Теперь, Симон, пожалуйста, продолжал Виктор Косарек, обращаясь к мужчине, который все еще стоял с закрытыми глазами, отдайте мне нож.
Симон открыл глаза, посмотрел на нож и повторил:
Обман
Затем он поднял голову, взгляд его стал жалобным, он умоляюще протянул руки к Виктору, но нож не выпустил.
Все в порядке, сказал Виктор, делая шаг навстречу. Я помогу вам.
Все обман! внезапно рассердившись, крикнул Симон. Великий обманщик снова обманул меня! Он посмотрел в упор на Виктора и усмехнулся: А я тебя не узнал. Как я мог тебя не узнать? Но я догадался, кто ты на самом деле. Взгляд мужчины стал тяжелым и полным ненависти. Теперь я знаю! Теперь я знаю, кто ты!
Все случилось слишком быстро. Симон бросился к Виктору, занося нож для удара. Виктор застыл. И в то же мгновение по залу ожидания эхом раскатились два звука: оглушительный грохот выстрела и крик Симона, падающего на молодого доктора:
Дьявол!
2
Виктор Косарек пришел к выводу, что бюрократия въелась в плоть и кровь богемцев. В любой жизненной ситуации, что бы ни случилось, требовалось заполнить какую-нибудь форму или отчитаться перед должностным лицом.
Виктор позвонил своему новому работодателю из телефонной будки в полицейском участке на улице Бенедикта. Он рассказал профессору Романеку, что произошло на железнодорожной станции, и о том, что полицейские попросили его написать отчет, а затем еще один, из-за чего он пропустил свой поезд. Молодой доктор объяснил, что его багаж находится в камере хранения и что он постарается прибыть первым же утренним поездом. Потом он добавил, что, конечно же, искренне сожалеет о том, что пришлось задержаться.
Мой дорогой друг, ответил профессор Романек, не стоит волноваться. Вы же спасли жизнь юной леди. Но что же случилось с несчастным героем этой трагедии?
Спасибо за понимание Косарек сделал паузу, пережидая, пока мимо пройдут сурового вида стражи порядка. Он в тяжелом состоянии, продолжил он, как только полицейские удалились. К сожалению, пока неясно, выживет он или нет. Пуля прошла через мускулатуру плеча, отклонилась от лопаточной кости и угодила в брюшную полость. Можно сказать, этому парню повезло жизненно важные органы не задеты, но он потерял много крови. Время покажет. Я договорился, чтобы его поместили в приют Бохнице, как только он в достаточной мере поправится если выживет, конечно.
Это все очень печально. Но, надеюсь, это событие не омрачит ваши первые рабочие дни у нас.
Вовсе нет, профессор. Я искренне рад, что буду работать с вами.
Профессор Ондрей Романек прославился своими новаторскими, зачастую спорными методиками, и Виктор Косарек действительно хотел у него работать.
Сожалею, но не смогу встретить вас на вокзале, бодрый голос Романека внезапно стал менее веселым. Вас встретит господин Ганс Платнер. Вы с ним познакомились во время собеседования. Он отвечает у нас за отделение общей медицины. Ганс прекрасный врач и хороший человек, но когда отстаивает свою точку зрения, бывает резким. Пожалуйста, не обращайте на это внимания. Я очень рассчитываю на нашу скорую встречу.
Как и я, профессор.
Повесив трубку, Виктор Косарек осознал, что деваться ему некуда. Он съехал с квартиры, полагая, что без приключений доберется до новой работы. И что теперь?
Он не мог решить, следует ли ему звонить Филипу Старосте, приятелю и бывшему сокурснику по университету, чтобы попросить разрешения переночевать у него. Филип его подвел. И дело не только в багаже: Виктор хотел провести с ним последний вечер в Праге, но в последний момент друг отбил ему телеграмму, в которой сообщил, что не сможет увидеться с ним. Все это беспокоило Виктора. Мощный интеллект Филипа был столь же силен, как и страсти, кипевшие в нем. Его все более противоречивое поведение в последнее время наводило на вопросы, но Виктор отмахивался от них. «Самое лучшее, подумал он, попытаться найти отель рядом со станцией».
У будки стоял тщедушный, похожий на птицу старик и терпеливо ждал своей очереди позвонить. Виктор вышел, намереваясь у кого-нибудь спросить, где находится ближайшая гостиница. Вдруг захлопали двери, коридор заполнился людьми. В воздухе разлилась тревога. В глаза бросился видный мужчина: высокий и широкоплечий. Кто-то из полицейских обратился к нему: «Капитан Смолак». Виктор услышал, как на улице пронзительно взвизгнули шины на влажном булыжнике.
У выхода стоял пожилой грузный полицейский. У него были крупные челюсти, густая щетина и роскошные усы; мясистые, как у бульдога, щеки покоились на жестком стоячем воротнике. Удерживая фуражку под мышкой, он читал объявления на доске.
Что происходит? спросил его Косарек.
Полицейские дела, глухо сказал бульдог, не пускаясь в разъяснения.
К Виктору подошел старик, уже позвонивший кому-то.
Я слышал сказал он заговорщицким шепотом, с жаром, с которым обычно приносят плохие новости. Я слышал, что они говорили Они нашли тело. Еще одно тело.
Убийство? спросил Косарек.
Старик мрачно кивнул.
Тело женщины, все искромсанное. Кожаный Фартук снова в деле.
3
Его отец был мясником.
Возможно, именно поэтому первое, что пришло на ум Лукаша Смолака, как только он увидел место преступления, что это мясная лавка.
В такую минуту, и вспомнить отца Впрочем, ничего странного. В детстве, когда страхи, боль и одиночество переполняли его, именно отец оказывался рядом, но не мать, которая отдалялась от него все больше. Чувства и эмоции, охватившие его в этот момент, не сильно отличались от тех, детских.
Лукаш Смолак унаследовал от отца крупную, мускулистую фигуру, добрый нрав и настолько глубокое спокойствие, что, казалось, упади небо, он бы не вздрогнул. В детстве он никогда не видел отца хмурым, ни единого злого слова не слышал. Однако был один случай, который потряс его. Даже не верилось, что это произошло на самом деле.
Лукашу тогда было лет девять или десять, после школы он отправился в лавку к отцу мать попросила принести килограмм остравских колбасок к ужину. Лавка располагалась возле церкви, прямо посреди их деревни, в низком, побеленном здании. Лукаш вошел, но не застал отца на привычном месте за прилавком. Вдруг со двора позади лавки раздались странные громкие звуки. Он позвал отца, но тот не ответил. Лукаш тихонько прошел за прилавок и открыл дверь подсобки. В полумраке висели мясные туши. Отца здесь не было, и Лукаш отважился пойти дальше. Звуки между тем превратились в истошный, пронзительный визг.
Приоткрыв дверь во двор, Лукаш сощурился солнце било в глаза. Отец стоял спиной к нему, удерживая коленями поросенка, он-то и визжал так истошно. И тут тяжелый молоток опустился на голову животного. Визг смолк. Отец отбросил молоток, вынул из кармана фартука длинный нож и быстро, одним движением перерезал поросенку горло. Поток крови, пульсируя, хлынул на каменные плиты, которыми был замощен двор, устремляясь в канализацию. С каждым толчком пульсация становилась все слабее и слабее.
И тут отец увидел Лукаша. Он подошел к нему, положил руки на плечи, развернул так, чтобы Лукаш не видел поросенка, и, повесив по пути окровавленный кожаный фартук на дверь кладовой, увел обратно в лавку. Там он сел и терпеливо стал рассказывать рыдающему Лукашу об ужасной необходимости насилия в жизни.
Его отец был мясником.
Этот день вспомнился ему сейчас, в комнате, залитой кровью. Капитан полиции Лукаш Смолак, сын давно уже скончавшегося мясника, работал в отделе убийств двадцать лет и повидал, без преувеличения, все злодеяния, которые только можно представить. Он видел обезглавленных, сожженных заживо, видел застреленных обычное дело, видел тела забитых камнями и арматурой, тела зарезанных и искромсанных на куски. Но самыми жуткими убийствами, от которых стыла кровь, были те, что совершил маньяк, которого вся Прага называла не иначе как Кожаный Фартук.
Здесь, в этой комнате, был истинный ад на земле. Тело человека лежало на кровати, и только по обрывкам одежды можно было определить его пол. Женщина. Почти все ее органы были вырезаны из тела. На месте живота зиял провал, вскрытая грудная клетка, как остов корабля, потерпевшего крушение, белела оголенными ребрами в кровавом месиве. В углу кровати убийца педантично сложил гладкие, серо-коричневые и розовые витки кишечника. На полу, в китайском фарфоровом тазу для умывания, не менее педантично были разложены почки и сердце убитой.
Лицом несчастная была повернута в сторону Смолака. Вся кожа, как маска, была с него снята, блестящие белые глаза смотрели с укоризной, зубы ощерились в безгубой улыбке.
Простыни пропитаны кровью, а так никаких признаков борьбы. Если повернуться спиной к кровати, комната выглядела обычно, не считая, конечно, зловонного пятна на коврике у двери, домовладельца, обнаружившего тело, вывернуло наизнанку.
Смолаку пришлось отправить своих помощников на улицу, чтобы те могли отдышаться. Даже он, с его многолетним опытом работы в отделе убийств, не мог смотреть на труп без подступающей тошноты. И только один человек оставался беспристрастным. Низкорослый, полноватый, одетый в мешковатый костюм, он вел себя, как настоящий профессионал. Доктор Вацлав Бартош, медицинский эксперт, склонился над убитой с большой лупой в руке, забросив галстук через плечо, чтобы не запачкать в крови. Он делал свою работу.
К Смолаку подошел его подчиненный, детектив-сержант Мирек Новотны. Амбициозный рыжеволосый офицер обычно всем своим видом выражал чрезмерную самоуверенность. Но не сегодня. На бледной коже Новотны ярко выделялись веснушки.
Нашли что-нибудь? спросил Смолак.
Да, кое-что есть, капитан. На этот раз старина Кожаный Фартук совершил ошибку.
Неужели? пробормотал Смолак, не сводя глаз с кровати.
Мы обнаружили свежие отпечатки пальцев, которые не принадлежат жертве. И там, в углу Новотны указал на пол рядом с кроватью. Он наступил в лужу крови и оставил частичный след.
Смолак нахмурился:
На него что-то не похоже.
Он подошел и наклонился, чтобы проверить отпечаток. Нет сомнений на полу была видна половина следа от ботинка с гладкой подошвой. Обувь явно была мужская, хотя и небольшого размера.
Странно Он не оставляет улик. Никогда не совершал ошибок раньше
Новотны пожал плечами:
Возможно, он хочет, чтобы его поймали. Иногда они так делают, психи же. Испытывают чувство вины в глубине души или что-то в этом роде, вот и хотят, чтобы их поймали и наказали. Ну, или играют в какие-то глупые игры с нами, как в кошки-мышки.
Это не про него. Он особенный, в свои зверства вкладывает много труда. Можно предположить, что он наследил, чтобы посмеяться над нами, мол, попробуйте поймать, но я в этом сомневаюсь. Смолак еще раз пристально посмотрел на след. Как-то это все очень странно. Нашли еще что-нибудь?
Никаких признаков взлома нет, рапортовал Новотны. По словам домовладельца, три дня назад она потеряла ключи на рынке. Ему пришлось впустить ее.
Смолак задумчиво кивнул.
Вы думаете, убийца обчистил ее карманы?
Возможно. Это объясняет, как он попал в квартиру. Думаю, надо отправить пару ребят на рынок, пусть поспрашивают, не ограбили ли еще кого-нибудь в тот день.
Надо также выяснить, не терял ли ключи кто-нибудь из предыдущих жертв, продолжил Смолак. Об этом могли не рассказать, посчитав за мелочь.
Как только Новотны ушел, Смолак повернулся к медицинскому эксперту, который, закончив осмотр, выпрямился и вернул галстук на место.
Она мертва уже сутки или больше, сказал доктор Бартош. Назвать конкретную причину смерти трудно: слишком много разрезов и слишком много органов недостает, но ей перерезали горло. Если это была первая рана, то смерть, на ее счастье, была мгновенной. Могу с уверенностью сказать, что все эти мерзости напавший проделал на высочайшем уровне.
Отлично сработано?
Если это еще одно убийство, совершенное так называемым Кожаным Фартуком, то он становится все более изощренным, демонстрируя свое мастерство в расчленении. Он точно знал, что делать, и умело провел все операции.
Врач?
Не обязательно. Он может быть хирургом, анатомом, или забойщиком, или мясником. Но ходят слухи, что вы, возможно, уже схватили этого человека.
Что? в замешательстве переспросил Смолак.
Некий ученик мясника из еврейской лавки, как я слышал. Этот парень схватил женщину на железнодорожной станции Мазарик и угрожал ей ножом, пока его не подстрелил один из ваших ребят.
Смолак покачал головой.
Он не был евреем, не знаю даже, откуда берутся такие слухи. Во всяком случае, это не тот, кто орудовал здесь. Просто безумец с ножом.
Простите, вы не считаете, что совершивший подобное сумасшедший? недоверчиво спросил Бартош, кивая в сторону расчлененного тела.
Конечно, он сумасшедший, но другой. Его безумие другого рода. Тот, кто сделал это, живет в нашем мире, а не в Зазеркалье. Как вы сами сказали, он точно знает, что делает. Единственное, чего я пока не могу понять, почему он выбрал именно эту женщину.
Смолак снова огляделся. Комната была дорого обставлена, а сам дом в стиле барокко располагался на одной из извилистых террас холма в районе Мала-Страна. Это была богатая часть города, где традиционно жили немцы, за что ее называли также Прагер Кляйнзейт. Проходя через квартиру к спальне, Смолак заметил на столе гостиной газету Prager Tagblatt на немецком языке, и почти все книги в библиотеке были на немецком. Жертву звали, как ему сообщили, Мария Леманн. Немка. Все предыдущие жертвы также носили чешско-немецкие фамилии, но Смолак до сих пор случая не обращал внимания на это совпадение, полагая, что этническая принадлежность никак не могла стать мотивом. Вернее, последнее, о чем хотелось думать Смолаку, что убийца руководствуется националистическими мотивами.
Как бы там ни было, сказал Вацлав Бартош уже в дверях, я напишу отчет и пришлю его.
Перед выходом он задержался, нахмурился и повернулся к Смолаку.
Что-то еще, доктор?
Бартош пожал плечами:
Возможно, просто наблюдение. Есть нечто вне моей профессиональной компетенции.
Поверь мне, доктор, я буду благодарен за любые замечания, которые вы можете сделать. Это уже четвертое убийство.
Все это доктор осторожно махнул в сторону кровати. Все это кое-что очень напоминает. Около пятидесяти лет назад в Лондоне произошла серия подобных преступлений. Обычно убийства совершались на улицах или парках, ровно так же поступает и Кожаный Фартук. Но одну женщину там, в Лондоне, убили в доме, и я должен сказать вам, что картина очень похожа на эту. Возможно, вы слышали: в Англии это стало почти что фольклором. Убийца известен как Джек Потрошитель. Не знаю точно, но, кажется, его так и не поймали. Было несколько подозреваемых, однако доказать их причастность не удалось.
Смолак нахмурился; он смотрел на расчлененное тело, но на самом деле его не видел просто вспоминал предыдущие убийства, восстанавливая в памяти хронологию и подробности.
То есть вы говорите, нужно искать англичанина? Которому сейчас примерно от семидесяти до девяноста лет?
Доктор покачал головой.
Когда говорят о викторианском Лондоне, вспоминают прежде всего трех человек: королеву Викторию, Чарльза Диккенса и Джека Потрошителя. Причем не обязательно в таком порядке. Как я уже сказал, маньяк, который так жестоко убивал женщин, стал почти что фольклорным персонажем. Подобно тому, как наш соотечественник Ян Неруда, прекрасный писатель, находился под влиянием Чарльза Диккенса, возможно, и Кожаный Фартук видит себя творческим наследником Джека Потрошителя. Слишком много сходств, которые следует учитывать.
Смолак задумчиво кивнул. Признаться, ему вспоминался Потрошитель, но он не знал подробностей о лондонских убийствах.
Насколько я помню, в Лондоне все жертвы были проститутками. А эта женщина Он кивнул в сторону тела на кровати. Нет, она не была дамой легкого поведения. Обеспеченная молодая леди.
Доктор снова пожал плечами.
Я же сказал, это просто наблюдение.
Хорошо, я займусь этим. Спасибо, доктор.
Есть еще одна деталь, которую стоит, наверное, принять во внимание, сказал Бартош прежде чем уйти. Вблизи одного из мест, где было совершено убийство, приписываемое Потрошителю, был обнаружен кожаный фартук.
Доктор ушел. А Смолак вдруг заметил, что у ножки кровати что-то сверкнуло.
4
«В этой задержке есть свои преимущества, утешал себя Виктор Косарек. Гораздо приятнее совершить поездку при свете дня». Он испытывал невероятную любовь к своей стране: ощущал глубокую связь с природой Чехословакии, ее ландшафтом и культурой, и в этом не было чувства ожесточенного национализма товара, на который вел охоту тевтонский сосед. После вчерашних событий так приятно было бы сидеть и наблюдать, как за окном поезда город уступает природе.