Шум прошлого - Кривошеина Ксения Игоревна 26 стр.


Обычно эти разговоры велись ночью или на прогулках. Шурино сердце замирало от счастья, он был уверен, что его отец будет гордиться таким сыном и невесткой! Мира так все хорошо и осторожно продумала. Ведь отец сам неоднократно обсуждал за столом новости «голосов», за границей бывал и вспоминал, как там люди живут. Он говорил, что в наших газетах одна пропаганда, там народ с голода не мрет, в магазинах еды полно, машин разных немерено, последний бедняк имеет автомобиль. Шура часто слышал, как отец с тетей Милой мечтали о жизни в Париже. «Начал бы я свою карьеру там,  сладостно мурлыкал отец,  все было бы иначе, не испытал бы я тех унижений, которые выпали на мою долю здесь» Об унижениях он не распространялся, видно, из-за карьеры отец много натерпелся от завистников, а Шура это уже познал на собственной шкуре.

Но теперь все будет иначе. Шура гордился собой, он поможет отцу, и они по-настоящему прославятся. В голове его носились картинки красочных афиш с их именами, открытие ресторана, гастроли, кинокамеры. Он представлял, как будут, вылупив глаза, смотреть на телеэкран здешние актеришки-завистники, как по «голосам» будут рассказывать об их необыкновенной карьере на Западе. Ах, эти мечты, ах, эти сладостные сны! Неужели это все может стать реальностью? Он уедет из страны непуганых идиотов, от зависти, злобы, неудачи, бедности и того, чего он не понимает, но Мира ему шепчет, что он потом поймет. Она его выведет в люди, она костьми ляжет, она там всех сумеет взять за горло, да так, что они не пикнут, будут ее слушать и делать, как она велит.

Планы строились, вырисовывались, время шло, Шура обрастал новым сознанием. Кто есть друг, а кто враг? Своя семьяэто друзья, мой доммоя крепость, а в чужойвраги. Своя семьяэто закон, а в чужойбеззаконие. Он опять перестал выходить из дома, только в Мюзик-холл и домой, в гости ни-ни-ни, а к ним только те, кто с ними заодно. Мира ему вдолбила, что раньше «он был дурак, ничего не понимал и со всякой шантрапой связывался».

Время шло, и приближался день, когда стало необходимо рассказать о планах отцу.

* * *

В один из зимних воскресных дней они приехали на дачу в Репино. Стояла солнечная и морозная погода, все сверкало и искрилось, народ с веселым видом покидал электрички, шумные компании высыпали на перрон, становились на лыжню, им предстоял здоровый отдых вдали от серого, мрачного города. У Шуры с Мирой на душе было спокойно и хорошо. Бодрым шагом они дотопали до дачи и уже издалека увидели дымок, подымающийся над высокой остроконечной крышей. Отец построил этот дом по особому индивидуальному проекту, хотел, чтобы он походил на финские дома, удалось даже раздобыть изразцовую печку-голландку, а на полу постелить цветной линолеум. Все сверкало чистотой и уютом в этом доме, барский дух сочетался с актерской вольностью и домовитостью. Каждая вещь знала свое место, каждый посетитель принимался радушно и по рангу. Здесь бывали не только знаменитые актеры и литераторы, но и министры. Своих студентов отец здесь принимал редко, в основном на квартире в Ленинграде, так было удобнее всем.

Шура позвонил у массивной калитки, тетя Мила в коротенькой модной дубленке, накинутой на плечи, выбежала им навстречу. Видимо, она только что вернулась с лыжной прогулки и еще не успела переодеть спортивного костюма, лицо разрумянившееся, глаза сияющие, как всегда, приветлива. Она крепко обняла Миру, потрепала Шуру по щеке, прошли в дом.

 Подымайтесь к себе в комнату, а в три часа будем обедать, я уже на кухне распорядилась, готовят для вас специально украинский борщ и пельмени. Отец вернется к обеду, поехал в Комарово в Дом творчества, какая-то шишка из Москвы приехала говорить о планах театра, обещают гастроли по Франции. Я пойду приму душ, а вы уж сами развлекайтесь,  и она исчезла в глубине дома.

Насколько Шура не любил этого дома, настолько Мира его обожала. Она «купалась» в его уюте, любовалась редкими безделушками, привезенными из-за границы, забивалась в шелковые подушки дивана в библиотеке отца, включала магнитофон и мечтательно закуривала американскую сигарету. Только здесь и у себя дома она могла спокойно позволить себе эту роскошьникто не настучит и не насплетничает, откуда у нее взялось «Марльборо». Стеллажи с книгами по искусству, редкие старые от букинистов подписные издания, альбомы фотографий на низком столике, их разрешалось смотреть всем, а книги трогать и листать, если хозяин позволит. Вся стена в столовой была увешана не только фотографиями отца в ролях, но и рядом со знаменитостями. Здесь мелькали президенты Африки, ГДР, Польши, летчики, космонавты, физики, знаменитые врачи, актеры Так, чтобы все знали, с кем он водится. Отец всегда сначала заводил гостя в эту комнату, оставлял минут на десять одного, человек невольно к этой стенке «прилипал», читал надписи на фотографиях, проникался уважением к хозяину, потом отец возвращался, галантно извинялся, что «нужно было срочно позвонить в Москву», и приглашал расслабиться в креслах.

За многие годы Шура изучил в поведении отца много разных «прибабахов», раньше он это презирал, а теперь стал уважать. Мира говорила, что «в жизни важно себе цену не только набивать, но и эту цену знать».

В доме было жарко, котел жарился круглые сутки, батареи раскалены до предела. Отец терпеть не мог холодного пола и утреннего просыпания в «морозилке». Зимой к ним каждый день приходил мужичок-истопник, местный плотник и мастер на все руки. Тетя Мила ему доверяла, узнала по своим каналам, что в прошлом он служил при «ведомственном учреждении» и был на хорошем счету, жену его они взяли домработницей и поварихой, а когда уезжали с дачи, то поручали им за домом следить и в порядке его содержать.

Стол к обеду был накрыт на четверых. Катюша со своим женихом уехала в Москву на несколько дней. Он дипломат, и ему обещали неожиданное продвижение по службе, поговаривали, что отправят первым секретарем посольства в Алжир. Но пока об этом «молчок, никому ни слова, подальше от глаз завистников, чтобы не сглазить». Уже давно поговаривали о Катиной свадьбе, а теперь вопрос стоял ребром, они должны ехать в Алжир вдвоем, холостых не пускали. Тетя Мила была очень рада предстоящей свадьбе дочери и с улыбкой говорила о том, что необходимо объединить Катю-Вову-Миру-Шуру. Закатить пир на весь мир, снять большой ресторан, можно зал в «Астории» и отпраздновать на славу, у нее тогда сердце успокоится, что она двух своих любимых детей устроила в надежные руки!

Отец был сегодня в прекрасном настроении, встреча с чиновником Министерства культуры закончилась удачно, его назначили ответственным за гастроли по Франции. Отец был счастлив за Катю и рад за Шуру.

Когда на столе расставили чашки и принесли огромную ватрушку с изюмом, Мира со смаком закурила и сказала:

 Дорогие наши родители, нам нужно кое-что вам сообщить.

Тетя Мила сразу поняла, что ее намеки о совместной свадьбе были услышаны, и, разливая чай, предвкушала обсуждение этой темы. Отец откинулся в вальяжной позе, закурил сигару, попросил себе кофе. Он это делал крайне редко, в самые приятные минуты жизни. В доме было тепло, уютно, комфортно и безопасно.

 Дорогие наши родители, мы долго собирались с вами поговорить, но теперь настал момент, когда время не ждет

 Неужели ты ждешь ребенка? На каком месяце?  радостно сорвалось у тети Милы, ее рука застыла с тарелкой ватрушки.

 Нет, моя дорогая Людмила Сергеевна, об этом пока рано мечтать. Я хочу поговорить с вами о других проектах. Я уверена, что они будут для вас так же приятны, как планы Кати и ее будущего супруга

Мирочка открыла ротик: «Мы вас любим, мы вам верим, мои папа-мама тоже вас любят, я люблю Шуру, я хочу ему счастья, и наша семья уверена, что если он нас будет слушать, то его будущее обеспечено, а если вы согласны, то и ваше семейство от этого только выиграет». Ее монолог длился десять минут.

 Слушай, крошка, мы не возражаем против вашей свадьбы. Я твоим родителям верю и вполне разделяю их взгляды на семью. В чем проблема, разве мы против вашей свадьбы?  отец мурлыкал, как кот, встал, подошел к заветному шкафчику, достал бутылку «Камю» и добавил себе в кофе.

 Нет, дело не в свадьбе. Мы ведь хотим уехать.

 Куда, если не секрет? Наверняка в свадебное путешествие в Коктебель? Ты ведь любишь Крым, детка?  Отец отхлебнул кофе, встал, включил магнитофон, из него полился голос Эллы Фицжеральд.

 Мы хотим уехать в Израиль,  почему-то совершенно изменившимся голосом произнесла Мира.

Тишинатишинашокшокзаморозка тел, мимики нет, губы не жуют, руки не двигаются, все оборвалось внутри, все замерло снаружи, жизнь остановилась, время не тикает, опасность на пороге дома, она уже в доме, страх за себя, за будущее, кошмар, ужас, это страшный сон, нужно себя ущипнуть, проснуться, все исчезнет, нет, это, к сожалению,  правда, ее трудно описать, невозможно понять, как во сне бессмысленные движения, глоток чая, глоток воздуха, глоток коньяка, жест, усмешка, пауза, молчание, опять усмешка, смешок, смех, глупая шутка

 Ты шутишь, конечно?  произнес артист.

 Нет. Но ведь вы поедете с нами? Вас там ждет карьера, слава, богатство. Я все сделаю, чтобы Шурик встал на ноги, мы купим ресторан, а о вас весь мир будет трезвонить, вас там на руках будут носить Ваши мечты сбудутся!  Она говорила много, долго, убедительно, по всей запланированной программе, но уже сама не верила в успех. Монолог иссяк, планы с жизнью не сошлись, все пропало. Шурик плеснул полстакана коньяка, выпил залпом, закурил, вышел из комнаты на крыльцо. Морозный короткий день догорал, он начался счастливо, кончался ужасно. Горстью снега Шура вытер лицо, оно горело не от коньяка, не от мороза, а от ужаса, наполнившего его сердце. Он вдруг осознал, что произошло непоправимое событие, разговор с отцом обернул всю ситуацию совсем не так, как думала Мира, с этой минуты назад дороги нет, и чем дальше, тем будет страшней. Он сплюнул в снег и вернулся в столовую.

Отец уже ходил по комнате, кричал в голос, тетю Милу била нервная дрожь; чтобы успокоиться, она укуталась в огромный пуховый платок и устроилась с ногами на софе.

 Да вы оба сошли с ума! Ты, наверное, не понимаешь, что я никогда и никуда не уеду из своей страны. Я ей всем обязан! Всем! Понимаешьвсем! Она меня вырастила, воспитала, здесь моя родина, мой дом. Ты не понимаешь, что там мы чужие и мне там делать нечего?! А что будет делать этот бездарный идиот (он ткнул пальцем в Шуру)? Неужели ты думаешь, что он там выживет? Он же под забором умрет, а ты его бросишь!  отец на секунду перевел дыхание:Ты не подумала о санкциях, которые последуют после вашего отъезда? Меня из партии попрут, а потом из театра, Катюшин муж лишится должности, его песенка будет спета навсегда, на дипкарьере можно будет поставить жирный крест, нам всем выдадут «волчий паспорт» А о матери моей, профессоре, вы подумали? Что с ней будет? Она ведь жизнь свою здесь положила, сколько студентов воспитала, она всеми уважаема! И что вы хотите, чтобы она на старости лет стала изменником Родины? Позором себя покрыла! Она не переживет этого!

 Кто же придумал эту историю отъезда?  дрожащим голосом спросила тетя Мила из своего угла.

 Кто бы ни придумал, а моей поддержки вы не ждите! И не надейтесь! Я не идиот, чтобы подписывать себе и моей семье смертный приговор,  отец орал в голос, резко обернулся к Шуре. Нервный тик исказил лицо актера, глаз дергался, рука судорожно мяла носовой платок.

 А ты, кретин, видно, не представляешь, что тебя ждет на так называемом свободном Западе? Ты ведь нигде не был, ничего не знаешь, советую подумать вам обоим, прежде чем решаться на подобное мероприятие. Во всяком случае, от меня помощи не ждите! Сразу говорю, что никаких бумажек я не подпишу! Кстати, у тебя ведь есть дочь и обязательства перед ней?

 Это не его дочь, и вы это прекрасно знаете!  взвизгнула Мира.

 Неужели? А почему же она носит его фамилию и так на него похожа?  удивилась тетя Мила. Ей очень хотелось принять участие в разговоре, защитить своего любимого мужа от нападок этой чужой женщины. Необходимо их из дома удалить, больше к себе не пускать, а то все пойдет прахом. Она сразу представила, какой скандал вызовет это в театре, в Министерстве культуры, в Правительстве, в руководстве, «наверху»!!! Они лишатся всего и навсегда! Их ждет позор, бедность, бесславие и многое другое, о чем они уже наслышаны. Что же делать?

 А теперь прошу покинуть наш дом и никогда впредь не появляться и не звонить. Нам с вами не по пути, у нас разные цели и задачи, как жаль, что я в тебе, Мира, ошибался. А тебя,  отец грозно взглянул на Шуру,  мне искренне жаль. Одумайся пока не поздно, ты ведь еще не расписан с ней. У тебя остается последний шанс спасти себя и нас от позора.  Вид у отца был пришибленный, голос тихий, лицо бледное, события его настолько потрясли, что казалось, он вот-вот рухнет.

 Прошу вас, уезжайте, прекратите это издевательство.  Тетя Мила резко поднялась, обняла за плечи мужа, и он, как покорный, маленький ребенок, вышел с ней из комнаты.

Гром, молнии, град, наводнение, великий потопможно было ожидать чего угодно, но только не такого поворота событий. Мира судорожно курила, глаза прищурила, сама ощерилась. Пока она не знала, что делать.

Шура её боялся и любил.

Отца он уже давно не любил, но и не боялся. А перед ней дрожал, была у неё над ним власть. Что это за сила? Он не понимал.

 Ну что, уже раскис, идиот! Едем! И будем бороться! Теперь, по крайней мере, ясно, кто друг, а кто враг!  Она раздавила окурок в пепельнице и вышла из комнаты.

* * *

 Мама, мама, что такое? Не малиновое ль варенье?

 Что ты, детка? Это папа впал в трамвайное крушенье.

Шутливое четверостишье, слова народные, вполне соответствовало сложившейся ситуации. Мира объявила Шуриной семье войну не на жизнь, а на смерть!

Мира Шуру обожала, им владела и болезненно ревновала.

Он кролик, а она вроде удава или кобры. Под её чутким руководством он был готов на всё.

Каждый день приближал события. Они, словно снежный ком, обрастали деталями. Мира никак не моша взять в толк, отчего знаменитый артист повел себя неадекватно? Обиднее всего, что он её унизил, несерьёзно к ней отнёсся, почти как к дуре. Потом она сделала вывод, что он просто «поганый патриот, трусливый карьерист и скрытый антисемит». Отступать от своих планов она не хотела, да и не могла, потому что её родители уже оформлялись в ОВИРе. По идее «объединения семьи», они вперёд поедут, а она с Шурой вдогонку. Если его семейка будет им вредить, палки в колеса вставлять, она на них управу найдет, даже друзья в «верхах и органах» ему не помогут! Обезвредить артиста можно разными путями: начать с мелочей, анонимок «куда надо», а закончить мировым скандалом. А за это время родители её тихонечко уедут, там устроятся, она сумеет в Ленинграде продать квартиру, мебель, антиквариат, переправить «брюлики» и подготовить почву для карьеры Шуры. Он туда приедет, и сразу афиши, ресторан, га-етроли, деньги, слава, папаша его будет только зубами клацать от злобы. Приёмник включит, а из него по всем «голосам» его сын поет и правду об их отъезде рассказывает: как им вредили, какие «органы» подключали, как из Мюзик-холла выгнали и работы лишили, они с хлеба на квас целый год перебивались, страдали, друзья помогалимир не без добрых людей

Мира знала, что самая трудная задача даже не с этими продажными патриотами справиться, а с бывшей женой Шуры. Он, сопляк, до сих пор эту «колдунью» любит, о девочке своей вспоминает, иногда ходит подсматривает, как она из садика за ручку с бабушкой выходит, даже жалкие гроши через знакомых пытался ей подбрасывать. Это Мире известно через своих шпионов, но она скандалов пока не устраивает, а как только они распишутся с ним, тут уж она станет полноправной хозяйкой, но расписаться можно будет только после отъезда её родителей, чтобы никак Шурино имя в документах сейчас не мелькало, внимание чиновников не привлекало. Какая же она дура, что до отъезда родителей «засветилась» артистической семейке! Страшно, если знаменитость на «кнопки свои будет нажимать»!

Мысли вертелись в голове Миры круглые сутки, трудно поверить, что ещё полтора года назад она восторгалась Шуриной семьёй и была уверена в их единстве. Вот змеи подколодные, рассуждают о «духовности и творчестве», а на самом деле «совки», за деревянные рубли купленные, только о наградах и думают. А их сучке-дочке с дип-зятем я покажу, «где раки зимуют»! Она мне многое из своих секретов нашептала, ни в какой Алжир они не поедут, в лучшем случае зятёк будет прозябать в МИДе, бумажки из кабинета в кабинет таскать.

Назад Дальше