Как странно и непривычно было рассказывать все это даже такому прекрасному слушателю, как он. И тем не менее он явно не выглядел шокированным.
Хозяева нас холили и лелеяли. Но мы не были для них людьми. Мы были полностью подневольными, игрушками в их руках.Тут я сделал еще глоток, подумав, что, может, это и к лучшему: дать выход всему, что накопилось.Я хочу сказать, нас били, морили голодом и к нам применяли сексуальные пытки. А еще водили через весь город на забаву хозяину, заставляли стоять в воротах в состоянии полового возбуждения к вящему удовольствию прохожих. Примерно так. Мучить нас было своего рода религиозным обрядом, а нам надлежало скрывать наши страхи и чувство унижения.
«Неужели я все это сказал?»
Убийственная фантазия,вполне искренне произнес Мартин, задумчиво приподняв брови.Все наилучшие составляющие. Ты не только получил «отпущение» и позволение получать удовольствие от перерождения, но и придал всему этому религиозную окраску. Прекрасно.
Но послушайте, мой ум напоминает мне цирк, где одновременно идут представления на всех трех аренах,покачал я головой и, не выдержав, рассмеялся.
Что вполне типично для садомазохистов,объяснил он.Мы все немножко «цирковые животные».
Но здесь должны быть рамки,ответил я.Очень четкие. Даже речи быть не может, чтобы делать это под давлением. И все же принуждение обязательно должно присутствовать.
Я поставил пустой стакан на стол, и мой собеседник тотчас же поднялся, чтобы наполнить его.
Я просто хочу сказать, что в хорошей фантазии должны одновременно присутствовать и согласие, и принуждение,объяснил я.И должно быть унижение на фоне тяжелой внутренней борьбы, когда одна часть тебя хочет этого, а другаянет. И тогда можешь принять полную деградацию и даже полюбить это чувство.
Вот именно,подтвердил Мартин.
Мы были объектами презрения и одновременно преклонения. Мы были загадкой, нам никогда не дозволялось говорить,продолжил я свой рассказ.
Просто бесценно,прошептал он.
Интересно, что же на самом деле он услышал за те долгие часы, что продолжалась наша беседа? Может быть, только одно: я такой же, как тысяча других мужчин, которые прошли через эти двери.
А твой хозяин, мужчина, что покупает тебя в том греческом городе,спросил он,как он выглядит? Что ты к нему чувствуешь?
Вы будете смеяться, но он влюбляется в меня, а я в него. Роман в оковах. Но в конце любовь торжествует.
Но Мартин не стал смеяться, а лишь понимающе улыбнулся и снова принялся попыхивать трубкой.
Но, полюбив, он ведь не перестал наказывать или использовать тебя?
Нет. Никогда. Для этого он слишком хороший гражданин. Но есть еще что-тоТут я почувствовал, как сильно бьется сердце. Какого черта мне надо все выкладывать?!
Слушаю тебя.
Я вдруг ощутил растущее беспокойство, легкое смущение по поводу причины, которая привела меня сюда.
Ну, понимаете, там была еще женщина, в моих фантазиях
Хмм,хмыкнул он.
Думаю, это жена хозяина. Ну, я знаю, что это так. Иногда она меня возбуждает.
Что значит «возбуждает»?
Нет. Я не хочу иметь дело с женщинами,сказал я.
Понимаю,улыбнулся Мартин.
Существует тысяча причин. почему ты выбираешь мужчину или женщину как партнера для любви, сексуального партнера. Так ведь? И кажется очень непривычным, когда ты не можешь переступить эту черту.
Нет, все уже будет по-другому,ответил он и спросил:И ты был с женщинами так же, как с мужчинами?
Да, и очень часто,кивнул я.
И та женщина из фантазии?
Да. Черт бы ее побрал! Не знаю, почему вдруг вспомнил о ней. Я, похоже, ждал от нее жалости и нежности, и она увлеклась мнойрабом своего мужа, но она оказалась еще хуже.
Чем хуже?
Она нежная, она любящая, но в то же время она грубее, строже и жестокосерднее. Унижениеэто как идти по лезвию бритвы. Понимаете, о чем я? Так странно.
Да
Но она не всегда там. Но рано или поздно
Да
Но мы, пожалуй, отвлеклись от темы.
Разве?
Ну, я хочу сказать, что мне нужны любовники-мужчины, доминирующие мужчины, если угодно. Вот что я на самом деле хочу сказать. Вот почему я и пришел сюда. Ради мужчин. Слышал, у вас здесь очень красивые мужчины, лучшие
Да,ответил он.Думаю, тебе понравится альбом, когда придет время сделать выбор.
Я что, должен выбирать парней, которые будут доминировать?
Естественно. Как пожелаешь.
Хорошо. Это должны быть мужчины. Мужчины для меняэкзотический секс. Горячий секс. Секс для безбашенных.
Мартин только молча улыбнулся и кивнул.
Ничто не может сравниться с этим чувством: быть с кем-нибудь таким же крутым, как ты сам. Когда имеешь дело с женщиной, все слишком сентиментально, слишком надрывно и романтично,закончил я.
Так кого же ты любил в прошлом, по-настоящему любил, мужчин или женщин?спросил он.
На минуту в комнате повисла напряженная тишина.
А почему это так важно?
О, ты прекрасно знаешь, почему это важно,тихотихо ответил Мартин.
Мужчину. И женщину. В разное время.
«Ну пожалуйста, не открывай эту дверь».
Ты любил их одинаково?
В разное время.
Не прошло и трех месяцев, как мы снова сидели и разговаривали в той же самой комнате, хотя я даже и представить себе не мог, что после всего случившегося там, наверху, я смогу сидеть здесь, полностью одетый, и слушать, как он говорит мне: «Эллиот, ты не должен мне больше платить. Вот что я пытаюсь тебе втолковать. Я могу договориться с тремя-четырьмя заинтересованными "хозяевами", и они покроют все расходы. Ты будешь приходить сюда, как обычно, но уже за их счет. Пока ты здесь, будешь принадлежать только им».
Нет. В данном случае деньги ни черта для меня не значат, я еще к этому не готов
«Полное доминирование другого человека, его фантазии, вытесняющие твои собственные Нет, не сейчас. Осторожнее. Слишком тяжело».
Это напоминало мне крутую лестницу, ведущую из комнаты в цокольном этаже, и я собирался взобраться по ней на самый верх.
Я бы хотел женщину,вдруг вырвалось у меня. «Неужели я действительно это сказал?!»Я имею в виду Да, женщину,продолжил я.Думаю, пришло время. Для по-настоящему привлекательной женщины, которая знает, что делает. А я ничего не хочу о ней знать и не хочу выбирать ее по фотографии в альбоме. Вы сами выберите ее для меня. Только убедитесь в том, что она хороша в этом деле, даже больше, чем хороша. Что она может принять на себя руководство. Пришло время Похоже, мне пора подчиниться женщине. Как думаете?
Мартин одобрительно улыбнулся:
Как сказал джинн, вылезая из лампы: «Да, хозяин». Пусть будет женщина.
Она должна быть привлекательной, и хотя ей вовсе не обязательно быть красавицей, она должна хорошо знать свое дело
Конечно,терпеливо кивнул он.Но скажите мнеТут Мартин затянулся трубкой, выпустив в потолок кольцо дыма.А ты хотел бы познакомиться с этой дамой в спальне в викторианском стиле? Словом, в старомодной обстановке. Я имею в видув очень женской комнате: кружевные занавески, кровать под балдахином и все такое.
О-о-о! Господи! Неужели все это происходит со мной?!
Вверх по ступенькам, все выше и выше, из одного сладостного сна в другой. И вот теперь, спустя полгода, куда ведет меня судьба? В Клуб.
Это то, что надо,заявил я тогда.
После того как я изучил все правила и инструкции, меня провели в маленькую приемную, где, нетерпеливо поглядывая на часы, я прождал его целый час.
Это то, что надо. Почему вы не рассказывали мне об этом месте раньше?
Эллиот, ты был еще не готов для Клуба.
Ну а теперь я готов. Контракт на два годаименно то что мне нужно,ответил я, нервно меряя шагами комнату.Мартин, сколько потребуется времени, чтобы туда попасть? Я буду готов уже послезавтра. Даже сегодня днем.
Контракт на два года?спросил он, делая ударения на каждом слове.Я хочу, чтобы ты все же присел и чего-нибудь выпил. Думаю, настало время поговорить о том, что случилось с тобой в Сальвадоре. Тот случай с эскадроном смерти Что там произошло?
Вы не понимаете, Мартин. Я вовсе не пытаюсь убежать от прошлого. Я там узнал кое-что о насилии. Это не должно быть насилие в буквальном смысле слова, так как тогда оно не работает.
Он слушал очень внимательно.
Когда мужчина жаждет насилия, ищет его,продолжил я,будь то на войне, в спорте, в опасных приключениях, он хочет, чтобы насилие это было символичным, и почти всегда в это верит. А потом вдруг случается так, что кто-то приставляет автомат к твоей голове. И ты уже можешь реально умереть. И только тогда начинаешь осознавать, что всегда путал понятия «реально» и «символически». Так вот, Мартин. Сальвадор и был тем самым местом, где я все это понял. Я не стараюсь убежать от прошлого. И я здесь вовсе не потому. Я хочу насилия, как всегда этого хотел. Чувство опасности, Мapтин. Оно мне необходимо. Думаю, мне даже хотелось бы, чтобы оно меня уничтожило. Но я вовсе не хочу, чтобы мне причиняли боль, и определенно не хочу умирать.
Понимаю,отозвался он.И думаю, что ты все прекрасно сформулировал. Но пойми, Эллиот, для некоторых из нас садомазохизмэто просто определенный этап. Этап на пути в поисках чего-то другого.
Так пусть для меня это будет двухгодичным этапом. И Клубидеальный полигон для моих поисков.
Эллиот, на твоем месте я не был бы в этом так уверен.
Но разве вы не видите, что это точно как в моих мальчишеских фантазиях. Оказаться проданным греческому хозяину на несколько лет. Просто идеально
Время в фантазиях не имеет особого значения,возразил он.
Мартин, вы рассказали мне об этом месте. Теперь все. Жребий брошен. Если вы не подпишете нужные бумаги, я найду другой способ
Не сердись,мягко улыбнулся он, обезоружив меня этой улыбкой.Я все подпишу. Причем как ты хочешь, на два года. Но позволь тебе напомнить, что в твоих юношеских фантазиях было множество составных частей.
Это просто замечательно!воскликнул я.
Ты, возможно, ищешь не систему, а личность,продолжил он.Но, попав в Клуб, Эллиот, получишь именно систему, кикой бы роскошной она ни была.
Хочу систему,ответил я.У меня нет другого пути! Даже если в ваших рассказах о нем все правда только наполовину, я ни за что не упущу такой возможности.
Итак, контракт с Клубом на два года. С его рабами мужского и женскoго пола, с его инструкторами, хэндлерами, персоналом мужского и женского пола. Прекрасно. Хорошо. Это то, что надо. Боюсь, я этого просто не переживу! Да и как можно такое пережить! Это именно то, что мне нужно.
Нет, сейчас самое главноевоздержание. А потому не стоит об этом думать.
После шести дней плавания я чувствовал себя, точно кобель, кружащий вокруг сучки с течкой. И тут вдруг я услышал, как в двери повернулся ключ.
Был уже полдень, и я только-только, побрившись и приняв душ, вы шел из ванной комнаты. Возможно, они это знали. Облегчил им работу.
Это был тот самый блондин в белой рубашке с закатанными рукавами.
Он вошел в каюту, как и тогда, широко улыбаясь.
Хорошо, Эллиот. Через восемнадцать часов мы прибудем на остров. Ты не должен разговаривать, пока к тебе не обратятся. Просто делай, что говорят.
С ним были еще двое мужчин постарше. Но я не успел их толком разглядеть, так как они резко меня развернули, заломив руки за спину. Я мельком увидел белую повязку, которую тут же надели мне на глаза. На меня вдруг накатила волна паники. Ну зачем им эта чертова повязка! Я почувствовал, что мне расстегивают брюки и стягивают с ног ботинки.
Вот оно. Началось. Мой член сразу же напрягся. Но это был ад, просто адничего не видеть.
Я уже ждал, что мне в рот вставят кляп, но они этого не сделали. Меня связали, надели на запястья кожаные наручники и заставили поднять руки вверх. Все не так уж страшно. Хуже было бы, если бы подвесили за руки.
Меня вывели в коридор, и, несмотря на хорошую подготовку, я был слегка ошарашен.
Наверное, меня накачали каким-то афродизиаком. Когда они привязали мои запястья к крюку над головой, я горько пожалел о том, что играл по их правилам все те ночи, что оставался в каюте один.
Не знаю, куда меня привели. Похоже, в какую-то большую комнату. Я чувствовал, что там были еще какие-то люди. Слышал, как они дышат. Слышал сдерживаемые всхлипывания, словно один из рабов вот-вот разрыдается. Я понял, что это рабыня.
Итак, нас всех перемешалимужчин и женщин, как они и говорили. Но я не мог себе этого представить. И всхлипы плачущей женщины меня смутили. Вероятно, я чувствовал свое бессилие, так как не мог ее защитить. Или мне просто было мучительно сознавать, что я страдал точно так же, как она. Только молча. Не знаю. Не могу сказать.
Я ненавидел повязку на глазах. И ничего не мог с собой сделать. Я попытался потереться лицом о предплечье, чтобы стащить ее. Бесполезно.
И мне пришлось заставить себя успокоиться. Тут, наверное, уже в сотый раз, у меня в голове пронеслась мысль, что Мартин, возможно, был прав и я совершил ужасную ошибку.
Подготовка в доме Мартина в Сан-Францископросто ничто по сравнению с этим. Как и непродолжительные вылазки за город, достаточно жуткие, но все же не до такой степени.
Но неожиданно с каким-то непередаваемо сильным, даже сладостным чувством облегчения я мысленно произнес: «Слишком поздно, Эллиот. Ты не можешь сказать: "Хватит, ребята! Пошли съедим по бифштексу и пропустим но кружке пива"». Я понял, что все кончено, так как все уже началось. И это прекрасно. Как и предупреждал Мартин, здесь не шутят.
И тут я впервые с радостью осознал, что да, я действительно уже в игре. Я совершил непоправимое насилие над собственной жизнью, и это чувство кружило мне голову.
Доносившиеся до меня звуки, без сомнения, свидетельствовали о том, что комната заполняется новыми рабами. Я слышал шлепанье их босых ног и стук каблуков Хэндлеров. Я слышал стоны то тут, то там, скрип цепей, звяканье металлического кольца, соскользнувшего с крюка. Кожаные наручники крепко стягивали мне запястья.
Отовсюду раздавались слабые вздохи и стоны. Стонали мужчины и женщины. Мне даже показалось, что эти звуки прорываются сквозь кляп во рту.
Я был уверен, что совсем близко от меня кто-тоявно мужчинапытается сбросить оковы, а еще кто-то грубым голосом, называя несчастного по имени, приказывает ему успокоиться и «вести себя хорошо». Уговаривает с интонациями типа «мне лучше знать». Затем щелканье бичаи протяжный стон. Потом я услышал звуки, сопровождающие настоящую экзекуцию,такие острые, что я словно чувствовал чужие пальцы на своей коже. Меня сотрясала дрожь. Как ужасно, когда тебя вот так наказывают за плохое поведение. Совсем другое дело, когда унижают ради удовольствия другого человека, когда ты побеждаешь непривычную боль. Нет, здесь, в трюме яхты, наказание означало, что ты не выдержал экзамены, что ты плохой раб.
Порка, казалось, длилась целую вечность. Потом щелканье хлыста все ближе и ближе. Чьи-то стоны, сердитое ворчание. Я прямо-таки физически ощущал вокруг себя какое-то движение. И вот хлыст полоснул меня по бедрам, затемпо ягодицам, но я даже не вздрогнул и не издал ни звука.
Шли часы.
Руки и ноги нестерпимо болели. Я даже впал в легкое забытье, но, очнувшись, снова ощутил свою наготу и желание, тугим узлом свернувшееся внизу живота.
Так, снова придя в себя, я понял, что весь извиваюсь, пытаясь прикоснуться к другому телунастолько острым был приступ желания, а затемудар широким ремнем.
«Стой спокойно, Эллиот»,услышал я чей-то голос и ужасно смутился, поняв, что это тот самый молодой блондин с красивой улыбкой.
Потом я почувствовал прикосновение его большой прохладной ладони к своему телу, к тому месту, которое он только что ударил.
Осталось всего шесть часов. Ты должен быть в самой лучшей форме,сказал он, прижав палец к моим губам, как будто я осмелился заговорить.
Меня прошиб холодный пот. Не знаю, стоял ли он рядом или уже ушел. Конечно, было крайне неприятно понимать, что я не в лучшей форме, и все же я испытал неожиданно острое ощущение: сладостный спазм боли и одновременно наслаждения внизу живота.
Проснувшись в очередной раз, я догадался, что уже глубокая ночь. Мне подсказали это какие-то внутренние часы и мертвая тишина на судне, хотя даже не берусь сказать, слышал ли я раньше какие-то звуки на борту.
Просто сейчас стало тише. И все.
Непрошеные воспоминания о доме, тот последний уик-энд с отцом в Сономе, отблески огня в камине и отец за разделяющим нас зеленым сукном бильярдного стола, готовый объявить свой удар. Последний в этом сезоне дождь, омывающий окна с видом на оливково-зеленые холмы, и неожиданная вспышка протеста в моей душе, к сожалению, замешанного на злости.