И эти его голубые глаза, прекрасные и при свете дня, и при ночном освещении, независимо от того, улыбается он или, наоборот, серьезен, задумчив и даже мрачен. А его тело! Именно такое и должно быть у настоящего мужчины. Тут ни убавить ни прибавить.
И это еще не все. Я уже не говорю о его длинных пальцах, изящных запястьях, наманикюренных ногтях (о чем большинство рабов-мужчин даже и не слышало). А его осанка, глубокие модуляции голоса и манера выполнять практически все мои приказания? В результате мы имеем Мистера Мачо, с его врожденной элегантностью, парня с квадратной челюстью у камина в лыжном домике прямо с рекламы сигарет, который курит «Мальборо» так, словно заряжает подсевшие батарейки, парня, который любит не только Билли Холидея, но и Вольфганга Моцарта, а еще разбирается во французских винах.
Хорошо, с этих разобралась. Я должна признать, что до сих пор никогда еще не встречала подобного раба. Парень моей мечты, вот только я никогда о нем не мечтала. «Читает русскую классику, причем очень внимательно».
Но что делать со всем остальным? Эти его взгляды, странная манера улыбаться так интимно, его слова, будто он до смерти меня боится, эти его ехидные замечанияеще никто и никогда себе со мной такого не позволял,и, наконец, этот электрический ток, пробегающий между нами.
Я никогда не влюблялась, даже в мою бытность в колледже, никогда не верила в легенды о том, что одни парни целуются лучше других. Но, черт побери, уж что-то, а целоваться он умеет! Он целуется так, как, по-моему, целуют друг друга мужчины: грубо и в то же время сладко, а еще любяще, как равные с равными, когда каждый обладает одинаковым потенциалом для усиления и удовлетворения своего желания. Господи, я могла бы вот так часами целоваться с ним на заднем сиденье «шевроле»! Хотя разве парни целуют друг друга на задних сиденьях? Или все же целуют?
Так что, черт возьми, происходит?
Наконец-то мы подошли к позорному столбу. Хорошо. Он явно забеспокоился.
Три платформы, залитые ослепительным светом. На каждой раб, привязанный за шею к столбу, доходящему ему до подбородка. И длинная очередь из скованных рабов, дожидающихся своего часа. Причем только двое из них с завязанными глазами, а одинс кляпом во рту. И вокруг самая обычная для девяти вечера толпа: пять-или-шесть-стаканчиков-и-никому-не-надо-ехать-домой-так-как-мы-уже-дома. А на террасах за столиками сидели гости, те, кого не могло завести такое незамысловатое зрелище. Им не нужны были игры и гонки. Они считали, что это все глупости. И им было плевать, что сам процесс поркиэто тоже шоу, причем очень шумное.
И еще, конечно, обычная фланирующая публикачеловек сто, не меньше.
Хэндлер, резкий и грубый парень, которого я раньше не вплела, поставил Эллиота в строй, но тот постоянно вертел головой, чтобы посмотреть на тех, кого уже начали пороть, а потому хэндлеру пришлось в воспитательных целях применить плетку.
Я подобралась поближе. Мне очень хотелось собственноручно его заковать, но хэндлеры делали это гораздо профессиональнее: практики было больше. Я подошла уже совсем близко и остановилась, чтобы не мешать.
Эллиот бросил на меня затравленный взгляд. У него даже слегка задергалась щека, а лицо густо покраснело.
Хэндлер опоясал ему грудь толстым белым кожаным ремнем, а затем связал руки за спиной. Я видела, что это привело Эллиота в невменяемое состояние. Взгляд его помутился, он смотрел на собравшихся совершенно дикими глазами.
Я с трудом сдержалась, чтобы не коснуться его,пришлось даже стиснуть руки, дабы никто не заметил этого жеста. И все же я погладила его по голове, но он, не отреагировав на мою ласку, неотрывно смотрел на позорный столб, уголок его рта слегка подрагивал.
Когда хэндлер надет на него белый кожаный ошейник, я решила, что Эллиот так просто не сдастся, а будет бороться. И он явно собирался это сделать.
Расслабься,велела я.
Это был чудный, отделанный мехом ошейник, изящно поддерживающий подбородок, но делающий раба более беспомощным. Я заметила, как Эллиот стиснул зубы.
Ты ведь уже проходил через это раньшесказала я, поглаживая его по спине.
Мне и самой все это не слишком нравилось, а его просто убивало отсутствие возможности опуститьдаже повернутьголову, чтобы посмотреть на меня.
Завяжите ему глаза,распорядилась я.
Он явно этого не ожидал и потому еще больше испугался. К тому же хэндлер, надевая на него повязку, грубо потянул за волосы. Эллиот словно окаменел. Я видела толстые прокладки под белой кожей, и легко могла себе представить, каково этоощущать их на веках. Хэндлер затянул повязку потуже, и лицо Эллиота вдруг стало беспомощным, губы нервно шевелились: то сжимались в ниточку, то нервно подергивались.
Он весь дрожал, судорожно сглатывая, переминаясь с ноги на ногу.
Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в щеку. Он отстранился, еще больше ухудшив свое положение. Тело, стянутое ремнями, как будто распухло, руки рвали ремни, уголки губ опустились в горькой усмешке. Но это действительно его заводило: у него не было ни единого шанса скрыть эрекцию, как бы сердито он ни отворачивался.
Я снова поцеловала его, испытав при этом настоящий шок. Еще раз встав на цыпочки, я поцеловала его в губы. Он явно хотел отклониться назад, но не успел. И вот я прикоснулась к его полураскрытым губами снова разряд электрического тока.
Опомнившись, он опять отвернулся. Он окончательно потерял контроль над собой: яростно тряс головой, словно повязка сводила его с ума. Она смотрелась, как белые бинты на глазах, и с этой упавшей на глаза прядью он выглядел на редкость беззащитным: точно перебинтованный раненый мальчик.
Лиза!прошептал он, с трудом шевеля губами.Сними повязку! Сними ошейник! Остальное я еще как-то смогу пережить.
Лицо его налилось кровью, и он сделал отчаянную попытку освободиться от пут. Хэндлер сердито пнул его, заставив раздвинуть ноги.
Ш-ш-ш,сказала я, прижавшись к нему всем телом и снова поцеловав.Тебе ведь и раньше завязывали глаза. Ты сможешь, ты выдержишь.
Но только не сейчас. Только не здесь,выдохнул он.Лиза, сними это немедленно. Это уж слишком!
Потом он вдруг замер, как будто считал до десяти, чтобы успокоиться: пот градом катился у него по лицу.
Я поставлю тебя в начало очереди,сказала я.Тебя будут пороть следующим. И все будет не тяжелее, чем та порка в спальне.
С одной лишь маленькой разницей, что порка будет на глазах у целой толпы. Они меня будут видеть, а я их нет.
Если сейчас же не замолчишь, я заткну тебе рот!
Похоже, я попала прямо в точку. Он ни за что не хотел этого допустить. Он стоял молча, явно борясь с собой. И когда я обняла его, то даже не попытался отстраниться. Он сломался. Я опять поднялась на цыпочки, и он поцеловал меня в голову.
Меня захлестнула волна такого острого желания, что я с трудом сдерживалась. Сделав знак хэндлеру, что можно начинать экзекуцию, я постаралась спрятать лицо, чтобы никто ничего не заметил. Мне совсем не нравилась жестокая затея, но ведь он именно за этим сюда и приехал, черт бы его побрал, и именно этого так хотел, а я не смогла ему отказать. Какого черта, я уже не знала, что происходит на самом деле!
Неожиданно я почувствовала глубочайшее отвращение ко всему происходящему, всю неестественность этого действа и одновременно испытала возбуждение от привкуса запретного, нестерпимое желание при виде его беспомощности Да желание никуда и не исчезало. И он это прекрасно знал, так как эрекция у него оставалась такой же сильной. Но он явно был на грани и мог вот-вот сорваться.
Все нормально, Эллиот! Просто более близкое знакомство с первоклассным Клубом.
Ты хочешь угодить мне,прошептала я ему на ухо. Настоящая госпожа только так и должна говорить. Я могу даже претендовать на академическую награду.Скажи «да». Я хочу это слышать.
Однако за ним уже пришел хэндлер. Все, пора. К столбам привязывали двух новых рабов. Он был справа.
Перепоручив его хэндлеру, я заняла место повыше на скамейках для зрителей.
Оттуда мне были хорошо видны аллеи, фонтаны, павильоны, толпы гостей, идущих по дорожкам и стекающихся к позорному столбу.
Его втащили на платформу за железное кольцо на белом ошейнике. Затем кольцо прикрепили к столбу. Эллиоту тут же связали щиколотки. Теперь он оказался абсолютно беспомощным. Ему ничего не оставалось, как стоять, выпрямившись, со связанными за спиной руками, и принимать удары. Боже мой, он выглядел так благородно! Совсем как Эррол Флинн в роли капитана Блада, захваченного врагами. Совсем как закованный в цепи герой какой-нибудь постановки. Желание с привкусом старины.
И тут же заплечных дел мастера заработали плетками.
Если все остальные рабы принимали наказание как неизбежность, с трагическим лицом, то он был в жутком напряжении, дрожал и пытался сопротивляться до конца.
Примерно дюжина гостей сгрудилась вокруг него в ожидании чего-то особенного. Они даже начали его подзадоривать. Но, думаю, вряд ли кто-то из них понимал, что он постепенно терял самообладание.
Ритмичный звук рассекающих воздух плеток завораживал. И чем дольше это продолжалось, тем хуже было для него. Теперь мне стало совершенно очевидно, что экзекуция не только возбуждала, но и разрушала его. Он не мог позволить себе вот так просто сдаться.
Когда все было кончено, я знаком велела подвести его к своему месту, но не снимать повязки с глаз. Он был ужасно разгоряченным, словно только что вышел из парилки: мокрые волосы, тяжело вздымающаяся грудь, отрывистое дыхание. Я развернула его и не обнаружила ни малейших признаков сопротивления. Он был таким привлекательным, таким притягательным, впрочем, как и всегда, но необычно молчаливым. Он лишь нервно облизывал губы, и только по легкому подрагиванию его лицевых мышц я поняла, насколько он несчастен.
Я осторожно провела его по дорожке сквозь толпу. Похоже, повязка на глазах до сих пор немало его раздражала. так какой нервно подпрыгивал при любом случайном прикосновении. Но он явно больше не собирался умолять меня снять ее. Он не проронил ни звука. Я аккуратно провела его через аркаду, а затем в садв тишину и покой.
16.Лизa. Нет выхода
Он так и не успокоился. Даже когда мы наконец вошли в мою комнату, он не проронил ни слова. Настольные лампы уже включили, постельное белье сменили, кровать аккуратно расстелили для отхода ко сну.
Я оставила его стоять в центре комнаты, а сама отошла в сторонку и стала тихо наблюдать за ним. Из-под повязки на глазах по его щекам медленно текли слезы. Он мужественно, стараясь, чтобы я не заметила, глотал их. Его член все еще был в состоянии эрекции.
Я прошла через двустворчатую дверь, гадая про себя, может ли он меня слышать, а потом не выдержала и оглянулась. На фоне вполне буржуазной обстановки он, в своих наручниках и ошейнике, смотрелся просто потрясающе, белая повязка на глазах только подчеркивала румянец на щеках и пышность шевелюры.
Я тихонько уселась за письменный стол. У меня ужасно болела голова, хотя это была даже не боль, а, скорее, шум. Все тело, нет, не тело, душа болела за него, но меня словно парализовало. Я снова взяла его личное дело и достала оттуда блестящую черно-белую фотографию, где он, улыбаясь в камеру, был снят в водолазке и больших солнцезащитных очках. Я закрыла папку и отложила в сторону.
И вот так я сидела за столом, в задумчивости покусывая костяшки пальцев, пока не прокусила их зубами до крови и не остановилась в испуге. Тогда я встала и начала нетерпеливо срывать с себя одежду, нервно швыряя ее на пол.
И уже абсолютно голая я вернулась в спальню. Я подошла к нему и снова посмотрела на его лицо, а потом нежно погладила и, отогнув край белого ошейника, взяла его за подбородок, чтобы получше рассмотреть.
Я пробежала пальцами по пухлой нижней губе, потомпо щекам. У него была шелковистая кожатакая бывает только у мужчин; я хочу сказать, не мягкая женская кожа, а именно шелковистая. Мной овладело странное чувство: ощущение обладания, потной власти над ним, хотя, по идее, я должна была испытывать нечто совсем иное. Меня заклинило на нем, несмотря на то что это был не первый случай в моей практике. Да, меня заклинило на нем, но он был для этого неподходящим объектом. Я, конечно, могла еще раз высечь его, могла заставить ползать на коленях. И он это сделает. А я опять окажусь взаперти.
Он никак не мог успокоиться и, похоже, был в бешенстве, а от моих прикосновений пришел просто в неистовство. Тогда я подошла к нему сзади и развязала руки, а потом расстегнула ошейник, отшвырнув его в сторону.
Когда путы упали, его тело словно вздохнуло свободнее, а член еще больше напрягся. Потом его руки пришли в движение. Сначала он потер затекшие запястья, затем попытался было снять с глаз повязку, но не стал этого делать, а потянулся ко мне.
Я хотела отскочить, но он поймал меня за руки и поставил перед собой. Поняв, что я совершенно голая, он, тяжело дыша, стал ощупывать мое тело, бедра и груди. И прежде чем я успела его остановить, он крепко прижал меня к себе. Его член бился о мое лоно. Эллиот все целовал и целовал меня, как безумный, а потом поднял на руки. Тогда я сорвала с его лица повязку и заглянула в его глаза. Они были нереально голубыми, светящимися и какими-то неземными. Я поняла, что схожу с ума. Я действительно потеряла голову.
И больше я уже ничего не видела. Он, продолжая целовать, увлек меня вниз, поставив на колени, и мне вдруг стало так жарко, так горячо, что комната поплыла перед глазами. Распяв мое тело на ковре, он вошел в меня одним быстрым, сильным толчком. На секунду я словно ослепла и оглохла. Я застонала, и у меня вдруг остановилось дыхание. Я изогнулась дугой, одна волна удовольствия сменялась другой, мне показалось, что еще немногои я просто умру. Он оседлал меня, сквозь пелену на глазах я видела основание его члена, ритмично входящего в меня, и я почувствовала, что наши жизненные соки сливаются воедино. Сказочное, неправдоподобное ощущение, способное свести с ума! Когда он одновременно со мной кончил, вонзая член все сильнее и сильнее, все глубже и глубже, а я, дрожа, кричала, визжала «нет-нет-нет!», и «боже мой, вот дерьмо!», и «черт возьми!» и «нет, не надо, хватит», но потом сдалась, не в силах ни шевелиться, ни говорить.
Придя в себя, я его слегка толкнула, пихнула в грудь. Господи, как приятно было чувствовать его рядом с собой, чувствовать тяжесть его головы у себя на плече, вдыхать теплый, солнечный запах его волос! Я еще раз пихнула его, наслаждаясь тем, что не в силах сдвинуть его с места. А затем я вытянулась и замерла.
Открыв наконец глаза, я увидела неясные блики света, кровать, лампы, маски на стенахистинные лица моего «я».
А потом я увидела его. Он сидел, не шевелясь, слегка касаясь коленом моего бедра. Волосы взъерошены, лицо красное и влажное, рот снова приобрел былую жесткость, глазаогромные и мечтательные, полные воспоминаний. А еще он смотрел на меня. У меня было такое ощущение, будто я просыпаюсь на берегу бурной реки в полной уверенности, что я совершенно одна, и вдруг обнаруживаю рядом странное существо мужского пола, которое ест меня глазами так, словно никогда в жизни доселе не видело живой женщины.
Он не показался мне странным, или опасным, или непокорным. Нет, он показался мне абсолютно непредсказуемым, каковым и был до сих пор.
Я медленно села, затем поднялась. Он внимательно за мной следил, но даже не шелохнулся.
Подойдя к комоду, я взяла с кресла пеньюар и надела, думая о том, как странно ощущать на себе эту оболочку из кружева и хлопка, которая, по идее, должна была защищать меня от него.
Я нажала кнопку вызова хэндлера, и он побледнел. На его лице отразился сначала неприкрытый страх, затемотчаяние. А глаза его, обращенные ко мне, подернулись влагой. У меня вдруг комок встал в горле. Да, все когда-то кончается. Но что это значит? Почему я пытаюсь внушать себе то, что и сама не до конца понимаю? Он смотрел прямо перед собой, куда-то в пустоту, мимо меня, словно ему нужно было принять важное решение, но он был не в силах этого сделать.
И тут почти сразу в комнату вошел Дэниел, который отвечает за мою спальню. И я заметила, как изменилось его лицо, когда он увидел раба, сидящего в вызывающе расслабленной позе, без обычных наручников, и не обращающего на нас абсолютно никакого внимания.
Эллиот, думая о чем-то своем и глядя в никуда, медленно поднялся на ноги.
Дэниел явно почувствовал облегчение, но вид у него был весьма неуверенный.
Ладно,сказала я.Уведите его на ночь. Ванна, полный массаж, ультрафиолетовая лампа,продолжила я и, задумавшись, замолчала. Ага, уже готовлю для него распорядок дня. Обычная рутина. Если я срочно не отошлю его, то сойду с ума. И все же он должен получить то, на что подписался.Хорошо. А утром на занятия с другими кандидатами. В восемь тренировка с Дианой, а в девятьсервировка стола с Эмметом. Я попрошу Скотта использовать его для демонстрации в своем классе в десять.