Ну, я просто передал тебе, что говорят, пожал плечами Даший.
Он залпом допил остатки напитка, утерся рукавом и, поставив пустую кружку перед хозяином, резко поднялся со словами:
Но лишний раз злить его не хочу, пойду собираться.
На ходу вытирая руки о дорожный наряд, гость пошел к выходу.
Даший, окликнул Цыбиков.
Бурят обернулся и вопросительно посмотрел на хозяина.
Как думаешь, нападение разбойников могло быть как-то связано с Ешеем? спросил востоковед.
Даший от неожиданности вздрогнул. Взгляд его на несколько мгновений остекленел, но быстро прояснился.
Я об этом просто стараюсь не думать, сказал Даший, пристально посмотрев на Цыбикова. Как ты сам сказал, нам бы до Лхасы добраться, а остальное
Он махнул рукой и вышел из палатки, оставив Гомбожаба в одиночестве.
«Да нет, не мог он связаться с разбойниками ради того, чтобы возглавить караван, это не путь буддийского паломникаподумал Цыбиков. А раз Ешей едет в Лхасу, он именно паломник, а не разбойник, и знает прекрасно, что Будда все видиту кого за душой камень, у кого руки в крови»
Однако сомнения, конечно же, никуда не делись, и Гомбожаб, дабы отвлечься, позвал слугу и вместе с ним начал собирать вещи. Пока складывали пожитки востоковеда, явились другие паломники. Общими усилиями свернули палатку, навьючили верблюдов и вскоре продолжили путь к заветной цели
Лхаса, сказал Ешей. Место Богов.
Они достигли ворот древнего города уже на закате и теперь с перевала Го-ла наблюдали за тем, как позолоченные крыши храмов отливают багрянцем в лучах заходящего солнца. У Цыбикова перехватило дыхание от увиденного. Он подъехал к Ешею и остановил своего верблюда рядом с верблюдом предводителя.
Дошли, сказал востоковед, не в силах сдержать облегченную улыбку.
Ешей смерил его хмурым взглядом и через губу бросил:
Не расслабляйся раньше времени, еще не доехали.
Оглянувшись, он прокричал:
Хватит, потом налюбуетесь! Едем!
И, сжав бока верблюда ногами, первым понесся к воротам Лхасы.
«Как быстро меняются люди» провожая предводителя хмурым взглядом, подумал Цыбиков.
Около получаса спустя паломники уже заселились в скромную двухэтажную гостиницу на южной окраине Лхасы. Гостиница принадлежала сорокалетней женщине по имени Цэрин милой и приветливой, но с пронзительным взглядом зеленых глаз, который, кажется, просвечивал человека насквозь. По крайней мере Цыбикову показалось, что хозяйке хватило одного-единственного взгляда, чтобы узнать все его секреты, включая самые страшные. Стараясь не думать об этом, Гомбожаб занял отведенную ему комнату на втором этаже и, пользуясь столь долгожданным одиночеством, достал из сумки священную книгу, чтобы сделать заметки по минувшему дню и вкратце расписать план на ближайшие дни, когда в дверь его постучали.
Это оказался Даший.
Ну что, соскучился, Гомбожаб, с широкой улыбкой сказал старый знакомец.
Ты что же, тоже поселился тут? удивился Цыбиков.
Да нет, я у знакомого ламы остановился, но это в пяти домах отсюда, так что мы опять почти соседи.
«Какая радость, словами не описать», подумал Гомбожаб, но вслух сказал:
Отлично.
Тоже так думаю, хмыкнул Даший. Ладно, отдыхай, и я тоже пойду Если что, найдешь меня в пяти домах от своего в сторону центра.
Хорошо, я запомню, пообещал Цыбиков.
Даший снова улыбнулся и вышел из комнаты.
Дождавшись, пока шаги приятеля стихнут, Гомбожаб открыл священную книгу на нужной странице и взялся за карандаш.
«3 августа. Мы наконец-то достигли города,
куда я стремился последние девять месяцев»
Чтобы не путаться в записях, Цыбиков условно поделил книгу на две части: официальная велась с первой страницы к последней, неофициальнаяс последней к первой. Отобразив в подробностях события минувшего дня, Гомбожаб хотел заняться личным дневником, но карандаш на первом же слове сломался. Скрипнув зубами, Цыбиков отложил книгу и покосился в сторону дорожных сумок, кучей сваленных в углу: час был поздний, а потому разбирать вещи востоковед решил уже завтра, проснувшись.
«Проще, наверное, нож у Цэрин одолжить, чем свой искать», подумал Цыбиков, поднимаясь с лежака.
Однако внизу хозяйки не оказалось. Решив, что из-за ножа беспокоить ее в столь поздний час не стоит, Гомбожаб собрался вернуться к себе, когда его окликнул приятный женский голос:
Вы что-то хотели?
Цыбиков оглянулся и замер, увидев, с кем говорит: у приоткрытой двери в одну из комнат, держась за ручку тонкими бледными пальцами, стояла юная девушка с черными как смоль волосами. Она была немногим младше самого востоковеда; зеленые глаза незнакомки смотрели так же пристально, как глаза Цэрин.
«Сестра? Да нет, слишком молода»
Будто прочтя его мысли, девушка сказала:
Я дочь Цэрин, Тинджол. А вы
Цыбиков. Гомбожаб. Я из России бурят паломник у святынь Тибета, сбивчиво ответил востоковед.
Слова давались Цыбикову с неожиданным трудом. Взгляды Цэрин и Тинджол были похожи, да, но не одинаковы. Если мать смотрела на молодого востоковеда с высоты возраста, изучая, скорее, по привычке, чем из реального интереса, то дочь
«Кажется, я ей понравился», вдруг подумал Гомбожаб.
Вы что-то хотели? спросила Тинджол, подходя ближе.
От нее пахло пряностямивидимо, девушка хлопотала на кухне и, услышав шаги, вышла взглянуть, кто пожаловал.
Да я ножпробормотал Цыбиков.
Тинджол выгнула тонкую черную бровь, и Гомбожаб, не придумав ничего лучше, протянул ей карандаш:
Вот
А, вам заточить, поняла девушка.
Она облегченно улыбнулась, и Цыбиков улыбнулся тоже.
Сейчасбросила Тинджол и скрылась за дверью, возле которой стояла.
Ее не было буквально полминуты, но Цыбикову показалось, что прошла целая вечность.
Вот, сказала девушка, снова появляясь в коридоре.
Она вручила Гомбожабу крохотный ножик, и востоковед с благодарностью принял его.
Если позволите, я верну его утром, хорошо? сказал он.
Тинджол кивнула, и Цыбиков пошел к себе наверх. Когда он уже поднимался по лестнице, девушка сказала:
Доброй ночи, Гомбожаб.
Востоковед остановился и, повернувшись, мягко произнес:
Доброй ночи, Тинджол.
Их взгляды снова встретились, и девушка, улыбнувшись, ушла обратно в кухню. Проводив ее взглядом, Цыбиков поднялся в комнату и, заточив карандаш, занялся дневником. Нашлось в нем место и для Тинджол.
«Встретился с дочерью хозяйки. Трудно описать словами, что почувствовал. Как сказал бы писатель«между ними проскочила искра» хотя, может, я просто слишком давно не встречал красивых женщин?..»
Утро началось с того, что к гостинице начали стекаться покупатели, желавшие купить у паломников верблюдов и лошаков, ставших теперь ненужными. Цыбикову свезло продать своего непокорного горбатого «скакуна» довольно быстро, и, хоть друзьями их назвать не повернулся бы язык, на душе у Гомбожаба было горько.
Позаботьтесь о нем, сказал востоковед новому хозяину своего верблюда. Он, конечно, с характером, но преданный.
Покупатель кивнул и увел верблюда, а Цыбиков, проводив их взором, пошел за своим молитвенным барабаном.
Разобравшись с горбатым «скакуном», востоковед вернулся на перевал Го-ла, дабы запечатлеть на снимке всю Лхасу. По счастью, никто не отвлекал Гомбожаба, и он мог действовать не спеша, что увеличивало шансы на удачный кадр. Затем Цыбиков вернулся в город и приступил к изучению его достопримечательностей.
Очень быстро востоковед понял, что на исследование Лхасы можно потратить не одну, а две или даже три жизни, и все равно не увидеть всего, что находится в Месте Богов.
Главными памятниками города считались две статуи будды ШакьямуниЧжу-ринбочэ и Чжу-рамочэ. По легенде, они были получены тибетским царем Срон-цзан-гамбо в качестве приданого двух его жен, китайской и непальской царевен. В 653 году по приказу непальской для ее статуи был возведен храм Прул-нан-цзуг-лагхан9, вокруг которого и выросла со временем Лхаса. Царь же Срон-цзан-гамбо построил на горе Марб-ори замок; на его месте теперь находился Потал, дворец Далай-ламы.
Чем больше времени Цыбиков проводил в Лхасе, тем больше он укреплялся во мнении, что город этот представляет собой этакую помесь Гумбума и Лабранга, с поправкой на куда более солидные масштабы. Здесь, как и в Лабранге, простые глинобитные дома соседствовали с роскошными дворцами и особняками перерожденцев; и, как и в Гумбуме, большинство улиц Лхасы были узкими, кривыми и грязными. Впрочем, ничего удивительного в этом Цыбиков не видел: в Месте Богов проживали многие тысячи монахов, куда большее количество, чем где-либо еще.
С Тинджол Цыбиков встречался редко, а когда встречался, то их робкую беседу непременно прерывала Цэрин, которая вечно звала дочь к себе. Однажды Гомбожаб вызвался помочь девушке донести корзину с хлебом до кухни, но мать сразу дала понять, что участие клиента в делах гостиницы неприемлемо. Спорить востоковед не решилсяуж больно красноречиво на него смотрела Цэрин.
Снимки получались у Гомбожаба с переменным успехомна улицах постоянно толпились люди, причем городских охранников было едва ли не больше, чем монахов в ярких одеждах. Любые манипуляции со спрятанным в барабане фотографическим аппаратом в такой обстановке казались натуральным самоубийством, и потому Цыбиков действовал еще осторожней, чем обычно. Душа его рвалась на части: востоковеду хотелось не просто привезти в Петербург серые статичные снимкиГомбожаб мечтал передать Савельеву и другим членам академии то ощущение жизни, которое испытывал, шагая по цон-ра ранним утром или наблюдая за монахами, которые, спрятавшись под длинным навесом у западного фасада храма Большого Чжу, неистово молились. Цыбиков жалел, что не придумали еще способа снимать картинку динамическую, которую можно будет смотреть снова и снова.
«Насколько это упростило бы работу географов и других ученых»
Время шломинула осень, на смену ей пришла зима. В один из январских вечеров, наблюдая за танцем снежинок за окном гостиницы, Цыбиков размышлял, куда отправиться в середине февраля, когда холода станут постепенно отступать. Лхаса за без малого пять месяцев отнюдь не стала для востоковеда открытой книгой, и практически каждый новый день дарил востоковеду еще щепотку знаний о священном городе. Но верно было и то, что глаз Гомбожаба несколько замылилсяему требовалось на время покинуть Место Богов, чтобы потом, вернувшись, взглянуть на нее по-новому.
«Галдан? Сэра? С какого монастыря начать?»
Вдобавок ко всему Цыбиков еще в начале января подал прошение на аудиенцию у Далай-ламы, однако пока что ответа не было.
«А ждать его можно очень и очень долго»
Цыбиков в очередной раз вспомнил про предсказания Лон-бо-чойчжона.
«И где же обещанная тобой славная судьба, о прорицатель? Или же для того, чтобы ее обрести, я должен прежде найти твою загадочную дихрою?»
В дверь постучали. Цыбиков нахмурился: он гостей не ждал.
«Может, это Тинджол?» с надеждой подумал Гомбожаб и, отвернувшись от окна, сказал:
Входите!
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Даший. Вид у него был, как у бродячего котапотрепанный, залихватский, а глаза горели так, словно бурят только что видел самого Будду.
Привет, Гомбожаб! выпалил гость, с улыбкой глядя на востоковеда.
Привет, кивнул Цыбиков. Что-то случилось?
Случилось, энергично кивнул Даший.
Гомбожаб немного напрягся: он всегда считал, что лучшая новостьэто отсутствие новостей, особенно в таком опасном путешествии. Однако радостная улыбка гостя заставила востоковеда отринуть все плохие мысли: с подобным выражением лица говорят лишь о чем-то хорошем.
Судя по всему, вести добрые? на всякий случай уточнил Цыбиков.
Добрые, снова кивнул Даший.
Ну, так не томи, сказал Гомбожаб, тоже позволяя себе улыбку.
Я добился для нас аудиенции у Далай-ламы, сияя, сообщил Даший.
Цыбиков замер.
Вопрос о том, куда отправиться в ближайшее время, отпал сам собой.
4 октября 2019 года
На пути в Гьяце. Беседы с Гринбергом о фото. Поломка телефона. Чай
Переночевав в Нангтри, мы отправились на юго-запад Тибета, вдоль границы с Индией. Туда, согласно хронике, в середине прошлого века, во время той самой «культурной революции», 70-летие которой сейчас отмечают по всему Китаю, сбежали большинство лам, включая и Далай-ламу XIV. Резиденция Четырнадцатого Перерожденца по сей день находится в крохотной индийской деревушке Маклеод-Ганже, именуемой местными не иначе как «Маленький Тибет»: помимо обычных для поселков такого типа магазинов, мастерских и аптек там заново отстроены под прежними названиями многие тибетские монастыри.
Интересно, каково этобыть навсегда изгнанным из собственной страны, где ты вырос и стал настоящим идолом, к которому приезжали на поклон буддисты со всего мира? спросил я Ламу, когда мы остановились на одной из редких придорожных заправок.
Даже не представляю, честно ответил Боря. Самое интересное, что внуки тех людей, кто пешком преодолевал сотни и даже тысячи километров ради аудиенции Далай-ламы в Потале, теперь радостно празднуют избавление от ламского ига. При этом и те, и другие считают себя настоящими буддистами
Я кивнул, глядя на Виталия, который стоял чуть в стороне от нас с телефоном в рукахснимал окружающие холмы и взгорья. Проследив, куда я смотрю, Боря сказал:
Слушай, надо с ним что-то делать.
С Виталием? А что не так? удивился я.
Да с ним ехать вместе невозможно просто. Он то отстает, то начинает судорожно догонять, то виляет из стороны в сторону, пугает всех в колонне. Ко мне уже и Дима, и Боря подходили, жаловались. В общем, ездок-одиночка типичный, а у нас команда не маленькая, нужно что-то думать.
Ну да, согласен
Виталий сделал снимок и, удовлетворенно хмыкнув, побрел к своему байку.
А если предложить ему в конец колонны встать, прямо передо мной? спросил я, покосившись в сторону Ламы. Учитывая, что я и так постоянно останавливаюсь, чтобы сделать фото, мне он не сильно помешает.
Ну, давай попробуем. Потому что все равно надо что-то делать, иначе получится, как с Пашей, если не хуже, сказал Боря.
Сплюнь, хмыкнул я.
Каждый день плюю, не поверишь, рассмеялся Лама.
Подмигнув мне, он первым пошел к Виталию, который, стоя рядом с мотоциклом, листал фотографии на телефоне. Я, помедлив, отправился следом за другом.
Слушай, Виталийначал Боря. Я тут заметил, что тебе не очень удобно в колонне двигаться
Ну, есть такое дело, да, нехотя признал Виталий.
Он спрятал мобильник в карман и повернулся к нам.
Мы с Максом хотели предложить, чтобы ты перед ним ехал, продолжил Боря.
Я все равно в своем темпе еду, отстаю часто, потом догоняю, как и ты, так что, если будем катить друг за другом, никому не помешаем, добавил я.
Ну, давай попробуем, кивнул Виталий. Я не против.
После нашей нехитрой рокировки сразу же наступил дзен. Колонна ехала впереди, как единый организм, а мы с Виталием замыкали, отставая и нагоняя других, никак им не мешая.
Когда около полудня мы остановились в очередном поселке, чтобы передохнуть и пообедать, Виталий сам подошел ко мне и поблагодарил:
Спасибо! Так действительно проще и комфортней.
Отлично. Знал, что ты оценишь. Хочешь, давай вместе останавливаться и снимать. Только делать надо все быстро, а то колонна нас будет постоянно терять и ждать.
Ну, посмотрим, туманно сказал Виталий: видно было, что он пока не очень хорошо представляет себе фотоохоту.
Мы пошли в кафе следом за остальными. Лама, обернувшись, поймал мой взгляд и украдкой показал мне большой палец. Я в ответ только улыбнулся: мелочь, а приятно.
Справившись с обедом раньше других, я отправился на поиски дихрои и в одной из придорожных лавок неожиданно для себя нашел табак: зашел внутрь, задал уже привычный вопрос, дождался ответа (увы, снова отрицательного) и вдруг наткнулся взглядом на надпись, прекрасно мне знакомую. Она была сделана на латинице, вероятно, как раз для туристов вроде меня, которые знают на китайском пять-десять фраз.
Разве мог я пройти мимо табака, продающегося в предгорьях Гималаев?..