- Ты хочешь сказать... - протянул Грымз, - что теперь им нужна Линн? Но зачем? Что такого в этой её силе?
- Я не помню! - в голосе Эмиландил слышалось отчаяние. - Я всегда считала это пророчество абсолютным бредом!
М-да. Тут явно есть, над чем подумать. Если бы могла, почесала бы в затылке. Сила, значит. У меня? У меня, у маленькой Линн? То есть, у Полины. Может, я горы могу двигать взглядом?
Нет, но ведь это ерунда! В конце концов, это МОЙ мир! Так почему я не могу понять, что у меня должна быть за сила?!
Какая-то мимолётная мысль, словно слабый огонёк, мелькнула в сознании, и почти сразу погасла. Спряталась. А ведь я почти ухватила её за хвост...
И тут я почувствовала, что могу двигаться. С наслаждением сжала и разжала пальцы на руках, прогоняя онемение, повела плечами и открыла глаза.
Мир расплывался, разбивался на сотни оттенков. В ярком свете костра (это ж сколько мы времени без сознания валялись?!) я рассматривала своих спутников. Грымз задумчиво меня разглядывал, в глазах его плясали язычки пламени. Это было красиво.
Волосы Милли серебрились и казались сейчас продолжением лунного света. Она нервно кусала губы и теребила край своей рубашки.
В глазах Браша я увидела настороженность. Я слегка улыбнулась ему, словно извиняясь... Да уж, добавила я им проблем, а ведь и так сладко не было.
Торгис задумчиво грыз твёрдый сухарь, а Бугалон уставился в чашку с чаем, будто мечтая в ней утопиться.
- Кх-м... - я откашлялась, - я очень извиняюсь... Можно мне чего-нибудь попить?
К моему удивлению, именно Грымз встал с места, взял кружку и налил мне туда чего-то обжигающе горячего, пахнущего горькими травами и мёдом. Первый же глоток этого напитка придал мне столько сил, сколько не мог бы придать даже сытный ужин.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с Грымзом. На его лице застыла странная и какая-то нежная улыбка, а в глазах по-прежнему плясали огоньки.
Вы когда-нибудь видели нежную улыбку у орка? Думаю, это достаточно сложно представить. Особенно учитывая грозное зелёное лицо и клыки. Но в тот момент мне почему-то подумалось, что я не видела ничего прекрасней этой клыкастой улыбки. Захотелось протянуть руку и дотронуться до Грымза.
Интересно... Это на меня "чаёк" так действует? Или обморок?
- Кто ты, Линн? - спросил он тихо. И я решила ответить честно.
- Я из другого мира. Не знаю, почему попала сюда. Я слышала ваш разговор о моей силе, но... честно говоря, я теряюсь в догадках. У меня никогда не было никакой силы, и вряд ли она проявилась после попадания сюда.
Команда переглянулась, а потом Эмиландил выдохнула:
- Аравейн...
- Что? - я нахмурилась.
- Тебе нужно в Лианор, Линн. Это наша столица. Ты должна встретиться с Аравейном прежде, чем до тебя доберутся другие маги, - пояснила Милли. - Потому что, если я правильно всё понимаю, теперь тебя не оставят в покое. Скорее всего, в пророчестве говорится о том, как отнять у тебя силу... Как жаль, что я не помню текста!
- Не расстраивайся, - утешила я Милли, - какой в нём смысл? Если только вы сами мою так называемую силу собираетесь умыкнуть.
Браш вздрогнул.
- Не шути так, - нахмурился маг. Я пожала плечами.
- Меня больше волнует другой вопрос. Как мне вернуться домой? Я не понимаю, зачем я здесь и что должна сделать, чтобы вернуться в свой мир.
- В пророчестве наверняка было что-то сказано и об этом, - вздохнула Милли. - Но...
- Да-да, - я хмыкнула, - ты его не помнишь, я поняла. А этот Аравейн... он вообще кто? И почему вы так уверены, что он не захочет сам умыкнуть мою силу?
Странное кино. Я не придумывала никакого Аравейна. Правда, дальнейшие слова Эмиландил кое-что прояснили. Но не до конца.
- Аравейн - самый сильный маг Эрамира. И он - придворный маг его императорского величества Эдигора Второго Бесстрашного. И уж если он не сможет тебе помочь, Линн... тогда никто не сможет. А насчёт силы... думаю, если бы он действительно хотел у тебя её забрать, ты была бы уже мертва. Аравейн очень, очень сильный маг.
Упоминание об Эдигоре и Аравейне пару раз встречалось в моей книге, но не более того. Я даже не могла их себе представить хорошенько. Да и зачем? Я ведь о Милли писала, а не о них.
Интересно... Как же это так получается - вроде и я их придумала, и в то же время не совсем я, да? Можно сказать, что я только эти имена придумала. Какой ты, самый сильный маг Эрамира, Аравейн по прозвищу Светлый? И не совершу ли я ошибку, отправившись в столицу?
Да... раньше я писала эту книгу. А теперь, получается, она сама меня пишет? Так, что ли?
Ох и не нравится мне всё это...
- Хорошо. Пожалуй, ты права, Милли. Можно называть тебя так?
- Конечно.
- Да, и прости, что соврала там, у ручья, сказав, что не помню, кто я. Я прекрасно всё помню, просто в тот момент мне показалось глупым признаваться, что я из другого мира.
- Ничего страшного. Так ты всё-таки пойдёшь с нами в Лианор, к Аравейну?
- А куда я денусь? Только вот не пойму... Если он маг императора, как к нему попасть? Наверное, это не так просто?
- Не так, - Милли как-то хищно ухмыльнулась, - но для нас сделают исключение. Дочери Повелителя тёмных эльфов вряд ли будут отказывать в аудиенции.
Ах, да! И как я могла забыть?
***
Спустя час все мирно уснули, завернувшись каждый в своё одеяло. Хорошо, что у моих попутчиков оказалось одно лишнее, а то пришлось бы мне делить с Милли постель. Не думаю, что эльфийка была бы очень рада, тут и одного-то одеяла мало.
Я не спала, прислушиваясь к дыханию окружающих. Бугалон, не проронивший за вечер ни слова, сейчас похрюкивал и причмокивал во сне. Рядом тихо посапывала Милли, спокойно и ровно дышал Браш, и чуть посвистывал заложенным носом Торгис. Дыхания Грымза я почему-то не слышала, и от этого мне было немного тревожно.
Ведь я совсем забыла сказать, что завтра в двенадцать часов дня на нас должны напасть разбойники.
Как я вообще могла об этом забыть?! Грымза убьют! Моего орка... убьют! И если я была совсем не против этого, сидя перед экраном своего компьютера, то теперь, когда Грымз лежал в двух метрах от меня - я очень даже против! Не отдам! Это мой, мой орк! Это я его придумала!
Успокоившись, я выровняла дыхание. Кажется, никто не заметил моей вспышки гнева. Вот и хорошо, вот и славно. Завтра утром всё расскажу и попрошу изменить маршрут. Сошлюсь на вещий сон, в конце концов!
У меня горели щёки. Вспомнив о ручье, в котором я недавно валялась, я воровато огляделась - вроде все спят, даже Грымз дышит ровно - и откинула одеяло. Осторожно встала и медленно, бочком, пошла вниз, к ручью. Вряд ли в этом лесу есть дикие звери, которые могут съесть неосторожную меня. Максимум ёжики и белочки, но ёжиков и белочек я не боюсь.
Я отошла от поляны, где спали мои спутники, нашла многострадальный ручей и, присев возле него на корточки, сполоснула разгоряченное лицо. И только я вздохнула, почувствовав кожей щёк приятную прохладу, как сзади раздался хриплый голос:
- Ты чего не спишь?
От неожиданности я подпрыгнула, и мне показалось, что я ударилась головой о звёздное небо.
- Р-р-рым! - я буквально зарычала на невесть откуда взявшегося орка. - Ну нельзя же так подкрадываться!
- Я не подкрадывался, - ответил он спокойно, - кто же виноват, что ты меня не слышала?
Я вздохнула и возвела очи горе.
- Так чего ты не спишь, Линн?
- Думала, - я пожала плечами, - что делать дальше. Ну и решила лицо умыть. Водичка прохладная, хорошо. Не волнуйся, не убегу.
- Я и не волнуюсь, - ответил он спокойно. - От меня ты не сможешь убежать.
В холодном лунном свете Грымз казался не зелёным, а каким-то... серо-чёрным, как камень. Как скала. И только глаза сверкали сейчас не хуже, чем звёзды.
Я подошла ближе, чтобы лучше видеть его лицо.
- Почему ты так говоришь? Что значит, не смогу убежать? Ты так быстро бегаешь?
Я увидела, что Грымз улыбается.
- Дело не в этом. Просто в тот момент, когда я решил сделать то, чего не удалось сделать Брашу - прощупать тебя - я... перестарался. И провалился слишком глубоко. Я коснулся твоей души, Линн. Если ты понимаешь, о чём я. И теперь я всегда смогу найти тебя, где бы ты ни была. Никакие антимагические браслеты не помогут. Этот след невозможно стереть.
Я молчала, переваривая услышанное. Мне было сложно представить, что это значит - коснуться души... что он в тот момент почувствовал? И что чувствует сейчас?
Я очнулась от своих мыслей, когда Грымз вдруг негромко сказал:
- Ты очень красивая.
- Что? - я рассмеялась. - Да ну тебя, Рым!
Да уж, нашёл, чем восхищаться! Ростом я не вышла, щупленькая, вместо груди два прыщика, тонкой осиной талии и соблазнительных бедёр тоже не наблюдается. Нет, на суповой набор я всё же не тяну - кости не торчат - но чтобы красавица... Да и на голове у меня вечное воронье гнездо. Мои волосы, жёсткие и вьющиеся, похожи на мочалку. Или на паклю. Или на бог знает что - в любом случае, это воронье гнездо торчит в разные стороны, как у огородного пугала, оно жёсткое и плохо расчёсывается. Глазки у меня невнятно-серые, безо всяких миндалевидностей и прочей чепухи, о которой в романах пишут. Нос - маленькой картошечкой, на нём и на щеках - небольшая россыпь веснушек. Ротик небольшой, как в песенке поётся - "губки бантиком, бровки домиком, похож на маленького сонного гномика" - вот это про меня!
- Правда, красивая, - повторил он серьёзно. - У тебя глаза такие... мягкие, будто бархатные. Серый такой бархат, я такой только в лавках с тканью для богачей видел. Волосы... так и хочется потрогать.
Я будто со стороны наблюдала, как Грымз протянул руку и дотронулся до моих волос, погладил по голове, как маленькую.
- И кожа нежная... - лёгкое прикосновение к щеке, а в следующий миг мои ноги потеряли землю под ногами, потому что Рым подхватил меня на руки.
Я чувствовала себя лёгкой, как пушинка. Наверное, я ему такой и казалась - всё-таки из Грымза можно десять меня сделать, если не больше.
В его руках было уютно.
- Я думала, ты не любишь "человечину", - прошептала я Грымзу на ухо. Он не делал ничего плохого - просто обнимал меня, словно хотел защитить от всего враждебного мира.
- Я коснулся твоей души, Линн.
Я вновь решила не спрашивать, что это значит. Наверное, потому, что всё же понимала.
Ведь если Рым коснулся моей души... Значит, и я прикоснулась к его.
Поэтому в тот момент я разделила с ним все чувства - поделила их пополам, как дети делят апельсин. И не было ничего того, чего бы я не понимала.
Он отнёс меня обратно, завернул в одеяло, а потом вернулся к себе. Больше мы не произнесли ни слова. Остальные так ничего не заметили, продолжая посапывать.
А я, повернувшись на бок, сжала кулаки и изо всех сил поклялась, что завтра сделаю всё, чтобы Грымз не погиб. Ни одна стрела не коснётся моего орка! Хоть зубами ловить буду, но Рым будет жить.
В конце концов, у меня же есть какая-то сила?! Попробую ей воспользоваться...
За пределами повествования
...Живший почти два века назад тёмноэльфийский предсказатель Альгиус отличался крайней плодовитостью - он изрекал по нескольку пророчеств в месяц - и загадочностью, так как никогда не пытался толковать собственные изречения.
О детстве и юности Альгиуса ничего не известно. Наши исследователи уверены, что в источниках тёмных эльфов о нём можно прочитать много всего интересного, но Повелитель Робиар закрыл свою библиотеку от всех любопытствующих, даже с протекцией самого императора прорваться туда крайне сложно.
Достоверно известно лишь то, что Альгиус родился у людей из ближайшего окружения тогдашнего Повелителя - Дейвира, отца Робиара - и начал предсказывать уже с юных лет. Его пророчества всегда были туманны и далеко не всегда правильно расшифровывались, но, те, которые расшифровывались, сбывались абсолютно все. Именно поэтому, когда Альгиус вырос, Повелитель сделал его своим личным советником.
Должность эту великий предсказатель занимал несколько десятилетий, но однажды просто исчез. Жив он или умер, никому неизвестно. Но в ту ночь, когда пропал Альгиус, несколько тёмноэльфийских деревень рядом с Эймом оказались выжжены дотла...
"Великие предсказатели и их судьбы", императорская библиотека
Целых полторы недели Эдигор наслаждался своим секретом. После того как его укладывали спать, будущий император вскакивал с постели и мчался к Люку на чердак. Три часа абсолютного счастья с единственным другом - чего ещё может пожелать лишённый детства пятилетний мальчик?
Но ничто не вечно, и Эдигор понял - пока его тайну не разгадали, и Люка вместе с его матерью не выкинули из дворца (а с Матиаса станется - он и на такое способен), нужно действовать.
Возможно, если бы Эдигор был обыкновенным пятилетним мальчиком, у него ничего бы не получилось. Но... на его беду, он не был обыкновенным. И это поняли все, даже император Эдигор Первый Вспыльчивый и императрица Мариника Вторая Прекрасная. Потому что сразу после рождения наследника в императорский дворец с визитом прибыл Аравейн, легендарный и великий маг.
- Добрый вечер, ваши величества, - спокойно сказал он, поклонившись. - Я прошу у вас разрешения остаться во дворце, дабы стать придворным магом и личным наставником принца Эдигора в будущем.
Что заставило Аравейна бросить все дела и явиться во дворец (а это он делал крайне редко - не любил высший свет), чтобы остаться в нём жить и заботиться о наследнике - не знал никто. Даже император терялся в догадках. Но все сходились во мнении, что Эдигор - очень необычный мальчик. Магической силы в нём, правда, не обнаружилось, зато обнаружился такой характер, которому и взрослый бы позавидовал.
Упрямый, как горный козёл, серьёзный, как мировой судья на оглашении приговора, бесстрашный, как лучшие воины империи, и рассудительный, как сто великих философов древности, Эдигор одним казался маленьким старичком, другим - несчастным принцем, раздавленным бременем ответственности с самого раннего детства, третьим - заносчивым и чересчур властным ребёнком.
Истина, как это обычно и бывает, находилась где-то посередине. Но было и ещё кое-что, о чём порой забывали все учителя и наставники маленького принца, да что говорить - родители тоже. Эдигор в первую очередь был человеком - да-да, именно человеком, а не вашим высочеством, будущим императором и наследным принцем - и, как любой человек, нуждался в настоящей дружбе.
Именно поэтому, узнав Люка, изголодавшийся по настоящим, искренним чувствам Эдигор понял, что для него теперь важнее всего на свете - пятилетний мальчишка с грязным носом и россыпью веснушек на лице.
И в один прекрасный день, сразу после полдника, юный принц поспешил в покои Аравейна Светлого, придворного мага и своего личного наставника.
Пожалуй, наследный принц был единственным человеком в императорском замке, который не боялся легендарного мага. Впрочем, Эдигор вообще ничего и никого не боялся. Наверное, просто потому, что не очень хорошо понимал, что это за чувство. Он умел веселиться, грустить, радоваться, горевать и даже плакать. Но вот бояться совсем не получалось.
В момент, когда Эдигор вошёл в покои к Аравейну, маг сидел за столом и аккуратно чистил кинжалом яблоко. Приближение наследного принца Аравейн почувствовал довольно давно, но вот именно, что почувствовал, а не услышал.
- Похвально, ваше высочество, - сказал маг, как только понял, что Эдигор зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. - Вы научились так славно передвигаться в этих жутких туфлях с пряжками, что я совершенно не слышу их звяканья.
Маг поднял глаза, и в который раз за пятилетнюю жизнь наследного принца поразился, насколько серьёзным может быть взгляд тёмных глаз этого мальчика. Почти чёрные глаза Эдигора будто утягивали любого, кто смотрел в них слишком долго, в свою блестящую глубину.
Это было поразительно - для не-мага, конечно.
- Добрый вечер, Аравейн, - сказал Эдигор. - Я пришёл к вам по делу.
- Добрый вечер, ваше высочество, - кивнул Аравейн. - Я ничуть не сомневаюсь в этом. Вы ещё ни разу не приходили ко мне просто так, выпить чаю или в картишки перекинуться.
Аравейн довольно улыбнулся, когда заметил, как дрогнули уголки губ принца, будто он пытался скрыть, что слова мага его рассмешили. Однако... Пять лет - а такая сила воли!
- Мне не подобает играть в картишки, как вы изволили выразиться, Аравейн, - сказал Эдигор серьёзно. - Их величества не одобряют подобное времяпрепровождение.
- Увы, - развёл руками маг. - Так что же привёло вас ко мне, ваше высочество?
Мальчик задумчиво разглядывал Аравейна. Будь на месте мага любой другой придворный, ему, вероятно, стало бы не по себе. Такой мудрый, уставший взгляд бывает только у взрослых... и то не у всех.