Такое мне слышать было очень странно, но я вовремя вняла мудрому совету и закрыла сумку. Тем временем дети, будто почувствовав лёгкую наживу, облепили меня со всех сторон, трогали мою юбку, волосы, брали за руки своими крошечными чумазыми пальчиками, заглядывали в глаза. Отчаянно хотелось заплакать. Но гид вовремя громко позвал нас в автобус.
На прощание королевский бульвар подарил мне ещё одно незабываемое зрелище. Чтобы заработать на жизнь, камбоджийские женщины выносили в публичные места детей с различными видами уродств и демонстрировали их туристам. Такого печального зрелища я ещё не видела никогда. Больше всего меня впечатлил ребёнок месяцев шести от роду в коляске, голова его как-то странно раздваивалась и своими размерами несколько раз превосходила размеры всего тела. Я схватила за руку дочь, которая ещё не успела увидеть младенца, и потащила её в автобус. А муж, который всё происходящее вокруг видел в объектив камеры, как-то благополучно миновал и инвалидов, и детей-попрошаек, зато совсем близко снял летучую лисицу, чем был очень доволен. «Вот и прекрасно,» подумала я, и мы отправились смотреть плавучую деревню Тонлесап.
Основными жителями плавучей деревни были вьетнамцы, которые в результате длительных конфликтов с камбоджийцами потеряли право жить на земле Камбоджи. Но раз не дают жить на землеможно поселиться на воде, решили они. И построили люди дома прямо на озере на высоких сваях, а некоторыена плотах. Получились плавучие дома, которые нужно было привязывать к мангровым зарослям на берегу, чтобы они не уплыли. В таких селениях с соседями ссориться опасно: отрубит обиженный сосед ночью канат твоего дома, проснёшься, а ты уже давно покинул деревню и спокойно дрейфуешь за несколько километров от селения.
В деревне Тонлесап люди передвигаются исключительно на лодках, а маленькие дети в качестве лодок используют лёгкие тазики, в которых плавают в школу. Школа, церковь, магазинвсё на сваях. Кроме того, периодически встречаются маленькие плавучие лавки с разными товарами первой необходимости.
А что это за большой чёрный пакет, который плавает под домом на сваях? поинтересовалась я у Даниила.
Уставший от зноя и длительной экскурсии гид довольно равнодушно сказал:
Какой пакет? Ах, этот? Это просто кто-то умер, а похоронить его можно будет только после того, как вода сойдет. А пока он так и будет плавать в пакете под домом. Обычное дело.
Проплывая мимо домов, я пыталась заглянуть в открытые двери и рассмотреть, что же там внутри. Чаще всего внутри не было ничего, кроме неопрятных постелей на полу и самой простой кухонной утвари. В мутной жёлтой воде озера Тонлесап тонули лучи вечернего солнца, купались, мылись, ловили рыбу и стирали бельё люди. От обилия впечатлений голова шла кругом.
Мой сосед по автобусу, важный господин из Москвы, впечатлённый увиденным, спросил меня:
Скажите, а вы смогли бы жить так, как эти люди, прямо на воде, в деревянном доме, практически без средств?
В тот момент, когда мне был задан вопрос, я думала о том, что люди в селении Тонлесап не знают и никогда не знали другой жизни. Они живут в соответствии со своими представлениями о мире, имеют свои ценности, ежедневно преодолевают трудности, связанные с простым выживанием в природе и по-своему счастливы. Счастливы потому, что видят солнце, потому, что удалось поймать рыбу на обед, потому, что после трудового дня можно посидеть с соседом за чашкой кофе и просто поговорить. Своими мыслями я поделилась с соседом, мы разговорились по душам и сошлись на общей мысли: чтобы ощущать себя счастливым, человеку многого не нужно. Но зато очень многое нужно для того, чтобы играть роль успешного человека в современном европейском обществе, по правилам которого мы все живём, и отречься от которого уже, наверное, не сможем.
Следующий день в Камбодже сразил наповал: мы увидели Ангкор-Ват! На рассвете наш автобус высадил нас возле храмового комплекса, занимающего площадь в несколько квадратных километров. Пять великолепных башен храма Ангкор-Ват, озарённых нежным светом утреннего солнца, символизировали цветок лотоса, который на Востоке является символом чистоты. Поднимаясь на тонкой ножке над водой, несёт он свою красоту солнцу, и никакая грязь не может её запятнать. Солнечные лучи блуждали по камням потемневшего от времени и дождей песчаника, из которых был построен храм. Вытесанные талантливыми руками мастеров камни, скреплённые между собой железом, витиевато украшенные барельефами и резьбой, так и тянули прикоснуться к ним, а длинные коридоры галерей и переходов предлагали спрятаться от жары и солнца. День был ничтожно мал, чтобы осмотреть весь комплекс. Ангкор-Ват, Байон, Бапхуон, Та Пром и другие храмы сменяли друг друга и удивляли всё больше и больше.
Огромные лица, высеченные из камня, размер которых в несколько раз превышал человеческий рост, грозно и одновременно равнодушно смотрели на нас с высоты. И понятно было, что нет им никакого дела до нас, муравьёв, живущих ничтожными мыслями о работе, карьере, отношениях. У исполинов другая задача: ловить и резонировать ветер, превращая его дикий вой в заунывную песню вечности. Проходят десятилетия, века, а гигантские лица храма Байон свысока взирают на мир.
Ангкор-Ват был построен более 900 лет назад. Ранее его окружал крупный город, который исчез с лица земли, а джунгли постепенно начали завоёвывать храм. Они медленно наступали, противопоставляя мощную животную силу природы творению рук человеческих, лианы оплетали и опутывали паутиной камни, корни гигантских деревьев взрывали землю и двигали стены, а воздушные корни, пущенные деревьями баньян, как гигантские руки, обнимали камни и пытались вырвать их из земли. Но борьба не является естественным явлением для Востока. И со временем битва превратилась в гармоничную симфонию, в которой дерево и камень органично слились в объятиях. Позже я узнала, что учёные сделали деревьям прививку от роста, чтобы остановить разрушение храмов. Застыла картина, соединяя живое и мёртвое, природу и творение человека. И захотелось мне в храме Та Пром только одного: чтобы толпа исчезла, наступила тишина, а я услышала, о чём говорят камни с деревьями.
На закате при выходе из храмового комплекса мы увидели слонов, неспешно шагающих вдоль широкого канала, обрамляющего Ангкор-Ват. Мудрые хранители храма совершали свой вечерний ритуальный обход. И от всего увиденного за день как-то быстро стёрлись негативные впечатления предыдущего дня, стало легко и празднично на душе.
По дороге в отель, рассматривая в телефоне фотографии, я удивлялась выражению радости и счастья на наших лицах в Камбодже. Что же произошло? Может, мы соприкоснулись с вечностью? Оторвались от времени? Может, колдовское место Ангкор-Ват каким-то чудным образом перекодировало нас так, что напрочь стёрлось всё наносное и негативное, что придаёт мыслям и взгляду тяжесть? А может, дело в красных ниточках, которые монах повязал нам на запястья у входа в храм со словами: « И пока будет цела ниточка, будет вам счастье» Qui vivra,verra. Поживем, увидим.
Индия, любовь моя
Путешествие в Индию было не только моим первым путешествием на восток, но и первым зимним путешествием к океану. Привычные схемы «Лето-Крым», «Лето-Европа» настраивали на путешествие из лета в лето и из своей страны в страну подобную либо подходящую для сравнения. Индия же появилась как-то внезапно за бортом самолёта в суровый (по белорусским меркам) ноябрьский день. Она плеснула в лицо потоком горячего воздуха и ослепительным солнечным светом так неожиданно, что захватило дух. Тело, привыкшее к холоду и уже полностью потерявшее летний загар, беззащитно поёживалось под лучами полуденного индийского солнца.
После паспортного контроля нас усадили в местный микроавтобус, который шел в посёлок Бенолим, в одной из гостиниц которого был забронирован наш номер. Сиденья в микроавтобусе были расположены в два ряда так, что пассажиры сидели друг напротив друга и во время пути имели возможность посмотреть друг другу в глаза и пообщаться. Кроме нашей семьи, состоящей из меня, мужа и десятилетней дочери, в микроавтобус набилось ещё множество индийцев, которые, как птицы, расселись по местам и с улыбками и нескрываемым любопытством начали нас рассматривать. Кое-то даже пытался дотронуться до нас, изумляясь белому цвету кожи.
Убаюканные девятичасовым перелётом, мы поплыли по местным дорогам бывшей некогда португальской провинции Гоа к нашему посёлку. Может, от усталости, может, от жары, мне начали мерещиться разные странные вещи: невероятно длинный жёлтый ноготь на пальце индийца, сидевшего напротив, кроваво-красные дёсны девушки в сари, которая несколько раз мне улыбнулась, какие-то крупные насекомые на полу автобуса, которые то и дело шныряли под ногами
Ерунда какая-то, не может этого быть, сказал мой рациональный мозг и отключился.
Проснулась я, когда мы уже подъехали к отелю. Муж с дочерью забрали чемоданы и пошли к рецепции отеля, я же поплелась следом за ними.
Скромный отель не сверкал ни красотой, ни роскошью, но был вполне аккуратен и приемлем для жизни. « Главное, здесь есть вода, » думала я, мечтая после долгой дороги о душе. Но наше заселение отодвинулось по каким-то неизвестным причинам на два часа, и я решила искупаться в небольшом бассейне во дворе отеля.
И опять появились видения: в раздевалке мне померещилась ящерица размером с человеческую ладонь, которая выпучила на меня свои огромные глаза, а потом так резко исчезла, что заставило меня усомниться в реальности происходящего.
Заселившиеся через несколько часов в номер отеля, освежённые душем, стянувшие с себя дорожные свитера и джинсы и облачившиеся в летние майки и шорты, мы двинулись к океану.
Встреча с океаном была значимым событием в моей жизни. Чем отличается океан от моря? Как определить отличие, если перед глазами нет географической карты? Увидев однажды океан, я точно могу сказать: океан отличается своим дыханием. Он дышит более мощно, более глубоко, выбрасывая свою силу и ярость на берег. В спокойном состоянии океан похож на затаившегося зверя, но маленькое существо по имени человек знает, что представляет собой зверь проснувшийся и разбушевавшийся. За наше двухнедельное пребывание в Индии мы видели несколько крупных волнений, которые завораживали настолько, что все мысли и дела уходили куда-то далеко и хотелось просто бесконечно сидеть и смотреть на накатывающие и подгоняющие друг друга волны, выбрасывающие на берег куски дерева, раковины, медуз, водоросли и другие дары.
Плавания в океане у меня не получилось. После получасового прыгания на волнах одна большая волна обхватила меня, закрутила и, видя мою беспомощность, сжалилась и выбросила на берег. « Иди позагорай!» крикнула она мне вслед. Обессилевшая, я закуталась в полотенце и, забыв о муже и дочке, которые всё ещё катались на волнах, уснула под истрёпанным ветром холщовым зонтиком под мерный гул волн. Проснулась я от громкого разговора двух индийцев, которые, пытаясь перекричать шум океана, о чём-то громко говорили недалеко от меня. Сначала мне показалось, что это продолжение моего сна, но потом сознание восприняло экзотическую реальность. Я начала наблюдать за индийцами: чернокожие, худощавые, с выделяющимися на тёмном лице белками огромных глаз и белоснежными зубами, оба они были босые и одеты в изношенную, выцветшую одежду. Их разговор был недолгим. Закончился он тем, что они сложили ладони вертикальной лодочкой под подбородком, поклонились друг другу, улыбнулись и разошлись по своим делам.
Возвращаться в океан не хотелось, и я побрела по берегу, рассматривая бедные кафешки и бары на берегу, потрёпанные ветрами и бурями, с обветшалыми столиками и плетеными креслицами, хранившими дух колониальной эпохи. Огромный пляж был очень широким и тянулся на десятки километров. Белоснежный песок скрипел и похрустывал под ногами, как в Беларуси снег зимой. Это ощущение было новым, странным и очень приятным. Уже позже я узнала, что эффект хруста создаётся большим количеством соли, содержащейся в песке.
Пляж был практически безлюдным, лишь изредка по нему проезжали грузовые джипы, развозящие воду и продукты по прибрежным кафе. И вдруг прямо среди ослепительного белого простора я заметила мужчину, лежащего на песке в одежде офисного типа. Лежал он в позе спящего человека. Первое, что пришло мне в голову: человеку стало плохо. Но снятые и аккуратно размещённые рядом очки и сумочка, а также поза на боку со сложенными руками и согнутыми ногами говорили о том, что человек просто лёг отдохнуть.
Как? Посреди дороги, где ездят машины и ходят люди? Без шезлонга? сопротивлялся мой мозг.
Да-да, именно там, где ездят машины и ходят люди. Человек возвращался, видимо, после работы домой и, почувствовав усталость, прилег на песке и уснул. Он не боялся, что его обидят или испугают, или что его вещи украдут. Это исключено по одной простой причинеэто Индия. На лице спящего человека, которого я все-таки сфотографировала, пребывало детское блаженное выражение счастья. Посмотрев на него, я сразу поняла: вот она, суть Индиидоверие к миру, отсутствие страха, покой и гармония, разлитые в самой атмосфере.
Первый наш обед состоялся в прибрежном кафе, где нам искренне обрадовались и долго усаживали, перемещая столик и кресла в наиболее тенистый уголок. Выбрав овощные блюда, мы забыли произнести волшебные слова «not spicy», после чего нам принесли нечто дымящееся и ароматное, но абсолютно несъедобное из-за огромного количества специй, вызывающих во рту пожар, готовый потушить любой голод. Ранее мы читали, что индийцы употребляют огромное количество специй, помогающих не только подчеркнуть вкус блюда, но и сохранить его как можно дольше в жарком климате. Впоследствии мы всегда произносили волшебные слова и целых две недели наслаждались прекрасной рыбой, крабами, креветками и другими дарами моря, хлебными лепёшками под названием «нан», которые пекли в печи прямо на пляже, а также свежевыжатыми фруктовыми соками из ананаса, арбуза, папайи и маракуйи, вкус которых, попробовав однажды, не забудешь никогда. А по вечерам за ужином мы пили красное вино местного производства, которое прекрасно сочеталось с морепродуктами. Белозубая улыбка нашего постоянного официанта по имени Ману была бонусом к той заботе, которую он о нас проявлял. Выбрав нас своими постоянными клиентами, он каждое утро радушно встречал нас на пляже, тащил для нас лучшие шезлонги, старательно расставлял их, смахивая песок и говорил, что ждёт нас к обеду.
Днем довольно часто шёл тропический ливень, что мешало нам подольше посидеть в кафе. Ману всегда угадывал приближение ливня. Быстро упаковывал нашу рыбу и рис и, снабдив нас дождевиками, отправлял в отель, так как тростниковая крыша кафе не могла надёжно спрятать нас от потоков воды, извергаемых небом.
А вечером наш столик, погружённый ножками в воду, ждал нас на самом берегу уже затихшего океана. Мы снимали обувь, садились за столик и опускали ноги в теплую солёную воду, наблюдая мерцание свечи в огромном стеклянном подсвечнике, раздобытом где-то Ману специально для нас. Старенькие, но старательно выстиранные и отглаженные салфетки лежали на своих местах, а в плетёной корзиночке источал ароматы свежеиспечённый любимый нан.
Забота Ману о нас не была частью коммерческого плана. Он просто был хорошим человеком, честно выполняющим свою работу, с добротой и уважением относящимся к людям. Мы привыкли к нему, а онк нам. Ману неплохо говорил по-английски и часто присаживался к нам за столик в конце ужина, чтобы поболтать. Он рассказал нам, что был сезонным рабочим в кафе. На время туристического сезона он приезжал на побережье из своей деревушки, находящейся в трехстах километрах от Бенолима. На несколько месяцев он оставлял свою жену и двух маленьких дочек для того, чтобы заработать деньги, которые семья растягивала на целый год. Его работа помощника повара, официанта и уборщика одновременно занимала почти 20 часов в сутки. Спал Ману в том же кафе, разложив циновку между столиками на песке. Вставал на рассвете, стирал свою одежду, мылся в пляжном душе и начинал свой новый трудовой день. Мы удивлялись таким нечеловеческим условиям жизни и работы Ману.
Так сколько же ты привозишь домой денег после сезона работы? задал мой муж бестактный в западном, но не восточном мире вопрос.
О, очень много, сэр, Ману расплылся в улыбке, 500-600 долларов.
И на эти деньги вы живете семьёй целый год? удивилась я.
Да, мэм, целый год. И нам всего хватает.
И Ману вновь расплылся в своей белозубой улыбке.
Мы видели, в какой изношенной одежде ходил Ману, как ниточкой подвязывал сломавшуюся дужку очков, какими стоптанными были его ботинки. Но он не кривил душой: жил в труде, в согласии с совестью, в любви к миру, ежедневно встречал и провожал солнце и был действительно счастлив.