Бар обволакивал чувственный шёпот «Argentina Buenos Aires», переходящий в стонущий голос певца и скольжение бальных туфель по паркету. Аракава выжидательно оглядывался из зала на входную дверь. Увидев меня с зажатыми в руке тремя тысячами йен, он сообщил о невиданной для токийских парней щедрости:
Я уже за тебя заплатил.
Других наших парней нигде не было видно.
А где Кен и Джун? беспокойно спросила я, переобуваясь в туфли для тангоручной работы аргентинского мастера, прихоть с пайетками, купленная в специализированном магазинчике Буэнос-Айреса.
Не знаю, разочаровал меня лаконичный учитель танго.
Что, не придут?
Не знаю!
Было что-то подозрительное в его тоне. Неужто Джун с Кеном, как чуткие друзья, устроили нам с Аракавой танго тет-а-тет?
Мой партнёр стоял пень пнём, на танцполе не приглашал.
Ну что, потанцуем? пришлось мне стать лидером, раз уж пришли.
Танец не клеился из-за угрюмого настроения мэтра. Равнодушно и отстранённо мы станцевали не кабалистический танец кроваво-красных роз и чёрных чулок в крупную сетку, а танго колючего репейника. Мой партнёр, как живодёр, насиловал мои движения, барабанил по лопаткам, силком заставлял делать фигуры («очо», «хиро») и махи ногой под его колено («ганчо»), применял силу, усаживая перед собой на полушпагат.
За моим набыченным партнёром следовало поухаживать, как делают японские женщины, когда мужчина не в настроении или его начальникзверь.
Хочешь вина? Белого? Красного? подавляя раздражение, приступила я к ухаживанию.
Мне всё равно какого Давай белого Ну или красного
В баре я одна была из заморских и весь местный мужской состав, в большинстве те, кому за шестьдесят, украдкой рассматривал меня, пока я шла через танцполе к стойке бара. За стойкой мыл стаканы зрелый латиноамериканский мачо, танцор и, по всем признакам, хозяин заведения. Из подсобки послышался капризный женский голос:
Fernando-o-o Un poco tarde?
Si, si, un poco tarde, Maya!отозвался бармен, грациозно разливая мне белое вино в два пузатых бокала.
Вы живёте в Токио? заговорил со мной по-английски Фернандо, всем своим благородным видом показывая, что почитает меня и не клеится.
Да, временно
Работаете?
В театре на Гинзе.
А как зовут актрису?
Актриса Лариса, засмеялась я, зная, что он удивится и переспросит моё имя.
La risa?!
Ага, Лярриса, как слово «смех» по-испански.
О-о, какое чудное имя! Лярриса Вы, наверное, всегда смеётесь?
Я тут же сменила тему:
Gracias, Фернандо, сколько я вам должна за вино?
О нет, ничего не должны! Вино для царицы смехаза счёт заведения!
Два бокала вина стоили тысячу йен. Но я бы заплатила вдвое больше, чтобы станцевать настоящее аргентинское танго с Фернандо.
Из подсобки опять послышался придирчивый и томный голос Майи:
Fernando-o-o, trentas minutos más?
Понятно О танго с Фернандо и мечтать не стоит Партнёрша по танцполу, бизнесу и интиму этого не допустит
Аракава уже устроился в углу на стуле. Я пригубила вино. Пить мне было нельзя, поскольку я не знала, есть ли в аргентинских туалетах журчатели для тех, кто любит пугать унитаз
Аракава опорожнил свой бокал, не поблагодарив. Однако полюбопытствовал:
А сама-то чего не пьёшь?
Пью Пью Пошли танцевать?
И в этот раз наше танго было не в розах, а в сорняках. Аракава с яростью вертел меня по танцполу и, как полевой командир, принуждал к «ганчо» так дерзко, что моя голень полосовала соседние танцующие пары. Во мне начала бунтовать феминистка.
Аракава, что с тобой?
Ничего. А что?
Ничего!
Понятно! подытожил ухажёр.
Я сменила стратегию. В груди, ближе к лопаткам, трясло от негодования, но голоском Майи, тешащим нёбо как сладкая бобовая паста «анко», я засахарилась:
Слышь, Аракава, ты ничего не сказал о моём танцевальном наряде. Правда, красивый? Смотри! согнув колено, я подняла его вверх, и струящаяся ткань заскользила по верхней части бедра, оголив мне всю ногу.
Мм у-у-у промычал ухажёр.
Нравится?
Да сядь ты! На место! как собаке отдал мне приказ друг.
Ох, кажется, тебе ещё нужно выпить вина! Сейчас обслужу!
Два бокала вина вновь щедро и с рыцарской учтивостью были сервированы мне Фернандо за счёт заведения.
Ля рриса, с восхищением произнёс аргентинец моей мечты.
Но поскольку мне уже пятый месяц было не до смеха, я поправила его:
Лара Зовите меня лучше так
О, Лара? Beautiful! Прямо как(щёлкнул в раздумье большим и средним пальцами) как Лара доктора Живаго?
Фернандо! Вы не только красавец, способный околдовать любую женщину, но и эрудит! В наше время редко кто знает, тем более в Латинской Америке, о «Докторе Живаго» Пастернака!
Фернандо, загорелый и белозубый, польщённо рассмеялся. Занавеска в подсобке зашевелилась и к нам вышла знойная аргентинка в платье, едва прикрывающем чашечки и косточки. Просверлив во мне дыру блестящими чёрными очами, она ревниво сверкнула ими и на Фернандо. Тот засуетился:
Да-да, Майя, сейчас начнём! Зови Лукаса!
Едва только я добралась до скуксившегося Аракавы, как Фернандо объявил публике о показательном танце.
Мой сумрачный партнёр и не думал благодарить за дорогостоящее вино, доставшееся мне, конечно, бесплатно, за счёт великодушия и политес хозяина заведения, но Аракава об этом не знал. Вероятно, он считал вполне нормальным, что дама покупает кавалеру напитки, несёт их любовно, скользя в бальных туфлях на высоком каблуке по паркету, и почти заливает ему в рот.
Фернандо обнял Майю, и бережно, как древнегреческую амфору, развернул задом к зрителям. Сзади у танцовщицы как-то странно топорщились мягкие части, слишком круглые и стоячие, как булки для бургеров. У худенькой Майи, с тонкими конечностями, это место было подозрительно выдающимся. И тут я замерла
Пара закружилась в танце, похожем на любовную прелюдию.
Фернандо и Майя сплетались в единое целое, обдавали друг друга горячим дыханием, проводили кончиками пальцев по доступным (в общественном месте) чувствительным зонам, заводились от предварительных ласк. Ритм аргентинского танго ускорялся и их страсть набирала обороты. Танцоры скользили по паркету всё легче и легче, будто собирались взлететь над землёй, невесомые от счастья, как услаждённые любовники с картины Марка Шагала «Над городом».
Аракава, непроницаемый и равнодушный, допивал вино. Меня затошнило.
Смотри! с пульсирующим в висках раздражением, но с ванилью в тоне я подняла бокал с вином, указывая на Майю. На ней трусики со вставками Пуш Ап накладная, так сказать, попа, как у Дженнифер Лопес в фильме «Давай потанцуем», знаешь, да? Задняя часть у танцовщиц должна быть аппетитной! Это их рабочий инструмент!
Аракава, полностью согласный, промолвил:
Да замолчишь ты наконец? У тебя язык как помело!
Рука моя с бокалом вина так и зависла в воздухе Несомненно, у ухажёра были проблемы с чувством юмора
Миниатюрная Майя с попой, на которую можно поставить чашку кофе, прильнула в экстазе к Фернандо и сползла по своему сеньору, застыв у него в ногах. Шоу завершилось.
Аракава поднялся со стула и в разгаре танцевального вечера дёрнул к выходу со словами:
Ну бывай Я пошёл
Как Майя, растёкшаяся по Фернандо от взрывной страсти, я растеклась по стулу от взрывной обиды на Аракаву. Только бы никто из шестидесятников, ввиду отсутствия у меня партнёра, не вздумал приглашать на танцполе! Я воззвала к золотому правилу Буэнос-Айреса: потенциальный партнёр подойдёт лишь в том случае, если перехватит взгляд дамы. Поэтому взгляд я упёрла в паркет из светлого дуба, весь в бликах от светильников и лакированной обуви танцующих. Правило безупречно подействовало. Ни один из токийских танцоров старой закалки не посмел идти обниматься с заморской партнёршей, вдыхая запах ландыша в её волосах и пользуясь всеми удовольствиями от данного вида физической близости.
Выпрямив спину и уставившись невидящим оком на мельтешащие ноги, за двадцать минут я собралась с силами, чтобы, как Лара Антипова, бросить вызов «бездне унижений» и покинуть зал. А там будь что будет
Очередной танец закончился и я наконец подняла глаза на стойку бара. Фернандо там не было. Его сменил щуплый Лукас, скорее похожий на бармена, чем на танцора. Так что попрощаться с аргентинцем моей мечты не удалось.
Спешно, пока не начался следующий танец, я вышла на лестничный пролёт и долго возилась с переобуванием, пытаясь сохранить равновесие и не упасть. После полутора выпитых бокалов хорошего вина в этот раз меня лишь подташнивало, без рвотных позывов, однако мотало из стороны в сторону, как забулдыгу с красным фейсом. Такси можно было поймать лишь вон там, на бульваре А к нему идти по узкой улочке, чертовски длинной, растянувшейся почему-то, будто эластик, пока я была в баре. Кругом пустота Всего лишь парочка прохожих шарахнулась от заморского существа в уже рваных (на кручёной лестнице) чулках в крупную сетку, выписывающего вавилоны на мощёном танцполе улочки и двигающегося аргентинскими восьмёрками «очо», которые в танго вообще-то подчёркивают изящность женской щиколотки. Высшая и низшая точки восьмёрки упирались в глухие стены каких-то строений, и икающее существо с всклокоченным шиньоном на затылке цеплялось за бетон, делая передышку перед исполнением следующей фигуры «очо».
Танго «Кукурузный початок», услышанное перед уходом из бара? Нет, я его не пела Разговаривала ли сама с собой по-испански? Не-а, не разговаривала Мозг у меня был абсолютно трезв и ясен, не заторможен белым вином. И он взрывался от бунта, не находя объяснения необъяснимому, пытаясь постичь непостижимое, ища логику в абсурдном, в этом сложнейшем иероглифе с сотней загогулинскладе ума Аракавы. Мой умственный коэффициент, вычисляющий математически чёткую версию неприязни Аракавы, попадал в порочный круг, а женская интуиция вязла в потёмках души учителя танго. Что же так взбесило уравновешенного Аракаву? Были ли это боковые разрезы на бордовом платье, оголяющие мне ляжки? Или нижнее бельё Майи «попа Пуш Ап»? А что если поразмыслить иероглифами? Может, Аракава вздумал отомстить мне за испепелившую его давеча лазерную вспышку из глаз господина Нагао? Ведь я навлекла гнев Кесаря на статного молодца и, наверное, подпортила ему артистическую карьеру. Или же Майина попа Пуш Ап напомнила Аракаве о «попе великолепной», изречённой высочайшими устами?
Мои извилины распрямились А посреди них кишмя кишели китайские чёрточки и загогулины, заходящие друг за друга, как шарики за ролики.
Глава 7
Перед утренним спуском с трапа судна «Faith» Нагао-сан, один, без адъютанта, вальяжно направлялся к кулисе. Волосы на парике имперской знаменитости встали колом над висками и маэстро вот-вот предстал бы перед сотнями фанатов самодуром и деспотом, но с «рожками». Я оглянулась вокруг, ища господина Кейширо. И куда, спрашивается, подевался?
Татьяна жалась к чёрному занавесу метрах в пятнадцати от меня. Марк с Джонни порознь тусовались в глубинке.
Всегда готовая помочь ближнему, я бессознательно потянулась к голове Кесаря с возгласом:
Ваш парик!
А что с париком?
Торчит! Нет-нет, не здесь У висков Дайте-ка поправлю
Кумир повиновался, облобызав мечтательным взглядом лицо леди, и в особенности её губы, пока та гладила его по голове. Татьяна засуетилась и вспыхнула от охвативших её гипотез и догадок. Вспыхнул и маэстроочевидно, английские фанатки с ананасами впервые были на столь близком от него расстоянии. От этих двух вспышек железная лестница и трап, видимо, раскалились, поскольку Гото-сан, только что подошедший, взялся за поручень и отдёрнул руку, будто обжёгся: «Ай!»
Перед самым выходом на сцену кумир, светящийся как диодная лампа, обернулся ко мне и, переполненный счастьем, испустил возглас «Yea-а-ah!», сопроводив его лицевой экспрессией и пластической выразительностью. Из глубинки подбежал Джонни и, подражая маэстро, тоже крикнул: «Yea-а-ah!» Татьяна, красная, со сжатыми зубами и твёрдой решимостью (испоганить мне жизнь ещё больше) потопала на сцену.
Если бы я не была в гриме, то шлёпнула бы себя по щекам за спонтанность, истолкованную, как водится, шиворот-навыворот и марающую мою и так уже донельзя подмоченную соседками по гримёрной репутацию вертихвостки, ищущей высокопоставленного папика.
Как мне показалось, и матрос Джун непривычно дерзко огрызнулся на английскую леди, бранящую его на трапе за небрежное отношение к бесценным картонкам. Капитан Кен был, как и прежде, приветлив. Что касается Аракавы, с которым я столкнулась нос к носу у выхода в кулуар, то тот, не пожелав мне доброго утра, вмиг зарыл глаза в орхидеи. С другого конца кулуара, дивным светом озарён, нёсся навстречу маэстро, впивая мою улыбку, как в сцене признания девушке с камелиями в жарких чувствах.
В антракте всё шло по тому же сценарию: доставка фруктов, секретные переговоры Татьяны с Агнессой у двери в гримёрную, с отлично слышимым упоминанием (не без издёвки, знамо дело) моего имени, и моё секретничанье с Мивой по поводу приглашения в ресторан, полученного от Макабэ-сан, плюс колючая неприязнь госпожи Аски.
* * *
Итак, вечером у нас с маэстро ужин Хотелось ли мне этого? Мне жизненно важно было с кем-то общаться, по-человечески, без кривляний, на простом языке, без кодировки, без намёков и недосказанностей Нагао-сан благоволил ко мне и, как человек, достигший высшей ступени иерархии, наверняка мог позволить себе, вне театра, не кривить душой и не нести элегантной закулисной ахинеи, а говорить то, что думает. Таким был прямодушный Огава-сенсей, сотворивший в родильном отделении за всю свою практику акушера-гинеколога целую цитадель из младенцев, и благодаря великим достижениям попавший на верхушку иерархии, в избранные.
Маэстро, глубокий, отзывчивый, задаривший меня яблоками, мандаринами и клубникой, знающий о моей душевной травме да, я очень хотела с ним поужинать! К тому же янтарный магический взгляд весь вечер будет ласкать не ту, другую, бутафорскую англичанку, а меня, не выдуманную, подлинную
Закололо в правом боку, до боли, до сильных резей А-а Это Татьяна вернулась на своё место с бутылкой минеральной воды 500 мл, которую любит Нагао-сан. Подружки проводили много времени с господином Кейширо на цокольном этаже и уж непременно плели интриги на мой счёт. Не потому ли секретарь господина Нагао так сильно изменился ко мне? Не предлагает больше услуг по охране моего кардигана перед сценой бала и едва отвечает на мои расшаркивания Рена подала голос:
Ну как вчера потанцевали танго?
Да так Был один Аракава, да и тот вёл себя странно, быстро смотал удочки
А ты?!
А я посидела чуть-чуть, и тоже домой отправилась. Жаль, что Кен не пришёл Так хотелось потанцевать с ним
Агнесса ни с того ни с сего вспылила:
У Кена есть девушка!
Ну и что? растерялась я. Танцеватьне целовать! Я ведь к нему не клеюсь
Наконец-то у Татьяны нашлась зацепка ощетиниться, показать клыки и зарычать в мою сторону: «Идиотка!», а затем нервно выскочить из гримёрной Я строго обратилась к Агнессе:
Пожалуйста, вы, обе, перестаньте в моём присутствии судачить обо мне. Выйдите в коридор и там промывайте мне косточки. Только не здесь! У меня и без ваших сплетен слишком много стрессов!
Агнесса (святая послушница!) покорно внимала моей речи, а потом кротко пообещала: «Прости! Больше не повторится!»
Татьяна в кулуаре не смогла в одиночку укротить свой гнев, поэтому вызвала подружку из гримёрной, чтобы было с кем разделить эмоции. Однако Агнесса, сдержав обещание, громко укорила её оттуда:
Да будет тебе, Таня! Хватит уже!
Ну что пойдём вниз? утихомирилась бутафорская лиса.
Гримёрка превратилась во взрывоопасную зону, а огнетушителя, на случай обжигающего содействия и пламенной взаимовыручки, киноконцерн не предусмотрел. Поэтому в быстром темпе следовало залезть в пирамиду и надеть наушники.
* * *
Нагао-сан весь день был в приподнятом настроении и перед сценой бала даже не гаркнул на боготворящую его Агнессу. А взгляд его, заманчивый, как подарок на день рождения, подстерегал меня где бы я ни была.
По окончании спектаклей мы с Мивой вышли из театра вместе. Она хорошо знала район Гинза, и мне, провинциалке, путающей север и юг, было с ней спокойно.
Ресторанчик, спрятанный в зарослях молодого бамбука, трудно было заметить с улицы. Ширма из дерева и бумаги открыла нам путь в уютный садик, освещённый красными фонарями. Мама-сан (похоже, измученная климаксом) в тёмно-синем кимоно с пушистыми белыми зверушками по подолу, многозначительно промурлыкала: «Вас уже ждут». Она провела нас в отдельную трапезную по циновкам, под потайным светом бумажных шаров и вдоль стен, уставленных дорогими фарфоровыми вазами с изображением птиц и затуманенных вершин гор. А-а, это, наверное, VIP-комната? А то как же! Маэстро в общем зале кушать не станет!