Сев на приличном расстоянии от господина Накамура, я ждала начала третьего акта. В зал под предводительством Татьяны вошли соседки по гримёрной. Лишь Мивы не было среди них. Все пятеро перешагнули через мои ноги, а рядом не сели! Тесно сплочённые, они расположились в паре рядов от меня.
Третий акт был скопищем мелодраматических штампов. Судно «Faith» объято огнём пожара и сгорает. Хозяин Мураниши теряет всё своё состояние. Мичико бросает жениха-бессребреника. Суженый служанки кончает жизнь самоубийством из-за неразделённой страсти. Лишь чистая, бескорыстная любовь девушки с камелиями спасает и самого хозяина Мураниши от суицида. Всё. Хэппи-энд.
Режиссёр объявил об успешном окончании прогона спектакля и сказал несколько слов о судьбоносности завтрашней генеральной репетиции.
Нагао-сан и Фуджи-сан остались на сцене. Они с режиссёром, при участии техперсонала, отрабатывали грандиозный финал пьесы. Перед закрытием занавеса на сцене вырастут и зацветут десятки розовых и пурпурных камелий, а сладкую парочку запорошат серебристые мохнатые снежинки, облекая находящуюся вне себя от счастья служанку в белоснежный свадебный наряд.
* * *
Заходя в гримёрную, я, видимо, инсценировала слишком довольный вид. И напрасно. Это разозлило госпожу Аску, да и Татьяна с Агнессой стали что-то очень нервно собирать сумки. Сдержанная Мива, показав на целлофановый кулёк, прикреплённый клейкой лентой к столику между её и моей циновками, объяснила, что туда мы с ней будем выбрасывать использованную косметическую вату. Рена и Каори весело помахали мне на прощание.
* * *
А помнишь, мама, как в пятом классе меня мучил нескончаемый фурункулёз? Мне требовалось переливание крови. И папа на велосипеде возил меня в больницу, отдавая мне свою кровь. Я ваша плоть от плоти, кровь от крови И мне невыносимо, до безумия невыносимо без вас жить!
Глава 3
Под утро мне приснился кошмарный сон, будто пропал мой накладной хвост. Реквизитор надевала мне на голову, как мешок на висельника, парик. И он перетягивал мне горло, душил не хватало воздуха я почти не дышала только судорожно дёргались руки и ноги
Ища кнопку включения ночника, в панике я разлила прямо на подушки стакан воды. За ним рассыпались по полу транквилизаторы и антидепрессанты. И таблетка снотворного, оставшаяся на премьеру, закатилась под кровать. Всё ещё задыхаясь и мелко кашляя, я шарила по паркету и ощупывала в темноте плинтусы.
Было четыре утра. До подъёма, три долгих часа, безысходность волной-цунами окатывала меня, уносила в пучину отчаяния, а фрагменты детских воспоминаний, как осколки разрушенных домов, искорёженных баркасов, вырванных с корнем деревьев раскалывали мне череп и топили. Мне не за что было ухватиться, чтобы всплыть на поверхность, к кислороду, солнцу, бытию.
* * *
Идя по подземной торговой галерее метро мимо бутиков, кафе, кондитерских, я купила семь больших, с чайное блюдечко, американских печений «кукис», три с кусочками белого шоколада, два с карамелью и два с орехами акажу. Самой мне не хотелось американского печенья. Просто это был ответный жест вежливости на шоколадные пирожные Аски. А разные сорта кукис я выбрала намеренно, дабы прощупать почву и настрой соседок по гримёрной.
«Сладкая пятёрка» вчера там, в зрительном зале, начала сепаратистское движение, изолируя меня от коллектива. Кажется, такая обособленность смахивала на первые шаги к травле, по-японски «идзимэ», частое явление в школах и на рабочих местах. Японцам с детских лет свойственен обострённый инстинкт толпы. В школах их не учат принимать и понимать то, что отличается от них самих, потому что то, что не похоже на нихчуждо, враждебно. Если учащийся начинает каким-то образом выделяться из коллектива и тем самым выпадать из него, то все одноклассники, включая друзей и даже учителей, ополчаются на «отщепенца». Из лучших побуждений, естественно! Терзают беднягу, пытаясь вернуть его в коллектив путём травли, «шлифования», лишь для того, чтобы помочь стать таким же, как все. Молодой гомо сапиенс, подвергнутый психологической обработке, начинает винить себя в том, что он не такой, как другие. И чаще всего ломается, а порой доходит до самоубийства из-за дружеской травли.
Оснований для старта идзимэ у ячейки нашей гримёрной накопилось достаточно: я чересчур выделялась из массы. Во-первых, своим апарте по-французски, во-вторых сексапильностью платья-дезабилье, в третьих ярлыком «актриса без парика и с нестандартным гримом». Без накладных ресниц я становилась угрозой для общества! В краях повальной одинаковости и гомогенности данные мелочи, а их уже накопилось с вагон и маленькую тележку, служили весомым поводом для запуска программы «отшлифовать».
* * *
У служебного входа опять собралась очередь из десятков поклонников. Они без суматохи, в образцовом порядке, брали автографы у Фуджи-сан.
Сзади послышалось топанье ног, и Аракава, выпаливший как из винтовки: «Доброе утро!», напугал меня до смерти.
Фуджи-сан перекидывалась приветствиями с фанатами, и я потянула Аракаву за рукав, торопя юркнуть в служебный вход. Я не горела желанием попасть вместе с примадонной в лифт. Нервно нажимая на его вызов, я оглядывалась, не идёт ли «Сама». Аракава удивлённо наблюдал за мной.
Слушай, там, напротив вашей гримёрки есть студия для занятий танцем, сказал он.
Да? А я и не знала, что там такое Двери всегда закрыты
Там студия, говорю. Хочешь, в перерывах между спектаклями ну, когда и утренний и вечерний поупражняемся в танго?
Хочу. А ты спросил разрешения у администрации?
Ещё нет, но спрошу И Рена, и Каори, и Аска хотят обучаться танго
О-о, наконец-то пришёл лифт! Фуджи-сан выглянула из-за обувных шкафов, умоляя: «Подождите!» Я тут же нажала на кнопку «вверх». Но Аракава держал палец на кнопке «открытые двери».
Ждём госпожу Фуджи! скомандовал он.
Юная девушка, а не грузная прима, вбежала, пролепетав:
Уф-ф! Успела!
Тепло и радушно осмотрела меня, затем Аракаву. Застенчиво взглянула на мой мизинец, вцепившийся в ремешок сумки на плече. Верней, заинтересовалась она моим тонким бриллиантовым кольцом в форме сердечка.
О-о, какое милое! сердечно похвалила моё сердечко госпожа Фуджи. Как ни в чём не бывало. Как будто не подставляла мне вчера никакой подножки. Но с французским она не справится! Тут у меня нет акцента И не найдёт повода, чтобы насесть на режиссёра и лишить меня кровного!
* * *
В гримёрной все были в сборе. Сидели на подушках с кистями, молчали, тщательно накладывая грим и клея ресницы. Генеральная репетиция Времени до её начала было ещё достаточно и я принялась угощать девушек печеньем.
Ой, а я люблю белый шоколад! воскликнула Рена.
И я, и я! это Каори радовалась угощению.
Ну а я возьму с карамелью, можно? протирая руки антисептиком, попросила Мива.
А мне вон то, с акажу! сделала свой выбор Агнесса.
Татьяна с нерешимостью потянула было руку к печенью с орехами, потом передумала:
И мне с карамелью, пожалуйста! Аска, а ты какое хочешь?
А какие остались? миролюбиво отозвалась та.
Белый шоколад и с орешками, хлебосольно протягивая коробку, показала ей кукис я.
Выбери себе ты, а мнечто останется, финишировала в дележе печенья воспитанная Аска.
А возьмите оба, я по дороге в театр уже своё съела, схитрила я.
Аска большим и указательным пальцами, изящно отставив мизинец, вытащила кукис с орехами, и все, кроме меня, дружно захрустели.
Разрядка напряжённости.
Merci! Delicious!смешивая французский с английским, веселились неунывающие Рена и Каори.
Даже Агнесса заговорила по-французски:
Je aime Как его
Jaime ça?подсказывала я.
Ви, ви, джем са! Се ля ви! смеялась Агнесса.
И все семеро мы принялись обсуждать технику нанесения грима, подводку глаз, коррекцию формы лица тенями и как сделать кожу блестящей с помощью пульверизатора с термальной водой.
В дверь постучали. Парень-статист принёс нам по шоколадной конфете от господина Кунинава. Это внесло ещё больше ликования.
Завтра премьера! Завтра премьера! кружились по комнате озорные Рена и Каори.
Ой, так страшно! Боюсь! вторила им Агнесса.
А мне завтра по-настоящему придётся бросаться в объятия Джонни! Зрителя-то не обманешь! с иронией сетовала Таня.
О, уверена, что все зрители-мужчины захотят быть на месте Джонни! хохотала развязанным смехом Аска.
А у меня отлегло от души Равновесие установлено Американское печенье примирило народ и с французским языком, и с дезабилье, и с отсутствием парика. Смачные кукисы отвели от меня беду под названием «идзимэ». На генеральной репетиции, наконец-то, режиссёр будет помалкивать, контролируя свою продукцию и через три часа все освободятся. Пойду-ка я, мама, после обеда искать тёплые «рейтузы». В нейлоновых колготках стынет «низ».
Знаешь, тут неподалёку есть ресторанчик Очень вкусная японская пицца «окономияки»! Надо же попробовать деликатесы Кансая?! Заодно и конец репетиций отпразднуем, а? нарушила мои планы Татьяна.
Я вообще-то хотела поискать рейтузы В Осаке холодно
Рейтузы?! вскричала приятельница огорошенно. Какие рейтузы?!
Ой, нет, тёплые леггинсы то есть, смутившись, исправила я ляпсус.
А-а Леггинсы Так их полно в любом магазине около ресторана!
* * *
Перед тем, как спуститься по трапу на сцену, я придержала шляпу-колокол, любуясь безоблачным утренним небом Нагасакской гавани и ища там папу и маму. Джун снова ворчал, неся за мной коробки и картонки. А я снова журила его за «наглость». «Китаец» жарко обнял меня и Джун, уже не в роли носильщика, а как всевластный капитан, приказал: «Уходи со сцены!» Танцор Кен, в кителе и фуражке, встречал меня за кулисой, гостеприимно улыбаясь. Растроганная таким приёмом, я осторожно погладила его по плечу.
За кулисами собрались все мои соседки по гримёрной. Они, не мешкая, приняли меня в свой круг, а Рена даже открыто похвалила:
Как мне нравится твой выход на сцену! Лицо такое ну, лучезарное! Осматриваешь потолок будто тамсолнце, небо, летают чайки! Будто леди впервые в Японии и глаз отвести не может от такой красотищи!
Ну да, Рена, я там прямо на седьмом небе от счастья!
Татьяна одеревенела. Она ведь тоже впервые вроде прибывала в Нагасаки, но комплиментов не заслужила. Ушла, ворча:
До скорого, девочки! Пойду бросаться, как в пучину, в объятия Джонни Вот чёрт!
Господин Кунинава готовился к выходу на сцену, чтобы нежничать с невестой. Клетчатый пиджак и небрежно повязанный шарф делали его совсем молодым и шкодным.
У вас вид парнишки Лет восемнадцать, не больше! вырвалось у меня.
Oh! Merci! Ça va?отлично грассируя звук «р», спросил Кунинава-сан.
Вы говорите по-французски?
Да нет Просто у меня была подружка-француженка
Я встала в позу «руки в боки», изображая ревность. Кунинава-сан принял всё за чистую монету и стал оправдываться.
Не стоит, не стоит! Ведь это было о-о-очень давно! А так японцы почти все знают французское выражение «са ба» Оно похоже на название японской рыбы «саба», ну сардины.
И рассмеялся.
Ага! Значит, сегодня самочувствие у вас размером с сардину? пошутила я, поскольку в данный момент следовало играть комедию.
Ха-ха! Угу! Размером с сардину! Хотя нет! На генеральной репетиции самочувствие должно быть не с сардину, а с огромного кита «кудзила»!
Лёд тронулся. Господин Кунинава смотрел на меня, как на соратницу и землячку. А мимо нас, как бы невзначай, шнырял Кейширо-сан. И, кажется, навострил уши, слушая нашу болтовню.
Ну, удачи! С богом! благословила я звезду криминальных телесериалов, играя роль верной соратницы и подруги, провожающей парня в бой.
* * *
Вернувшись в гримёрную, я устало рухнула на подушки и с полчаса фиксировала взглядом гребешок Думки. До тех пор пока не послышались возбуждённые голоса наших девушек. Схватив мобильный, я склонилась над ним, разыгрывая деловую озабоченность, как будто перекидывалась кардинально важными СМС-сообщениями с абонентом. Раскрасневшаяся Татьяна роптала:
и тискает меня! И зажимает! А потом приподнял и закружил по сцене Чуть бюст мне не размазал по своей рубахе! Вот нахал!
Партнёр у тебя больно страстный, Татьяна! подмигивала Аска.
Наступила тишина. Все наводили марафет на сцену приёма у хозяина Мураниши. Лишь в репродукторе, встроенном над зеркалами, слышались голоса актёров, смена сцен и пение сладкой парочки.
Агнесса с умилённым лицом внимала вибрирующему баритону господина Нагао. Аска наклеивала второй ряд ресниц. Мива попросила меня застегнуть молнию на её голубом платье Мальвины.
Я, как и все, долго гримировалась. Чего-то не хватало в образе англичанки Вроде в то время были в моде мушки. Я вспомнила очаровательную родинку на щеке Мэрилин Монро и нарисовала себе такую же. Это была точка над «и», изюминка, как выразился режиссёр. Рена и Каори молниеносно отреагировали на новинку:
Как здорово! И я хочу!
Опять я выделялась из общей массы и, по всей видимости, нуждалась в шлифовке, потому как Аска посмотрела глазами рыси, Татьяна с холодком, подчёркнуто равнодушно бросила взгляд на моё отражение в зеркале, а Мива и Агнесса косились, но делали вид, что им не до мушек.
* * *
К концу второго акта мы спустились, кто на лифте, кто по лестнице, в закулисное пространство. Я не сразу подметила, что на лестничной клетке, обособленно, сидит на замшевом табурете Сам. Кумира окружала его свита: справа Кейширо-сан, слева надменная немолодая дама в ярком кимоно и чуть поодаль низкий коренастый дядька в сандалиях то ли рыбака, то ли бедняка.
Аска, распахнув глаза пошире, заглянула в пролёт и елейным сопрано поздоровалась с бархатным баритоном. За ней и Агнесса, с выражением непорочности на челе, спросила о самочувствии кумира. Получив лаконичный ответ, она вернулась к нам, сохраняя вид ангелочка с рождественской открытки.
Из лифта показались наши с Татьяной супруги, а вслед за ними и три товарища: Аракава, Джун и Кен. Аракава был в чёрном смокинге, статный, величественный, недоступный. Плотно сложенный Кен, тоже в смокинге, был попроще и располагал к общению. Марк, как будто родившийся в белых перчатках и галстуке-бабочке, подошёл ко мне и ухмыльнулся. Элегантный Джонни, чисто барон, делал комплименты своей любимой женщине Татьяне. Та уже минут двадцать, начиная с ухода из гримёрной, была не в духе из-за своего белёсого парика, напоминающего тыкву хвостиком вверх. Поэтому от реверансов супруга-барона и его аристократических ужимок она отвернулась.
На сцене Фуджи-сан, одетая в синее европейское платье с серебристой вышивкой и, как она сама призналась, похожая в нём на тумбочку, увёртывалась от объятого ревностью жениха (Кунинавы), пришедшего в дом хозяина для разбирательств, рукоприкладства и предъявления своих прав на девушку с камелиями.
Миниатюрная дама-сценариус, наблюдающая за выходом актёров на сцену, ещё не дойдя до пролёта лестницы, уже начала с заискивающим видом кланяться стенке, за которой находился господин Нагао. Его выход. Вальс с неуклюжей служанкой. Фуджи-сан зарделась от близкого контакта с импозантным хозяином. Смутившись, пытается вырваться и убежать по роскошной лестнице, ведущей наверх, на этаж прислуги. Вот тут-то и спотыкается. Хозяин хватает её за локоть.
Прибытие гостей Сценариус, с раболепием бегавшая вокруг господина Нагао, нам с Марком едва кивнула: «Ваш выход!» А Татьяне и Джонни прошипела: «Ждём!»
Марк вложил весь свой творческий потенциал в возглас «Congratulations!». Крепкое рукопожатие с хозяином. Мой благоверный, английский лорд, даже хлопнул по-американски хозяина по плечу, отчего господин Нагао едва заметно поморщился. Сама я, протягивая ему изогнутую лебедем кисть руки, вдруг заметила, как с предплечья у меня сползает длинная шёлковая перчатка. Да и цвет её мне не нравился. «Пойду к реквизитору менять», промелькнуло в голове, пока янтарные горящие глаза пеленали меня негой всю до пояса. Хорошенькие статистки здорово старались, произнося наши с Марком реплики. Я в это время встала спиной к сладкой парочке, ожидая выхода госпожи Оцука.
Мне было не комфортно по двум причинам: перчатка без конца сползала, а также моя задняя часть пылала, будто за мной находилась печь канадских лесорубов «булерьян».
Ох, вот она, Мичико-сан! Подобрав подол платья-дезабилье, я бросилась к ней с извинениями и лестными репликами. Госпожа Соноэ с удовольствием общалась со мной по-французски, следя заодно за женихом и служанкой. Под шумок на рукопожатие с хозяином, а, скорей всего, с певцом и кумиром, притягательным, обладающим дьявольским шармом, пошли Татьяна с Марком, затем танцовщицы и вся массовка. Выстроилась длинная очередь!