Телефон выпал из руки Костика. Он покачнулся, содрогнулся и замер. Потомзавизжал, схватившись за голову. За первым, безмолвным криком последовал второй.
Папа!кричал Костя.Папа, папочка!
Упав на колени, он стукнул кулаком телефон, принесший весть, и тот отлетел куда-то в сторону. Я присела рядом, прижала к себе сына. Секунду спустя около нас опустилась Элеонора. Она прикрыла за собой дверь, и мы оказались в темноте. Я смотрела в сторону кухни. Телефон залетел под холодильник, экран все еще светился. Я видела краешек этого свечения, и мне оно почему-то казалось очень важным.
Когда экран погас, во тьму погрузился весь мир.
Глава 98. Дима
Просыпаться не хотелось. Хотелось завернуться в одеяло, нырнуть глубже в сон и оставаться там, пока тело не подготовится к принятию души. Все было как в далеком детстве, когда я часто болел, с неизменными температурами и кашлем до одышки. Под утро мне снились яркие, волшебные сны. Но как только я разлеплял веки, мне будто приходилось забираться в старый, грязный, тесный скафандр. Сначала я ощущал, что нос не дышит, потомчто глаза уже устали, хотя я только проснулся, и голова раскалывается. «Все еще болею»,с грустью думал я, ведь, ложась спать, надеялся, что проснусь здоровым. А потом я вспоминал, что после выздоровления меня ждет школа, и не хотел выздоравливать. Хотел вернуться в ускользающий сон и оставаться там как можно дольше.
Одеяла не было. Не было и подушки. Я лежал в одежде на чем-то жестком и дрожал от холода. Во сне было определенно лучше: никаких ощущений. Ни холода, ни боли в груди и всем теле. Боль изматывающая, убивающая. И жажда, испепеляющая жажда довершала букет.
Наконец-то,буркнул кто-то невидимый, и в губы мне ткнулось горлышко пластиковой бутылки.Месье знает толк в эскапизме.
Я лежал на левом боку, и левая рука, на которую положил голову, онемела. Бутылку перехватил правой и стиснул, выдавливая в рот воду. Холодная, как и воздух вокруг. Заныли зубы, кожа покрылась мурашками, но я не выпускал бутылку, пока последние капли не упали в горло. Теперь я смог открыть глаза.
Лицо, нависшее надо мной, было незнакомым. Суровое лицо немолодого человека, со спокойно-злыми глазами, с массивной челюстью и умиротворяющими морщинками. Мне приходилось сталкиваться с такими людьми. На то, чтобы из машины смерти превратиться в добродушного дедушку, заботливого отца, любящего мужа у них уходили считанные мгновения. Чем они и вызывали уважение и безотчетное доверие даже у самой отмороженной шпаны.
Николай Васильевич,представился он.Не то чтобы мы торопились, но все жекак насчет встать?
Он протянул руку. Выронив бутылку, я вцепился в широкую ладонь с сильными пальцами и будто взлетел. Благо, недалеко: мне лишь помогли сесть на больничной каталке. Голова закружилась, я опустил взгляд и на бетонном полу увидел смятую простыню.
Вы уж простите,сказал Николай Васильевич,что отобрал у вашего трупа последнее. Но вы так пригрелись в объятиях Харона, что я заскучал и попробовал привести вас в чувства холодом.
Харон! Слово потянуло за собой цепочку воспоминаний. Я вскинул голову, уставился в темные, непонятного цвета глаза Николая Васильевича. Тот улыбнулся уголком рта, как бы говоря: «Сам-то я бы в жизни не улыбался, это только ради вас».
Знаете, Дмитрий Владимирович, я склонен разделять человечество на две неравные части. Одни, замерзнув во сне, до утра кутаются и обнимают себя. Другие встают и идут закрывать форточку. Первыеэто обыватели, потребители, считающие, что мир им обязан уже по факту рождения. Вторые Это те, с кем мне нравится иметь дело. К какой категории отнесете себя?
Николай Васильевич ждал ответа. Я осмотрелся. Мы сиделия на каталке, он на стулев мрачном сером коридоре у закрытых дверей. Свет давала болтающаяся под потолком на проводе лампа накаливания. Почему-то именно от нее протянулась ниточка памяти к другой такой же, висящей в «комнате пыток» в аэропорту Красноярска. Я понял, кто передо мной.
ТакЯ откашлялся и чуть не потерял сознание от боли в груди. Медленно вдохнул, наполняя легкие битым стеклом пополам с гвоздями.Так мы не разбились?
Не знаю, как это классифицировать,развел руками Разрушитель.Брик телепортировал самолет успешно, после чего потерял сознание. Пилотам пришлось экстренно садиться. Самолет триумфально проехался по Ленинскому проспекту и протаранил здание МВД, не вписавшись в поворот. Иди речь об автомобиле, я бы однозначно сказал, что разбились. Когда же говорят о самолетах, под «разбились» обычно понимают немного иную картину.
Я, стиснув зубы, вдыхал и выдыхал, с каждым разом все глубже, разрабатывая легкие. С каждым вдохом в голове откладывался новый вопрос, и я долго не мог решить, какой из них важнее.
Где
В морге,пояснил Николай Васильевич. И, должно быть, прочитав что-то на моем лице, спохватился:
Или вы хотели поинтересоваться Марией? Она наверху, в ПИТ, у нее разрыв легкого, но жизни в настоящий момент ничего не угрожает.
Вдох, выдох, вдох
Я хотел спросить, где эта гребаная форточка?
Николай Васильевич улыбнулся по-настоящему, показав желтые от никотина зубы.
С вами приятно иметь дело, Дмитрий Владимирович. Так и думал, что вы еще пригодитесьпотому и жду вашего пробуждения. Мое альтер-эго очень хорошо о вас отзывается, но ястарой закалки. Верю, что пока не увидишь, как человек просыпается после авиакатастрофы, ничего о нем не узнаешь. А форточки, увы, нет, это была фигура речи. Мы, повторюсь, в морге, тут всегда холодно.
Альтер-эго,усмехнулся я.Дурдом. Как нет, правда, как это у вас произошло? Как вы так спокойно ко всему этому относитесь? Внутри вас чужое сознание
Не такое уж и чужое.Николай Васильевич встал, оправил темно-коричневый пиджак.Мы неплохо сроднились. Как произошло? Мне было шесть лет, я играл в песочнице во дворе, как вдруг в голове зазвучал мальчишечий голос. Он назвал меня по имени и предложил дружить.
Я в этот момент пытался слезть с каталки и вроде был твердо уверен в своих ногах, но, услышав последние слова, чуть не упал. Схватился за каталку и еще раз пристально посмотрел на Николая Васильевича. Если ему не хорошо за пятьдесят, то в авиакатастрофе у меня серьезно пострадал мозг.
Что-то тут не так,заметил я.Разрушитель появился на Земле только шестнадцать лет назад.
Да?Озадаченным Николай Васильевич не выглядел.Ну, значит, с катушек я слетел гораздо раньше.
Глава 99. Дима
Наверху, в больнице все дышало усталостью. Врачи и медсестры ходили, держась за стенку. Ни одного свободного стула, даже на подоконниках сидели люди. И ещетолпы полицейских, которые как-то подозрительно раболепно вытягивались при виде моего спутника и норовили исчезнуть.
Самолет долго катился по Ленинскому проспектуэто одна из центральных московских улиц,говорил Николай Васильевич, не обращая на них внимания.Повезло, что проспект как раз перекрыли ради президентского кортежа. Президент не пострадал, вы с ним разминулись минут на десять, но такое удивительное совпадение без внимания не осталось. Поэтому столько полиции и не только.Поймав мой взгляд, он наклонил голову:Ах, я же не представился: подполковник ФСБ Смирнов. Но наедине можете называть меня Николаем Васильевичем.
Проходя мимо окна, я бросил взгляд наружу. Темно. Ночь? Раннее утро? Я в Москве, а значит, часовые пояса Господи, яв Москве, на десять минут разминулся с президентом! Потребуется время, чтобы сжиться со всем этим.
Ну и то, что самолет врезался в полицейское управление, тоже повлияло,продолжал Николай Васильевич.Пострадавших полно, погибших четверо, но официальносемеро. Вы мертвы, Дмитрий Владимирович. Не благодарите, ведь это в какой-то мере моя работа.
Мы остановились у поста медсестер. Николай Васильевич свистнул, привлекая внимание суетящейся девушки:
В какой палате лежит Анастасия Липнягова?
Медсестра метнула на него яростный взгляд:
Вы что, не видите, что творится? Подождите
Девочка,перебил Николай Васильевич,посмотри на меня внимательно. Мне пятьдесят восемь лет, и у меня в голове опухоль, размерами превосходящая твой мозг. Сколько ты хочешь заставлять меня ждать? Я в любую секунду могу упасть и задергаться, тем самым прибавив тебе работы. Так что если хочешь, чтобы старый больной пес сдох подальше отсюда, будь добра, назови номер палаты.
Медсестра недовольно зашелестела бумагами. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, боль в груди сделалась терпимой. Да и головная потихоньку отпускала. Мысли забе́гали быстрее. Маша. Брик.
Идемте.Николай Васильевич взял меня за локоть и повел по коридору.
Стоп,вырвался я.Давайте немного отмотаем назад. Там, в подвале, я еще не совсем пришел в себя. Вы сказали, что Маша жива
Ради этого не обязательно останавливаться.Николай Васильевич двинулся дальше, и мне пришлось бежать за ним.Мы идем в палату к Липняговой Анастасии, это стюардесса разбитого самолета. У нее сломано ребро, и осколок пропорол легкое. В настоящий момент состояние стабильно.
Очень жаль девушку,сказал я, заскакивая вслед за Разрушителем в лифт.Но с какого боку
Лишь только двери закрылись, оставив нас наедине, Николай Васильевич перебил меня:
Дмитрий Владимирович, примите как должное: вы мертвы. Поэтому очнулись в морге, а вовсе не из-за моего чувства юмора. Брик Бористам же, Шибаева Мариятам же. Осталась только Липнягова Анастасия.
Прозвучал сигнал, и двери раскрылись. Николай Васильевич вышел и тут же развернулся, точно зная, что я не двинулся с места.
Вынуждаете с вами нянчиться,вздохнул он.Давайте, еще несколько шагов, и вам многое станет понятным. Анастасияженщина, двадцать девять лет, невысокая, волосы темно-русые, семьи нет, родственников нет.
Что-то смутно начало до меня доходить, и я вышел в коридор. Здесь людей было меньше, а врачи и медсестры бегали бодрее. Мы повернули за угол, и Николай Васильевич толкнул первую же дверь.
Погруженная в полумрак палата, шесть коек, три напротив трех. Капельницы, попискивающие приборы.
Николай Васильевич подошел к койке у окна, склонился над ней и, выпрямившись, поманил меня рукой. Я приблизился, стараясь ступать осторожночувствовал себя грязным в этом царстве стерильности.
В койке лежала Маша. Я узнал ее, несмотря на кислородную маску, закрывающую половину лица, несмотря на мертвенную бледность и круги под глазами.
Хотелось плакать. Я вспомнил, как она кричала на нас с Бриком, как бросилась в погоню на своем «Крузере», как превратилась в «Анечку», сумасшедшую жену Харона, как утешала на крыше чужую девчонку. И все ради того, чтобы оказаться в больнице, в чужом городе, с разорванным легким
Она выкарабкается,негромко сказал Николай Васильевич.Деньги у вас есть, можете пожить тут неподалеку, пока она не придет в себя окончательно. Потом забирайте ее с дочерью и возвращайтесь домой.
А как же
Не волнуйтесь насчет семьи,перебил Николай Васильевич.Я не из прихоти одной объявил вас погибшими. Когда это дойдет до вашего сына, Исследователь поймет, что дольше занимать его тело нецелесообразно. Очень скоро одно из моих тел навестит вашу семью, принесет официальное извещение, оценит ситуацию и поставит Константину надежный блок. Но это не самое веселье!
От сердца отлегло. Больше того, ощущение было такое, как будто мне развязали руки и выпустили из тюрьмы.
Спросите меня, что самое веселое!настаивал Николай Васильевич.
Ну и?спросил я.
Борис Брик также мертв! А это значит, что если он попытается расплатиться за что-то со своего счета, мы тут же его зафиксируем!
Я, бросив последний взгляд на Машу, тихонько вышел из палаты. За мной, лопаясь от восторга, двинулся Николай Васильевич.
Простите, что порчу вам праздник,сказал я, когда мы оказались в коридоре,но все, что очевидно из ваших слов, это то, что Принц сбежал, и где его искать, вы понятия не имеете. Для чего ему счет, если он может влезть в голову любому человеку, подчинить себе любое электронное устройство?
Николай Васильевич сник. А в голове у меня зазвучал укоризненный голос Разрушителя: «Дмитрий Владимирович, вы серьезно расстроили моего носителя. Проявите снисходительность, он ведь не так давно, как вы, варится во всем этом».
Извиниться перед Николаем Васильевичем я не успелего карман издал пронзительную трель.
Ну наконец-то!воскликнул Николай Васильевич, стремительно вернувший самообладание.Слушаю,поднес он к уху простенький кнопочный телефон.Да. Жди там, сейчас приду. Можешь пока взять мне пару кофе в автомате, не обижусь.
Бросив телефон в карман, он посмотрел на меня так же спокойно и бесстрастно, как раньше.
Идемте, Дмитрий Владимирович. Подвезли горячие новости про Кая и Юлю. Надо торопиться, пока не остыли.
Глава 100. Дима
Я даже не пытался запомнить череду хитросплетений коридоров, приведшую нас к выходу. Николай Васильевич шагал уверенно, как будто знал тут каждый закуток.
Сколько времени?задал я давно интересовавший меня вопрос. Телефона в карманах не оказалось.
Без четверти четыре,отозвался Николай Васильевич.Вы провалялись без сознания почти полсуток, пока я решал текущие проблемы. На самом деле, одной из проблем были вы, и я вас немного «выключил». Перестарался. Зато в морге вы не умерли, что, безусловно, мне в плюс. А теперь сделайте одолжениестойте молча и излучайте загадочность. Умеете смотреть на людей, как на говно?
Вырулив к выходу, Николай Васильевич остановился и, расстегнув пиджак, упер руки в бока. Я мог только предположить, что поднявшемуся со стула невысокому грузному мужчине явно нерусской национальности демонстрируется кобура. А может, наоборот, ее отсутствие.
Мужчина оказался не один. Двое широкоплечих парней поднялись, защищая своего предводителя. Один, как Николай Васильевич, раздвинули полы пиджака, другой, помоложе, с бегающим взглядом, держал в руках по картонному стаканчику с кофе.
Ну здравствуй, Сеня. Порадуешь чем, или только кофе притащил?Николай Васильевич щелкнул пальцами, подзывая парня со стаканами. Тот покосился на начальство. Полный мужчина, поморщившись, махнул рукой.
Не разоряю тебя?Николай Васильевич принял стакан из рук «шестерки» и кивнул в мою сторону.А то давай включим в счет, я ж понимаю, времена тяжелые.
Я забрал стакан, не глядя. Смотреть старался только на «Сеню», соблюдая рекомендации Николая Васильевича.
Много говоришь сегодня, начальник,покачал головой «Сеня».Много и грубо, как вчера на свет родился. А это кто с тобой?Он окинул меня холодным взглядом.
Отец, сын и святой дух в одном флаконе, а мать Мария сверху привет передает. Дохера вопросов, Арсен, как будто вечно жить планируешь. Что по делу?
Охрана Арсена переглянулась. Видно, Николай Васильевич вел себя раньше как-то по-другому. Я тоже нервничал. Зачем ему понадобилось злить явного бандита? Пусть даже и в битком набитом полицией общественном месте. Это в кино любят показывать рассудительных гангстеров с кодексом чести, в реальности часто бывает иначе.
Арсен решил не заметить оскорблений.
Этот твойТут он выругался на непонятном языке.Сегодня был на моей точке. Той, что я у Грека принял. А потом инкассацию кто-тоОпять не по-русски, но суть дошла даже до меня, не говоря о Николае Васильевиче.
Круто, это мы ему сразу как помощь следствию запишем,усмехнулся он и, глотнув кофе, посерьезнел:Девка с ним?
Какая-то сучка мелкая терлась.Арсен вынул из кармана телефон. Лопату, что едва помещалась на ладони. Потыкал пальцем, показал экран Николаю Васильевичу. Я увидел снятую сверху девицу, наряженную под японскую школьницу. Блузка, галстучек, юбка длиной «что есть, что нет». Николай Васильевич кивнул, и телефон вернулся в карман Арсена.
Пацаны срисовали, что она рулеткой крутит. Там один уважаемый человек выиграть должен был
Уважаемый?перебил Николай Васильевич.Не тот ли пидор, которому ты девок малолетних для порнухи подтаскиваешь? Знаешь, что с такими уважаемыми на зоне делают?
Арсен занервничал, глаза начали бегать.
Какие девки, начальник, ты о чем
Детей выгони, пусть покурят.
Взмахом руки Арсен отпустил охрану. Когда за ними закрылась дверь, Николай Васильевич быстрым движением переместился к Арсену и, схватив его за шею, тихо заговорил:
Слушай меня сюда, Сеня, и кивай, как будто умный. Первое: ты наш разговор помнишь. Рулетку крутитькрути, а в говно всякое не лезь. Я про тебя всю подноготную знаюа ты знаешь, что я ее знаю. Потому, первое: «уважаемого человека» ты мне в понедельник на стол положишьи не дай Аллах, если мне не понравится ленточка, которой этот подарок перевяжешь. Второе: Кай и девка мне нужны завтра ночью. Кая можешь попинать, или пацанам дай поразвлечься, но если девку кто хоть чутка заденет, все твои «уважаемые» узнают, что тыстукачок, и это для начала. Comprende?