Мисс Колин: Нужно, чтобы во время финального припева «Поющих под дождем» кто-нибудь прокатил зонт с одного края сцены до другого. Селеста, справишься?
Я: О, нет, мисс Колин, я не могу. Мне же нужно успеть быстро переодеться за кулисами и вернуться, чтобы
Оглядываюсь по сторонам, откашливаюсь и, дождавшись, чтобы все обернулись на меня, четко произношу.
Я: СТАНЦЕВАТЬ СОЛО!
«Соло, соло, соло», разносит эхо.
Чтобы во время концерта успеть быстро переодеться за кулисами, нужно подготовиться к этому задолго до того, как твои дядюшки и тетушки запишут мероприятие в свои ежедневники. Надо заранее сообразить, как будет лучшеоставить свой СК (сменный костюм, запоминайте, друзья мои) за сценой еще до начала концерта или положить его на место, пока трехлетки будут танцевать на сцене отрывок из «Лебединого озера» (худший кошмар моего папы). Еще очень важно предупредить всех, где будут лежать твои вещи, чтобы никакая озабоченная карьерой чада мамаша по ним не потопталась и все не испортила.
В тот год костюм для сольного номера мне смастерила мама. Состоял он из простого черного гимнастического купальника, который она заказала у местного дизайнера, но была в нем и кое-какая изюминка. Мама украсила купальник V-образным вырезом, спускавшимся до самой моей груди/живота, и по всему периметру обшила его черными и серебряными блестками. И свой сольный номер я должна была танцевать в этом моднейшем наряде, дополнив его бальными туфлями телесного цвета и розовым боа.
А вот после того как я исполню «Видели-Бы-Они-Меня-Сейчас» (ХА! Искусство отражает жизнь!), и должно было состояться мое супербыстрое, суперважное переодевание. Общий для всей шоу-группы номер «Транжира» мисс Колин поставила сразу после моего соло, так что мне нельзя было терять ни минуты. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы просто остаться на сцене и выступить с групповым номером В ТОМ ЖЕ наряде. Пятнадцатилетняя девочка, танцующая в миниатюрном купальнике среди подростков от 13 до 17 перед залом, полным пап, дядюшек и брюзгливых друзей семьи, выглядела бы странно и неуместно.
Тут на авансцену снова вышла Кэт Барбер со своими золотыми руками, способными расшить блестками все на свете. Обычно в качестве СК использовались предметы одежды, которые можно было снять одним движением (какие-нибудь тряпицы на липучках, вроде тех, что срывают с себя стриптизеры из ансамбля «Чипендейл»). Чаще всего это были юбки, которые в нужный момент надевались поверх костюма. Но моя юбкакак вам такой поворот? не болталась на липучках. Мама все продумала! Моя была из лайкры, так что, как только подойдет время невероятно значимого переодевания, я могла просто впрыгнуть в нее. Справа на юбке был маленький разрез, и его мама тоже расшила черными и серебряными блестками, чтобы выдержать общий стиль вечера: моего вечера.
Все мои мысли были о предстоящем выступлении и о том, где же мне оставить свою сверкающую юбку из лайкры и джазовки на раздельной подошве, в которых я должна была танцевать «Транжиру». В конце концов я решила, что положу вещи прямо на пол, сразу у выхода со сцены.
За два года до описываемых событий место проведения нашего отчетного концерта изменили. Если раньше он проходил в городском клубе, то теперь для нас открылись двери казино «Юпитер» на Золотом побережье. Таким образом, мероприятие вышло на новый уровень: теперь мы выступали в процветающем заведении, куда со всего света стекались туристы и богатые старики, рассчитывавшие подыскать себе жену-иностранку. Сама не знаю, почему нам разрешили танцевать в казино. Может, потому, что мы теперь официально считались отделением «Школы талантов Джонни Янга». А может, все дело было в том, что танцы считались занятием таким же рисковым, как и игорный бизнес.
Ведущие концерта каждый год менялись. Один раз шоу открывал Медведь Хамфри (немой медведь, прошу заметить!). На следующий год мисс Колин поручила вести концерт одному из своих сыновей, Брэду. От него эстафету принял наш учитель пения. Я и сама всегда мечтала побыть конферансье на нашем концерте. Мне казалось, что если бы шоу вел один из занятых в нем танцоров, это было бы так же круто, как когда в передаче «Субботним вечером в прямом эфире» один из актеров труппы остается после номера на сцене, выходит из образа и объявляет начало передачи. Я страстно желала заполучить эту должность.
Но в тот год вести концерт пригласили какого-то пожилого аниматора из местных. Уверена, в двадцатые он начинал как сутенер, а затем, в продолжение карьеры, решил заделаться ведущим вечерних шоу на круизных лайнерах и детских отчетных концертов.
И вот я все заранее подготовила, оттанцевала свой сольный номерой, простите, СРАЗИЛА зал наповал своим изяществоми ринулась за кулисы, стараясь не столкнуться с другими, чуть менее талантливыми танцорами, спешившими на сцену со стульями в руках и боа из перьев на плечах. Мне нужно было успеть натянуть мой заботливо расстеленный на полу наряд.
Он лежал ровно на том месте, где я его оставила. СУПЕР, займемся делом!
Поправляя на бегу пришпиленный к волосам парик, я бросилась к своим вещам и вдруг обнаружила, что прямо над ними возвышается стул. Без проблем: нырну под него, схвачу свой костюм, натяну его и успею вернуться на сцену к первым тактам «Транжиры»и буду танцевать в самом центре, у всех на виду, где мне самое место, черт побери!
И в эту самую минуту я вдруг поняла, что на стуле сидит конферансье. Жирный Бездарный Старик мешал мне взять то, что было мне нужно (чем не метафора типичной женской судьбы?). Сидя на стуле, Жирный Бездарный Старик разговаривал с владельцем студии. Хотелось бы мне сказать, что это была мисс Колин, потому что она бы точно не дала случиться тому, что вскоре произошло. Но, к несчастью, это был еще один Жирный Бездарный Старик, который в данный момент, как это часто бывает за кулисами детских концертов, беседовал с ведущим о старых добрых временах. Увидев меня, старики с усмешкой переглянулись, а затем конферансье заговорил.
Жирный Бездарный Старик: Что случилось, деточка?
Я: Эмм мне нужно взять свои вещи.
ЖБС: А где они?
Я: Эмм под вашим стулом.
ЖБС: А, ясно.
С этими словами он взглянул на второго Жирного Бездарного Старика и осклабился.
Со сцены уже доносились первые аккорды «Транжиры», мне нужно было побыстрее забрать костюм и убираться оттуда. Но когда я поняла, что мне придется сделать, и увидела ухмылки на их лицах, я просто застыла на месте.
Конферансье, не сводя с меня глаз, удобнее устроился на стулена гребаном стуле, который сейчас стоял между мной и моим костюмом, между мной и моей карьерой! Скрестив руки на груди, он развел ноги так широко, как только могли позволить его древние скрипучие суставы, и съехал ниже по сиденью промежностью.
Что ж, деточка, полезай под стул и возьми.
Я не могла двинуться с места. Это что, такая нелепая шутка? Затем я медленно направилась к стулу, чувствуя, как они оба пялятся на меня, и понимая, что меня сейчас стошнит.
Поравнявшись со стулом, я торопливо опустилась на колени и потянулась за своими вещами, а конферансье развел свои коротенькие толстые ножки еще шире, съехал на сиденье еще ниже, так, чтобы его промежность оказалась прямо перед моим лицом, и картинно застонал. И второй Жирный Бездарный Старик рассмеялся.
Мне хотелось крикнуть ему: «Пошел на хуй! Пускай ты мужчина, а я только маленькая девочка, все равно пошел на хуй!»
Вытащив из-под стула свои шмотки, я подумала: «Отлично, я справилась. Теперь переоденусь, свалю отсюда, а после концерта расскажу обо всем отцу. И дяде Рэюего, правда, вообще в зале не было, но он не поленится провести семь часов за рулем, чтобы приехать сюда и хорошенько отделать этих двух животных».
К несчастью, мы выступали не на «Арене 02», хотя порой нам и нравилось себе это представлять, и за кулисами было не так уж много места. И очень скоро я поняла, что мерзкие мужики не закончили меня унижать. Нет, это было только начало, в чем мне еще предстояло убедиться.
Переодеться можно было только здесь же, на глазах у сладко постанывающих жирных уродов, привыкших относиться к женщинам как к вещам. У меня поджилки затряслись от страха. Я поняла, что должна буду либо пропустить танецтанец, которого я так ждала, к которому долго готовилась, мой чертов танец, либо переодеться перед этими свиньями, которым нравилось пугать и смущать пятнадцатилетнюю девочку, которую они в тот день вообще-то должны были развлекать.
Я опустила голову и начала быстро переодеваться. А они все время пялились на меня и отводили глаза только для того, чтобы подмигнуть друг другу. Я старалась не думать о них и слушать раздающуюся со сцены музыку, зная, что чем быстрее закончится это вынужденное представление за кулисами, тем быстрее я окажусь на сцене и выступлю в свете софитов.
Я переобулась, натянула юбочку и со слезами на глазах выбежала на сцену, опоздав на четыре такта.
Слезы вскоре высохли, а лицо заблестело от пота, потому что танцевала я на пределе сил, стараясь выбросить из головы все, что со мной случилось, а еще лучше убедить себя в том, что ничего не было и я все это выдумала.
Глава о моем несуществующем брате Майкле
В ДОМЕ, ГДЕ ПРОШЛО мое детство, был гараж, и в дальней его части отец оборудовал для нас с Лив гардеробную. Там мы хранили все наряды для выступлений, которые шила мама, помогая нам выстроить пока не слишком прибыльные, но желанные карьеры эстрадных артисток. Комната была отпадная.
Мы с сестрой считали ее волшебным местом. Ведь там сливались воедино два наших мира.
Чем старше мы становились, тем было заметнее, насколько мы с Оливией разные. Она была самостоятельной, уверенной в себе, а питалась исключительно яблоками, зато съедала штук по 37 в день. А еще она ничего на свете не боялась, хотя и была неуклюжа, как младенец, пытающийся освоить одноколесный велосипед.
Помню, как-то раз мы возвращались из школы, и вдруг она сказала:
Спорим, если разгонюсь как следует, я смогу перепрыгнуть вон тот забор из колючей проволоки, высотой в четыре фута. И тут же ринулась на этот самый забор. Закончилась та история разодранной коленкой, поездкой в больницу и двенадцатью швами.
А совсем недавно она снова решила блеснуть ловкостью и прокатиться на скейтборде. Что может быть естественнее для женщины тридцати шести лет, которая даже на газоне спотыкается?
Можно мне опробовать твой скейт? прекрасным летним днем спросила она Апи.
Конечно, дружок. Апи ее обожает.
На доску она запрыгнула с видом профи. И вот скейтборд с балансирующей на нем хохочущей во все горло Оливией помчался вниз с холма, а Апи помчался рядом, умирая от страха, который вообще-то должна была бы испытывать моя сестра.
Когда скорость начала зашкаливать, он крикнул:
Слушай, Ливво (так он ее зовет), как будешь готова, спрыгивай с него и постарайся удержать равновесие.
Отлично! в восторге заорала она.
И, как любой из семьи Барберов, сделала все с точностью до наоборот. Оттолкнулась одной ногой и взлетела в воздух.
Бля! Не так! завопил Апи.
А Оливия рухнула на землю, как мешок с дерьмом.
Мы с мамой и папой и бровью не повели, ничего необычного для нас в этой ситуации не было. Но Апи перепугался, и прохожие, которые все видели, тоже напряглись. Все они бросились к Оливии, чтобы посмотреть, как она. А один милый бездомный, околачивавшийся поблизости, даже протянул ей свою тросточку. Оливия же хохотала так, что аж пукнула от смеха.
Ягораздо более выдержанная особа, чем моя сестрица. Я бы точно не стала рисковать жизнью на скейтборде, потому что даже на качелях умираю от страха. Я боюсь всего. Прежде чем залезть в ванну, проверяю, нет ли там акул, а стоит кому-то произнести слово «змея», как я уже визжу и задираю ноги выше головы.
На сестру моя трусоватость действует как красная тряпка на быка: в детстве она считала своей прямой обязанностью меня доводить, и ей это отлично удавалось. У нее отменное чувство юмора, а над собой она всегда смеется громче всех.
Даже сейчас каждый раз, как мы с ней встречаемся, Оливия всеми силами пытается меня достать. Во-первых, потому что знает, что способна довести меня до 50 оттенков ярости. А во-вторых, ей нравится, когда я, размахивая руками, как вертолет лопастями винта, ору: «ОООЛЛЛИИИВВВВИИИЯЯЯ!», словно Опра, представляющая зрителям очередную знаменитость.
Почти все детство мы учились в разных школах. Оливия ходила в государственную школу неподалеку, она была прикольной, слегка нелепой и отлично вписывалась в коллектив. Со мной все было сложнее, мне нужна была школа поменьше, где ученикам могут уделять больше внимания. В итоге я пошла в частную католическую школу, которая всего год как открылась.
Стоит ли удивляться, что в юности мы с сестрой были не слишком близки. Ведь я не разделяла страсти к Киану (и фанатела от Джонатана Тейлора Томаса), а она далеко не всегда соглашалась молча терпеть мои слезливые вопли: «Оливия, ты не въезжаешь! Spice Girls НАМНОГО круче Beatles!» Я любила ее ровно настолько, насколько положено любить сестру.
Но с годами мы стали очень-очень близки. Мы по пять раз в день созваниваемся, устраиваем семейные обеды по Скайпу (мы живем в разных штатах) и можем обсудить все на свете, используя в разговоре только цитаты из «Плохих парней».
И хотя в детстве у нас было не слишком много общего, мы часто тусовались в построенной отцом гардеробной и болтали обо всем, начиная с того, за какого из Кори она выйдет замуж, за Хэйма или за Фельдмана, и заканчивая тем, прилично ли мне будет надеть на свадьбу платье из клипа «November Rain». «Одежда ведь должна подчеркивать достоинства, а мое главное достоинствоноги». Мне в тот момент было восемь.
Один из проведенных в гардеробной дней изменил мою жизнь навсегда. Помню, Оливия сидела на полу и тупым карандашом выцарапывала на нем текст «Riders on the Storm». А я, напевая «Что бы ты ни сделал, я могу сделать это лучше», пыталась соорудить себе наряд из тюлевой занавески. И тут она меня огорошила.
Оливия: Слушай, мне нужно кое-что тебе рассказать.
Я: Ладно, но давай сначала придумаем танец?
Оливия: Нет, это очень важно.
Я сняла с головы расшитый пайетками котелок и вся обратилась в слух.
Я: Что случилось?
Оливия: Обещай, что не сдашь меня маме и папе, если я тебе расскажу.
ОСТОРОЖНО: если старшая сестра или брат собираются рассказать вам что-то такое, о чем нельзя знать ни маме, ни папе, мчитесь прочь, зажав пальцами уши, и орите во все горло: «НИ ХРЕНА НЕ СЛЫШУ!!!»
Я: Ну ладно.
Оливия: Поклянись на мизинчике, что НИКОМУ не скажешь.
Я: Хорошо.
Оливия: Если сдержишь обещание, я разрешу тебе целую неделю ночевать в моей комнате.
Ситуация становилась все заманчивее: клятва на мизинчике, положение доверенного лица старшей сестры, да ПЛЮС К ТОМУ разрешение целую неделю ночевать в ее комнате. Я в деле!
Мы скрестили мизинцы, а затем я обхватила себя руками за плечи, готовясь узнать самую страшную тайну в моей жизни.
Оливия: Готова?
Я: Более чем!
Оливия: Ладно. У нас есть брат.
Я просто опешила. Медленно смотала с себя тюлевую занавеску, положила ее рядом с расшитым пайетками котелком и, не мигая, двинулась к сестре.
Я: Эээ ЧТО?!
Лив: Ага, у нас правда есть брат. Его зовут Майкл.
Я: И где он? На втором этаже?
Лив: Он умер. От страшной болезни.
Я: Господи! От какой?
Лив: От лейкемии.
Я: Я даже не знаю, что это.
Лив: Это СПИД крови.
Мне стало очень грустно, и я расплакалась. Иметь брата было бы так классно, я прямо загорелась этой идеей, и вдруг оказалось, что он умер, да еще и от жуткого СПИДа крови. Такое ведь не сочинишь, и я сразу поверила, что это правда.
Лив: Но это еще не самое страшное.
Я: Как это?!
Лив: Когда папа делал нам гардеробную, он знал, что она нам очень понравится и мы будем все время тут играть.
Я: Милый папочка.
Лив: Поэтому они с мамой похоронили Майкла под полом гардеробной, чтобы мы могли чувствовать связь с ним.
Тут она улыбнулась, поднялась с пола и вышла, а дверь за собой заперла, оставив меня наедине с призраком несуществующего Майкла.
Больше я не входила в гардеробную никогда. Мама частенько допоздна засиживалась над нашими костюмами. А мне нравилось смотреть, как она работает, и воображать, как я буду танцевать в сшитом ею наряде. Но стоило маме попросить меня сбегать в гардеробную и принести ей какую-нибудь швейную принадлежность, мечты обрывались. Я наотрез отказывалась это сделать, и нам обеим это разбивало сердце.
Я люблю сестру больше всех на свете (ну, после принца Гарри). Но стоит нам с ней встретить человека по имени Майкл или Мишель, и мне всякий раз приходится сделать глубокий вдох, отступить на пару шагов и напоминать себе, что сестра все же моя родная кровь и что в тюрьме мне ни за что не выжить.