ANTICASUAL. Уволена, блин - Наташа Маркович 9 стр.


Денег еще заняла. Месяц можно жить. Хватит на квартиру и телефон, запас шмоток есть, с едой, так и быть, что-нибудь придумаем. Дима прорисовывается время от времени.

Да ну его, надоело мне с ним нянчиться. Порой он меня просто бесит. Ужасно нецелостный человек. Мне кажется, матушка-природа использовала его как полигон для отработки новых комплексов. То есть как только ей нужно наслать на нас какой-нибудь психологический мор, так она его на Димке сначала отрабатывает. Поэтому у него есть в наличии все ныне существующие комплексы, а в голове полная каша. Бедный, как он живет с таким содержимым черепной коробки? Денег вечно нет, зато талантливый. Боится всех людей на свете, но притворяется, что на всех наплевать. Тем более что все козлы, понятное дело. Кроме него, тоже понятное дело.

Хороший он тем не менеетрогательный и искренний, надо как-то умудриться остаться с ним друзьями. Да и талантливый он, кажется, взаправду, без иронии.

А людей я тоже всех боюсь. Они делают мне больно.

Помещение искать надоело до смерти, не осталось ни энтузиазма, ни вдохновения. Поэтому ищу без них. Тупо, не размышляя, Интернет, телефон, просмотры, разговоры.

Вдруг на мою голову сваливается праздник.

Целую неделю я веселюсь и питаюсь за счет компании «Мерседес-Бенц».

Все дело с том, что сия замечательная компания выпустила замечательную новую модель автомобиля и по этому поводу устроила грандиозный праздник: «Fashion Week». В смысле «Неделя моды». Он сопровождается ежедневными показами мод, фуршетами и тусовками в разных ресторанах. Приглашены все правильные люди, не исключая, естественно, нас с Нелли.

Мы, правда, приглашены в качестве персонала.

Дело разворачивалось следующим образом.

За два дня до начала Нелли ходит тревожная, мотивируя это тем, что у нее очень ответственный заказ.

В конце концов накануне дня «Ч» степень ее тревожности достигает максимального накала и выясняются все эти подробности с «Мерседесом-Бенц».

В день открытия модной недели происходит показ новой коллекции дома моды Эмануэля Унгаро. Ни больше ни меньше как в Колонном зале Дома союзов. И декорирует этот скромный зал для этого скромного мероприятия моя подруга Нелли.

Причем пугает ее отнюдь не набор всех этих словосочетаний, брендов и фамилий, а существующий цейтнот и тот факт, что она никогда не делала сценических занавесов. Нашла о чем беспокоиться, дурында.

Вид у нее тем не менее довольно жалкий, и на прощание я желаю ей всяческих творческих успехов и обещаю держать пальчики крестиком.

 Звони, если будет совсем беда, я примчусь, как Чип и Дейл,  добавляю я, не успев даже подумать. Само вырвалось.

 Ладно,  радуется Нелли, и я понимаю, что работой я, кажется, на завтра себя обеспечила.

Так и есть. Беда началась с самого утра. Потому что деньги организаторы выдали только к вечеру. Мы стоим с прогретым мотором и сразу после выдачи финсредств с визгом колес срываемся с места и улетаем. Ездим по разным фирмам из одного конца города в другой и закупаем материалы и аксессуары. Цвет занавеса уже согласован с французами, представителями дома моды Унгаро. Оказывается, их приехала целая команда во главе с главным модельером, которого зовут Жан Батист Вали. О боже, как можно иметь такое имя?!

Мне кажется, что красивее человек не может называться. Даже завидно. Может, мне надо выйти за него замуж? Тогда у меня тоже будет красивая фамилия. А зовут меня и так красиво. Особенно по-французскиНатали. Димка меня так в свою трубку записал. Натали Вали. Нет, не подходит, Жан Батистэто имя, оно не прилагается. Жаль.

В общем, мы закупаем целую кучу сиреневого бархата, выбираем ковролин и т. д.

Нелли совершает чудеса вовлечениянезнакомые люди выписывают и отрезают нам ткань до нашего приезда, нас дожидаются в офисах почти до ночи, выезжают нам навстречу с образцами и т. д. Буквально до двенадцати ночи все подготовлено, согласовано, утверждено и заказано. Ковролин привезут и постелят завтра, а вот штора должна к утру висеть, хоть застрелись. Это я так скромноштораназываю огромный занавес, из-за которого будут, виляя бедрами, выходить красивые манекенщицы в не менее красивых нарядах.

За кулисами Колонного зала кипит работа, какие-то люди снуют туда-сюда, устанавливается свет, звук, огромные экраны, горы стульев в чехлах.

Мы с Нелли падаем навзничь вместе с огромными охапками сиреневого бархата. Хочется есть, спать, пить, писать, да все что угодно, только не вешать штору.

Пока мы лежим, все вдруг куда-то рассасываются и зал пустеет. Прямо не люди, а леденцы какие-то!

Последний из рассасывающихся, организатор и ведущий шоу по имени Саша говорит на прощание, глядя в наши грустные глаза:

 Между прочим, девушки, не каждая москвичка может похвастаться, что она провела ночь в Колонном зале Дома союзов.

И исчезает, пожелав нам удачи.

Мы с Нелли остаемся вдвоем в этом огромном помещении. Ну что ж, надо так надо, и, прежде чем вешать эту уже надоевшую сиреневую тряпочку, я совершаю экскурсию по красивым залам. Из висящей таблички выясняю, что здесь в восьмидесятом году выбрали в президенты МОК Хуана Антонио Самаранча. Хо-хо, на такой территории я готова провести хоть три ночи, только намекните!

Представляю, сколько тут произошло значительных для нашей страны и всего мира событий!

Сейчас вот мы увеличим их счет, повесив сиреневый занавес.

Нелли руководит процессом и выдает креатив, я подтаскиваю булавки и делаю другую неквалифицированную работу. Мне для Унгаро не жалко сил. Человек, между прочим, столько красоты в мире создает! У меня самой любимая джинсовая курточка от него.

Штору вешаем до четырех утра. Завтра ее, оказывается, нужно еще раз хитро будет задрапировать по просьбам уважаемого Жана Батиста, поэтому спать долго не придется.

Наутро Колонный зал наводняют французы. Выясняется, что Жан Батист красив, талантлив и дружелюбен. Замечательный человек. Жалко, что девочки, кажется, не в его вкусе. Предпочитает; мальчиков. Все у этих модельеров не как у людей!

Мы вместе драпируем занавес и вешаем на него цветы, предварительно зацепив их за принесенные Жаном Батистом нежно-розовые плечики. Впрочем, драпирует в основном он, Нелли помогает, а я опять таскаю булавки.

Я весь день искренне восхищаюсь им, а вечером его коллекцией. Пока идет показ, я не дышу и мне хочется плакать от обилия такой красоты. Красивые модели на тоненьких каблучках и в легких, ярких розовых, алых, сиреневых и красных сверкающих платьях гордо выходят из-за Нелькиной нежно-сиреневой занавески и элегантно, как лошадки, шагают по подиуму, ввергая в трепет мою душу.

Поздно ночью мы снимаем занавес и я уворовываю нежно-розовые плечики от нежно-розовой коллекции одежды, на которых на фоне сиреневой занавески висели белые розы.

На память.

Веселье продолжается почти неделю. Мне нравится все: организация, фуршеты, рестораны, представления актеров, веселая компания, постепенно оформившаяся за неделю. На фуршетах у меня стоит конкретная задачаесть фрукты. Мне витамины нужнысрочно!

А волосатые киви все равно, кроме меня, никто не ест, их для украшения кладут.

Но главноеэто, конечно, показы, дефиле. Пару раз я все-таки не удержалась, прослезилась. Не могу спокойно на такую красоту смотреть. А может, у меня нервная система расшаталась от недостатка витаминов.

Мне начинает нравиться настолько, что я всерьез задумываюсь о возможности организовать компанию по организации праздников. С ориентацией на модный бизнес.

Нелли утверждает, что это мое. Ладно, вот рестораном назанимаюсь досыта ичерез три-четыре годика вполне вероятно. Все равно я не могу долго на одном месте. Яантикризисный управляющий! Меня, главное, остановить вовремя, а то я так увлекаюсь улучшениями и усовершенствованиями, что все портить начинаю.

Тусовка начинается каждый день в семь вечера, а днем я веду дистанционные переговоры по поводу нового помещения. Клуб на Садовом кольце. По-моемуэто лучшее, из того, что мне попадалось. Продается за страшные деньги, но есть человек, готовый купить и сдать в аренду. Вот с ним и переговариваемся через двух риелторов сразуего и моего. Приходится и его посещать. Не человека, клуб. С разными людьми, в разных сочетаниях. То днем, то ночью. Отслеживаю посещаемость, клиентов, тестирую кухню. В основном эксперименты проводятся на друзьях, денег-то у меня не прибыло.

Постепенно мне начинает казаться, что в мире нет ничего, кроме ресторанов и тусовок. У меня масса новых знакомых. Это хорошо. Вроде. Славно все-таки, что ухо у меня не с лицевой стороны облазит.

К концу недели я уже не могу веселиться, так как валюсь с ног. Силы иссякли.

Гипотетический покупатель условно моего ресторана выставил наконец цену аренды. М-да. Впечатляет. Такие вещи нужно серьезно обдумывать.

Под занавес всей этой безумной недели я ругаюсь с Димкой. В общем-то даже не ругаюсь, просто высказываю ему все, что я о нем думаю. Он психует и уходит. Пусть. Я даже не поворачиваюсь ему вслед.

Мне некогда, я смотрю, как полуголые девушки демонстрируют на подиуме туфли очередного знаменитого дизайнера. Потрясающие туфли.

Может, хоть задумается о своей жизни ненадолго. Не дизайнер, конечно, а Дима. Хватит жить в неосознанке. Может, и не задумается, но мне уже все равно.

Мне вдруг, в одну секунду, становятся безразличны все мои мужчины. Условно мои. Терминатор Вова. Саша. Дима. Еще один, который был до Терминатора, с которым у меня большая и светлая платоническая любовь.

И вообще, хватит думать о том, что с ними всеми делать. Пусть они думают, что со мной делать.

Видимо, сгорел очередной предохранитель. Ну и слава богу. Надоела мне эта круговерть. Всем спасибо за горячееи не оченьучастие.

Я еду по воскресной солнечной Москве, и меня опять переполняет счастье. Я свободна. Вот у меня организм! Только бы веселился, лишь повод дай.

Я ни в кого не влюблена. Наверное, первый раз за последние четыре года, с тех пор как с мужем развелась. Видимо, пока я состояла в своем долгом и необычайно добропорядочном браке, организм соскучился по страстным взаимоотношениям, и меня сорвало с резьбы. А теперь у меня этой страсти переизбыток, хоть лопатой выгребай. Мне надоело так, что даже думать об этом не хочется.

Может, у меня очередной этап в жизни закончился?

А может, я просто постепенно становлюсь холодной и циничной? У кого бы узнать?

И еще интересно: это хорошо или плохо?

Вот что я заметила. Все идиотские и параноидальные мысли приходят по выходным. Мозгам, видимо, нагрузки не хватает, вот они и придумывают себе развлечение. В будни как-то не до этого.

Мне тем не менее реально очень страшно. Я живу на грани фола, с минимальным запасом прочности. Такое ощущение, что я прыгнула в пустоту, не видя то место, где мне необходимо приземлиться. И вот я лечу, лечу, а земли все нет и нет. Порой меня пытается охватить паника, но я не позволяю себе даже думать об этом.

Сразу хватаюсь за какое-нибудь дело. Пишу, считаю, изучаю ресторанные дела всякие. Помогает.

Друзья все время спрашивают, что у меня с рестораном. Даже отвечать неохота. Утешает однолюди, которые в этом знают толк, меня очень даже понимают. Рестораторы, риелторы. Они говорят: «Четыре месяца! Наташа, это ты еще не долго ищешь! Найти помещениеэто самое сложное».

Я-то уже знаю, но объяснить друзьям не могу. Смотрят с недоверием. Еще бы, я бы тоже не поверила на их месте. Я сама четыре месяца назад думала: ха, сейчас мы в момент все сделаем! И не верила тому, кто меня предупреждал. Наивная.

Господи, поскорей бы определиться.

Мы с Леной, как контрразведчики, всеми доступными методами добываем информацию про помещение на Смоленке. Оно нравится мне все больше и больше. Несмотря на космическую цену. В общем-то, выделываться глупо, надо сказать.

Дешевле хорошее помещение и не найти. А здесь есть все. Оборудование, персонал, клиенты. Потенциал, в конце концов. Оно очень уютное, четырехуровневое, с кучей маленьких телевизориков и большим экраном. Там необыкновенно притягательно, туда хочется идти вновь. Я уже влюблена в него.

Я подумала и выставила таинственному господину Огурцову свое ответное коммерческое предложение. Теперь он думает. Обещал ответить до конца недели.

Пока он думает, я изнываю от нетерпения и бездействия.

Рано-рано утром позвонила мама с печальной новостью.

У меня умерла бабушка. В маленьком городе Серове, за хребтом Уральских гор. Я плачу, но не от горя. Я плачу, потому что на земле стало меньше одним человеком, которого я очень-очень люблю.

Ее смерть сама по себене горе, так лучше. Бабуле моей около ста лет, последние годы она не видела, не ходила, была слабенькой и немощной. Только ум ее почти всегда был при ней. Иногда она плакала и говорила:

 За что же боженька на меня рассердился, не берет к себе?

Бабушка была божьим человеком. На таких смотришьи видишь свет. За всю жизнь она ни с кем не поругалась и ни про кого не сказала плохо. Почти все светлые воспоминания детства связаны у меня с ней.

В ее доме всегда было тепло, она по утрам растапливала печку, пекла оладьи и говорила:

 Внученька моя, вставай.

Я, сонная, ела оладьи, малину с молоком, а она мыла посуду. Она всегда что-то делала.

Бабушка была глубоко верующей. Никогда не садилась за стол, не ложилась спать, не помолившись коротенько, шепотом.

Вера ее была внутри, а не снаружи, как будто и не вера даже, а глубинное знание.

Мы только один раз говорили об этом. Я была маленьким коммунизированным атеистом и принесла ей почитать книгу «Овод». С этого я решила начать свою борьбу с бабушкиной отсталостью. С нетерпением ждала, пока она ее прочтет и, дождавшись, приступила к политбеседе.

 Ну как?  говорю.

 Что как?

 Как книга?

 Очень хорошая.

 Ну и что ты теперь думаешь?

 Про что?

 Про бога.

Бабушка в недоумении и непонимании разводит руками:

 А что я должна думать?

Она даже не очень поняла, мне кажется, в чем был мой заход. Все эти игры были не для нее.

Вот я и думаю теперь, как же знание и вера отличаются друг от друга!

Веру можно поколебать, а знание, наверное, нет.

Ведь, согласитесь, глупо, например, спрашивать у меня, верю ли я в то, что меня зовут Наташа?

Я могу придумать сколько угодно философских штучек-дрючек, подвергающих сомнению этот факт, но в глубине души я знаю, что на этой планете меня зовут именно так. И наоборот. Мне часто говорят, что я хорошая. Я верю в это. Но то и дело подвергаю сомнению, терзаюсь и делаю глупости. Вера в это есть. Знания нет.

Бабушка не была очень уж грамотной. Она не задумывалась о смысле жизни, формировании мировоззрения, духовном росте. Она просто жила, спокойно выполняя свое дело, любя нас и точно зная, что ей делать каждую секунду времени. Невербальное знание. Мудрость.

Мы все щенки по сравнению с ней в духовном развитии, вместе со своими тренингами, Интернетом, книгами, размышлениями, практиками, беспрерывной рефлексией.

Я плачу, потому что не поехала попрощаться с ней. У меня нет денег, и я виновата в том, что их нет именно сейчас. Еще один камешек в моей душе. Виновна.

Я никому из друзей не говорю, что она умерла. Не хочу пока. Будут пустые разговоры. Суета.

Когда я приезжала к ней в последний раз, после большого перерыва, я волновалась. Думала, что она будет плакать, и мне хотелось ее утешить. Она уже не могла вставать от слабости, почти не слышала и совсем не видела. Когда узнала меня, сказала только одно, как раньше: «Внученька моя». Я расплакалась у нее на груди. Она не проронила ни слезинки, только гладила меня по спине твердой высохшей рукой и повторяла:

 Не плачь, не плачь, не плачь

Даже в таком состоянии она была во много раз сильнее меня.

Для меня именно с нее начинается наша семья. Ева.

Бабушка родила троих детей, которые нарожали ей внуков, те правнуков, те в свою очередь праправнуков.

Ее многочисленное потомство мотает по свету, мы все разные, и нас уже сложно посчитать.

Мы все немножко сумасшедшие, как и все люди на этой странной, безумной планете.

Мы женимся, выходим замуж, садимся в тюрьмы, разводимся, страдаем, радуемся, выходим из тюрем, ссоримся, миримся, обижаемся, прощаем, снова выходим замуж, рождаемся, умираем, плачем, смеемся.

По большому счету, наша семьямаленькая модель человечества.

Все постоянно течет и меняется. Только одно оставалось неизменным все эти бесконечные годы: бабушка Зина. Ее бесконечная, спокойная и тихая любовь. Как будто она сама мать человечества. Планета Земля. База. Думаю, что я не так уж сильно преувеличиваю.

Я плачу из эгоистичных соображений. На нашей планете стало меньше одним человеком, который меня очень-очень любил.

Назад Дальше