Зачем ты держишь коробку с украшениями? Надень!
Я очнулась. И правда, мои ладони всё так же протягивали кому-то массивное ожерелье и серьги с подвесками. Неужели всё это время я бродила как ненормальная с бижутерией на ладонях? И в нише сидела на корточках, держа бриллианты? Да нет Я вроде обрывала сломанный ноготь с указательного пальца Не могла же я его оборвать с коробкой в руках? На всякий случай обратилась к Тане:
Что, я как полоумная ходила с вытянутыми руками все два часа?! Что они все обо мне подумают? я показала подбородком на сидящий за столами худперсонал, продюсера и актёров.
Не беспокойся! Им до тебя нет дела. Они заняты только собой любимыми! Давай-ка нацеплю на тебя эту роскошь
Она осторожно подняла мне волосы и, едва касаясь моей спины, застегнула ожерелье. Затем, бережно оттянув мочки ушей, продела мне серьги с подвесками. Её мягкие прикосновения успокаивали.
Посмотри! Шик, блеск, красота! пыталась меня растормошить Таня.
Режиссёр игриво крикнул:
Сладкие парочки! Готовимся!
За линией, начерченной мелом напротив столов художественно-постановочного персонала и продюсера, ассистент режиссёра выстроил Таню с Джонни, меня с Марком, Агнессу, Кена и ещё несколько пар. Накамура-сан поглядывал на меня встревоженно. Мы ждали старта. Сато-сан осматривал каких-то актрис в кимоно.
Я пощупала висящее на мне ожерелье Глаза мутные?! Лицо брезгливое?! Точно жабу проглотила?! Ну уж нет! Я лягушек не ем! И в этом они убедятся!
Расправив плечи и втянув живот, я гордо подняла голову. Я играла. Но не распрекрасную английскую леди, разрази её гром! Я играла саму себя, ту прежнюю, любящую и любимую, умеющую видеть мир во всех его красках, обласканную заботой мамы, щадящую её больное сердце своей опекой. А вечером я позвоню ей, и мы долго будем болтать о кашемировом пальто с меховым воротником, о ценах на компьютеры и преимуществах видеофона «Skype». О том, как совсем скоро, через два с половиной месяца, я привезу её в Японию, и замечательный врач-кардиолог Мацуо-сенсей вылечит ей сердце. И больше не отпущу её от себя, чего бы мне это ни стоило Я лучезарно заулыбалась, стоя визави с худперсоналом и господином продюсером. Лицедейская игра фальшивых бриллиантов на ожерелье и серёжках, кажется, отразилась в моих глазах. Блеск проникал внутрь зрачков, отскакивал от хрусталиков, рассеивался на разноцветные лучи, осыпая ими весь коллектив.
На этот раз брови господина Накамура поползли на лоб и он заулыбался той же лучезарной улыбкой, что и я.
* * *
Не помню, как добралась до отеля. На ресепшене девушка вручила мне небольшой свёрток от Огава-сенсея. На свёртке не было ни марок, ни почтового штампа. Несмотря на трудные роды у пациентки, Огава-сенсей устроил так, что облегчение моим мукам, транквилизаторы и антидепрессанты, оказались в моих руках в пять часов вечера.
В свёртке была записка: «Лекарства сильнодействующие. Будь осторожна с передозировкой. Сегодня выпей только одну таблетку транквилизатора из синей упаковки». Что я и сделала. Потом каталась по кровати и выла, как волчица.
Глава 18
Второй день я сидела в репетиционном зале, уткнувшись в текст пьесы и даже не поднимая глаз. Колонна прятала меня от публики.
День пятнадцатый. День предания земле моей мамы.
По недавней церемонии погребения папы я зналапоминутнокак это происходит. В Японии был десятый час утра, а в Европе глубокая ночь. Гримёр, костюмер, бутафор, реквизитор ещё не приступили к работе над телом мамы.
Вчера сцены с моим выходом не отрабатывались. Поэтому весь день смотрела в текст, но ничего не видела, кроме иероглифов, превратившихся в размытые чёрные гирлянды. Ничего не слышала, кроме пульсирующей в ушах крови. Я вела себя, как прилежнейшая из статисток.
Сато-сан хлопнул в ладоши, приглашая на репетицию начальной сцены. Выпрямив спину и насилуя свои губы, я ликующе заулыбалась. Из-за мазохистского притворства у меня задёргался глаз, и жуткая спазматическая судорога свела плечо. Но я шла к английскому судну «Faith».
Накамура-сан, печально перебирающий бумаги, зафиксировал моё радостное преображение и тоже радостно преобразился.
Прямо перед собой я видела спину Нагао-сан, шутившего с режиссёром. Таня вела себя тихо, ко мне почти не обращалась, зная, какой у меня сегодня день.
Я кокетливо спустилась с трапа парохода, восхищённо любуясь портом Нагасаки и по-английски журя матроса Джуна за то, что тот якобы уронил одну из моих коробок со шляпками.
Возвращаясь с гаснущей улыбкой на своё место, я глянула на господина Накамура. Его улыбка погасла синхронно моей.
Популярный комик Одзима-сан преградил мне путь. Вопреки обязательной для всех актёров вежливости, он даже не пожелал мне доброго утра и, направив на меня указательный палец, спросил:
Тыхэби?
По-японски «хэби» означает змея.
Опешив, я изобразила рукой извивающуюся рептилию:
Хэби?! Что, здорово похожа на гадюку?
Да не хэби! А хе би! с лёгким раздражением подтрунивал надо мной комик.
Да почему язмея?!
О-о, ты японского, что ли, не понимаешь? Хе би Тяжёлая! Одзима-сан округлил руки, будто тащил огромный булыжник.
Тут до меня дошло. Комик решил поговорить со мной по-английски, произнося с японским акцентом слово «heavy».
Тяжёлая?! ошеломлённо застыла я.
Ну да, тяжёлая!
С какой это стати ятяжёлая, твою мать! хотелось мне выпалить японскому Чарли Чаплину.
Тытяжёлая! Ну признайся!
Да не тяжёлая я, господин Одзима, с чего вы взяли?!
Тяжёлая! Тяжёлая! хохотал комик. Не так ли?
Да не тяжёлая! Нормальная!
Неправда! Тяжёлая!
Чтобы положить конец очередной дьявольской пытке, мне оставалось одно. Согласиться. Я прикрыла глаза и, набрав воздуха в лёгкие, почти крикнула:
ОК! Тяжёлая! Тяжёлая! Я невероятно тяжёлая!
Уф-ф вздохнул с облегчением комик. Вот и я говорю, что тытяжёлая!
Возле нас раздались смешки. Я поклонилась господину Одзима и быстрым шагом покинула зал. В туалете никого не было. Вот и славно. Потому что у меня там случился сильнейший нервный припадок. Истерический хохот с судорогами в горле переходил в неконтролируемые рыдания. Я хохотала и рыдала, совершенно потеряв самообладание. И снова рыдала, хохоча и затыкая рот рукавом курточки с чёрным кружевом.
* * *
Мама! Тебя скоро начнут готовить! Гримёр бутафор костюмер реквизитор музыкальный оформитель все пятеров одном лице! Десятки алых роз лягут на белое атласное покрывало, спрячут родные руки, вынянчившие меня, оберёгшие от всех бед и несчастий укроют и кровавую гематому на ноге, унёсшую тебя из жизни и оторвавшийся от гематомы тромб, который закупорил артерию непорочного материнского сердца, самого верного, жертвенного и бескорыстного. Ну да, мама! Я безумно тяжёлая! Такая тяжёлая, что готова провалиться сквозь землю, спасаясь от шутовства!
* * *
Трясущимися пальцами нащупав в кармане сильнодействующие транквилизаторы, я пыталась проглотить одну из таблеток. Это была третья за сегодняшнее утро. Передозировка. Таблетка выпала прямо изо рта и закатилась за унитаз. Чёрт! Ещё одну Послышались чьи-то шаги. Зажав рот рукавом, я заперлась в кабинке.
Лариса, ты здесь? это был голос Татьяны.
Я промычала: «Угу».
Да перестань, не обращай внимания Европейцам никогда не понять тонкого японского юмора
Вернулась я в зал, глядя прямо перед собой, жутко спокойная, точно очковая змея. Часов в двенадцать по японскому времени начнут готовить мою маму. И земля для неё готова.
До обеда я просидела как истуканспрятавшись за колонну и нанося вред «Камелии на снегу». Иероглифы начала второго акта размокли от капающих слёз.
Как только режиссёр объявил обеденный перерыв, Татьяна спросила:
Ты что-то ела сегодня?
Я ела ела только не помню, что Не беспокойся Я пойду, мне надо
* * *
Уйти! Подальше от людей Мне нужно быть с мамой!
* * *
В сквере уже кто-то сидел, танцовщицы, кажется. Тогда я пошла к метров кафе.
Заказав кофе и булочку, я нашла столик в углу, где никто меня не видел. Булочкой я давилась, запихивая её в рот через силу из-за спазмов в горле. Вытащила записную книжку с кустом цветущей сирени, и не могла наглядеться на мамин почерк, описавший мне рецепт блинчиков на молоке и руководство по вязанию пуловера. Найдя чистую страницу, я исписала её единственным словом: мама Прислонила голову к стенке, молилась тому, кто Альфа и Омега, чтобы пропустил мою маму в золотой город, раскрыл ворота в свой дивный сад. А там Звезда обнимет её, обласкает светом счастья и упокоит её душеньку.
* * *
Гримёр уже положил румянец на твои щёки, которые я больше не расцелую при встречах. Светлые одежды укрыли твою грудь, в которую я никогда больше не уткнусь, плача, печалясь и сетуя Кто светел, тот и свят Слышишь, Всевышний??? Моя мамасветлая!!!
* * *
Четвёртая таблетка транквилизатора. Метро совсем близко. Убежать! Туда, в отель, на гостиничную кровать И кататься по ней! И выть, не затыкая себе рта, не оглядываясьвидит ли кто, не пугаясь шагов за дверью. Я открыла глаза и подскочила на стулеу стены напротив сидело светловолосое сгорбленное существо, вперившее в меня красные, как у кролика, глаза. Это я?! Неужели я снова вижу себя в зеркалах? Достала из сумки глазные капли, очищающие зрачок от мутности, а белок от воспалённой красноты. Замазала синие круги под глазами тональным кремом и, шатаясь, побрела на репетицию.
Ещё не время Тело будет выставлено для прощания часа через три. Мне бы только продержаться до помпезной сцены помолвки и балаона, должно быть, начнётся сразу после обеда.
* * *
«Помнишь, мама, ты рассказывала Мне, двухлетней, показали новорождённого Алекса, а я подумала, что этомой игрушечный малыш, пупсик, и принялась выковыривать братику глаза? А когда мне было года четыре, я играла во дворе А ты, держа на руках маленького Алекса, звала меня из окна: «Ларочка, иди домой! «И Алекс тоже кричал: «Зязика, мооой диии»
* * *
У меня опять потекли слёзы. Бедный Алекс! Ему ведь ещё хуже! Он один, без моей поддержки, вошёл в пустой родительский дом. На стульях висели мамины платья На балконе сушилось её бельё Недопитая чашка чая стояла на кухонном столе Кругом витал дух живой, отлучившейся на пять минут из дома, мамы.
* * *
А ещё ты мне часто рассказывала, как после смерти своей мамы, тоже от инфарктамы с Алексом тогда ещё были маленькимиты несколько месяцев плакала не переставая. А однажды тебе приснился сон: бабушка стоит по щиколотку в воде, печальная и измученная. Соседка, пожилая дама, сказала, что бабушка тонет в твоих слезах, и что пока ты не перестанешь оплакивать её, она будет маяться и мытарствовать. Ты смогла пересилить скорбь! Больше не плакала. А вскоре тебе опять приснилась бабушка: сидит у зеркала, нарядная, светлая, бескручинная и наводит макияж, готовясь к празднику. На этих словах ты всегда говорила: «Вот и ты, доченька когда меня не станет не плачь по мне, не то буду маяться!» А я злилась: «Опять ты за своё! Тебя не может не быть!» Вот я и не плачу, мама! Ну, почти не плачу Только катаюсь по кровати и вою, как животное! Потому что всё внутри оцепенело от жуткого психического шока, от тяжелейшей душевной травмы. Всё мне безразлично. А утроба одеревенела от сильнодействующих транквилизаторов.
* * *
По дороге к репетиционному залу я решилась позвонить Огава-сенсею. Автоответчик на мобильном был забит сообщениями. Во входящих звонкахномера друзей и знакомых. Я не могла говорить ни с кем. Ну что я услышу? Искренние соболезнования? Чуть только я слышала чьи-то соболезнования, у меня дёргались мышцы лица, губы тряслись, в горлеспазмы, и голос превращался в писк. А что я им отвечу? Как мне тяжко??? Как я убита горем???
Я нажала на сброс только что набранного номера клиники Огава-сенсея.
Идя к раздевалке, чтобы повесить пальто, я заметила, как Нагао-сан делает мне знак приблизиться к его столу. Неужели и этот сейчас пристанет: тяжёлая я или нет? Я уже готовилась не перечить и немедленно согласиться: да, тяжёлая! Но кумир поинтересовался:
Француженка, на скольких языках ты говоришь?
На четырёх.
О-о-о! Ну, на японском и
На французском, английском и русском. Испанский понимаю Итальянский немного
О-о-о! Нагао-сан сделал знак «беседа закончена».
Уже зайдя в раздевалку, я услышала, как он спрашивает то же самое у Татьяны. Видимо, та проходила мимо Или подозвал, как меня:
Россиянка, на скольких языках ты говоришь?
Больше я их не слушала. Я рассматривала себя в зеркало. Готова ли к игре в счастье на праздновании помолвки? Готова. Глазные капли и макияж «Made in Japan» тоже сильнодействующие.
* * *
Мою ненаглядную уже везут на катафалке
* * *
Вот хозяин Мураниши поддерживает оступившуюся служанку. Марк, театрально распахнув объятия, издаёт вопль «Congratulations!» Я вторю ему: «Поздравляю!» Нагао-сан склоняется передо мной О, прекрасная леди! От кончиков его пальцев до кончиков моих, всего за несколько дней, как между землёй и небом, между жизнью и смертью, пролегла бездна Яиная, не та прежняя Меня жгут не его взгляды, а вселенское горе, которое я отчаянно скрываю, топлю в вине фальши, в фарисействе транквилизаторов. Но кумира с его пульсирующим душевным каналом так просто не надуть. Я дотрагиваюсь до его руки
* * *
Маму уже подвозят к дому
* * *
Янтарные глаза ловят мои зрачки: «Что с тобой?!» Я смеюсь: «У вас такая прелестная невеста!» Глаза хозяина впиваются«Не притворяйся!» Мои губы безбожно лгут: «Вы на удивление сладкая парочка!» А дрогнувшие веки парируют: «И не пытайте! Я лёгкая как пёрышко!»
* * *
Катафалк останавливается и Алекс впервые видит маму бездыханной
* * *
От колдовских дознаний янтарных глаз, а также мощного биополя хозяина меня спасла Мичико, фурия. Она налетела на служанку, а Нагао-сан, сделав испуганный вид, оставил мою ауру в покое. Мы, чудики, пристыжено покидали импровизированную сцену. Марк никак не мог выйти из своей крошечной роли и напыщенно умолял меня объяснить, кто же истинная невеста Мураниши-сан. Я махнула в сердцах рукой:
Later! Ill tell you later!
* * *
Близкие, подруги, знакомые уже возложили на мамину грудь десятки алых роз.
* * *
Я ушла из зала, поставила в нише за шкафом три стула и, обессиленная, рухнула на них.
* * *
Вот Алекс любовно гладит родное лицо с навечно закрытыми глазами, шепчет ей тихое «Прости», плачет, целует в холодный лоб Стучит молоток, забивая гроб. Мама! Мамочка!
* * *
Кто-то трясёт меня: «Лариса!» Я очнулась. Татьяна склонилась надо мной:
А я смотрючьи-то ноги тебя-то не видно за шкафом Тебе плохо?
Да. Так плохо, что и представить нельзя! Кажется, я потеряла сознание
Вставай! Уже скоро конец репетиции. Тебе помочь?
Спасибо, Таня, я сама Пойду Дойду как-нибудь
* * *
И снова я каталась в отчаянии по гостиничной кровати. Позвонила Огава-сенсею. Он сразу же упрекнул меня:
Почему не отвечаешь на мои звонки? Я звоню по нескольку раз в день!
Я не могу Извините Сенсей, если я выпью все двадцать таблеток из синей упаковки, то умру?
Доктор успокоил:
Нет, не умрёшь. Будет отравление, сильная рвота, тебя увезут в больницу А умеретьне умрёшь!
Тогда пришлите снотворное!
Выпей полтаблетки антидепрессанта, и уснёшь.
Ночью, во сне, я рыдала у лежащей на смертном одре мамы. Гладила мертвенно-синее лицо, целовала его, кричала: «Зачем ты меня покинула?!»
И тут лицо мамы порозовело, глаза открылись и она встала. Улыбающаяся. Живая.
Часть вторая
Глава 1
Синкансэн «Нозоми» подъезжал к Осаке. За окном всё было сумрачным, хотя сидящая рядом бабушка ахала, обращаясь к внуку: «Какой ясный денёк выдался, Кейсуке-кун, правда? Тепло! Солнышко!» А я видела мрачный небосвод, расписанный, как текст «Камелии на снегу», чёрными облаками-иероглифами. Он нависал над устрашающими чащами сосновых лесов, затоптанными лужайками, угрюмыми полянами, и над рисовыми полями, опустошёнными и безжизненными. Бабушка, внук и все остальные пассажиры были в трауре.
Репетиции закончились четыре дня назад и нам дали выходные. Я вернулась домой в Тохоку. За эти дни ни с кем не виделась, кроме Анабель и Огава-сенсея. Хотя нужно было уклониться от встреч! Чуть только я ловила сочувствие и скорбь во взгляде Анабель, как у меня дёргались мышцы вокруг рта, затем спазмы душили горло. И речь отнималась.
Анабель пила кофе и старалась развлечь меня, рассказывая про общих знакомых из французского культурного центра, где она работала. У кого-то родился недоношенный младенец, у кого-то плохи дела в браке Пареньшвейцарец тронулся умом. Его видели сидящим на заснеженной привокзальной площади, босым, раздетым, ковыряющим ногти на пальцах ног.