Пожалуйста, скажи ему, что я ценю его рвение, но меня интересует только дихроя, попросил я.
Джимми перевел мои слова, и продавец со вздохом развел рукамимол, и рад бы помочь, но не могу. Немного разочарованный, я вышел из магазинчика и побрел дальше; мои спутники-«паломники», не особо заинтересованные в покупке чая, отправились следом за мной.
Ничего, найдешь, поравнявшись со мной, сказал Лама. Не может же ее нигде не быть, этой дихрои
Я хотел ответить, что вполне может, когда нас нагнал чей-то оклик на китайском. Обернувшись, мы увидели, что к нам спешит продавец из чайного магазина. В руках у него была огромная банка с чаем.
«Все-таки нашел?» мелькнула шальная мысль, которую я тут же отмел, как нереальную.
Протараторив что-то на китайском, продавец помахал в воздухе банкой.
Он говорит, что был настолько поражен объектом твоего поиска, что хочет подарить банку прекрасного чая в знак уважения к твоему интересу к такой тибетской редкости, как дихроя, перевел Джимми.
Сесе!11 с улыбкой поблагодарил я щедрого торговца.
Тибетец, сияя, передал банку Павлу, стоящему к нему ближе всех, и, помахав всем на прощание, ушел обратно в магазин.
Ну что, на безрыбье и чайдихроя? подмигнул мне Лама.
Ну, еще не вечер, может, это только начало везения? хмыкнул я.
Однако Боря оказался прав: найти дихрою в тот вечер мне снова было не суждено.
Февраль 1901 года
Потала. Аудиенция у Далай-ламы. Обещание
Воспользовавшись помощью друзей, находившихся в Лхасе, Даший смог добиться скорейшего рассмотрения прошений самого Дашия и, заодно, Гомбожаба.
Поверить не могу, что ты даже не спросил меня, честно признался Цыбиков, застегивая дорожную сумку.
Даший, стоящий в дверях комнаты, усмехнулся и сказал:
А зачем спрашивать? Я знал, что ты хочешь аудиенции. Каждый паломник хочет, иначе зачем вообще ехать в Лхасу?
И то вернопробормотал Цыбиков, закидывая сумку на плечо.
Она получилась довольно легкой: востоковед попросту не знал, что может пригодиться ему во дворце Потала.
Держи, спохватившись, Гомбожаб достал из кошеля восемь ланов серебра и протянул их Дашию.
Тот без вопросов забрал деньги и сказал:
Пошли. Говорят, лучше прийти во дворец не позже полудня, а идти нам немало
Идем-идем, кивнул Цыбиков и вышел из комнаты следом за товарищем.
Паломники спустились на первый этаж, кивнули Цэрин, что-то записывающей в большой журнал гусиным пером, и уже почти достигли двери, когда она открылась и в прихожую впорхнула Тинджол. Она была настолько легка и воздушна, что Цыбиков не придумал слова лучше, чтобы описать ее появление.
«Впорхнула. Как колибри? Беззаботная пташка»
О, Гомбожаб, чуть смутившись от неожиданности, робко улыбнулась Тинджол. Привет. Ты куда-то уезжаешь?
Мы идем в Потал, покосившись в сторону Дашия, который с интересом рассматривал девушку, сказал Цыбиков. На аудиенцию к Далай-ламе.
Тинджол, поколебавшись мгновение, подступила к Гомбожабу и, сжав его руку в своей, шепнула:
Удачи.
Спасибо, успел ответить Цыбиков, прежде чем Цэрин за спиной воскликнула:
Тинджол! Ты чего там застряла? Живо на кухню!
Иду, мам, тут же выпустив руку востоковеда, ответила девушка и, в последний раз заглянув Цыбикову в глаза, покорно поспешила прочь.
Пойдем, сказал Даший, придерживая входную дверь.
Цыбиков обернулся и невольно вздрогнул, наткнувшись на тяжелый взгляд Цэрин. Когда их глаза встретились, хозяйка чинно кивнула Гомбожабу и вслед за дочкой скрылась за дверью кухни.
Ну чего ты там? нетерпеливо произнес Даший.
Да иду, идубуркнул Цыбиков и вышел из гостиницы.
«Это, видимо, все из-за меня? размышлял он, шагая по улице. Но что такого мы делаем? Просто болтаем ну, взяла она меня за руку. Из-за этого Цэрин так завелась?»
Кто эта девушка? спросил Даший, когда они отошли от гостиницы на достаточное расстояние.
Дочь хозяйки, Тинджол, ответил Гомбожаб.
Дочь? Надо же а я решил, что служанка ну, тогда все понятно.
Что тебе понятно? недоуменно нахмурился Цыбиков.
Ну она так на тебя смотрит, за руку взяла конечно, хозяйке это не понравилось.
Стой, Даший Я вообще не пойму, о чем ты толкуешь? Как на меня смотрит Тинджол?
А ты сам не чувствуешь? хмыкнул Даший. Ты ей нравишься, а матери это не нравитсяты же паломник, сегодня здесь, а завтра уедешь к себе, и поминай как звали Конечно, она не хочет, чтобы дочка связывалась с таким.
Слова спутника удивили Цыбикова. Ему нравилась Тинджол, но до сего дня востоковед искренне считал приветливость девушки элементарной вежливостью.
«Очевидно, я ошибался».
Теперь Цыбиков испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, его радовало, что его приязнь к Тинджол оказалась взаимна. С другой стороны, Даший прав: рано или поздно Гомбожаб вынужден будет вернуться на родину, а значит, ему действительно не стоит излишне сближаться с девушкой, чтобы потом им обоим не пришлось собирать их разбитые сердца по осколкам.
Мысли путались, и Гомбожаб решил отложить их на потом, а пока что сконцентрироваться на посещении Потала и долгожданной встрече с Далай-ламой.
«Мог ли я предположить, что дружба с Дашием позволит мне так быстро получить разрешение на аудиенцию?..»
Достигнув западного края Лхасы, путники повернули на юг, ко дворцу Тринадцатого Перерожденца.
«Интересно, он знает, что такое дихроя и где ее искать? Наверняка, да но не могу ведь я просто его об этом спросить? Это будет против всех правил»
Дворец Потала считался одним из самых величественных зданий Центрального Тибета. Будучи исконным замком прежних владетелей этих земель, в середине XVII века Ду-цзин-ньибий-побран12 стал резиденцией пятого Далай-ламы, знаменитого Ловсан-чжямцо. Вдохновляемые Перерожденцем, тибетские простолюдины, словно рабы, отстраивали дворец Поталы без малого три десятка лет. Поговаривали, смерть настигла пятого Далай-ламу в самый разгар строительства, и преданный помощник покойного Санчжяй-чжямцо около 16 лет скрывал факт смерти хозяина, дабы тибетцы не бросили работу.
«Жестоко но без этого изнурительного труда не было бы и дворца».
Поднявшись по одной из трех каменных лестниц, находившихся с лицевой стороны, Гомбожаб и Даший вошли в здание, именуемое Побран-марпо13. Средний этаж его занимало духовенство дворцового дацана Нам-чжял, этажом выше хранились субурганы Далай-лам, начиная от пятого, Ловсан-чжямцо, а покои нынешнего Далай-ламы находились на самом верху.
А где же находятся все кладовые, приемные, квартиры обслуги? спросил Гомбожаб.
В Побран-карбо14. Еще там находится главная тюрьма Тибетатам содержатся высокопоставленные преступники, осужденные самим Далай-ламой. А за стенами дворца живут обычные монахи.
Поднявшись по лестнице, паломники очутились в приемной, где не оказалось ни диванов, ни стульев или столовлишь великое множество колонн, на которые можно было опереться, дабы дать хоть немного отдохнуть спине и ногам. К этому моменту здесь уже толпилось немало народу; все, очевидно, тоже явились для поклонения Далай-ламе. Особое внимание востоковеда привлек глухой старик, который, судя по всему, прибыл на аудиенцию вместе со своим сыном.
И что же, с них тоже взяли плату в восемь ланов? удивился Цыбиков.
Даший пожал плечами, но вместо него ответил стоящий рядом немолодой монгол:
Да, эту плату все платят. Мы вот с моей Сугар. Он мотнул головой в сторону женщины, стоящей у него за спиной. Из самого Цайдама ехали, по дороге на нас душегубы напали, отобрали вседеньги, лошадей а нас умирать бросили, раненых. Хорошо, караван мимо шел, подобрали, отвезли нас в Накчу. Там мы выздоровели малость и сюда пришли, пешими а тут уже братья помогли. Ни гроша у нас с собой не было, благо, братья дали, сможем теперь получить благословение
Отчего ж вы вдвоем ехали, никого не наняв? удивился Даший. Дороги кишмя кишат разбойниками!
Монгол и его спутница переглянулись. Кажется, вопрос Дашия их смутил.
Дело в том, что Сугарпробормотал монгол. Не моя жена, а моего соседа.
Поэтому нам и нужно благословение, вставила женщина и тут же смущенно потупилась.
Мы неправильно поступили, тут же добавил монгол. И хотим хотим повиниться
О, только и сказал Цыбиков.
«Так, значит, они бежали от закона так, может, нападение разбойниковэто кармическая расплата за грех? Как знать»
Монгол и Сугар заспорили о чем-то, и Даший и Гомбожаб, воспользовавшись их перепалкой, отступили в дальний угол, подальше от других. Ожидание было крайне долгим и скучным; лишь изредка местные слуги выходили к прихожанам, чтобы взять у них хадаки или иные предметы, необходимые для подготовки церемонии.
И зачем мы пришли так рано? тихо спросил Цыбиков у спутника.
Тот лишь плечами пожал.
Не знаю. Так потребовали при получении разрешения на аудиенцию.
Понятнопротянул Гомбожаб.
Взгляд его снова наткнулся на супругов-монголов.
«Вот на что люди готовы пойти ради любви!.. Стать изгнанниками в родном краю нарушить все законы и обещания Мог бы я, интересно, поступить так ради кого-то?.. Наверное, нет»
Цыбиков не был романтиком. Единственное, что он по-настоящему любил, это наука. С той поры, когда его первый наставник и, по совместительству, двоюродный дядя Петр Бадмаев, впервые привел Гомбожаба в свое училище, мальчишка жил только чтением, грезил дальними путешествиями и втайне на-деялся, что однажды какой-то географический объект он сможет назвать своим именем.
Солнце уже клонилось к закату, когда мимо ожидающих прошествовал первый советник Далай-ламы. На нем была длинная желтая куртка.
Следуйте за мной! на ходу возвестил первый советник, и все присутствующие без лишних вопросов побрели за ним.
Они поднялись на этаж, где хранились субурганы перерожденцев; через решетчатые окна видны были ступы с прахом прежних Далай-лам, включая позолоченный субурган Пятого Перерожденца, Ловсан-чжямцо.
Не задерживаясь здесь, первый советник повел прихожан еще выше, по крутой деревянной лестнице, которая привела на открытую площадку перед самой дверью приемного зала Далай-ламы. Слева и справа от этой двери на скамейках располагались знатные ламы, на самой площадке на длинных коврах восседали простые ламы, входившие в придворный штат. Выстроив прихожан друг за другом, первый советник повторил правила грядущей церемонии и лишь после этого завел гостей дворца в зал.
Это оказалась просторная, но очень темная комната, стены которой были обшиты желтым китайским атласом. Напротив двери стоял высокий трон без спинки, более похожий на большой сундук; на престоле в позе лотоса сидел сам Далай-лама. Одетый в желтую мантию, с остроконечной шапкой на голове, он взирал на гостей без тени эмоций. Кроме самого Далай-ламы в комнате была его свита, включающая двух телохранителей, стоявших ближе всех к трону. По левую руку от хозяина покоев стояли низкие скамейки, на которых располагались высшие сановники дворца.
Едва двери за прихожанами закрылись, время будто ускорилось. А может, напротив, до того оно шло слишком медленно, а теперь приобрело свой обычный темп Подгоняемые первым советником и другими присутствующими, гости спешно отвешивали по три земных поклона и, уложив на вытянутые перед собой руки ритуальные шарфы, по очереди приближались к престолу. На каждый этот шарф дежуривший у трона слуга ставил последовательно четыре вещикруглый талисман (мандала), статуэтку Будды, книгу и молитвенную ступу. Далай-лама медленно протягивал руку, касался каждой из вещей, после чего слуга спешно убирал предметы. Затем Тринадцатый Перерожденец забирал шарф и благословлял прихожанина, прикладывая правую руку к его темени.
Когда подошел черёд Цыбикова, Далай-лама ненадолго задержал ладонь на его голове, а потом загадочно улыбнулся чему-то самым уголком рта. Гомбожаб хотел было воспользоваться этой заминкой и задать вопрос про дихрою, но не успел: верный слуга уже подал хозяину отрезок шелковой ленты, и Далай-лама быстро связал шелк в узел и, дунув на него, прислонил к шее востоковеда. Это был талисман, который после дуновения Далай-ламы становился оберегом от несчастий.
Садись, велел первый советник, и Цыбиков опустился на тонкий коврик недалеко от трона. Теперь перед востоковедом была лишь голая стена, а трон Далай-ламы находился сбоку. Другой слуга внес кувшин с чаем и остановился возле престола. По команде Цыбиков с присоединившимся к нему Дашием подошли, чтобы испить по глотку и еще раз поклониться Далай-ламе. Когда все испили из кувшина, Тринадцатый Перерожденец громко спросил:
Благостен ли был ваш путь сюда и счастливы ли все вы на вашей родине?
Цыбиков и остальные прихожане молча приподнялись с места и поклонились. Затем двое слуг принесли вареный рис, которого Далай-лама съел едва ли щепотку, тогда как всем прихожанам насыпали полные миски. На трапезу, однако, времени особо не далиЦыбиков успел съесть от силы треть, когда первый советник объявил, что церемония окончена, и попросил всех удалиться.
Убирайтесь! будто проснувшись ото сна, вдруг заголосили телохранители Далай-ламы, и прихожане заспешили наружу.
«Как странно все было», думал Цыбиков, шагая вниз по ступенькам.
Не понимая собственных эмоций, он стал смотреть на других; судя по счастливым лицам, на них церемония произвела эффект куда более благостный. Все, включая того дряхлого старика, его сына и монгольских беглецов-любовников, буквально светились. Даший тоже выглядел одухотворенным.
Что с тобой? спросил он, увидев, как Цыбиков задумчив.
Не знаю, честно сказал востоковед. Наверное, еще не осознал всего, что произошло.
Наверное
По дороге домой говорил только Дашийшагая чуть впереди, он по привычке воодушевленно рассказывал какие-то байки из прошлого. Цыбиков не особенно и вслушивался, поскольку был погружен в свои мысли. Он не испытывал разочарования, хотя и ждал от встречи с Тринадцатым Перерожденцем чего-то большего.
Цыбиков снова вспомнил монгола и его любовницу и глухого старика, приведшего на церемонию сына. Все они так радовались самой возможности получить благословение от Далай-ламы, что Гомбожабу стало стыдно.
Что ж, вижу, ты немного пришел в себя? сказал Даший, с улыбкой разглядывая спутника, когда около десяти часов вечера они подошли ко входу в гостиницу. Осмыслил?
Не уверен. Но, кажется, на верном пути.
Они попрощались, и Цыбиков уже пошел к двери, когда спутник окликнул его:
Гомбожаб.
Да?
Помнишь, ты мне отсыпал немного своего цветочного сбора?
Помню, как забудешь, сказал Цыбиков.
Я этоГлаза Дашия забегали, точно он говорил о чем-то постыдном. У меня почти кончилось Могу я одолжить еще?
«Одолжить или просто взять?» хотел спросить востоковед, но сдержался и сказал лишь:
Можешь. Но только давай завтра, нет сил возиться сегодня.
Даший просиял и сказал:
Спасибо, Гомбожаб! Обязательно зайду.
Развернувшись, бурят устремился прочь. Проводив его задумчивым взглядом, Цыбиков вошел в гостиницу и увидел Тинджолсидя за столом, она листала многочисленные книги для записей. Обрадовавшись приятной встрече, Гомбожаб подошел к девушке:
Привет, Тинджол.
Она вздрогнула и, посмотрев на него с опаской, холодно произнесла:
Я немного занята, Гомбожаб. Если только что-то срочное
Востоковед нахмурился. Тинджол была заметно напряжена.
«Мать что-то сказала? Наверное, Даший прав, и лучше мне не лезть».
Да нет, ничего, спокойным голосом сказал востоковед. Просто хотел поздороваться, и только.
Угубуркнула Тинджол, листая очередную книгу.
Цыбиков пошел наверх, а девушка даже не подняла головы, чтобы проводить его взглядом.
Оказавшись в комнате, Цыбиков завалился на кровать, где пролежал на боку, глядя в стену, около часа, пока сон все-таки его не сморил.
Ближе к утру востоковеду приснилось, что он снова пришел на аудиенцию к Далай-ламе, но теперь, кроме них двоих, в зале никого не оказалось. Только Тринадцатый Перерожденец сидел на троне и лукаво смотрел на вновь прибывшего.