь.
Сара чувствует улыбку в ее голосе. Хочет спросить, но решает пока оставить все как есть. Коль будет, что сообщить, Китти скажет, нужно дать ей время. «Сменим тему».
А у меня, кстати, новый сосед.
Серьезно? Что ты имеешь в виду?
Наверное, Китти ждет рассказа о том, что Сара взяла козла для борьбы с полевой травой. Этот план назревал уже давно, но так и не воплотился в жизнь.
Помнишь Эйдена, нашего с папой университетского друга?
Туманно.
Он вернулся в Англию и какое-то время погостит в коттедже.
«И мы трахались вчера ночью», Сару так и тянет добавить это, просто чтобы ощутить реальность произошедшего. Конечно, она не собирается на самом деле говорить такое. Об этом Китти знать необязательно. Она бы в ужас пришла.
О, произносит дочь. Тебе, наверное, теперь повеселее, да? То есть с ним же все в порядке, правда?
Конечно. В любом случае я его и видеть почти не буду; у него собственное пространство. Но мне все равно кажется, что неплохо, когда кто-то живет поблизости. Без тебя дома стало так тихо.
Ты что, шутишь?! А как же Бэйзил и Тесс, и я ни на минуту не поверю, что Софи не заглядывает к тебе через каждые пять минут. Ты всегда жаловалась, что никак не найдешь и секунды для себя.
Сара смеется.
Знаю, знаю. Как с учебными нагрузками? Совсем вымоталась?
Еще один отвлекающий маневр, ювелирная работа. Следующие десять минут Китти перечисляет свои обязанности, зачитывает списки и рассказывает обо всем, чем занята, при том она еще умудряется находить время и для вечеринок.
Сара чувствует облегчение, что наконец смогла рассказать о появлении Эйдена. Как-то странно, что в ее жизни произошли такие впечатляющие перемены, а она даже не успела посоветоваться с дочерью. Складывается ощущение, будто Китти все больше отдаляется от нее.
Повесив трубку, Сара пробует набрать номер мобильника Луиса. Звонок остается без ответа, и оставить сообщение тоже нельзя. Луис свел все контакты с ней к имейлам и эсэмэскам, это уже не то, чем он когда-то отвечал ей. Но она все равно отправляет сообщение.
Надеюсь, у тебя все в порядке. Позвони домой, если будет минутка. Люблю, мама ххх
Она знает, что Луис не ответит. Сегодня, правда, это кажется не столь важным.
В четыренемного позже, чем обычно, она только начинает входить в заведенный ритмСара кормит собак и выводит их погулять на поле за домом. Расстояние не такое уж и солидное, но она постарается обеспечить им достаточную нагрузку с помощью мячика. Бэйзил, как обычно, с маниакальным энтузиазмом гоняется за мячом, словно ради этого и родился на свет. Стоит Бэйзилу выронить мяч изо рта, его утаскивает Тесс, после чего отбегает подальше и бросает, предоставляя Бэйзилу возможность завершить круг и вернуть мячик Саре, чтобы та снова его бросила. Создается впечатление, что Тесс просто обожает дразнить Бэйзила.
На дальнем краю поля Сара проходит вдоль каменной стены сухой кладки, отделяющей ее землю от пустоши наверху, и под настроение проверяет, все ли камни лежат плотно, пока не становится слишком темно, чтобы разглядывать их. Сказать по правде, поле для нее явно великовато. Когда на улице теплеет, садовник Джорджа дважды в месяц приезжает сюда на тракторе, косит траву и увозит ее. За эту услугу он берет с нее 10 фунтов, а потом еще выручает деньги и от продажи сена. Саре стоит подумать о том, чтобы не скашивать траву, а оставить на корм скоту, но так приятно иметь возможность выгуливать здесь собак и не переживать, что те будут бегать за дикой живностью или валяться в колючках на каждом шагу.
В долине начинают вспыхивать огни, сотня чайников включается подогреть кипятка для сотни чашек чая после работы. В коттедже горит свет. Машина снова на месте; должно быть, он все-таки решил остаться.
Сара целый день не чувствовала голода, но между тем заставляет себя проглотить ломтик тоста, прослушивая новости. Она подумывает о том, чтобы вернуться в студию, хотя теперь начался дождь; слышно, как капли бьют о стекло. Думает, не позвонить ли Китти еще разок. Но чего она хочет по-настоящему, так это позвонить Софи, рассказать ей об Эйдене, выложить все как на исповеди. Выходит, дело именно в этом? Ей нужно очиститься? Однако сегодня Софи с Джорджем отправились на какой-то званый ужин для избирателей округа, а к нему готовились несколько месяцев. Софи не появится дома до поздней ночи.
В конце концов Сара набирает ванну в надежде, что после нее захочется спать, потому что, начав думать о немоб Эйдене, она уже не может остановиться. Она медленно раздевается, машинально сворачивая одежду и складывая ее на стул. Наклонившись вперед, сбрасывает лифчик, мягкий хлопок легко скользит по груди, нагота моментально напоминает ей о прошлой ночи, и ее тело наполняется волной жара.
За шоком от собственного возбуждения секунду спустя следует опасное жжение у висков. Она сама его пригласила. Сама напилась. Затянула его в постель. А он не остался. Не пришел к ней, не прислал сообщения, и даже несмотря на то, что живет всего в нескольких ярдах, с таким же успехом мог оставаться в своей Японии, или где он там все это время болтался.
Сара садится в ванную, шмыгая носом и пытаясь не расплакаться. Но волна горя все равно накрывает ее; слезы появляются из ниоткуда. Она утыкает лицо в горячие мокрые ладони, всхлипывает.
«Вот же ублюдок, думает она. Я и забыла, какой ты на самом деле кусок дерьма».
Эйден
За прошедшую неделю тебе удалось решить множество проблем. Твоя жизнь изменилась бесповоротно, и ты не всегда успеваешь контролировать все происходящее. Кем должен быть. Как следует вести себя.
Ты решил, что не будешь ей рассказывать. Не скажешь ей ничего. И все тут же начинает усложняться. Ты задавался вопросом, насколько много успел ей рассказать Джим, и теперь убеждаешься в том, что она вообще ничего не знает: ни почему уехал, ни где был, ни что делал. Тем больше причин помалкивать об этом. Что хорошего в том, если все рассказать сейчас? Ей от этого лучше точно не станет. Может быть, лучше стало бы тебе. На очень короткое время.
Ты понял, что совершенно не умеешь контролировать собственные чувства.
Решил, что, вероятно, если жизнь пойдет своим чередом, сможешь начать все с чистого листа: новая жизнь, новая работа, что-нибудь в рамках закона. Пора оставить прошлое и приниматься зарабатывать деньги другим способом, тем, о котором можно, по крайней мере, перекинуться парой слов в любезной беседе, даже если деньги не будут идти ни в какое сравнение с прошлыми. Тебе понадобится чья-нибудь помощь. Сара Карпентер могла бы помочь. Правда, она об этом пока не догадывается.
Ты понял, что постоянное притворство требует невероятных усилий и чудовищно выматывает.