Всё бы ничего: коварное действие шампанского, возбуждающее напряжение момента, атмосфера безудержного весельяобстановка праздника щекотала нервы, допускала толику легкомысленных вольностей, в том числе показной флирт и пикантные розыгрыши. Машка действительна была великолепна и соблазнительна беспредельно. Девушку в активном романтическом поиске сложно не заметить: она цветёт ярче экзотического цветника.
Вот только невинное развлечение с элементами игривого веселья незаметно из шутливой карнавальной потехи превратился в азартное преследование, в безрассудное пошлое увлечение, которое даже не пытались скрывать или прятать. Слишком уж нескромно вёл себя новоиспечённый муж по отношению к подруге невесты. А та вместо того, чтобы осадить шалуна бессовестно ему подыгрывала.
Лучше бы Люся не заходила в ту злополучную подсобку. Фантазировать на тему адюльтера, что-то додумывать, не было необходимости: Севка азартно заканчивал мощными толчками шокирующий интимный процесс, а Мария с живописно раскинутыми в стороны ногами артистично, словно для неё было очень важно, чтобы зрители поверили в искренность экстаза, выразительно стонала.
Что было потом, Людмила не видела: не интересно стало, а главноепротивно и больно. Хворала она долго. Очень долго.
Севка молчком забрал вещи, попутно прихватив кое-что лишнее, ему не принадлежащее, но к чему привык, и исчез.
В подобной ситуации принято звать подругу, напиваться до чёртиков, безостановочно реветь, проклиная на все лады коварную вертихвостку, окрутившую суженого, материть предателя мужа, выдумывать стратегический план беспощадной мести: например, отдаться первому встречному, театрально уйти из жизни, или наказать с особой жестокостью вероломную, слабую на передок подружку.
Пить Люся не умела, подруги теперь не было, встречать непонятно кого и зачем, тем более отдаваться ему и жестоко мстить непонятно за что (Севку никто не насиловал), не было даже малейшего желания. Оставалось нареветься до икоты в гордом одиночестве, празднуя брезгливость к новоиспечённому мужу и бесконечно унижающую достоинство жалость к себе.
Потом уже, на четвёртом месяце беременности, случился выкидыш. Наверно на нервной почве. Вот когда стало невыносимо больно. Именно тогда Людмила Альбертовна и сделала первый шаг к тому, чтобы превратиться в жёсткого аудитора Люсифера.
Обманутая невеста, так и не познав радости пребывания в новом социальном статусе замужней женщины, не на шутку увлеклась профессиональной квалификацией и карьерным ростом, чтобы заглушить работой ноющее сознание. Оказалось, что каторжный труд тоже можно любить.
Но была и другая жизньвне стен фирмы. Справляться с тягостными воспоминаниями, с негативными эмоциями и гнетущими чувствами было мучительно трудно.
Людмила Альбертовна не могла победить желание быть просто счастливой женщиной, для чего необходимы подруги, а ещё лучше мужчина-друг, которому можно доверять, которому можно довериться.
Нерастраченная потребность в любви требовала немедленных действий, но любой претендент на искренние романтические чувства с некоторых пор виделся как угроза, как потенциальный предатель, а от подруг и вовсе невозможно ожидать порядочности.
Люсина личная жизнь протекала целиком и полностью в мечтах и грёзах.
Отказаться от любви и отношений оказалось проще, чем от игры возбуждённого фантазиями воображения.
Мозгу безразлично, с какими эмоциями иметь дело: выдуманные растревоженным сознанием грёзы он воспринимает не менее серьёзно, чем контактную любовь.
Люся шарахалась от каждого нового знакомства, но упорно ждала кого-то особенного, кому поверит, и надеялась встретить мужчину, непохожего на Севкунадёжного, любящего и непременно верного. В то, что такие субъекты существуют, хотелось верить.
Люся постоянно примеряла на встречных мужчин роль возлюбленного. Иногда увлекалась настолько, что мысленно совершала на претендента штыковую атаку, представляя в объёме и красках сцену за сценой, вплоть до полного духовного и физического слияния.
Людмиле даже изредка удавалось довести себя до оргазма. Правда, потом следовало опустошение и новый провал в ужас депрессивной паранойи.
Она пробовала ходить на консультации к психологу. Три раза. Помешали аналитические способности: никто из них не имел опыта жизни, не был способен войти в резонанс с её щекотливыми проблемами, тем более помочь скорректировать искажённое вероломным предательством поведение.
Вновь появившийся около неё мужчина был сед, высок, с гордостью нёс идеальную осанку и условно привлекательную внешность, со вкусом одевался, был атлетически сложен, ясно и чётко выражал мысли, обворожительно улыбался, поражал деликатными манерами и учтивым обхождением.
Увы, он оказался сотрудником холдинга, которого Людмила Альбертовна проверяла на лояльность корпорации. Этот факт перечёркивал шанс познакомиться с идеалом, с мужчиной мечты: табу на сближение с персоналом фирмы было прописано в должностном контракте.
Как назло у Эдуарда Тимофеевича был тёплый приветливый взгляд, приятно волнующий голос и завораживающие жесты.
Людмила с трудом справилась с соблазном отправить в разделяющее их пространство сигнал SOS. Придать лицу сухое официальное выражение было почти невозможно, но она справилась. Правда, у неё заметно дрожали руки и предательски сел голос. Зато проверяемый был безупречно мил и уверенно спокоен.
Мы нигде раньше не встречались, Людмила Альбертовна, спросил Эдуард так, что у Люси свело судорогой горло, и подкосились ноги.
Не думаю. Точно, нет. Не отвлекайтесь, Эдуард Тимофеевич, у меня к вам много неудобных вопросов.
Задавайте же. Вам никто не говорил, что вы изумительная, просто таки очаровательная женщина? Честное словоя в восторге! Не хочу показаться навязчивым, но всё же, примите мою визитку. Буду с нетерпением и надеждой ждать звонка. Приятное общение никому ещё не вредило. Заскучать со мной не получится.
Как вы смеете! Не в моих правилах знакомиться с сотрудниками. Я ведь могу посчитать ваши комплименты противодействием факту проверки.
Я и не рассчитывал на дружбу с вами, просто попытался привлечь внимание. Вы правы, займёмся делом.
Ознакомившись с документами, сделав ксерокопии, задав массу вопросов и получив ответы, Людмила Альбертовна переместила служебные бумаги со стола в кейс и вышла, сожалея в уме, что вынуждена была пресечь попытку интересного мужчины установить контакт.
Эдуард Тимофеевич галантно проводил даму до дверей, загадочно заглянул ей в глаза, разочарованно вздохнул и поцеловал ручку. Затем изобразил жестом набор телефонного номера и приложил руку к груди в области сердца.
У Люси кружилась голова, пол плавно уходил из-под ног. Эмоции устроили в голове и в непослушных мышцах неприлично безумный хоровод.
Как жаль! Кажется это именно то, чего я тщетно искала. Почему всегда так? Отчего жизнь жестока, непоследовательна, несправедлива!
Позже она закрутилась, выполняя привычные обязанности, и слегка успокоилась. Про Эдуарда Людмила вспомнила вечером. Облик мужчины не выходил из головы, будоражил воображение. Люся пыталась смотреть телевизор, читать. Тщетно. На экране и в текстахвезде маячил завораживающе узнаваемый облик Эдуарда. Это было невыносимо.
Что ещё хужеон начал являться в сновидениях с недвусмысленными предложениями, с навязчивыми ухаживаниями, даже приставал.
Отказать ему во сне было немыслимо, невозможно. Да и зачем, если Эдик приятен во всех отношениях?
Мужчина из сна оказался настойчивым, сильным и удивительно нежным.
Так продолжалось до вечера пятницы, когда Людмила Альбертовна лихорадочно вытряхнула из кейса содержимое в поисках заветной визитки.
Истомившись до предела, с домашнего телефона женщина набрала номер из визитки. Когда пошли гудки, она испугалась, хотела было бросить трубку, но, увы и ах, ответили сразу. Это был без сомнения его голос.
Неужели про меня ещё кто-то помнит? Слушаю, внимаю.
Вас беспокоит Людмила Альбертовна.
Удивлён, смущён, растроган! Спешу сообщить, что вы меня не беспокоитерадуете. Даже если звонок служебный. Извините, увлёкся мечтами. Слушаю внимательно. Что-то не так с проверкой?
Ну, как бы, это думаю нам необходимо встретиться, поговорить. Это не по работе. Скорее личное.
Есть причина?
Да, то есть, нет, не причинаповод. У меня скоро день рождения. Через месяц.
Вот как! Поздравляю! В жизни раз бывает восемнадцать лет. С меня презент и букет.
Можете приехать ко мне. Пожалуйста!
Кхм-м ровно через месяц?
Сегодня, сейчас. Приедете?
Неожиданно. Но приятно. Страсть как приятно. Значит, сегодня, я не ослышался?
Да, сегодня, сейчас!
Кхм-м диктуйте адрес. И это вы будете одна?
Да, конечно одна. В семь тридцать успеете?
Договорились, милая Людмила Альбертовна. Постараюсь вас не разочаровать. До скорой встречи.
Людмила поняла, что мужчина колеблется. Это рождало неприятные предчувствия, сомнения, даже страхправильно ли поступила? Вроде как напросилась. Что Эдуард может подумать! Включать задний ход было поздно.
К назначенному сроку она едва успела приготовить ужин и привести себя в относительный порядок.
На душе противно скребли и дурниной выли самые-самые дикие из всех известных на свете кошек, устроивших майский шабаш не где-нибудьв сошедшем с ума сознании.
Люся чувствовала себя пропущенным через эмульгатор, потом мгновенно замороженным мясным фаршем. Полтора часа, пока вымокала в горячей воде с отдушками, сушила и укладывала волосы, накладывала макияж и придирчиво примеряла перед зеркалом наряды, Людмила задавала себе один и тот же каверзный вопрос, зачем? Ответа не было. Точнее, ответов было слишком много, чтобы их систематизировать и попытаться разобраться.
Она стояла у окна в облегающем приталенном платье, подчёркивающем достоинства фигуры, лёгком и воздушном, почти невесомом, напряжённо всматриваясь в прохожих.
Прошло пять минут от назначенного времени. Эдуарда не было.
Вот и хорошо. Ишь, раскатала губы. Не для тебя придёт весна, не для тебя Дон разольётся. Поиграла в любовь и будет.
В это время раздался неожиданно громкий звонок в дверь.
Извините, Людмила Альбертовна, пробки. Каюсь! Мне, право, так неудобно. Прекрасно выглядите. Чем же я заслужил ваше бесценное внимание?
Не смущайте меня сходу, проходите.
Вы ли это, Людмила Альбертовна? Не ожидал лицезреть вас в таком роскошном облике. Знаете, как вас кличут в стенах холдинга?
В курсе. Это не важно. Я не такая. Сами увидите.
Уже, уже вижу! Фея, Афродита. Очарован, польщён. Попытаюсь оправдать доверие. Честно говоря, не отказался бы от поцелуя.
Ну-ну, не шалите. Мы совсем незнакомы.
Так в чём дело. Сразу же и начнём знакомиться.
Не так скоро. Мне и без того неловко, а вы так агрессивно себя ведёте. Уж не ошиблась ли я, сделав опрометчиво бесстрашный шаг навстречу? Чувствую себя пичугой, попавшей в силок.
Хорошо, сделаем паузу. Ваш ход. Простите, поторопился с выводами. Ваши глаза так откровенно сияли, что я подумал впрочем, неважно, чего именно. Передаю инициативу вам. Надеюсь, не очень наспугал. Мы ведь посидим, Эдуард раскрыл объёмную сумку, в которой лежала водка, вино и деликатесы, вот моя, так сказать, доля участия. И подарок лично для вас.
От капельки вина и по причине замечательного настроения Людмила порозовела, расслабилась. Всё было как нельзя лучше: никакой неловкости.
С Эдиком было настолько легко, словно они были знакомы целую вечность.
Незаметно за разговорами минула полночь. Мужчина непринуждённо, пространно и интересно рассказывал о себе, о друзьях, о работе, словно не думал покидать эту квартиру. Он не был пьян, не лез с приставаниями и намёками, не говорил банальностей.
Я так рад, что ты мне позвонила. Давно так не отдыхал. Ты прелесть, вдруг сказал Эдуард, поглаживая Люсину руку, по которой мгновенно пробежал чувствительный заряд давно забытой энергии, как считаешьмне не пора домой? Не хочу на первом свидании показаться нескромным.
Как непринуждённо он это сказал, вызвав сию же минуту безотчётное доверие.
Целовался Эдик до одури приятно. Объятия и вовсе погрузили в состояние эйфории.
Утром утомлённые любовники как настоящая семейная пара пили чай с пирожными, облизывали друг другу крем с губ, непринуждённо ворковали, смеялись, прерывая завтрак объятиями. Потом темпераментно, со вкусом опять кувыркались в кровати.
Около двенадцати дня Эдуард прижал к груди окончательно размякшую, поверившую в возможное счастье Людмилу, к сожалению, мне пора, дорогая. Встреча с коллегой. Я обещал, извини. Это важно.
Вечером ждать?
Не люблю обещать зря. Как получится. У бога дней много.
Звонок телефона раздался, когда она разомлевшая, но довольная отмокала в ванне. Вылезать из зоны комфорта не хотелось, но трель была слишком настойчива.
Добрый день, Людмила Альбертовна.
Слушаю вас.
Это правильно, слушайте. Мне есть что сказать. Я Марина, жена Эдика.
Кто, кого!?
Вы не ослышались, дорогуша. Не пугайтесь, я не имею претензий к вашим эротическим упражнениям. Развлекайтесь на здоровье, только ни на что серьёзное не рассчитывайте. Он мой.
Это как? Ваш муж ночует у другой женщины, и вы так запросто об этом говорите? Я вам не верю.
Дать ему трубку? Откуда, как вы думаете, я знаю этот номер, как вас зовут? Если вы не в курсе: в мужском организме, сердцене единственный орган, которому не прикажешь. Я физиолог, поэтому говорю об этом спокойно.
Почему он меня не предупредил?
Господи, зачем? Вы же сами его пригласили. Разве не ясно, для чего одинокая женщина флиртует, с какой целью призывает в альков симпатичного мужчину? Считайте, что Эдик оказал вам услугу, а вы ему. Он у меня романтичный, влюбчивый. Вы, милая, очень ему понравились.
У меня ощущение, словно вывалялась в отходах чего-то зловонного. Не звоните мне больше. И ему скажите, что не хочу больше видеть.
Как знаете. Но лучше подумайте. Эдик умеет дружить. А мне спокойнее, когда знаю, что у мужа порядочная любовница.
Людмила долго ходила туда-сюда по комнате как медведь в клетке, не в силах переварить то, что произошло, потом от души разревелась.
Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую обманули, наказали и поставили в угол.
Про ремонт потолка и вечернее платье
Одиночествосволочь, одиночествоскука лучше б я согрешила,едва сдерживая слёзы, то ли пела, то ли выла Люська Савельева, одиночествомука одиночествосука. Дался мне этот грёбаный потолок! Век себе не прощу. Идиотка, право слово. Хорошего мужчину обидела.
Она вышла на балкон, закурила. У соседей громко играла композиция Mea culpa в исполнении Enigma, любимая композиция этой удивительной группы, что можно перевести как моя вина или я виноват.
Люська фанатела от этой музыки, но сейчас она звучала вдвойне некстати, тем более что в фоновом режиме вульгарно, вызывающе громко скрипела кровать в квартире соседей и непристойно громко орала сама Катька, явно не потому, что порезала палец.
Паразитка, не могла балкон прикрыть. Весь дом слышит, как ты оргазмами маешься. Тьфу, зараза!
Непростительная глупость и чувство вины вызывали не только раздражение. Люську терзала кровоточащая болезненная рана. Она устала, утомилась быть одна, но и то, что между ней и Ромкой происходило, не было избавлением от пугающей пустоты. Невозможно жить без поддержки, без опоры, без привязанности, участия и нежности, но ещё хуже несвобода.
Наверно так. Ромка опять ушёл, злобно хлопнув дверью, в сердцах заявив, что между ними всё кончено. Всё-всё-всё, это как!
Чего добилась-то, зло выкрикнул он, вокруг полно аппетитных баб, готовых ноги целовать за минуту полноценного секса, а ты, ты просто дурында бесчувственная! Пусть теперь потолок тебя удовлетворяет! Ты, Люська, настоящее чудовище. Теперь понятно как мужики импотентами становятся. Не-на ви-жу тебя! Да-да, я нисколечко не шучу.
Она действительно допустила легкомысленный, фатальный промах, спросив у любовника в кульминационный момент, когда тот дышал, как загнанная на ипподроме лошадь и потешно закатывал глаза, собираясь финишировать в изнурительной интимной скачке, когда же, наконец, он покрасит потолок в спальне как обещал. Смотреть, мол, тошно.