Древо и жертва - Анатолий С. Герасименко

Анатолий ГерасименкоДрево и жертва

Василий изогнулся, зашипел, изо всех сил куснул руку, державшую за шиворот. Мучитель завопил, рука разжалась. Василий бросился прочь, проскочил под кустом, рванул вдоль штакетника и юркнул в открывшуюся калитку, едва не попав под ноги потному толстяку в плавках. Слева, гремя цепью, с жарким лаем подскочил дворовый пес. Василий шарахнулся от пса, сиганул через забор, очутился в бурьяне, едва не завяз в обвисшей проволоке, прыгнул в сторону, угодил в чертополох и, тряся ушами, выкатился на дорогу. Здесь уже были мучители. Трое мальчишек бежали к нему, протяжно крича и размахивая палками; один из них держал руку на отлете и тряс прокушенной кистью. «Сволочи»,  подумал Василий и побежал от них прочь, вверх по дорогено навстречу пёр, клубя белой пылью, самосвал. Диким подскоком уйдя от самосвала, кот вылетел на обочину, впился когтями в разлапистый, высоченный ясень и, сыпля корой, единым махом взобрался на два человеческих роста. Затаился, припав к дереву животом. Сердце колотилось, легкие были готовы лопнуть, хвост сам собой вжимался куда-то под задние ноги.

 Ты чо его не держал?

 Я не держал?! Он руку мне кусил!

 Надо было нормально держать потому что!

 Сам бы держал!

 Вот как теперь его обратно? Васька! Васька! Кс-кс-кс-кс! С! Кссс!

 Не пойдет.

 А я его щас палкой! Н-на!

 На!

 Н-н-а-а-а!

 Ты чо так бросаешь криво!

 Я нормально бросаю, ты сам криво!

 Еще давай!

 На-а-а!

«Сволочи»,  думал Василий. Палка ударила по стволу совсем рядом, отскочила, запуталась в ветках и повисла, качаясь. Кот прижал уши и полез вверх. Далеко внизу плескала листва: мучители бросали палки, но докинуть не могливысоко. Он вскарабкался еще немного, нашел развилку и устроился на ней. Здесь было светло и просторно. Дул ветерок, отчего ясень слегка раскачивался. Какое-то время Василий, изогнув шею, глядел вниз, силясь высмотреть мучителей, но листья полностью скрывали мальчишек от котакак, впрочем, и кота от мальчишек. Только слышны были высокие ломкие голоса: сначала препирались, кто выше бросит палку, потом заспорилиждать, пока жертва слезет с дерева, или идти на реку. Победила река, и голоса стали удаляться, пока не затихли вдалеке. Василий по-драконьи разинул пасть и зашипел вслед мучителямнегромко, шепотом, чтобы не привлечь внимания. Облегчив душу, он принялся оглядываться.

Прямо под ним шелестело зеленое марево древесной кроны, справа чернел фонарный столб с обрывками проводов на ржавой поперечине, слева, очень далеко, виднелась крыша родного дома. Сверху палило солнцедо неприличия яркое и совершенно равнодушное к тому, что творилось на земле. Где-то рядом в ветвях чирикали воробьи, но Василию сейчас было не до них. Пришла пора слезать. Слезать он ненавидел. Даже старая, приземистая сирень под окнами дома была для Василия непреодолимой в смысле слезания. О, сколько раз, застигнутый врасплох, он взлетал по упругим веткам и затаивался среди пыльной листвы! Сирень таила в пышной кроне бесчисленные удобные развилки, скрывала кота от злых мучительских глазсловом, была верной и бескорыстной защитницей. Но, когда опасность удалялась, и приходило время спускатьсяо, сколько раз он бывал унижен, сколько тягот выпало на его долю! Наверх летел стремительный хищник, ягуар, кугуар, пума; обратно же слезало неуклюжее боязливое создание. Спускался Василий задом, как это обычно заведено у кошек: робко оглядываясь на далекую землю, судорожно цепляясь за ствол передними лапами и отчаянно пытаясь вцарапаться в древесину тупыми когтями задних

«Сволочи»,  тоскливо подумал Василий неизвестно про кого и завозился на суку, примериваясь, как бы ловчей начать ужасный спуск. Сперва он думал работать со стволом ясеня, как с сиреньюобнял передними, уперся заднимино кора оказалась скользкой и твердой, когти скребли вхолостую, и он чуть не сорвался. Спасся на голых инстинктах: в последний момент хвост отчаянно махнул в сторону, задницу повело следом, передние лапы сделали какой-то немыслимый кульбит, и через миг Василий обнаружил себя целым и невредимымправда, сидящим уже на другой ветке. Перестав дрожать и нервически дергать хвостом, он осмотрелся и с ужасом понял, что инстинкты сыграли с ним злую шутку: спасаясь, Василий по инерции залез выше. Он предпринял ещё несколько героических попыток спуститьсякаждый раз подолгу топтался, балансировал грязно-белыми длинными пятками, раскачивался вместе с веткой, тщательно выбирал место, куда поставить лапуно все попытки закончились неудачно.

Спустя десять минут Василий сидел на том же самом месте, мрачно глядел вниз и думал: «Сволочи». Про всех. Сволочами были, прежде всего, мальчишки, загнавшие его сюда; определенно сволочью был самосвал, преградивший в тревожный момент путь к бегству; редкой, подлой сволочью было дерево, которое сначала заманило Василия в густую крону, воспользовавшись его беспомощностью перед судьбойа теперь вот обратилось в ловушку, в надмирную тюрьму, в позорный эшафот Ветер взъерошил шерсть на загривке, суля вечернюю свежесть и ночной холод. Василий съёжился и мяукнул, завистливо вспомнив младшего своего брата Рыжика, который обладал редким, бесценным даром скоростного спуска. Забравшись на дерево, Рыжик не пятился и не боялся, а, наоборот, разворачивался головой к земле и с невнятным мявом устремлялся по стволу вниз. Добежав до самого низа, он прибавлял скорости и, спрыгнув, мгновенно уносился вдаль, оставляя с носом ждавших на земле преследователей. Василий со смутным злорадством подумал, что мучители в его отсутствие непременно примутся за младшего брата, но завидовать от этого Рыжику не перестал. Внезапно и сильно захотелось есть. Кот мяукнул во второй раз, в третий, помолчал, исполняясь жалости к себе, и стал орать, протяжно, надрывно и безнадежно.

Через некоторое время снизу раздались голоса. Василий замолк и прислушался. Голоса принадлежали не мучителям. Говорили несколько людей, которых он для себя называл кормушками. Кормушки были выше и толще мучителей, кричали не так противно, гораздо реже швырялись тяжелыми предметами, а главноеимели обыкновение делиться с котами едой. Добровольно (это было важно). Сейчас, если судить по звукам и запахам, под деревом собралось трое кормушек.

 Ой, как кричит! (Первая кормушка).

 Сымать надо! Залез, а спрыгнуть никак. (Вторая).

 Да я вас умоляю, жрать захочетсойдет. (Третья).

 Нет, ну как же Вон какой бедный. Где он, кстати Не видно Кис-кис-кис

 Не, не спрыгнет. Сымать тока. На ту ветку забраться и сымать.

 Я вас умоляю, еще за ним по деревьям лазать.

 Кис-кис Сейчас ему рыбки принесу. (Первая кормушка ушла).

 Да не надо вашей рыбы, надо звать кого-нибудь. Во, Степан идет. Степан!! Сте-па-ан!!! Иди сюда!

 Чо? (Осиплый далекий голос).

 Ничо! Сюда иди, говорю! Алкаш старый.

 Ну? Чо надо? (Осиплый Степан приблизился).

 Да тут кошак мяучит, снять бы. Залезешь?

 Кошак? Ну и нехай.

 Залазь, бутылёк поставлю. (Вторая кормушка оказалась сердобольной).

 Я вас умоляю. Лучше бы мне тот бутылёк дали. (Третья, похоже, зря носила звание кормушки).

 Ну, это Лестницу надо.

 Пойдем, в сарае возьмешь.

Голоса удалились. Василий сидел на ветке и периодически орал, чтобы себя обозначить. Минут через десять голоса вернулись.

 Ну, я того. Полез.

 Давай, давай. А то оно ж кричит. Жалко.

 Я вас умоляю (Третья кормушка явно не собиралась спасать Василия и была здесь с целью поглазеть).

Дерево вздрогнуло от приставленной лестницы и мелко затряслось: Степан начал восхождение. Василий завертел головой, пытаясь оценить ситуацию. С одной стороны, он был рад, что привлек какое-никакое внимание и привел в действие силы, ведущие к спасению. С другой стороны, это спасение он представлял как-то иначе. Рисовалась в кошачьем мозгу этакая бесплотная сила, которая волшебным образом, нечувствительно перенесет вниз и предоставит себе. Потный, разящий перегаром мужик, лезущий по лестнице и готовый, судя по всему, ухватить Василия за нежный загривок, в воображаемую схему не вписывался. И вообще: Степан явно относился к третьему виду людейсамому непредсказуемому и оттого опасному. Такие, как он, являлись чем-то средним между кормушками и мучителями. Крупные, с низкими грубыми голосами, они могли порой накормить кота и даже вызволить из затруднительного положениянапример, цыкнуть на гавкающую собаку. Но часто они же при виде Василия принимались кричать, шикать и бросаться чем-нибудь тяжелым. Из-за такого Василий их не любил, старался обходить подальше и про себя называлврагами.

Враг по имени Степан продрался сквозь ветки и, балансируя на последней ступеньке лестницы, потянулся к коту огромной грязной ладонью. Василий вздыбил шерсть и сложил на голове уши. От ладони пахло железом, краской и человеческой грязью. «Сволочь»,  уверенно подумал Василий. Растянув до ушей пасть, он издал короткий шип и метко стукнул по степановой руке когтями, после чего проворно убрался на недосягаемую для врага высоту. Степан заревел матом. Оскальзываясь через две ступени, ссыпался на землю, обрушил лестницу и высказал кормушкам все, что родилось в душенасчет Василия, дерева, самой идеи спасения, травмированной руки и мира в целом. Одна из кормушексердобольнаявновь посулила бутылёк. Степан исключил бутылёк, пожелал кормушке многого и удалился, посасывая ладонь. Василий проводил его взглядом и победительно обшипел.

 Ну чо ж ты так-то, а?  спросила снизу сердобольная кормушка.

 От паразит,  заметила другая.

Василий опомнился. Боевой запал остыл, и кот со страхом осознал, что находится теперь еще выше прежнегоа единственная надежда на спасение только что ушла к ларьку врачевать нанесенные раны. Хуже того, сердобольная кормушка под деревом, кряхтя, взвалила на плечи лестницу и вперевалку удалилась прочь, а за ней ушла и другаята, что «я-вас-умоляла». Василий неуверенно мяукнул, но никто не откликнулся. Он снова принялся орать. Орал долго, устал, охрип. Постепенно становилось темнее, холодало. Очень хотелось есть. Как назло, к дереву вернулась первая кормушка.

 Киса, киса! Спускайся, я тебе рыбки! Кис-кис-кис

Снизу повеяло запахом жареной рыбы. Василий безошибочно определил камбалу в кляре и озверел от близости жратвы. Он стал орать ещё громче, сглатывая голодную слюну и невольно вытягивая шею вниз, чтобы приблизиться к камбале хотя бы на несколько сантиметров. Кормушка талдычила свое «кис-кис», протягивая к ветвям завернутую в бумажку рыбу. Так продолжалось с четверть часа. Потом кормушка ушла, горестно вздохнув и пробормотав на прощанье: «бедный котик». «Сволочь»,  подумал Василий ей вслед, обессилел и задремал.

Проснулся он утром, злой и разбитый. Солнце раздражающе слепило глаза, воробьи чирикали над самым ухом, враг Степан успел наклюкаться и, обосновавшись у ларька, распевал отвратительную пьяную песню. Чтобы заглушить Степана и воробьев, Василий снова начал орать. Оралось с утра громко: за ночь голос отдохнул и набрал силы. Проорав часа два, Василий обнаружил, что ему удалось собрать под деревом публику.

 Давно это он?

 Да второй день. Как скаженный, аж сердце заходится, тьфу

 Туда надо из шланга полить. Они всегда от воды бегут. Знаю, пробовал.

 Тю! Где вы тот шланг найдете? Сюда ни один шланг

 Я вч-чера эт-ту с-суку с-снимал. Так он меня р-раз!!

 А надо пожарных вызвать. У них и шланг найдется, и лестница. И вообще, в Америке, как кошка на дерево залезетсразу вызывают пожарных. Знаю, видел.

 Я вас умоляю. Станут пожарные из-за всякой ерунды приезжать.

 Мальчишек позвать. Пускай слазают.

 Придумаете еще. Я своего сына туда не пущу. Высоко же, убьется.

 Рыбки ему носилане идет

 А если дерево спилить?!

 Я еще вчера сказала: жрать захочетслезет.

 Наплюйте вы. Как-нибудь выкрутится.

 Ага! Наплюйте! Я б на вас поглядела, если б он у вас перед домом вот так сутками вопил!

 Да я чего, я ничего. Надо только найти кого-нибудь, чтоб слазал

 Й-я эт-ту с-суку вч-чера

 Пожарных!

 Я вас умоляю

В конце концов кто-то действительно вызвал пожарных. Взрыкивая дизелем, приехала старая, в облупившейся красно-белой раскраске машина с лестницей на крыше. Лениво вылезли двое мужиков в брезентовых куртках, позадирали головы на ясень, вполуха выслушали коллективные показания собравшихся кормушек. Один забрался в кабину, и наверх медленно, угрожающе стала выдвигаться лестница. Василий остекленевшими глазами следил, как длинношеее чудовище продирается сквозь листву, играючи ломая ветки и распугивая воробьев. Ему очень хотелось врасти в дерево. Когда железная тварь доросла до того места, где он сидел, Василий стряхнул оцепенение и белкой вспорхнул на два метра вверх. Здесь ствол раздваивался, указывая в небеса исполинской буквой «V», и Василий скрючился у подножия этой буквы. Дальше оба ствола росли тонкие, как плети, да вдобавок качались от ветра: лезть по ним было чистым самоубийством. Кот приник к ясеню, поджал дергающийся хвост и, брызгая слюной, зашипел на неумолимо приближавшуюся лестницу

Раздался хриплый железный лязг. Лестница дрогнула и прекратила расти. Василий корчился в развилке, щурил глаза и непрестанно облизывался от страха, держа одну лапу наготовеотбиваться. Несколько секунд ничего не происходило. Потом внизу хлопнула дверь машины, и снова загомонили голоса:

 Эх, твою дивизию! Опять поломалась!

 Что такое? Сейчас полезете?

 Куда полезем, мать. Не видишьлестницу заклинило. Петро, давай ты теперь починяй

 А чо я-то? Чо сразу я-то?

 Я в прошлый раз был Хорош разговоры разговаривать, починяй давай.

 О! Пожарные называются! Не могут кота снять! А если на пожаре вот так?

 Мать, не шуми

 Нет, ну посмотрите-ка, а! Вот это да! Я вас умоляю!

 Дайте я. Пустите, дайте. Я гляну, помогу. Знаю, чинил.

 Чо ты чинил Отец, уйди!

 Т-та-а-ак! Н-ну чего, уже вс-сё? Ухай да кали? Технику-то каз-зенну ю? Ухай-да-ка-ли?

 Степан, гос-споди, да ты-то куда лезешь! Сгинь!

 Надо все-таки из шланга полить. Сам и слезет.

 Да ну, у них ещё и шланг сломается

 Я вас умоляю!

Василий немного пришел в себя. Железное чудище мертво торчало в листьях. Что-то звякало, под деревом гудел спор. Чуть погодя лестница, подергиваясь и грохоча, стала складываться. Затем люди на земле начали мало-помалу терять к Василию интерес и принялись расходиться. Уехали пожарныев депо, чинить лестницу, которая, хоть и согласилась уменьшиться, никак не хотела раздвигаться обратно. Ушел тот, кто хотел облить Василия из шлангана ходу он что-то доказывал Степану, а Степан неуклюже увлекал его за собой, держа азимут на ларек. Ушли кормушкии сердобольная, и я-вас-умоляющая. Ушли все. Василий бурым комком съёжился в развилке, и со стороны могло показаться, что это не кот сидит на дереве, а меховая шапка застряла между ветокзабросил её кто-то ещё зимой, да так она и осталась наверху, грязная, вылинявшая и никому не нужная. От пережитого Василий оцепенел и не мог даже орать. Он не чувствовал больше ни страха, ни жары, ни голода, не чуял порывов ветратолько сидел, прижавшись к дереву, и глядел перед собою пустыми глазами. Шли часы, солнце поднялось в зенит и стало опускаться, воробьи на ветках ссорились, дрались и мирились, под ясенем ходили и разговаривали люди, а Василий оставался нем и недвижим. Недвижим и нем.

Потом это случилось.

Где-то далеко, за домами, там, где проходила большая разбитая дорога, усыпанная по обочине гравием, родился звук. Слабое жужжание со звенящей нотойбудто летел стальной жук с жестяными крыльями. Звук этот проник в опустошенный ум Василия и тронул что-то родное, вечное. Кот задвигал ушами. Жужжание росло, обрастало басом, тарахтением. Василий ожил и завозился на ветке. Сомнений не было: с молочной фермы возвращалась его кормушка. Личная, домашняя. Он даже представил себе: вот она едет верхом на мотороллереголова обвязана косынкой, толстые ноги в тапочках покоятся на рифленом железе. Вот позвякивают бидоны со сметаной в широком кузовестоят впритык, укрытые рогожей. Вот кормушка заезжает во двор, заводит мотороллер в гараж и выходит оттуда, неся по бидону в каждой руке. Поступь её тяжела, от халата расходятся волны молочного запаха. Вот она идет на кухню и принимается разливать сметану по банкам, чтобы потом спрятать банки в светлом, ревущем нутре холодильника. А рядоми звать не надооколачивается Рыжик: урчит громче мотороллера, вьётся по ногам, бодает кормушку под колени. Кормушка разражается благостным уханьем, зачерпывает из бидона полный уполовник и плюхает в рыжикову миску сметанусладкую, холодную, густую. Рыжик нависает над миской, опускает морду и, поджав усы, жрет, жрет, жрет, жрет, жрет

«Сволочь!»  яростно подумал Василий. Больше не было ни дерева, ни высоты, ни ветрабыла только сметана и паскудный Рыжик, готовый стрескать общую долю в одно рыло. Не помня себя, Василий встал, попирая лапами шершавую кору. Завертел хвостом, соскочил на опасную с виду ветку. Ветка закачалась под его весом, но он махнул на соседнюю, оттуданиже, спружинил, прыгнул ещё ниже, заскользил, выровнялся. Птицей, мохнатой птицей слетел Василий на землю и помчался к родному дому. Вильнула, истошно сигналя, машинаон только припустил быстрее. Возник на дороге один из мучителейВасилий едва не сбил его с ног. Ворота уже закрывались, впустив во двор мотороллер с бесценным грузом, но Василий успел проскочить, галопом пронесся на кухню, увидел рядом с холодильником Рыжика и с разгону зарядил ему такую оплеуху, что младший брат опрометью вылетел вон. Потом Василий обернулсякак раз вовремя, чтобы встретить входящую кормушку долгим, охрипшим мявом.