Анджей Сапковский
От переводчика
В связи с тем, что рыбалка не входит в круг его интересов, переводчик заранее приносит свои извинения в случае неправильного употребления рыбацких терминов.
Приятного чтения!
Tłumacz BorRo2acz, 2016
Стальноголовый
- Уж если собрались идти, то пошли,- говорит Щегол.Сейчас, а не то увидим как люди уходят с роботы. Пообедают и займут лучшие места.
В этом он прав, хотя сомневаюсь, что кто-либо займет то неприметное местечко, которое я себе присмотрел. Собираемся. Мой телескоп, уже готовый, лежит на обувном шкафчике. Когда беру его в руки, грузик постукивает об удилище. Идем. Улочкой вниз, меж домов, по каменным ступеням. Такая река. Такая рыбалка. В центре города, среди стен, заборов, огородов. На заболоченных берегах куры копошатся в мусоре. У берега, под поверхностью воды, голубовато поблескивает эмаль старой кастрюли.
Идем. Что я тут делаю, думается мне. Собираюсь ловить лосося? Если бы я хотел вообразить себе место, где он не должен ловиться, то именно так бы оно и выглядело. Именно так. Не хватает мне этого «лососевого» окружения, которое и теоретически, и практически срослось с ритуалом ловли пятнистого хищника. Где речные изгибы, глубокие омуты на поворотах, где поваленные деревья, за которыми пенится и бурлит прозрачная вода? Где топи, заросли крапивы и кустов, сквозь которые нужно продираться? Не здесь. Здесь их нет.
Идем. На берегах сгорбленные фигуры рыболовов. Один подле другого, замерли над вбитыми в землю удилищами. Где одиночество ловца лосося? Не здесь. Здесь ловят толпой. Но тут клюет. Несколько лет назад в реку запустили радужную форель. Было ее много. Все увеличивающиеся в количестве косяки, усиленные беглецами с мест подкормки, густо расположенных в верховьях реки. Беспокойные путники, знающие только одну дорогу, один природный зовплыть, продолжать плыть, двигаться к низовьям реки. К морю.
С моря форель не вернулась. Пропал бесследно прожорливый малец, неуклюжий, веснушчатый и по-щенячьи глупый. А через какое-то время с прибрежных, песчаных отмелей Балтики двинулся, осторожно проникая в устье реки, огромный красавец-разбойник. Steelhead. Стальноголовый лосось.
И стал клевать. И стали лопаться лески, вершинки удилищ, обрываться крючки «самоделок» и заграничных блесен. Стальноголовый не прощал ни малейших ошибок рыболова. Малейших недостатков и дефектов оснастки. Идем. На излучине реки двое со спиннингами. Вершинами удилищ они почти касаются поверхности воды, медленно вращают ручки катушек. Сосредоточенность. Из мешков выглядывают рукоятки рыбацких багров. Да. Здесь не до шуток. Здесь только безумец или новичок забудет о багре или подсаке. Смотрю на спиннингистов с легкой грустью. Так и нужно ловить форель, даже на такой нетипичной реке. А я? Блесны остались дома, с телескопа для форели свисает тяжелый грузик. Он хорош для усача или угря. Факт, что такая ловля здесь разрешена, не меняет сути вещей. Форель на тяжелую удочку с донным грузилом? Кощунство.
Но моя рука серьезно болит после трех дней безуспешного спиннингования. Тяжело, я дал себя уговорить. Буду сегодня ловить так же, как и местные.
Мы на месте. Сходим с тропы, в просвет между двух кустов. Я раскладываю телескоп, проверяю поводок. Из-за реки, от строений фабрики рыбной муки и порта, ветер несет сильный, местами докучающий запах.
Пластиковую подпорку вбиваю в землю, почти вертикально, так, чтобы уложенное на рогатке удилище было защищено от резкого толчка. Щегол уже забросил, кладет удочку, присаживается на стульчик и ищет сигареты. Смотрит на воду. У противоположного берега притопленный куст выставил над водой культяшки веток. Дальше чисто, берег зарос светло-зеленым тростником.
Закидываю под тот затопленный куст. Грузик, движимый течением, какое-то мгновение дергается, потом останавливается. Выбираю слабину, натягиваю леску. Вершину удочки нагибает поток, беспрерывно и легко. Подхожу к Щеглу подкурить сигарету. Он не хочет возиться со своей зажигалкой. Мы ловим на восточном берегу, сильный ветер дует нам просто в лица. Холодно. Октябрь.
Щегол вскакивает со стульчика, сигарета в зубах, обе руки на рукоятке удочки.
- Видел?шепчет он.
- Клюнуло? Уже?
- Еще как.
- Держи, может повторится.
Не повторяется. Курим. За нашими спинами проходят спиннингисты. Бросают на нас недовольные взгляды, я представляю это, хотя на них не смотрю. Тут хорошее место, могли бы тут себе позакидывать. А так вынуждены идти дальше, за кусты, под мост. Тяжело. Кто первый, тот лучший.
Я какой-то напряженный, нервный. Это странно, обычно я не чувствую на рыбалке таких эмоций. Неужели это результат трех дней безуспешной ловли, разглядывания результатов чужого улова? Нет, это невозможно. Слишком долго я с удочкой, чтобы переживать из-за подобных вещей. Так откуда, думаю, это беспокойство, странное, осязаемое? Сердце? Отгоняю от себя эту нелепую мысль. Нервы - хорошая тема для разговоров на городских именинах, но не на рыбалке. Не подходит для ловли. Даже для такой странной, где ловят форель на «грузик», и где так ужасно воняет рыбной мукой.
Напротив нас, отделенная ленивым, черным потоком, Суматра. Никто уже не помнит, кто первым так окрестил островне остров, прижатый одной вытянутой стороной к реке, другойк заиленному каналу. Вдоль Суматры по дну реки тянется длинный ровтам водится форель и кумжа. Потому нет ничего удивительного в том, что на Суматре вне зависимости от времени суток неподвижно замирают на фоне деревьев силуэты рыбаков, склоненные над антеннами удилищ или выполняющие неспешные движения рыбацкого ритуала. Суматраэто уверенность. Гарантия.
Я не хотел идти на Суматру, не смотря на уговоры Щегла. Даже здесь, на этой переполненной реке, я выбрал именно эти пять метров берега, анклав, зажатый с обеих сторон зарослями кустов. Удочка дернулась.
Молниеносно наклоняюсь, хватаю удилище, сильно, с замахом, чтобы преодолеть расстояние, течение и вес грузика - тяну. Поймал, чувствую это сразу. Щегол подскакивает, быстро сматывает свою удочку. Кто-то стоит за нами. Кто-то что-то говорит. Что? Лосось не очень сильный. Пенит поверхность воды, борется с течением. Держу его, поводя удилищем, еще не сматывая леску. Не очень сильный. Хорошо. Но есть. Сматываю. Катушка коротко звякнула при неожиданном рывке рыбины.
Щегол приготовил подсак.
- Будь внимателен, - говорит, - он пытается уйти от берега.
- Спокойно, он не так силен, - произносит этот кто-то сзади.
Лосось конечно же не отходит, какой-то миг «скользит на хвосте», потом сразу слабеет, идет к берегу. Направляю его к сетке.
- Есть.
- Два, - говорит тот за спиной.
- Два с половиной, - отвечаю я. Холера, свой улов всегда завышают, а чужой такой маленький.
Стою над лососиной, вытряхнутой с подсака в глубокую траву. Прижав рыбу, Щегол аккуратно снимает крючок и идет в сторону своего выцветшего мешка. Что ищет в нем. Я уже видал стальноголовых. Но рассматриваю. Лосось двуцветный как флаг. Выше боковой линии, до хребта, темно-серый. Ниже серебристый и блестящий. Ни следа радужных полос. Хвост обрезан ровно, как у форели. Редко разбросанные, чернильно-черные пятна. Steelhead.
Щегол возвращается, неся нож с почерневшей деревянной рукоятью.
- Пойдет на копчение, - говорит он, подрезая стальноголовому жаберные дуги.Кровь хорошо сойдет, со всех жилок, из-под хребта. Ну, чего стоишь? Закидывай. Хе-хе. Глянь на тех, на Суматре. У них пусто. Ты хорошо выбрал место.
Я снова закидываю под тот притопленный куст. Грузик тяжело садится на дно, двигается, останавливается, снова ползет. Кладу телескоп на рогатку, вставляю рукоять в подпорку. Вершину удилища пригибает течение.
Щегол тоже забрасывает. За ним, третьим, закидывает вновь прибывший, худой, невысокий парень с симпатичным лицом. Знакомец Щегла, конечно же. Повсюду знакомые Щегла.
На Суматре заметное оживление. Первый улов этого вечера. Начинают проверять и вновь забрасывать удочки.
Огромный, коренастый Боцман с кряхтением закидывает. Я слышу этот звук через всю ширину реки. Грузик с плеском падает недалеко от нас.
- Боцман, глаза нам повыбиваешь, - весело говорит Новичок.
- Да что же это, - злится Щегол.Распугаешь тут все. Тут удочки стоят, неужели не видишь?
Суматранский Боцман не удостаивает нас ответом.
Становится все холоднее. С запада, со стороны фабрики, очередной порыв приторной мучной вони. Где-то за нами, в огородах, лает пес.
С левой стороны, за поворотом, движение. Кусты заслоняют, нам не много видно. Боцман встает и смотрит. Это на его берегу. Что там. Осматриваем согнутые течением вершинки.
- Боцман, что там? - интересуется Щегол.Поймали что?
- Совалось!кричит Боцман.Придурки.
Плеск. Фонтан брызг. Прямо возле нас. Через секунду вижу под поверхностью светлую торпеду в быстром, яростном движении ко дну.
- О Иисусе, - говорит Новичок. Хватает удочку, крутит катушку, тянет груз и наживку под самый берег, в место кормежки лосося.
- Пошли,- говорит Щегол.
Я киваю головой. Задумываюсь, не подтянуть ли мне ближе и свою удочку. Но нет. Я не смогу этого сделать, не запутав леску Щегла, которую далековато отнесло. У него легче грузик. Дует. Я застегиваю куртку и надеваю перчатки. Новичок угощает сигаретой. Болтаем. О шторме, долго ли продлится. О появившихся грибах. О том. О сем. Взглянул на рыбину. Лежит себе, красавец, серебристый и лососевидный. Красавец. Только маленький. Не понятно откуда приплелась легавая. Зашуршала в траве, зыркнула на нас, быстро, без злобы.
- К ноге, Цезарь!кричит франтовато одетый гость. Подходит по тропе. И тут же:
- Приветствую, Шчигловски. Клюет?
- Один есть. Вон, там лежит.
- Хорош! Франт доволен. Наконец-то хоть какая-то приятная личность. Вновь болтаем. Я многословен. Легавая носится по кустам. Ощутимо темнеет. С сомнением, с усилием разгораются фонари вдоль проволочного ограждения фабрики. Мука воняет.
- Шесть, - говорит Щегол.
- Собираемся?
- Что ты. Вершинки еще видно.
- Какая оснасточка, - выдает Франт.Что за катушка?
- Шекспир Сигма.
- Хороша.
Возвращается один из спиннингистов. Блесна закреплена крючком за удилищезнак поражения. Делаю вид, будто не замечаю, как он склоняется над моей форелью.
- На блесну не идет?спрашивает Франт.
- Нет.
- Но ведь ловится.
- Ловится.
- А у нас есть одна.
- Я вчера поймал, - отвечает Спиннингист.На Суматре. Четыре кило как раз плюнуть. Шестьдесят девять сантиметров.
Становится еще темнее.
- Завтра приду с удочкой, - говорит Франт.Цезарь!
Легавая обнюхивает мешок Щегла.
Вершинка подрагивает короткой серией рывков.
Вытягиваю. В потоке, на конце удочки, взрывается граната. Фонтан воды.
- Здоровая!кричит Франт.Я видел большой плавник!
Знаю, что большая. Я ее чувствую. Вода вспенивается, леска дергается, позвякивает тормоз. Держу, почти в полной темноте парирую удилищем яростные атаки стальноголового. В этот момент я полностью состою из рефлексов, из тех архаических рефлексов, которые неизвестным образом выжили в моих генах с того момента, когда мой далекий предок лупил дубиной по черепу пещерного медведя. Мы боремся, яловец, и онстальноголовый, противник, добыча. Нет, это не спорт. Этому нельзя научиться. Это не увлечение. Увлечение можно сменить.
- Не пускайте его в тот куст!кричит Спиннингист. Легко сказать! Я опасаюсь блокировать шпулю пальцем, хотя уверен в надежности механизма. К счастью рыба быстро отказывается от намерений, и неожиданно, почти без сопротивления движется к нашему берегу. Выскакивает раз, второй. Щегол подкрадывается, крепко удерживая подсак. И это архаика. Тот же вид архаизма.
- Отойди, Щегол. Еще рано.предупреждаю я.Он будет отбиваться.
- Будет отбиваться, - говорит Спиннингист.Удилище вверх!
Вижу зубатую пасть форели, затем вижу хвост. Он обрезан как лезвие топора. А потом уже ничего не вижу. Тормоз начинает дребезжать, пронзительно, резко, все более резко. Стальноголовый движется к противоположному берегу неудержимым, бешеным усилием, показывая, кто на самом деле задает тон и скорость схватки. Кто именно сильнее. Но сейчас моя очередь. Сгибаю удилище, отпускаю, работаю кривошипом. Еще разок. И еще. Видишь, стальноголовый? Я, ловец, побеждаю тебя. Ломаю твою силу.
Яростное сопротивление. Крепкий хвост бьет по воде, но все ближе. Еще ближе. Уже совсем под берегом, среди принесенных ветром опавших листьев. Форель, напрягаясь, еще раз уходит в сторону, плавным движением, но уже потеряв свою первобытную силу. Я отхожу назад. Щегол выгибает спину, зачерпывает
Огромное тело тяжело свисает в сетке подсака.
Отходим дальше, Щегол с подсаком, я с удилищем, на горку, на тропинку. Все подходят ближе.
- О, хорош. Этот хорош.
- Килограмма на четыре.
- Четыре с половиной, - говорю я без раздражения. Правая рука дрожит и болит просто дьявольски.
Стальноголовый с усилием двигает жабрами, сжимает зубы на леске. Толстый, с мощным горбом, серебристый в этом сером полумраке. Пахнет морем.
- Крючок глубоко вошел.
Отвязываю поводок. Притоптывая, все сгрудились вокруг меня. Что-то говорят. Я не слышу. Щегол раскрывает свой нож, хватает стальноголового за головой, пальцем приподымает жабры.
- Нет, - говорю я внезапно, не понимая, почему лезвие ножа вызывает у меня страх. Щегол поднимает на меня взгляд.
- Закоптим, - начинает он.Кровь хорошо сойдет
Я киваю. Я, ловец, киваю. Так как кивал головой мой далекий предок, давая понять, что уже можно разделывать, что с этого момента поверженный им зверь становится собственностью племени, не переставая при этом быть собственностью охотника. Предметом гордости, предметом победы. Это моя форель. Моя. Кто сказал, что это спорт.
Уже совсем стемнело. На Суматре только огонек сигареты обозначает место Боцмана. У меня болит рука.
Холодно. Октябрь. Пахнет морем. Бесподобно пахнет морем.
Примечания
1
Стальноголовый лосось, радужная форель, steelheadрыба семейства лососёвых.
2
Szczygieł (польск.) - Щегол, прозвище рыболова. Полная фамилия Szczygłowski.