Перч ЗейтунцянЛЮДИ С РАЗНЫХ УЛИЦРассказы и повесть
РАССКАЗЫ
Из книги «Я и Берта»
ЦВЕТАСТОЕ ПЛАТЬЕ
Меня зовут Эрна. Иногда меня называют Анной. Я живу в предместье Александрии и каждый день спускаюсь на работу в город. Всякий раз соседи спрашивают меня, отчего я хожу пешком.
Похудеть хочется.
Они смотрят на меня с удивлением: ведь я и так худа. Но они забывают при этом, что трамвайный билет стоит десять миллимов. А если я буду откладывать каждый день по двадцать миллимов, я смогу купить себе красивое платье. Я скопила уже порядочную сумму. Через месяц у меня будет достаточно денег, и я куплю себе платье.
По дороге в город я иногда присаживаюсь передохнуть на скамейке в парке. И тут сразу же неизвестно откуда появляются какие-то парни. Они подсаживаются ко мне. Мне становится страшно, потому что по их лицам я вижу, что они сейчас начнут меня задевать. И тогда я вспоминаю закройщика из нашей мастерской. Однажды он силой поцеловал меня. Мне обидно, что я не залепила ему тогда пощечину. Но разве могла я это сделать? Ведь я скопила уже порядочную сумму на новое платье, и если он меня выгонит, мне придется тратить эти деньги на еду, пока я не найду другую работу. А в Александрии трудно найти работу. Вон моя сестра до сих пор ищет. Работу найти очень трудно. И наша соседка Дези вот уже год бродит по городу в поисках какого-нибудь места. А Кетрин, а Роберта И все же мне следовало дать ему пощечину.
Сегодня я сижу на скамейке одна. Но вот подходит и садится рядом какой-то парень Я смотрю на него. Он вовсе не похож на тех, что каждый день подсаживаются ко мне. Мне удивительно, что такой парень может сидеть возле меня, и я долго смотрю на него. Он тоже смотрит на меня. Я краснею. Я всегда краснею, когда на меня смотрят.
На работу? спрашивает он меня, очевидно заметив мое будничное платье.
Да, отвечаю я и злюсь на то, что продолжаю краснеть.
А он, наверно, думает, что это я на него сержусь. Ну, конечно, так он и думает, потому что достает из кармана газету и принимается читать.
А я молча смотрю на падающие листья и думаю
Я была знакома с одним парнем, и подруги посоветовали мне не очень с ним любезничать. Это для того, чтобы он сильнее меня любил. Как-то он захотел меня поцеловать. Я была счастлива, что меня любят. Но вдруг я вспомнила советы своих подруг и сказала ему:
Еще не время.
И однажды он просто ушел.
Неужели и сейчас я не должна заговорить с этим парнем? А вдруг и он уйдет? Интересно, что сказала бы ему Дези? Она ведь со многими встречалась. Никак не могу представить себе, что бы сейчас сказала Дези
Но вот я вижу тех парней, которые часто подсаживаются ко мне на скамейку и стараются меня задеть. Мне становится страшно. А они будто и не замечают меня, проходят мимо. Только я знаю, что завтра они опять подсядут ко мне.
Я так боюсь этого, что неожиданно для себя спрашиваю:
Вы не скажете, который час?
И радуюсь тому, что хоть на этот раз не покраснела.
Девять, приветливо отвечает парень.
Мы сидим на разных краях скамейки. Я замечаю, что парень сидит на самом солнце, и сержусь. А он и не догадывается, что может пододвинуться ко мне ближе. Сейчас, правда, осень, но на солнце все еще жарко.
Опаздываете? слышу я голос парня.
Да, говорю я и тут же раскаиваюсь: ведь теперь мне придется встать. И когда я, досадуя на себя, встаю, парень говорит:
Мне тоже надо идти.
И я чувствую, как на моем лице появляется улыбка.
Мы идем по улице рядом. Я гордо гляжу по сторонам. Мне хочется, чтобы кто-нибудь из моих подруг увидел нас. Вон та, разве это не Дези? Жаль, что не Дези, но и ее я, кажется, где-то видела. Она смотрит на меня. Значит, она меня узнает. Теперь она наверняка расскажет обо мне всем своим знакомым.
Да, я знаю, знаю, что этот парень должен меня полюбить. Он не может не полюбить меня. Ведь недаром моя сестра говорит, что я самая красивая девушка на свете. И я ей верю.
А потом мне вдруг становится грустно: я понимаю, что все равно мы скоро должны расстаться.
Не сесть ли нам в трамвай? спрашивает парень.
Я киваю головой, и мы садимся в трамвай.
В вагоне много народу, и нам приходится стоять. Я все время чувствую, что он смотрит на меня. Мы стоим совсем рядом. Мои волосы касаются его лица, а он, как будто нарочно, все больше наклоняет ко мне голову. Я ощущаю на своей руке чью-то руку. Это он сжимает мою руку. Я пытаюсь отдернуть ее, вспомнив, вероятно, слова подруг, но он удерживает в своей руке мою руку, и я рада этому.
Только вот что кажется мне странным: прежде я думала, что такой момент сделает меня самой счастливой девушкой на свете. А сейчас я не чувствую ничего необычного. Все кажется это очень привычным, будто так оно и должно быть.
Уже приближается остановка, где я должна сойти. А где же сходить ему? Не проехать ли мне дальше?
Он как будто угадывает мои мысли и тихо говорит:
Где вы сходите?
Он сходит вместе со мной.
На улице совсем безлюдно. Я стою, прислонившись к стене, а он стоит рядом.
Когда я смогу вас увидеть? спрашивает он.
Я всегда очень занята, говорю я неправду, предчувствуя, что он будет меня уговаривать.
Но все равно я должен вас видеть.
Я смогу прийти только на пять минут.
Может, сходим в кино? Идет новая картина. Там сын убивает отца, а потом, через несколько лет, они вдруг встречаются. Оказывается, отец тогда не умер.
Это так интересно, что невольно я говорю:
Хорошо Но после кино я сразу же пойду домой.
Я бегу в мастерскую. Мне так радостно! Как я мечтала о такой вот минуте!
Я бегу. И вовсе не потому, что опаздываю. Нет, о работе я даже забыла. Просто я не могу идти медленно. Весь мир улыбается мне. И просто невозможно не любить всех этих людей, которые идут мне навстречу.
Наш закройщик прикрикнул на меня за опоздание, но я поглядела на него так приветливо, что он сразу же осекся. И даже улыбнулся. Мне хочется сказать ему, что я прощаю ему все, абсолютно все, только бы он стал хорошим человеком, а то ведь его все не любят.
И вот, наконец, я дома. Я держу в руках то единственное платье, которое мы с сестрой надеваем по очереди. Оно протерлось только в одном месте, но сколько бы вы ни искали, вы не заметите этого: сестра починила его очень искусно.
Сегодня не моя очередь, и все же я знаюсестра непременно уступит мне. Она очень обрадуется, когда я обо всем расскажу ей. Она всегда так за меня беспокоится. Ах, как было бы хорошо, если бы сестра нашла работу!
Мне так хочется в эту минуту, чтобы и она была счастлива, чтобы и она пришла сегодня и сказала, что уже нашла работу. А я обняла бы ее и сказала: «Я очень тебя люблю!» Боже мой, как я глупаразве это должна я ей сказать?
Я вспоминаю во всех подробностях, как встретила этого парня, что он мне говорил, как посмотрел на часы и как ясама не знаю почемурассердилась, когда он взял меня за руку. Нет, я не разрешу ему сразу поцеловать меня, а то он еще задерет нос Разве что в последний момент, у нашего дома
Я вскакиваю с места и, напевая, кружусь по комнате. И вдруг мне становится совестноведь сейчас моя сестра ходит по городу в поисках работы. А я только это, право, ничего, ведь она будет рада за меня. И все же мне совестно. Наверно, именно потому, что она будет радоваться моему счастью.
Дверь открывается, и вбегает сестра. Лицо ее светится улыбкой. Я обнимаю ее. И даже не задумываюсь над тем, с чего бы это быть ей такой веселой. Ну да, она должна быть веселой, как и все наши соседи, как и закройщик, как и вообще все
Я нашла работу, слышу я голос сестры. И теперь меня это не удивляет. Так оно и должно было быть. И Дези, наверно, тоже, и Кетрин, и Роберта
А что за работа? спрашиваю я.
Меня будут рисовать для реклам. Возбужденная и радостная, она садится на стул. Погладь платье, Эрна. Мне скоро идти.
Я растерянно смотрю на нее. Мне кажется, что я плохо ее понимаю.
Я слышу какие-то далекие, невнятные голоса. Я слышу, как переругивается на лестнице Дези со своей матерью. Мне жалко Дезиведь у нее нет работы.
А сестра почему-то ждет меня. Я молча грею утюг. А тем временем сестра рассказывает, где она сегодня была.
Я глажу платье и думаю, что у Дези нет работы. И вдруг вспоминаю, что я даже не знаю, как зовут этого парня. Он так интересно рассказывал мне, как сын убивает отца, а потом, через несколько лет, они вдруг встречаются. Но я не знаю, как его зовут.
Я глажу и слышу только шипенье утюга и голос сестры. Она очень счастлива. Она хочет, чтобы все были счастливыи наши соседи, и закройщик, и я
Я глажу
Потом сестра надевает платье и выбегает из комнаты. Я остаюсь одна. Какая большая у нас комната и какой высокий в ней потолок! Я стою в углу, под высоким потолком, и мне кажется странным, что сестра счастлива и что на лестнице уже не переругивается Дези со своей матерью
Я быстро надеваю свое будничное платье. Оно заштопано в нескольких местах, а масляное пятно мне так и не удалось вывести. Я выбегаю на улицу, сажусь в трамвай и плачу десять миллимов, потом схожу на какой-то остановке и бегу. Все бегу и бегу. Вон у того магазина мы должны встретиться.
Я останавливаюсь и издали смотрю в сторону магазина. Очень много прохожих, но все же я сразу вижу его. Он смотрит на часы. Я тоже смотрю на часы, висящие надо мной.
Уже темнеет.
Мимо меня идут люди, они толкают меня, а я, приподнявшись на цыпочки, молчаливо смотрю в сторону магазина.
Проходит десять минут, пятнадцать. И меня переполняет радостьпрошло уже столько времени, а он все еще ждет. Я забываю обо всем и думаю лишь о том, сколько он еще будет ждать меня.
Я уже с нетерпением отсчитываю минуты. И радуюсь все больше и больше.
Я знала, я знаю, что он будет ждать меня.
А мимо все идут и идут люди, они толкают меня. И за ними я иногда не вижу его. Потом толпа редеет, и я снова отыскиваю его глазами. Он все еще стоит у магазина, оглядываясь по сторонам.
Но вот он пошел.
Я смотрю на часы. Прошло тридцать пять минут.
Сколько ни толкают меня, мне все же удается следить за ним. Он идет медленно, время от времени оглядывается назад.
Он скрылся. Прохожие скрыли его от меня. И мне видны теперь только шапки, незнакомые шапки на противоположном тротуаре!
Я снова смотрю на часы и почему-то радуюсь. Он ждал тридцать пять минут. Да, целых полчаса и еще пять минут.
Уже совсем стемнело. Я должна идти домой.
Когда я подхожу к дому, я вижу, что в нашей комнате горит свет. Я бегу, открываю дверь. Мне хочется обнять сестру и расплакаться. Но неожиданно я останавливаюсь.
Сестра молча стоит у окна. Услышав, как я вошла, она оборачивается. Я еле слышу ее голос:
Не взяли Нашли другую. Она больше подошла
Мы стоим друг против друга. Между нами, на протянутой через комнату веревке для сушки белья, висит наше цветастое платье. Оно протерлось только в одном месте, но, сколько бы вы ни искали, вы не заметите этого: сестра починила его очень искусно.
1958 г.
ЧЕЛОВЕК С МАЛЕНЬКОЙ УЛЫБКОЙ
Египетский пейзаж: три-четыре стройные пальмы, горячий песок и высыхающий, словно истощенный ребенок, маленький ручей. На первый взгляд в этом пустынном месте не ступала ничья нога. Но вон на песке различаются какие-то следы. Их все больше и больше. Скоро покажется город с улицами, и следы исчезнут на мостовой. Фати подойдет к фабрике, над воротами которой крупными буквами написано: «Изящная обувь», и, как всегда, примется за работу.
Каждый раз, входя в город, Фати на мгновение останавливается и дальше идет уже не спеша.
Каждое утро на окраинной улице пригорода играют какие-то мальчишки. Они хорошо знают Фати. Это какой-то загадочный человек, живет он не в городе, а где-то в песках, там, где, быть может, водятся дикие звери. Он хороший человек, потому что на них он не сердится, хотя они кидают в него песок и даже камни. Вероятно, им бы надоело изо дня в день делать одно и то же, если бы Фати сердился. Но он не сердится, и в этом есть что-то необычное. Другое дело Абду. Как-то они попробовали задеть его, но он сердито прикрикнул на них.
Вот Фати входит в город. Напрасно дети стараются увидеть на его лице недовольство. Нет. Он, весь как-то сжавшись, с маленькой улыбкой на губах идет под самыми стенами домов, будто боится занять на тротуаре лишнее место. Они бросают в него песок и камни, но он почему-то улыбается еще шире и замедляет шаги, словно хочет угодить детям.
На других улицах детей уже нет. Там друг за другом выстроились лавки. Каждое утро перед ними сидят лавочники в ожидании покупателей. Вот один из них зевает. Глядя на него, зевает второй. А за ними позевывает и вся улица. Иногда лавочники пьют водку. Это занятие несколько развлекает их. Но нельзя же пить водку целый день. И опять они садятся перед своими лавками и глядят по сторонам в надежде увидеть что-нибудь, что развеяло бы скуку.
Они тоже любят Фати. Лавочникам нравятся его маленькая щуплая фигурка и торчащие на лице скулы. Иногда они подзывают Абду, этого великана с пышными усами, ставят Фати рядом с ним и начинают смеяться. Они смеются подолгу, а Фати послушно стоит и только озирается по сторонам. Да, все любят Фати, кроме Абду. Потому что он толком не понимает, над кем же смеются. Абду бы хотел, конечно, чтобы смеялись над ним, а не над Фати. Но ведь именно Фати получает яблоко или даже целый батон колбасы. Правда, это случается редко, только тогда, когда лавочники уже очень долго смеются.
Потом Фати уходит в сторону фабрики. А лавочники опять усаживаются перед своими лавками, ждут покупателей и размышляют о том, что жизнь безнадежно мрачна и скучна.
Фати выходит на шумную улицу, и его подхватывает людской поток. Он появляется на фабрике первым, быстро засучивает рукава, и его тощие руки вдруг оживают. Один за другим приходят другие рабочие, и просторное здание наполняется шумом.
Фати, гвозди
Фати, сбегай за хлебом
Сегодня он услышал:
Фати, иди в контору.
Его вызвал директор. И, вместо того чтобы поздороваться с ним, Фати начал гадать, куда его сейчас пошлют: в соседнюю мастерскую или же домой к Джонсонам. Конечно, он угадалк Джонсонам. Нужно принести из дому сандалии Джонсона.
Как только Фати ушел, Джонсону передали пригласительную карточку. Он уселся за письменный стол, надел очки в дорогой оправе и стал читать тисненные золотом слова. Мадам Грифитс приглашает его на обед.
Джонсон скорчил недовольную гримасу, встал и грустно оглядел комнату.
Он был худ, высок ростом. Посмотрев на себя в зеркало, он вспомнил, что когда-то Грифитс ему нравилась. И она была к нему неравнодушна. Они даже целовались украдкой. В первый раз обоим было приятно, а потом это вошло в привычку. Тем дело и кончилось. Сейчас Грифитс уже в летах, она слегка обрюзгла. Да ведь и сам он уже не тот.
Ему сделалось грустно от этих мыслей, и он снова прочел пригласительную карточку. Сейчас Фати принесет сандалии, и ногам станет прохладнее.
Всякий раз, видя Фати, Джонсон вспоминал, что он директор, и это, пожалуй, его радовало. Сегодня он тоже подумал об этом.
А потом он снова вспомнил Грифитс и зевнул.
На лестнице послышались шаги. Так быстро поднимается только Фати. Джонсон улыбнулся. Ему давно хотелось поразвлечься.
Он сел за письменный стол и, надев очки, в последний раз взглянул на пригласительную карточку.
Дверь приоткрылась, и в комнату прошмыгнул Фати. Он поставил сандалии на стул и направился к двери.
Фати!
Фати обернулся и стал опять гадать, куда его еще пошлют. Наверно, в соседнюю мастерскую.
Фати, я назначаю тебя помощником надсмотрщика.
Ну да, вероятно, в соседнюю мастерскую. Хозяин мастерской должен Джонсону несколько золотых.
Это очень спокойное место.
Или, может быть, Джонсон велит просто позвать надсмотрщика. Он, кажется, говорит именно о надсмотрщике.
Джонсона забавляло, что Фати не понимает его. Попутно он решил, что не пойдет к Грифитс. И, довольный таким решением, с улыбкой начал втолковывать Фати, что его назначают помощником надсмотрщика.
Наконец Фати тоже улыбнулся. Теперь он понял.
Джонсон протянул ему несколько банкнот. Фати осторожно взял их.
Теперь иди отдыхай. Приступишь завтра.
Джонсон так и не понял, как Фати воспринял новость. Но ничего, завтра все станет ясно. А к Грифитс он не пойдет. Она уже в летах и слегка обрюзгла. Он посмотрел на дверь и зевнул. Да и сам он уже не тот.