Кворума не было, но в сложившейся ситуации об уставе думать не приходилось. Усадив членов бюро, Шумилин сразу же рассказал о причине экстренного заседания и передал разговор с инспектором.
То-то я смотрю: все стеллажи пустые! догадался Полубояринов. А какой хрусталь был!
При чем тут хрусталь?! возмутилась Гуркина. По всему городу разговоры теперь пойдут, а если на бюро горкома вопрос поставятминимум два года никаких мест занимать не будем. А почему? Мы-то в чем виноваты? Мне на съезде один делегат из Сибири рассказывал: к ним в райком медведь залези ничего!
Неприятно, конечно, но это как несчастный случайникто не застрахован. С таким же успехом они могли и к нам в театр залезть, поддержал Максим.
Товарищ Бутенин, не вижу активности! оживился Шумилин.
Активность раньше была нужна. Я, Коля, понимаю: в ситуацию ты попал паршивую, одним словом, на разных коврах объясняться придется. На нас можешь положитьсябюро всегда поддержит, но сейчас я тебя успокаивать не стану. Не может человек просто так в райком полезть. Когда говорят: «Спьяну взбрело!» это неправильно: пьяный делает то, что у трезвого в голове уже было.
Алексей Иванович! Вернемся к нашим хулиганам, а то я на спектакль опоздаю, сегодня как раз «Преступление и наказание», сработал на публику Полубояринов.
Я ж об этом и говорю! В комсомол мы принимаем, будто главноебилет выдать и взносы собрать вовремя. А кто, чтодело десятое.
А тебя никто не заставляет неподготовленную молодежь принимать! привычно возразил Шумилин.
Это ты сейчас так говоришь! усмехнулся Бутенин. А когда тебя в горкоме за пушистый хвост возьмут, мы другое слышим: «Давай! Давай! Давай!»
Ты, Леша, ревизионист! мечтательно произнес Полубояринов.
Да! И в ревизионной комиссии горкома, в отличие от тебя, не только числюсь. Недавно по письму ездил: сообщили, что в комитете комсомола рафинадного завода активисты вечерами пьют, а потом на столе заседаний трахаются. Подтвердилось!
А хулиган-то здесь при чем? покраснела Гуркина.
А при том, что такого еще никогда не былорайком громить! Одним словом, если б они комсомол уважали, в райком не полезли бы.
Разговор на уровне «ты меня уважаешь», поддел Полубояринов.
Члены бюро замолчали. Было слышно, как за окном по переулку проезжают редкие воскресные автомобили. Шумилин понимал, что от него ждут решения.
Мне бы хотелось, начал он, еще не зная до конца, что скажет, и чувствуя какую-то трибунность взятого тона, чтобы произошедшее оказалось случайностью, хотя и за случайность отвечать придется. И мнение мое такое: в связи со слетом очередное бюро у нас будет не в среду, а во вторник. К этому времени, надеюсь, прояснится что-то и у милиции. Давайте отложим все другие вопросыони терпяти вернемся уже в полном составе к этому разговору, разберемся, что тут закономерность, а что случайность, что произошло из-за незакрытого окна, а что по другим причинам. Договорились!
Члены бюро с шумом отодвинули стулья и начали собираться.
На вот тебе для коллекции, вернувшись от двери, протянул Бутенин тоненький сборничек. В командировке купил.
Оставшись один, Шумилин закурил и поймал себя на том, что за годы общественной работы приобрел навыки эдакого миротворца, укротителя страстей. А может, именно Бутенина нужно брать на место второго? Правда, у него ни образования, ни опыта аппаратной работы, но зато комсомол для негокомсомол, а не ступеньки в жизни, этим он и похож на Кононенко. И парень Леша хороший, только резковатый А почему, собственно, мы стали любить разных молчаливых насмешников, смотрящих на наши недостатки и несуразицы, словно воспитанные иностранцы, с ироническим удивлением: почему, мол, аборигены порядок у себя навести не могут? А ведь они никакие не интуристы, а соотечественники, граждане, не в обиходно-транспортномв главном смысле этого слова, они люди, от которых все и зависит! Почему человека, с болью и виной называющего вещи своими именами, мы, внутренне соглашаясь, все-таки воспринимаем как возмутителя спокойствия? Слава богу, что он покой возмущает! С покоя, вернее с успокоенности, вся безалаберность и начинается. Тут Бутенин абсолютно прав! Тогда получается: ощущение вины есть не у одного краснопролетарского руководителя, а то он уже решил, что это последствия его последней подводной охоты. Шумилин невольно прислушался к себе и сразу уловил знакомое тревожное ожиданиеказалось, даже сердце бьется с какими-то перебоями, словно спотыкается. Ерунда! Он взял в руки книжицу, подаренную Бутениным. Почти всем в районе было известно, что Шумилин собирает первые сборники поэтови в его коллекции есть почти все классики, не говоря уже о нынешних стихотворцах. Но мало кто знал о том, что начало коллекции положила книжечка шумилинского однокурсника, ко всеобщему изумлению вышедшего в поэты.
Итак, Верхне-Камское книжное издательство. Иван Осотин. «Просинь». Название настораживало. На фотографииздоровяк с мужественным прищуром. Аннотация сообщает: молодой поэт (тридцать семь лет) «пристально вглядывается в лица современников и вслушивается в беспокойный пульс эпохи». В предисловии уважаемый лауреат, представляя автора, вяло уверяет, будто «за стихами Осотина чувствуется судьба, а в стихах чистое лирическое дыхание Особенно близка ему комсомольская тема». Это интересно. Открываем.
Надо сказать, Шумилин особенно внимательно и ревниво следил за тем, что пишет отечественная литература о комсомоле. И это понятно: врачи с желчным любопытством читают романы про медиков, работники правоохранительных органов недоумевают над книгами о сыщиках, деятели торговли смущаются сцен из жизни рядовых продавцов Краснопролетарский руководитель не был исключением, и нередко, отложив недочитанную повесть о своих коллегах, он изумлялся: «Если то, что изобразил писатель, комсомол, где тогда, простите, состою я сам?!»
Разумеется, сборник Ивана Осотина Шумилин раскрыл на комсомольском стихотворении:
ВЕРНОСТЬ
Когда
мой день
особенно тяжел,
Когда
пути не видно
в стуже лютой,
Я говорю:
Товарищ Комсомол,
Ты
помоги мне в трудную
минуту!
И
чувствую
надежное плечо,
И
вижу в тучах
яростное солнце,
И
слышу,
сердце бьется
горячо,
И
знаю:
это
верностью
зовется!
«Лихо», подумал Шумилин. И главное: ни к чему не придерешься, все правильно, но вот интереснопочему чем меньше в стихах искренности, тем больше в «лесенке» ступенек? А ведь, в сущности, этот Иван Осотин тоже в райком залез, и тоже потому, что окно не закрыли
7
Папа-а-а-а! бросилась навстречу отцу Лизка, ребенок с плаката «Спасибо Родине за счастливое детство!». Ты в море купался и не утонул?
Купался и не утонул, удивленно ответил Шумилин и, посадив дочь на плечи, совершил круг почета, потом достал из дорожной сумки здоровенные, красивые яблокиесть жалко! Лизка как-то сразу поняла, что теперь она продавщица фруктовой палатки, и стала зазывать покупателей.
Лиза, дай нам поужинать, строго сказала бабушка Людмила Константиновна.
Она два года назад ушла на отдых с умеренно руководящей работы и никак не могла отвыкнуть от побуждающе-наставительных интонаций.
Лизка начала торговать сама с собой, а Шумилин сел за стол.
Почему ты раньше вернулся? спросила мать, когда сын стал расчленять ножом обескровленные сосискиосновное блюдо в доме Людмилы Константиновны, отдававшей ныне все силы ЖЭКу, так по привычке она называла ДЭЗ. А странно: как ни сокращай, все равно получается нечто, похожее на имена гриновских героев, которых абсолютно не волновали жилищно-бытовые проблемы.
Отозвали, как всегда, объяснил Шумилин.
Что-нибудь случилось в райкоме? Сначала прожуй
ЧП. Хулиганы залезли в зал заседаний, побили сувениры
Нашли?
Нет еще, но милиция говорит: какие-то подростки.
Вот именноподростки. Ты знаешь, мне кажется, если бы у нас свободно продавали огнестрельное оружие, мальчишки друг друга перестреляли бы. Детская преступностьсамое страшное!
Обиженная общим невниманием, Лизка умчалась в другую комнату и принесла, как иллюстрацию к бабушкиным словам, пластмассовый пистолет.
Что же ты думаешь делать? укоряюще спросила Людмила Константиновна. Как многие из отошедших от дел ответработников, она не верила в безвыходные ситуации.
Заявление на стол класть не собираюсь! обиделся он.
Я не об этом А впрочем, если б такое случилось в мое время, я бы ушла Разобралась бы с ЧП и ушла!
Ты и так ушла.
В пятидесятые годы она была третьим секретарем Краснопролетарского райкома комсомола и по призыву ушла на производство на небольшой завод, где и проработала до пенсии. Возможно, переходу способствовал и ультиматум мужа, Петра Филипповича Шумилина, догадывавшегося о существовании супруги лишь по некоторым предметам женского туалета в квартире. О косметике и парфюмерии речь не идет: в те времена комсомольские богини были убеждены, что «Шанель 5» это улица и дом в Париже, где живал Владимир Ильич Ленин. И в один прекрасный день Колин отец поставил вопрос ребром: или я, или райком! Тогда брак обладал еще таинственной крепостью и долговечностью средневекового цемента, секрет которого ныне утрачен. И Людмила Константиновна подчинилась.
А почему ты ушла бы? после молчания недовольно переспросил сын.
Потому, что, если такое может произойти в райкоме, грош цена тебе как первому секретарю.
Вот так, да? Это максимализм, мама!
Это единственно возможное отношение к делу, отрубила Людмила Константиновна, восемь лет избиравшаяся секретарем парткома, правда неосвобожденным. Сначала мы не обращаем внимания на мелочи, а потом удивляемся, что начальством становятся люди, которым руководить противопоказано.
Это ты в масштабах своего завода? поинтересовался Шумилин, знавший о сложных отношениях матери с нынешним директором ее родного предприятия.
Не паясничай!
Значит, ты считаешь, мне нужно уходить?
Во всяком случае, задуматься, как вы работаете.
А вы работали лучше?
Мы работали, может быть, и хужене так сноровисто, но зато бескорыстнее и честнее!
И молодежь за вами шла?
Шла!
И на собраниях спорила?
Спорила!
И на субботниках горела?
Горела!
И колбаса в ваше время из мяса была?
Была Не паясничай!
Лизка, изнемогавшая от равнодушия засерьезничавших взрослых, полезла в холодильник и достала кусок высохшей докторской колбасы.
Умница. Положи на место, сурово похвалила бабушка. Помощница растет. И вот что еще, Коля: ты должен окончательно решить с Галей. Так, как вы, нельзя! Я никогда не вмешивалась, но если вы боитесь за ребенка, она, пока вы разберетесь, побудет у меня.
А что это ты вдруг?
Вдруг? Полгода врозьэто, по-вашему, вдруг?!
Ты с ней разговаривала?
Разговаривала. Галина привезла Лизу и закатила истерику, сказала, что разводится с тобой. По-моему, она хочет помириться. Подумай, Коля, хорошенько! Жену ты себе найдешь, если уже не нашел, но не только в этом дело
Я понял. Галя Лизку надолго привезла?
Завтра заберет. Ей куда-то нужно съездить, а теща твоя, как всегда, на юг укатила!
Ну и правильно: на море сейчас хорошо. Ты не хочешь съездить?
Мне некогда
Потом Людмила Константиновна с грохотом мыла на кухне посуду. Шумилин, сидя в кресле, смотрел по телевизору передачу о новом способе термообработки металлических труб широкого диаметра, а Лизка, опутавшись прыгалками, словно проводом, и приставив к губам в качестве микрофона кулачок, томно раскачивалась, подражая эстрадным дивам, и пела: «Все-о пройдет, все-о-о-о пройдет»
8
Шумилину приснился детективный сон, будто бы он, предупрежденный о готовящемся налете хулиганов, прихватил с собой подводное ружье и устроил ночью в зале заседаний засаду, но именно в тот момент, когда первая тень появилась в оконном проеме, а он тихонько сдвинул предохранитель, раздался оглушительный телефонный звонок. «Идиоты», заскрипел зубами Шумилин, стал нащупывать в темноте трубку и нажал кнопку будильника.
Было утро. В солнечной полосе, пробившейся между занавесками, клубилась пыль. Испуганное звонком сердце колотилось очень быстро и громко. «Надо сходить в поликлинику, подумал первый секретарь. А Таня, наверное, меня уже забыла».
До начала рабочего дня оставалось полтора часакак раз чтобы потрудиться над захваченным домой докладом. В восемь сорок пять он вышел из дому. На дворе стоял ясный, совершенно не осенний день, только листва на деревьях была уже по-сентябрьски усталая. Краснопролетарский руководитель сел в поджидавшую его пожарного цвета «Волгу», закрепленную за райкомом, и распорядился: в Новый дом.
Райкомовский водитель Ашот, молодой модный армянин, плавно тронулся, всем видом давая понять, что только злая судьба заставляет его ездить на казенном автомобиле вместо собственного. Шофер больше всего не любил лихих мальчиков, красиво рассевшихся за баранками папиных лимузинов; сын честных и небогатых родителей, Ашот каждую свободную минуту тратил на использование служебной «Волги» в корыстных целях, и если бы не женщинычетвертый свет его светофоров, машину он давно бы купил. Обычно день начинался с рассказа про то, сколько личных средств пришлось израсходовать, чтобы машина вышла на линию. «Волга» была старенькаяи Ашот действительно крутился как мог, но сегодня его интересовало другое.
Поймали этих козлов? первым делом спросил он.
Пока нет, но поймают.
А что тебе будет? На «вы» Ашот обращался только к незнакомым красивым женщинам средних лет.
Не знаю. Может, последние дни ездим, усмехнулся Шумилин.
Э-э, тебя не снимут: ты с райкома имеешь меньше, чем я с этого тигра! И он хлопнул ладонью по баранке. Слушай, если можешь, дай сегодня на обед часа два. Дома кушать нечего!
Интересно, у тебя же зарплата, как у меня, двести двадцать.
Двести десять.
Еще ты халтуришь!
Халтурят музыканты. Строители калымят. Продавцы наваривают. Мы, шофера, крадемчтобы ты знал.
Вот так, да? Буду знать. Но мне моей зарплаты хватает.
Поэтому тебя так жена и любит.
А это с чего ты взял?
Умный человек, кроме переднего стекла, еще зеркало заднего обзора имеет.
Мне стыдно, что ты меня возишь, а не я тебя
Никто бы не одолел героя, не будь вина и женщин! вздохнул Ашот, тормозя на красный свет.
Кто же так сказал?
Я и мудрость народа. А ты, Николай Петрович, не геройс тебя одной женщины хватит и этих твоих подростков.
Это ты тоже через заднее зеркало увидел?
Райкомта же деревня, пояснил водитель, трогаясь на зеленый. Знаешь, как тебя девочки из сектора учета зовут?
Как?
Никола-угодник.
Не смешно.
Тебе не смешно, а им смешно. По сравнению с картотекой все смешно Приехали, товарищ секретарь
Райком партии, недавно построенный красивый белый дом, стоял на площади в окружении голубых елей. В отличие от старого здания, где теперь помещались РОНО и другие учреждения, в аппаратных кругах его называли Новым домом.
Здороваясь как заведенный, Шумилин поднялся на третий этаж, кивнул знакомому постовому милиционеру и около приемной первого секретаря столкнулся с инструктором отдела пропаганды и агитации Шнурковой. Три года назад она перешла на партийную работу из Зеленого дома и была твердо уверена, что с ее уходом райком комсомола покатился по наклонной плоскости, чему немало способствовал лично товарищ Шумилин. Эту мысль она настойчиво и с выдумкой внедряла в сознание работников Нового дома.
Здравствуйте, Николай Петрович, поприветствовала она, глянув из-под тяжелых век. Наслышаны, с чем районный комсомол к слету пришел! Мы в свое время другим встречали.