В эру расхристанной гласности в городе возникло несколько еженедельников нового толка, учреждённых, впрочем, теми же партийными аппаратчиками из красных поясов, или иных политических цветов. Так родилось и «Вечернее обозрение», куда опять же прежние партийцы пихнули Триша коротать денёчки до пенсии. При вступлении на пост ему открытым текстом объяснили, что он должен, как и прежде, строго слушаться новых хозяев и не переходить черту дозволенного. Где эта черта, тоже указали. И он, дабы не оказаться на улице, свято блюл наказы сверху, даже в ущерб материальным или карьерным интересам. От Ниткина требовал того же.
Борис Ильич к числу хомо пишущих отродясь не относился. Эпистолярный жанр осваивал в составлении различных партийных справок и докладов. В советской прессе для освещения партийных буден этого было достаточно, а в «Обозе» свои функции он ограничил хозяйственно-экономическим и кадровым кругом, да отслеживанием верности подчинённых задаваемому идеологическому курсу. За творческую сторону дела отвечал Сокольский, занимавшийся читкой сдаваемых корреспондентами материалов.
К Лебедевой Триш относился двояко. Как руководитель, он не мог не чувствовать, что в этой сотруднице развивается и зреет недюжинный потенциал. Ни один из корреспондентов «Обоза», да, пожалуй, и других городских таблоидов, не умел так легко добывать информацию, «схватывать» важную тему и читабельно подавать её. Получалось так, что Лариса, единожды подготовив с какой-нибудь организацией материал, завязывала с новым респондентом если не дружеские, то деловые отношения. У неё всюду были знакомства, она по любому вопросу быстро находила консультантов. Поэтому её корреспонденции, статьи и репортажи отличались и злободневностью, и глубиной, и чистотой фактуры. За ней не нужно было перепроверять подаваемые сведения. Благодаря чёткости работы Лебедевой газета уже не раз выигрывала судебные тяжбы, возникающие после некоторых её публикаций.
И всё же Тришу с Ларисой было неспокойно. Сдача «знаков» относилась к самым незначительным из её грехов. Лариса имела задиристый характер, что часто становилось предметом и внешних конфликтов вроде нынешнего неудовольствия банка, и внутренней редакционной напряжённости. Да и случай с ОБЭПовцами тоже показателен, хотя, к немалому всеобщему удивлению, Лебедева опять-таки победно вышла сухой из воды. Триш, пока эта дамочка числилась в штате, чувствовал себя сидящим на стуле с прикрученной к сиденью бомбой.
Словом, ершистая прима местной журналистики вызывала у профессионального аппаратчика желание то покрепче ухватиться за неё ради успеха газеты, то, в интересах собственного спокойствия, навсегда с ней распрощаться. Но главный редактор «Вечернего обозрения» никак не решался принять ту или иную сторону
***
Теперь-то Лариса знала, сколько у неё знакомых! Город мигом наполнился новостями. По разным каналам и канальцам просочилось известие о том, что за подписью Лебедевой вышел острый материал о неординарном для нынешних мест событии из банковской сферы. До этого в их краях выдающиеся хакеры не водились, и писать о них не приходилось никому.
Одним из первых отзвонился Вадим, пресс-секретарь банка. Не ей, конечно, а Тришу; столь важной птице снисходить до какого-то корреспондента не по чину! Он поблагодарил газету и лично главного редактора за правильно поданный материал, вскользь поинтересовался, как на критику отреагировал ОБЭП, и был неприятно удивлён результатом. Банкирчик, видимо, полагал, что Ларису следовало бы морально высечь за непочтительность в отношении грозной силовой структуры.
Шли звонки от коллег, с которыми Лариса когда-то трудилась в многотиражках, и которых теперь жизнь разбросала по разным углам города. Кто хвалил, кто поругивал за излишнюю резкость, а кто и просто говорил, что она сумасшедшая, сующая свою бестолковую башку куда не следует.
Позвонили даже из Союза журналистов, куда её не так давно приняли, сказав, что зауральская журналистика крепнет.
Провинциальное медиа-сообщество, не избалованное яркой событийностью, бурлило так интенсивно, что в конце концов Лариса вынуждена была отключить телефон. Иначе за болтовнёй, пусть даже приятной, не успеть к завтрашнему утру отшлифовать «Крота».
Она будто на крыльях летела: сбывалось желание о выстраданной публикации. Вся нервотрёпка, все комплексы и неудачи последних дней ушли куда-то, сделались неважными, не заслуживающими внимания. Главное сейчассделать стоящий материал. Он должен быть живым, ёмким, достоверным, чтобы страшная фигура убийцы была прорисована во всей своей уродливости. Пусть читатель хорошенько рассмотрит эту нечисть, этого выползка из иного мира, иной реальности. Мира, который делает заявку на помыкание жизнью других людей, недосягаемо лучших и светлых.
Иногда она прерывала работу и задумывалась, потом с жаром возвращаясь к долгому рассказу Кротовой
Стоп! А ведь та прямо говорила, что Валерийпреступник, может, даже убийца. И тут же, будто спохватываясь, быстро начинала осекать себя: она-де точно ничего не знает, это девочки на что-то такое намекали. Так знала о готовящемся злодействе, о доле несчастных парней, или нет? И если знала, то почему хотя бы ей не сказала, если уж сама побоялась заявить в прокуратуру и милицию? Непросто всё в этом семействе, как непросто! Но ей, Ларисе, прежде чем подозревать, тем более осуждать Елену Николаевну, надо бы до конца выяснить, что там у них произошло за последнюю неделю.
Выяснит, но это позже. Сейчастекст, который будут передавать из рук в руки многие её земляки.
***
Как и было обещано, материал поступил в секретариат утром следующего дня. Лизетта не без ехидцы сузила глаза:
Что это с тобой, Ларочка? Не приболела ли? Или визит в ОБЭП дисциплинку подтянул? Сдаёшь всё в срок и в полном объеме Ладно, не дуйся. Давай посмотрим, как лучше твоего бандюгу заверстать.
Лариса тут же простила вечные подковырки ответсека. Ей очень нравилось, когда секретариат приглашал поработать вместе. Ещё в процессе написания материала она мысленно представляла, как публикация должна выглядеть на полосе. Здесь заставка, здесь подводка, там выделенные врезы И очень радовалась, если её видение совпадало с секретарским макетом. Не ожидая дополнительного приглашения, она порхнула поближе к Вешкиной.
Но только-только они углубились в работу, как в секретарскую заглянула Ниночка:
А, вот ты где, Лара. Беги, дорогая, скорее к шефу, он опять без тебя, как без рук.
Лариса вопросительно глянула на Лизеттумол, что за оказия? но та тоже недоумённо пожала плечами. Похоже, на этот раз даже вездесущая Вешкина была не в курсе дел Триша. Придётся отрываться от интересного занятия
Как Лариса уже привыкла, она застала главного стоящим к двери спиной и внимательно считающим ворон за окном. Она на цыпочках пробралась к его столу и села, расправив свою новую клетчатую юбочку-клёш. Не оборачиваясь, Триш глухо спросил:
Крота своего сдала?
Как и договаривались. Уже макет готовится, после обеда верстаемся.
Вот что ЛебедеваТриш еще помедлил, потом резко повернулся, и в Ларису упёрся недобрый взгляд, обещающий мало хорошего.
Вот что, Лебедева! Теперь голос зло вибрировал. Верстки никакой не будет. Материал в номер не пойдёт. Не будем публиковать твоего Кротова. Ни-ко-гда!!! Тему по двойному убийству, где он замешан, освещать только в объеме официальных сообщений. Да и то по минимуму. Ясненько? Тебе, спрашиваю, всё ясно?
Борис Ильич!? она вся разом, от причёски до задорной юбочки, подалась в сторону непонятно с чего вызверившегося шефа.
Я, Лебедева, в конце концов, начальство для тебя, или кто? от непереносимого вопроса в её глазах Триш вдруг взорвался и заорал. Таким его Лариса ещё не видела. Я тебя спрашиваю: могу я отдать распоряжение без того, чтобы отчитываться перед подчинёнными, почему это, да как, да зачем. Надо так, и весь сказ! У меня ТАМ (он выразительно потыкал в потолок) свои начальники есть, и я их не переспрашиваю, когда получаю команды, Вот и ты изволь исполнять, а не вопросами дурацкими меня тут изводить!
Он ещё что-то кричал, но Лариса уже не слышала, не понимала смысла слов. Она тяжело поднялась и пошла прочь из кабинета. В висках стучало одно: почему? зачем?
Плохо соображая, она прошла мимо вытаращившейся Ниночки, спустилась на второй этаж к Лизетте. Прошептала, что материал опять снят неизвестно почему. Лизетта подхватилась было бежать по начальству, но, подумав, тормознула, подошла к Ларисе:
Валерьянки, может?
Нет, Елизавета Григорьевна, я пойду. Сокольский в редакции?
На месте. Шагай к нему и не думай, что только твои материалы с номеров слетают. Шагай!
Едва Андрей Романович открыл дверь, она упала ему на руки и захлебнулась слезами. В их безудержном потоке плескалось всё горе человека, поднявшегося в своём творчестве над обыденностью мира и вдруг сбитого неизвестно откуда пущенной стрелой недоброго чужого умысла:
Журналист я, или козявка какая, что с моими работами можно вот так, ничего не объясняя? Разве заслужила, чтобы меня из кабинета почти что пинками выставляли? И вообще почему опять этого Крота треклятого снимают? Что этот бандит за фигура, если из-за него можно кого угодно втоптать в грязь? Что мы тогда за четвёртая власть, если нами крутят, как хотят? Ты, Романыч, что-нибудь понимаешь? Скажи, если что знаешь!
Сокольский бережно отстранил от себя заходящуюся в рыданиях женщину, подвёл к уютному креслу в уголке кабинета, помог устроиться и достал уже знакомую, хотя и сильно обмелевшую коньячную тару. Постепенно она затихла, подошла к зеркалу поправить макияж, и снова села в кресло. Но теперь перед ним была уже не та Лариса, которая от разочарования и унижения не могла совладать с эмоциями. Решимость вышедшего на охоту большого зверя сквозила в плотно сжатых полных губах, она готова была всеми силами отстаивать свои права и профессиональную честь.
Ну, вот другое дело. Слезами ничего не поправишь. А на Триша ты не сердись. Он тоже сорвался на тебя не просто так. Он ведь не сам себе велосипед. Думаю, ему сверху приказали Крота не трогать. И ты с твоей осведомлённостью не можешь не понимать, кто отдаёт подобные приказы. А если такой приказ не выполнить, не только Триш, а и вся наша газетёшка накроется медным тазом. Надеюсь, с этим ты согласна? Власть властью, но на любую власть, особенно на четвёртую (тут Сокольский грустно усмехнулся), всегда найдутся любители накинуть удила. Придёт время, наш Ильич ещё к твоей ручке с извинениями приползёт. Думаешь, ему не хотелось скоренько запихнуть в номер такой жареный материал? А выше головыили главы! не прыгнуть. В этом городеникому.
Ты думаешь, чинуши мэрии перестраховываются? тихо и зло спросила Лебедева.
Если бы только чинуши, было бы полдела. Но тебе ли Лорик, не знать, кто такой Валерий Кротов, и за какие ниточки он дёргает. Я, честно сказать, очень удивился, когда Триш всё же дал команду ставить твой материал. Предполагал ведь, что добром это не кончится. Так и вышло. Тебя только жальпопала бедная баба в чужие разборки. Ладно, давай малость подлечим нервишки.
Сокольский плеснул Ларисе и себе, достал откуда-то коробку конфет, включил чайник и отключил телефоны, оставив рабочим только тот, что соединял с Тришем. Лариса, уже окончательно взяв себя в руки, постепенно отходила от пережитого стресса. Они почти до обеда чаёвничали с Романычем, обмениваясь производственными и всякими другими новостями. Лебедева наконец-то посвятила его в суть встречи с Васильевым и в содержание некоторых материалов ОБЭПа. Требовалось немало времени, чтобы свыкнуться с тем, что её большая, важная и глубокая работа не увидит свет
***
На следующее утро прорезался телефон Алексея Вершкова. Лариса была рада поводу улизнуть для сбора материала. Два последних дня после разгона Триша она старалась как можно меньше бывать в редакции. Ей казалось, что все коллеги с ухмылкой глядят ей вслед. Так и надо этой выскочке! Возомнила, что начальство будет в каждый номер совать её жареные штучки! Остальные если раз в квартал нароют что-нибудь «эддакое», так и на том спасибо. А Лариска полоса за полосой знай печёт остренькое. Весь город о ней говорит, гонорары больше всех. И с прокуратурой-то она вась-вась, и с милицией, теперь вот и с ОБЭПом. Нет, голубушка, походи и ты у начальства в опале, посиди-ка на голом окладе!
Правда, как и прочил Сокольский, на следующий день главный опять вызвал её к себе. Пробурчал какие-то глупости про «сорвался, сам не знаю почему» и «какая-то муха укусила». Как обычно, велел брать информационной руды побольше, да кидать подальше. Кроме дела Кротова, разумеется. На этом извинения и закончились. Что поделатьсухарь Триш, сухарь и есть. А другого главного взять негде.
По дороге на встречу к Вершкову она снова думала о статусе четвёртой власти. Нилова, особенно если была навеселе, частенько со смешком говаривала:
Кто-то, может, и обижается, когда нас, журналистов, называют продажными. А я так готова на угол выйти и на весь мир крикнуть: да, продажная я, продамся любому! Ну купите меня хоть кто-нибудь! Так что-то не кидаются покупать Вернее, нормально платить за журналистские услуги. А чего плохого в том, чтобы нам за сочинения на заданную темуто есть за заказухи разныеплатили бы отдельные гонорары? Понравилось заказчикупусть по-человечески раскошеливается. А то ты из кожи лезешь, а он и не думает хоть на йоту сверху приплатить. Официантамвсе знаютчаевые положены. А журналисту почему нет? Потому что журналисты народ интеллигентный и принципиальный, могут и не взять? А вы попробуйте! Вы покажите сначала такого, кто при нашей тотальной нищете от лишнего рубля откажется? Это у нас в редакции почему-то считается, что платный материалон точно такой же, как прочие. Значит, и расценивается по общей сетке. Да просто жмутся. Газеты ведь СМИ дотационные На телевидении, особенно на центральном, люди получают сотни и тысячи долларов. Им за одну передачу столько прилетает, что можно жилье в Москве купить. А я лишнего куска колбасы не заслуживаю?
Лариса от души веселилась, представляя картинку, как сногсшибательная Алла торгуется на улице за лишний рублик к гонорару. Однако соглашалась с подругой в том, что заказные публикациистатья особая, к ним с обычным аршином не подойдёшь. Хорошая заказная статья обычно требует куда больше времени, знаний и сил, чем большинство рядовых корреспонденций. Она создаёт вокруг заказчика определённое общественное мнение. А репутация, имидж, как теперь говорят, это уже не простая информация, скажем, о банковском продукте. На кон ставятся другие интересы. И журналист выступает борцом за эти интересы. Пусть даже нанятым. В конце концов, на работу или на службу люди тоже нанимаются за вознаграждение, а не только за идею
Но вопросик упирается в то, как и кем должны оплачиваться дополнительные усилия такого работника. Лично она уверена, что гонорары за платные материалы должны идти по особой сетке, а корреспондент вправе договариваться с заказчиком и о дополнительном вознаграждении.
Умница! Тебе бы в налоговой семинары проводить!
Рассуждая на тему, архи-болезненную для многих региональных газетчиков, Лариса добрела до городской прокуратуры. За дверями Лёхи слышался гул голосов, взрывы гогота. Приоткрыв дверь, она увидела целый букет веселящихся прокурорских.
А, вот и пресса пожаловала! Заходь, Лара Петровна! пригласил картавящий басок. Хотя они с Вершковым были на короткой ноге, обращаться друг к другу предпочитали с отчествами.
Лариса поздоровалась, слегка угомонив своим появлением весёлый настрой компании. Лёхины коллеги беззастенчиво разглядывали симпатичную гостью со строгими раскосыми глазами.
Вот, Лара Петровна, сидим тут и не знаем, что делать. Хоть читателей вашей газеты спрашивай, как быть. Сами-то уже голову сломали
Беда прокуратуры заключалась в пикантности одного момента. Два дня назад возле городской управы проходил давно запланированный и разрешённый митинг. Представители разношёрстных партий, движений и течений, как уже не раз бывало, развернули на освободившемся от снега газоне свои лозунги. Одни требовали чего-то от внешней политики, другие ратовали за справедливость в надвигающихся выборах, третьи добивались возврата на заводы государственных заказов. Были даже те, что настаивали на сохранении в городе популяции кедров, хотя таёжных великанов в их степном регионе отродясь не водилось.