Оставь его в покое, после попытки удушения голос Мо звучал хрипло.
Заткнись, Моби Бзик, огрызнулся Марк.
Моби Бзик, повторил Тони, самый высокий из троих. Прикольно.
Не понял, подал голос Гэвин, настолько прыщавый, что, казалось, гноя у него в голове было больше, чем мозгов.
«Моби Дик», пояснил Тони. Ну знаешь, книжка такая. Там еще кит и одноногий Араб.
Араб? переспросил Гэвин. Как Мо?
Ахав, поправил его Мо. Капитан Ахав. И я не араб, я пенджабец.
Пофиг, бросил Гэвин.
Teri maa ka lora, выругался Мо.
Как твоя рука? поинтересовался Марк у Уилла.
Тот пожал плечами со всей напускной бравадой, на какую был способен. Но, учитывая обстоятельства, получилось не очень.
Не против, если я тебя еще немного разукрашу?
Марк картинно замахнулся, и Уилл инстинктивно поднял руку, прикрывая плечо.
Так и думал, усмехнулся Марк. Прозвенел звонок, и троица потянулась к дверям. Увидимся за обедом, неудачники.
Мо потер шею и снова негромко выругался на панджаби. Уилл кивнул, не сомневаясь, что Мо сказал нечто плохое.
Они зашли в здание вместе с другими учениками и направились к классу. Усевшись за соседнюю парту, Мо подтолкнул приятеля, указывая на стоящего у доски мужчину с равнодушным выражением лица, жидкими волосами и жесткой, как проволочная мочалка, бородой. Судя по виду, одевался он впотьмах.
Интересно, от кого он убегал? шепнул Мо.
Уилл пожал плечами.
Итак, успокаиваемся. В усталом голосе мужчины звучали интонации человека, которого всю жизнь игнорируют. Вам, наверное, интересно, кто я такой и что здесь делаю. Честно говоря, иногда я и сам задаю себе эти вопросы как задаст каждый из вас однажды, когда поймет, что жизнь всего лишь череда разочарований. Но для справки: меня зовут мистер Коулман, я буду заменять вашего учителя.
Он написал свою фамилию на доске и подчеркнул.
Не мистер Каллман. Не мистер Коллман. Не мистер Клевый, хотя так, пожалуй, можете звать меня, если захотите. Во всех остальных случаях мистер Коулман. Ясно?
В ответ раздалось бормотание.
Допустим, это «да». И предупреждаю: считать меня легкой мишенью будет серьезной ошибкой. Хоть здесь я и новенький, но слышал и видел практически все, что может случиться в классной комнате. Не знаю, чем вы так напугали сбежавшего от вас мистера Хейла, но со мной этот номер не пройдет. Понятно?
Мистер Коулман обвел глазами класс, и там, куда падал его взгляд, с лиц сходили улыбки.
Чудесно. Пожалуй, начнем с переклички. Это очень просто. Я называю имя, а вы отвечаете «здесь».
Учитель открыл классный журнал и быстро пролистал.
Аткинс? начал он, держа ручку над страницей.
Здесь, ответила сидевшая перед Уиллом девочка с брекетами.
Хорошо, Сандра. Вы явно уже так делали. Мистер Коулман поставил галочку напротив ее имени. Картрайт?
Туточки, брякнул мальчик в сбившемся набок галстуке, сидевший на последней парте.
В отличие от Картрайта, протянул мистер Коулман. Все, кроме Картрайта, засмеялись. Джиндал?
Здесь, ответил Джиндал.
Учись, Картрайт, заметил мистер Коулман.
Здесь, под всеобщий хохот воскликнул Картрайт.
Нет, Картрайт, уже Ладно. Кабига?
Здесь.
Малули?
Молчание.
Малули?
Тишину в классе нарушали редкие смешки. Мистер Коулман снова осмотрелся: все парты были заняты. Уилл поднял руку.
Да? нахмурился учитель.
Это он Малули, сэр, подал голос Мо.
Да ну? Мистер Коулман повернулся к Уиллу. Тогда почему ты не сказал «здесь»?
Он не говорит, сэр, ответил за него Мо.
Не говорит?
Нет, сэр.
А ты, стало быть, кто?.. Его представитель?
Скорее пресс-секретарь, сказал Мо. По классу прокатилась волна смеха.
Ясно. Мистер Коулман нарисовал в журнале галочку напротив фамилии Уилла. Беру свои слова назад. Вот теперь я видел все.
Половину обеденного перерыва Уилл просидел в подсобке. Он частенько оказывался там, но вовсе не потому, что любил подолгу сидеть в темноте или вдыхать аромат бытовой химии: Марк и его банда снова подкараулили его по пути в столовую и заперли. Это повторялось с тех пор, как они, замышляя очередную гадость, узнали, что ручка с внутренней стороны двери держится на честном слове и ее легко вынуть. Так у них появилась камера, вызволить из которой несчастных жертв можно было, лишь открыв дверь снаружи. Уиллу выпала сомнительная честь стать первым узником. Он же отсидел самый долгий срок: однажды его заперли на целых два урока, но, поскольку это были математика и физика, он не особо рвался на свободу.
Откровенно говоря, ему даже нравились тишина и уединение этого чулана. Уилл перестал сопротивляться, когда его тут запирали (и подпортил хулиганам веселье, но не настолько, чтобы те отступились). Тут над ним никто не смеялся, не унижал и не оскорблял. Никто не говорил, что он просто ищет внимания (это особенно злило Уилла: как раз внимания он изо всех сил старался избегать), и не бил ведь били обычно те же, кто запирал дверь с другой стороны. А еще никто не притворялся, будто понимает его чувства. Никто не сравнивал его ситуацию со своей: конечно, ведь как-то раз из-за ангины он на целую неделю потерял голос. Здесь, в подсобке, Уилла просто оставляли в покое. Одна беда: мучил голод. Именно поэтому, получив от Мо СМС с вопросом «Ты где?», Уилл уже начал было писать ответ, когда услышал в коридоре голос миссис Торп.
О, привет, Дейв.
Сью Торп, директор школы, отличалась от других своих коллег поборников строгой дисциплины, которые редко стригли волосы в носу, но часто теряли терпение и не могли даже взглянуть на линейку без желания кого-нибудь ею хлестнуть, причем неважно, ученика или нет. У миссис Торп был легкий характер и веселый нрав. В целом ученики ее любили, хоть порой она с трудом подавляла настойчивое желание запустить в них чем-то из канцелярских принадлежностей.
Сью! Рад тебя видеть.
Уилл не сразу, но узнал голос мистера Коулмана.
Как прошло утро? спросила директор.
Мистер Коулман вздохнул.
У тебя бывало такое: ведешь урок, смотришь на учеников а они внимательно слушают и прямо на глазах становятся умнее? И ты стоишь и думаешь: «Вот почему я стала учителем. Вот мое призвание»?
Миссис Торп помедлила с ответом.
Вообще-то нет.
Вот именно, отозвался мистер Коулман. Уилл улыбнулся.
Стало быть, все как обычно?
Все как обычно, повторил учитель. Хотя нет. Вру.
Что такое? Расскажи.
Знаешь мальчика по фамилии Малули?
Уилла? уточнила директор.
Да. Молчуна.
Славный мальчик. Хороший ученик. А почему ты спрашиваешь?
Он правда не может говорить? Или это просто часть обряда посвящения для новых учителей?
Говорить он может. Просто не хочет. Это так называемая избирательная немота, пояснила миссис Торп.
Ух ты! Вот бы и мои дети иногда избирательно молчали.
С языка снял.
Он всегда был таким? спросил мистер Коулман.
Уилл сжался: он точно знал, что скажет дальше миссис Торп.
Его мама погибла около года назад. Автокатастрофа. Машину развернуло на льду, и она врезалась в дерево. Бедняжка Уилл был внутри. С тех пор он не разговаривает.
Мистер Коулман что-то пробормотал Уилл не расслышал, что именно, но, должно быть, какое-то ругательство. Во всяком случае, миссис Торп согласилась.
Имей в виду: старшие ребята над ним иногда издеваются. Я вызывала их к себе, но ты сам знаешь, какими бывают подростки.
К сожалению, да.
Они зашагали дальше по коридору, и скоро их голоса стихли.
Уилл посидел в подсобке еще несколько минут. Аппетит у него пропал, но теперь мальчику казалось, будто темнота вокруг стала сгущаться, и он написал Мо, чтобы тот пришел вызволить его.
Глава 4
Прозвенел звонок с урока, и во двор хлынула орава школьников. Дэнни высматривал в море красных пиджаков Уилла, пока они с Мо не вынырнули из толпы. За ними по пятам следовал Марк с дружками: Гэвин бросал в Мо арахис, а Тони упорно наступал Уиллу на пятки, и тот спотыкался. Марк шагал позади, гордо улыбаясь своим вышколенным прихвостням. Однако, поймав взгляд Дэнни, он схватил обоих за шкирку и исчез в толпе.
Уилл махнул другу на прощание. Дорогу он переходил, опустив голову и сунув руки в карманы.
Кто это? спросил Дэнни, кивая на Марка.
Уилл пожал плечами и тряхнул головой.
Если бы я так выглядел, то засудил бы родителей.
Сын осклабился, но по-настоящему так и не улыбнулся.
Ты же скажешь, если они будут над тобой издеваться?
Уилл кивнул, но Дэнни это не убедило.
Идем.
Уилл упорно смотрел себе под ноги, пока отец читал эпитафии на надгробиях, таких холодных и тусклых под собиравшимися в небе сизыми тучами.
Дэнни точно знал дорогу, но все равно тянул время. Он делал это не из желания побыть тут подольше, нет: ему, как и Уиллу, не терпелось уйти. После аварии прошло уже больше года, но он все еще не мог принять смерть жены. Во всяком случае, не в привычном смысле этого слова. Лиз больше нет это он понимал. Однако не понимал другого: разве это может быть навсегда? По его представлению, она ушла так же, как когда-то отец: тот был жив (хотя Дэнни не знал наверняка, да и особо не интересовался), но отсутствовал в его жизни. В некотором смысле такая иллюзия оказывалась более жестокой, чем сама смерть: она давала надежду (пусть и совсем крохотную) свернуть однажды за угол или переступить порог и увидеть жену. Иногда, зайдя в комнату, Дэнни отчетливо слышал запах ее духов; различал ее голос в уличной толпе или в полудреме чувствовал прикосновение ее руки. Порой казалось, что она так близко только обернись; но стоило сделать это, как Лиз растворялась среди людей, а ее голос уносил ветер. Она будто бы существовала, но в параллельном мире; так, бывает, живут двое соседей по многоэтажке: слышат друг друга, но никогда не пересекаются. Имя жены, выбитое на холодной и безжизненной гранитной плите, разрушало эту иллюзию. Именно поэтому Дэнни так не любил ходить на кладбище.
Вот мы и на месте. Помедлив, он присел возле черного надгробия с золотыми буквами и положил на него руку. Уилл топтался рядом.
Простая могила разительно отличалась от вычурных статуй и памятников, стоявших вокруг в гробовой тишине. Внутри прямоугольной оградки все было усыпано зеленой стеклянной крошкой. Обычно она сияла и переливалась на солнце, как рябь на водной глади, но сегодня выглядела так же уныло, как и поблекший букет, который Дэнни принес в прошлый раз.
Всегда любила тюльпаны. Он вытащил из небольшой металлической вазы старые цветы и поставил свежие. Аккуратно расправив их, Дэнни смахнул с надгробия невидимую пылинку и взглянул на сына. Как думаешь, ей понравится этот цвет? Желтых у них не было.
Мальчик смотрел на могилу, сжав челюсти.
Не хочешь что-нибудь сказать маме? продолжил Дэнни. В ее день рождения?
Уилл покачал головой, не сводя глаз с имени, выгравированного на камне.
Давай. Дэнни положил ладонь ему на плечо. Попробуй.
Но сын сбросил его руку, развернулся и зашагал прочь по дорожке.
Уилл! закричал Дэнни и тут же, смутившись, извинился перед старушкой, сердито глядевшей на него с соседнего участка. Он заметил, как сын опустился на лавочку в отдаленной части кладбища.
С каждым днем он становится все больше похож на тебя, Лиз, сказал Дэнни. Правда. Ума не приложу, как быть. Все перепробовал, но Уилл отказывается говорить. Порой даже не смотрит на меня. Не знаю, любит он меня или ненавидит. Надеюсь, это просто какая-то фаза и он ее перерастет; но чем дольше она тянется, тем крепче ощущение, что это навсегда.
Дэнни вздохнул и покачал головой.
Иногда мне кажется, в тот день я потерял вас обоих.
Ветер качнул деревья, и над головой Дэнни раздался шелест.
Прости, Лиз, продолжил он, несколько раз моргнув и вдохнув так, будто вынырнул из ледяной воды. Я прямо излучаю позитив. Все нормально. Мы в порядке. Ну, не в полном, но мы над этим работаем. Уилл хорошо учится, на работе все по-старому, домовладелец такой же гад, а миссис Амади из тридцать шестой квартиры до сих пор зовет тебя Сьюзан. Еще она заявила, что Уилл молчит, так как его голос украли злые духи, и дала мне телефон некоего Алана приятный парень, который, кажется, проводит обряды экзорцизма недорого. Вот такие у нас новости.
Он попытался рассмеяться, но звук получился пустым.
Ты только послушай меня, Дэнни бросил взгляд на затянутое тучами небо. Стою тут и разговариваю с камнем. Знаю, ты меня не слышишь, ведь тебя здесь нет и никак не может быть: солнце спряталось, а значит, я и правда просто беседую с камнем, пока ты где-то там празднуешь день рождения без меня. Ладно, веселись, красавица. Где бы ты ни была и что бы ни делала, надеюсь, ты улыбаешься и танцуешь. Только не буди меня, когда придешь, хорошо?
Дэнни поднес ладонь к губам, а затем положил ее на камень.
Я люблю тебя, Лиз. С днем рождения.
Глава 5
Они купили картошки фри и съели ее в парке. Никто не был голоден: Дэнни равнодушно ковырялся в своей порции, Уилл бросал кусочки голубям. Неподалеку прохожих развлекали уличные артисты: пели, танцевали и делали все возможное, чтобы случайные зрители раскошелились. Какой-то неряха с торчащими из-под старенькой панамки длинными спутанными волосами бряцал на гитаре. Вокруг него собралась толпа, но привлекла ее не музыка, а толстый кремового цвета кот в красном вязаном свитере, сидевший у парня на плече и периодически мяукавший. Мужчина в фиолетовой мантии и остроконечной шляпе показывал фокусы. Он сосредоточенно хмурился, шевелил пальцами и произносил какие-то фразы, похожие на древние заклинания. Толпа поменьше окружила человека в костюме гигантской белки, жонглировавшего орехами размером с футбольный мяч, и его соседа-цыпленка, безуспешно пытавшегося удивить публику неумелым брейкдансом.
Понаблюдав за представлением, Дэнни не мог не отметить: артистам неплохо платили. Их шляпы, обитые войлоком футляры для музыкальных инструментов, пластиковые контейнеры и исцарапанные жестянки из-под табака буквально ломились от монет. Даже цыпленку-танцору как-то удалось убедить зевак выложить денежки, а ведь он всего лишь скакал кругами, будто у него в трусах поселились шершни.
Дэнни подцепил вилкой брусочек картошки и легонько толкнул Уилла локтем.
Кажется, мне надо менять работу.
Домой они вернулись уже на закате.
Тебе задали домашку? спросил Дэнни, когда Уилл вышел из ванной со следом от зубной пасты на щеке и облепившими голову мокрыми волосами.
Сын покачал головой.
Хочешь посмотреть телик? предложил отец, заранее зная ответ.
Мальчик изобразил зевок и указал в сторону своей комнаты.
Хорошо, только в девять отбой, ладно?
Сын кивнул и открыл дверь.
Уилл!
Мальчик остановился, но не обернулся.
Я знаю, тебе трудно; но потом станет легче. Обещаю. Просто, знаешь нужно время.
Уилл взглянул на Дэнни, и тот попытался натянуть обнадеживающую улыбку. Никто из них ей не поверил. Сын коротко кивнул и закрыл за собой дверь.
Дэнни вернулся к телевизору, чтобы начать свой еженощный ритуал до утра сидеть перед ящиком. Глаза слипались, а тело ныло от усталости, но он понимал: уснуть не удастся. Вместо этого он часами пялился в потолок или на будильник, пока минуты не складывались в часы и в конце концов не наступал рассвет. В тех редких случаях, когда удавалось поспать, Дэнни чувствовал себя чуть ли не хуже, чем после бессонной ночи: проснуться навстречу новому дню означало снова оказаться в мире, где Лиз не было рядом.
Он вспомнил их последнее утро вместе. Ночью Лиз, как обычно, стянула на себя все одеяло. Она всегда это отрицала, но каждый день без исключений Дэнни открывал глаза и заставал ее с поличным: спит как сурок, завернувшись в одеяло, будто в кокон, пока он в одних трусах дрожит от холода. В тот день, придвинувшись ближе к кокону, Дэнни устроился рядом с женой из нежности тоже, но больше чтобы согреться и с изумлением обнаружил, что одеяло под рукой проваливается. Только услышав, как Лиз на кухне подпевает радио, он понял: в кровати ее нет. Тогда было смешно, но теперь выглядело как отвратительная шутка. Словно какая-то жестокая высшая сила готовила Дэнни к жизни без Лиз, подкидывая такие тонкие намеки, которые он не мог понять, пока жена не села в машину и не поцеловала его на прощание в последний раз о чем ни она, ни он не подозревали.