Я присмотрел себе за 28 рублей отличный аквариум на полсотни литров, по форме он напоминает средней величины чемодан, с каким Тимофеич все время норовит отъехать на Чешиху. Каркас клепанный из нержавейки, а стекла посажены на эпоксидку. Башашкин обещал подарить мне его на день рождения, если хозяин сбросит пятерку: считается, на рынке покупать не торгуясьпреступление. Всякий раз, бывая на «птичке», чтобы взять свежего корматрубочника и мелкого мотыля,я проверяю, на месте ли еще мой аквариум. На месте. Видимо, цена в самом деле великовата, коль никто не берет. Подхожущупаю. Хозяин посмеивается, говорит, что и на каркас без стекол покупатель рано или поздно найдется.
На птичий трамвай ползет через Таганку примерно полчаса, и наконец водитель веселым голосом объявляет: «Следующая остановкаптичий, рыбий, кошачий, собачий, хомячий, крольчачий, свинячий рынок!» Наверное, он имеет в виду морских свинок. Там и в самом деле есть все: черепахи, попугаи, щенки, котята, ангорские кролики, красные тропические тритоны, белки, ежи, ужи, даже удавчики... Но мой друг Анатолий, продавец-консультант магазина «Зоотовары», ползучую живность брать в дом не рекомендует: опасно.
Ходить по «птичке» и глазеть можно целый день, но я направляюсь прямо в рыбные ряды, которые особенно впечатляют в зимнюю пору. Вокруг высокие сугробы, заснеженные деревья, с карнизов свисают сосульки, все продавцы в валенках, тулупах, ушанках и рукавицах, изо ртов валит пар, а в плексигласовых аквариумах, стоящих, словно мольберты, на ножках, плавают яркие тропические рыбки: «неоны», похожие на блестки, алые мечехвосты, плоские скалярии, напоминающие резные листики из гербария...
Но особенно я люблю смотреть на золотых вуалехвостов: взрослые величиной с хорошего карася, а хвост, словно длинная розовая фата, извивается в воде, заполняя все стеклянное пространство. Они пузатые и неторопливые, словно цари подводного мира. Подрощенный малек, уже пустивший вуаль, стоит целых три рубля! Молодь брать не стоит, могут подсунуть обычного карася. Но в моем аквариуме такой махине делать нечего. Нужен большой, и я терпеливо жду.
Зимой продавцы на электроплитках, подключенных к автомобильным аккумуляторам, греют воду и понемногу подливают, чтобы теплолюбивые существа не замерзли. Выбранную покупателем рыбку они ловко вылавливают сачком и мгновенно выпускают в баночку, которую тут же следует спрятать за пазуху и так везти, иначе дома обнаружишь ледышку. Сами продавцы греются чаем, от которого сильно пахнет коньяком или ромом. Однажды после Нового года дядя Юра поехал со мной на «птичку», заранее хорошо раскочегарившись. Бродя меж рядов, он весело задирал продавцов:
Что ж у вас, мужики, какая-то синяя килька стоит дороже севрюги! ОБХСС на вас нет!
Они сердились, объясняли, что сапфировую рыбку доставили прямиком с Амазонки и что добиться от нее потомства труднее, чем закадрить Аллу Ларионову!
Знаем мы вашу Амазонку! Яузой она называется. А посинела ваша салака оттого, что туда разную химическую дрянь все время сливают...
Тут продавцы просто озверели, стали Башашкина гнать, обзывая всякими словами, а он, смеясь, шел дальше, в другие ряды, чтобы расспросить, как лучше готовить трогательных мохеровых кроликовтушить, вялить или жарить... Смехатура! Там его чуть не побили. Жаль, что в пересменок я не успею съездить на «птичку». Впрочем, Лида все равно отказывается в мое отсутствие давать рыбкам живую пищу, называя трубочника и мотыля червяками. Интересно, что бы она запела, если бы ей давали только концентраты пищекомбината!
Насыпав в плавающую стеклянную кормушку щепотку сушеных дафний, я обнаружил, что корма осталось на донышке железной банки и до моего возвращения явно не хватит. Некоторые идиоты в таких случаях начинают кормить рыбок хлебом, а это конец питомцам.
Приводя хозяйство в порядок, я первым делом заостренной деревянной лопаткой счистил зеленый бархатный налет, которым заросли изнутри стекла. В этот момент, наверное, для обитателей будто открылся театральный занавес, а когда я включил рефлектор, подводный мир совсем стал похож на освещенную сцену. Быстро похватав корм, рыбки собрались, вращая плавниками, перед стеклом, словно бы с удивлением рассматривая меня. А вот интересно, знают ли они мое лицо, могут ли отличить, скажем, от вредителя Сашки? И о чем думают, глядя на меня? О чем беззвучно перешептываются?
Размышляя об умственных способностях рыбок и вообще всякой живности, я сифоном (это стеклянная трубка с утолщением посредине) собрал со дна накопившийся ил, потом, опустив в воду руку, отщипнул пожелтевшие листья валлиснерии и роголистника, хотел еще проредить элодею, сильно разросшуюся, но передумал: благодаря растениям, обогащающим воду кислородом, можно обходиться без продува. А компрессор у меня кустарный, сделанный из обычной футбольной камеры. Она накачивается с помощью «груши» от пульверизатора, и воздух из раздувшегося резинового шара по длинной трубке через распылитель, выточенный из пемзы, попадает в воду, превращаясь в облако крошечных пузырьков, красиво сверкающих в лучах рефлектора.
Правда, накачанного воздуха хватает часа на три, потом снова минут десять надо «давить грушу». Но Сашка еще весной проткнул камеру иголкой. Вредитель! По уму, купить бы за шесть рублей настоящий электрический компрессор, он чуть больше майонезной банки, а гудит не громче комара. Но о такой роскоши я даже не мечтаю, так как печатать деньги пока еще не научился и клад, как Том Сойер, не откопал. Надо бы наконец заклеить камеру заплаткой из аптечки велосипедиста...
М-да, аптечка-то у меня есть, а велика нет. «Школьник», из которого я давно вырос, продали, а вот «Орленок» никак не купят, хотя давно обещали. Весной уже собрались было в «Детский мир», и вдруг Лида посмотрела на менясловно впервые увидела:
Сынок, тебя же все лето в Москве не будет. Зачем сейчас велосипед покупать? Ну, согласись, это нерационально. Все равно будет стоять без дела.
Нерационально! Ха-ха! Не зря же она у нас член бюро рационализаторских предложений! А когда я вернусь из Нового Афона, Лида снова поглядит на меня и задумчиво заметит, что скоро зима, поэтому с велосипедом можно подождать до весны. Потом вдруг окажется, что и «Орленок» для меня уже маловат, а взрослая «Украина» еще великовата... Морочат детей! А ведь ребенок без велосипедаэто как буденновец без лошади.
Я достал из письменного стола пластмассовую коробочку велоаптечки и громко, в сердцах задвинул ящик.
Сынок, ты что собираешься делать?
Камеру заклеивать.
Зачем?
Компрессор не работает.
Успеешь. Ты вот что...
И она «не в службу, а в дружбу» отправила меня проверитьосвободилась ли Маленькая кухня. Узнав, что там уже никого нет, Лида сложила в таз мои грязные вещи, привезенные из лагеря, пошла к двери, но на пороге оглянулась:
Потом заклеишь. Сначала сходи на заводополоснись. Завтра некогда будет. Поедем в «Детский мир».
В спортивный отдел зайдем?
Зачем?
У меня же маски нет. И ласт.
А у меня денег!
Ясно, мамочка!ответил я, вкладывая в последнее слово всю горечь обездоленного детства.
Вот и хорошо, что ясно! После душа переоденься в чистое. Вас в лагере-то хоть мыли?
Раз в неделю.
НЕ заметно. Я тебе мыло детское купила, чтобы глаза не щипало. Дверь не захлопывай, поставь на «собачку».
Рыба!донеслось со двора.
Хорошо вам, мужчинам! Никаких забот...упрекнула меня Лида, хотя в домино стучал не я, а взрослые дядьки.
Вздохнув, она достала из выдвижного ящика красно-желтую коробку порошка «Новость» и, уперев таз с бельем в бок, ушла на Маленькую кухню. Не любит маман стирать, но особенногладить. А что поделаешьсупружеские обязанности!
Кстати, в последнее время я стал как-то стесняться слова «мама», а уж «мамочка»и подавно. Даже в уме я их избегаю, тем более вслух. Есть, есть в них какая-то сюсюкающая нарочитость, недостойная человека, перешедшего в седьмой класс. Терпеть не могу ровесников, которые, чуть что, благодарно бросаются предкам на шею со всякими там слюнявыми «папочка-мамочка»! Смотреть противно! Я тоже люблю родителей, но позориться-то зачем? Как-то по телику показывали кинофильм «Ревизор», там дочка городничего постоянно повторяет: «Маман, маман, маман...» С тех пор я стал про себя звать Лиду «маман». Мне кажется, ей идет такое прозвище. Конечно, если бы она узнала про это мое к ней обращение, то жутко бы обиделась, даже по лбу мне дала бы, как за вопрос о специальной парикмахерской. Но мысли, к счастью, бесшумны, как рыбки в аквариуме...
4. Мы идем в баню!
Я отыскал в гардеробе чистые трусы с майкой, завернул их в вафельное полотенце, ломкое от крахмала, а потом, сам не знаю зачем, переложил отцову манерку из зимнего пальто в боковой карман плаща. Ничего, пусть поищет! Если бы не его настырная любовь к «троице», меня не заставили бы сегодня мерить все мое барахло!
Щелкнув «собачкой», чтобы не захлопнулась дверь, я направился в заводской душ.
На площадке, возле перил, краснолицый дядя Коля Черугин в полосатой пижаме, едва сходившейся на тугом волосатом животе, делал, отдуваясь, вечернюю гимнастикуот бессонницы, радикулита и давления: таблетки он называл химией и принципиально не принимал ничего, кроме аспирина и валерьянки. Дядя Коля, почти как «маленький лебедь», плавно поднимал и опускал руки, потряхивая кистями и шумно дыша. Перед работой он тоже всегда делает зарядку. Ласково-бодрый голос объявляет по радио: «Доброе утро, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику. Ногина ширине плеч, рукина уровне груди, спина прямая...»
Брал бы с соседа хороший пример!говорит Лида.У тебя тоже давление!
Мне без надобности. Я у себя на заводе еще обмашусь и упрыгаюсь!возражает Тимофеич, который любит спорт только по телевизору, особенно футбол.
Увидев меня, дядя Коля заулыбался, кивнув на скатку:
На помывку?
Ага!
Правильно. Чистотазалог здоровья! К Александре Ивановне заглянине пожалеешь! А под Сусаниным твои листочки дожидаются. Трех героев тебе оторвал!
Спасибо!
За высокой двустворчатой дверью с витой медной ручкой был еще один обитаемый закоулок общежития: три комнаты, а также кухня с плитой и раковиной. Раньше мы жили здесь, в маленькой вытянутой комнатке, напоминавшей из-за высокого потолка плоский аквариум. Единственное окно выходило в переулок, прямо на Жидовский дом. Но после рождения Сашки нам дали другую площадьвдвое больше, а в нашу прежнюю переехала со второго этажа одинокая Серафима Николаевна из отдела контроля качества. Она никогда не расстается с книгой, даже если готовит еду. Вот и сейчас: помешивает что-то в кастрюле и читает, не отрываясь. Сослуживицы и подруги, включая Лиду, все время хотят выдать ее замуж, но она, смеясь, отказывается, мол, не хочу отвлекаться от чтения, это гораздо интереснее, чем мужчины.
Добрый вечер, Серафима Николаевна!
Здравствуй, Юрочка!отозвалась она, уткнувшись в книгу.
Что читаете?
Три Дюма.
Ого! А почему три?
Ну как же: Дюма-дед, Дюма-отец, Дюма-сын.
А «Три мушкетера» кто написал?
Дюма-отец.
Дадите почитать?
Тебе еще рано.
Если взрослые говорят: «Тебе еще рано»,значит, книга и вправду стоящая.
А я на Черное море послезавтра уезжаю!
Счастливец!ответила она таким голосом, что стало ясно: все курорты и пляжи Серафима Николаевна, не задумываясь, отдаст за одну хорошую книгу.
Слева от входа живет старуха Алексевна. Имени ее никто не помнит. Она «сумашечая»так выражаются, если человек еще не окончательно спятил, став полноценным сумасшедшим, но уже «тронулся», вызывая озабоченность врачей и общественности. Когда-то она работала на заводе мойщицей, а потом сбрендила. Обычно дверь ее комнаты приоткрыта, чтобы мог свободно заходить черный кот Цыган и чтобы можно было вовремя обнаружить угрозу. На улицу Алексевна не выходит, опасаясь нападения. Обо всем, что творится снаружи, она подробно расспрашивает Цыгана, питающегося голубями. Я иногда бегаю на Бакунинскуюкупить ей батон и бутылку молока, ничего другого она не ест. Но, честно говоря, стараюсь делать это пореже. Во-первых, Алексевна всегда очень долго отсчитывает деньги, так как в ее кошельке новые, старые и дореволюционные монеты перемешаны. Однажды она по ошибке вручила мне металлический рубль с профилем царя, я рассмотрел изображение и с неохотой вернул денежку. Во-вторых, хлеб ей всегда кажется черствым, а молоко вчерашним. В-третьих, Алексевна, принимая продукты, долго и нудно расспрашивает, какие подозрительные лица попались мне по пути туда и обратно. А главноене видел ли я черный «воронок» с решетками на окнах... Какой напасти она постоянно ждет, никто не понимает, даже врачи.
Судя по тому, что сегодня дверь Алексевны плотно закрыта, ее снова взяли в больницу, чтобы, как говорит дядя Коля, «подремонтировать мозги» и привести в порядок «шарики с роликами». «Забирают» ее примерно раз в год. Кот на это время перебирается к Черугиным, где кормят гораздо лучше, но едва хозяйку отпускают домой, Цыган мчится к нейхвост трубой! Вернувшись, она долго всех расспрашивает, кто ее караулил и поджидал во время отсутствия. Узнав, что никто, подозрительно усмехается и грозит кому-то пальцем.
В углубелая дверь Черугиных. Их «зала» выходит окнами и во двор, и в переулок. Сбоку в стене зияет прямоугольный лаз неработающего камина, его используют под склад банок с вареньем. Над камином, на черной каменной полке, застеленной кружевной дорожкой, стоят белые мраморные слоникимал мала меньше... Когда я был маленьким, мне разрешали с ними играть, выстраивая по росту. В детстве родители, уходя в кино или в гости, нередко оставляли меня у Черугиных, и я норовил спрятаться в камине, за банками, затихал и слушал, как тетя Шура с дядей Колей нарочитыми голосами громко спрашивали друг друга: «Где же этот озорник? Куда запропастился? Ай-ай, надо срочно в милицию заявлять!» И тут я, рыча, выскакивал из ниши, как медведь из берлоги. «Ах вот он, баловник, за вареньем лазил! Ладно, какого тебе положить с чайком?»«Клубни-и-ичного!»
Я постучал в дверь и заглянул.
А-а, Юрик, заходи!слабым голосом пригласила хозяйка.
Тетя Шура, как обычно, полулежала на высоких подушках, укрывшись пышным стеганым одеялом. Кровать у Черугиных старинная, с высокими витыми металлическими спинками, увенчанными медными шарами, в которых отражается горящий абажур. Над постелью прибит бархатистый ковер с кошками, играющими в шахматы. На стене, между окнами, висят две большие фотографии в деревянных рамках: молодой худенький дядя Коля в военной форме, с медалями на груди и юная тетя Шура с высокой двугорбой прической. У обоих напряженно-испуганный вид и чуть подкрашенные губы. Пол в «зале» дубовый, цвета темного янтаря, навощенный так густо, что подошвы прилипают и щелкают при ходьбе. У дяди Коли есть особая половая щеткас кожаной лямкой; вдев в нее ступню, он, словно танцуя по комнате, до блеска натирает паркет, мурлыча под нос:
С ветвей, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист,
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист...
А тетя Шура подпевает и указывает места, по которым надо пройтись еще разок.
В «зале» повсюду разложены и развешены кружевные салфетки, дорожки и полотенца, а на стулья надеты серые льняные чехлы. Когда я по малолетству норовил забраться на сиденья с ногами, меня строго одергивали:
Нельзя!
Почему?
Чехлы казенные.
Я не понимал тогда, что значит «казенные», но сразу слезал со стула, так как из сказок знал, что такое «казнь». Все подоконники у Черугиных заняты горшками с цветами, а в дальнем углу в кадке растет высоченный фикус, доставая острием макушки почти до лепного потолка, будто новогодняя елка.
Юрочка, съешь скорей слойку!Хозяйка кивнула на блюдо со сдобными плюшками, усыпанными сахарной пудрой.Свежие. В обед спекла.
Тетя Шура раньше работала на конвейере в цеху у Лиды и перетрудила на производстве руку, поэтому ей дали инвалидность и рекомендовали покой, она к советам врачей отнеслась так серьезно, что с тех пор днями лежит в постели, поднимаясь лишь для того, чтобы дойти до гастронома и приготовить едуа стряпает она очень вкусно, особенно хороши пироги с капустой и холодец со свиными ушками. В общежитии ее «постельный образ жизни» не одобряют и ворчат: мол, Шурка-то совсем со своей больной рукой барыней заделалась, а Николай Никифорович при ней теперь как слуга: принеси-подай! Не знаю, не знаю, но возлежит на перине она в самом деле очень величественно, как царица, а дядя Коля, слушая ее поручения, почтительно кивает, повторяя: «Не волнуйся, Александра Ивановна, воплощу!»
Как рука?спросил я, осторожно взяв мягкую плюшку.
Мозжит и немеет,с глубоким уважением к своему заболеванию ответила она.Наверное, в санаторий пошлют...