А что ты ему покупаешь? спросила Тася. Вопрос вверг Павла в недоумение.
Да ему отец привозит всёиз Штатов. Парень в полной упаковке. А я что, я так, по мелочи
Ты же говорил, он привыкнет, папой будет звать. Ты же сам захотелчужого сына растить.
Говорил, покладисто согласился Павел. Пока маленький был, вроде всё нормально было. А сейчас неуправляемый какой-то стал. Он меня ненавидит, Тася. Сын ненавидит, жена изменяет. И ладно хоть с бывшим своим, я бы понял, в конце концов А тут, смотрю, слесарь к нам зачастил: то кран сорвало, то в раковине засор, то душ подтекает Я и не думал ничего такого, а она
Так она тебе со слесарем изменяет?! не поверила Тася.
А слесарь что, не человек? Давно уже И не скрывает уже. Говорит, слесарь и тот больше зарабатывает, чем ты в своём НИИ. Говорит, её бывший троих кормить не нанимался.
Тася не могла больше сдерживаться и запрокинув голову, хохотала. Струйки дождя скользили по губам, и было приятно, и отпустило что-то внутри, не давило больше. Хотелось смеяться и танцеватьвот прямо здесь, на утонувшем в черных лужах асфальте.
Павла она больше не жалела. Сидит на шее у жены и у её бывшего мужа и хочет, чтобы его уважали. Целый год он обманывал Тасю и морочил ей голову, изображая жениха, а ведь она ему не нужна была. Павел выбрал другую. А она выбрала слесаря. Пять лет воспитывал чужого ребёнка. А мальчик вырос и выбралотца.
Каждый выбирает по себе. Каждый получает, что заслужил. «Приидите ко мне, страждущие и аз воздам!» некстати вспомнилось Тасе. Или не совсем так, она точно не помнит, но как-то так
А знаешь, мне тебя не жалко, отсмеявшись, сказала Тася. Жена, значит, тебе со слесарем а ты ей решилсо мной? Хочешь сравнять счёт? Только время зря тратишь, не обломится, грубо закончила Тася.
Почему? глупо спросил Павел.
Потому что я не слесарь. Это тебе в ЖЭК надо, к технику-смотрителю или к диспетчеру. Это будет достойный ответ, счет один-один. А мне пора уже. Всё, Паша. Извини, помочь ничем не могу, сказала ему Тася. Она тоже держалась из последних сил. Хотелось обнять его за шею и прошептать в самое ухо: «Разводись и приходи. Я ждать буду». Тася повернулась и ушла от Павла.
Хотелось, чтобыостановил. Вернул. Окликнул«Подожди, не уходи!» Но Павел не остановил, не окликнул, не вернул. Он остался таким женерешительным, несмелым, неспособным защитить своё счастье, свою семью. А свою ли? У него была чужая, своей он так и не завёл, так и не решился. Да и не на что было. Господи, как хорошо, что я не вышла за него замуж. Сейчас бы пришлось слесаря искать!
Глава 18. Чёрный вечер и белая ночь
Как давно это было Вроде и недавно, а кажетсясто лет прошло. Тася с усилием вынырнула из воспоминанийсловно очнулась от тяжёлого кошмара. Стоило ли вспоминатьв день рождения? Тася захлопнула дневник и сунула его обратно в рюкзак. Блокнот со стихами читать не стоиттам то же самое: сверкающие мечты, обманутые надежды, боль расставания и светлая вера в счастье. Тогда она ещё верила в счастье.
Может, пойти покататься? Тася глянула в окновсё та же метель и тусклый неяркий свет фонаря в наплывающих сумерках. Какие лыжи! Может, завтра пойти?
Тася стояла у окна и смотрела в ночьили это был вечер? Чёрный, метельный, недобрый, с белыми космами снега. Такой чёрный вечер уже был в её жизни.
Тогда она бесцельно сновала из комнаты в кухню, из кухни в коридор, из коридора в комнату, и по старой детской привычке считала шаги: если чётное количество, всё будет хорошо, если нет
Выходил всякий раз нечёт. С дивана, где лежала Тасина мама, не доносилось ни звука: мама всегда молчала, когда ей было плохоне хотела её пугать. Ведь всё обойдётся, не в первый раз
Мама, ты как там? Тебе лучше? не выдержала Тася. Она никогда не любила молчания. Вопреки известной поговорке, за молчанием обычно скрывают ложь.
Да получше, вроде. Не пойму.
Ноги вдруг сделались ватными, и на них было странно идти. Но она дошладо телефона, непослушными пальцами набрала «ноль-три». Набрать получилось не сразу: пальцы срывались с диска.
Ждите. Машина будет, безразлично пообещали на том конце провода. Тася стояла в тупом оцепенении и слушала короткие гудкиту, ту,ту,ту, жду, жду, жду, жду
На цыпочках подошла к дивану. Мама, казалось, спала, но это был не сонзабытьё. Тася не помнила, сколько времени просидела возле неё. Наконец мама открыла глаза.
Я спала? Так хорошо поспала Вроде, мне полегче стало. А ты чего сидишь?
Да я так Услышала, что ты проснулась, и подошла, сказала Тася стараясь, чтобы голос звучал беспечно.
А мне папа приснился! Будто мы костюм ему покупали в универмаге «Московский». Сколько он их перемеряли все плохо сидели! Пиджак впору, а брюки висят. А поменьше размеромбрюки сидят идеально, а пиджак маловат, рассказывала мама, и Тасе казалось, что костюм покупали на самом деле, а остальноемамина болезнь, и забытьё, и ожидание скорой, которой всё нет, остальное всё сон. Мама доскажет свой сон, и они будут пить чай с вареньем. Надо бы поставить чайник.
И знаешь, что я сделала? приподнявшись на локте, с улыбкой продолжала мама рассказывать свой сон. Отнесла в примерочную два костюма разных размеров и там поменяла: пиджак взяли пятидесятого размера, а брюки сорок восьмого. И никто не заметил, и на кассе пробили и дали нам чек! И папа сказал, что мы сделали финт ушами.
Тася помнила это папино любимое выражение, означающеето самое, что они проделали в универмаге «Московский».
А потом что было? спросила Тася.
Потом Я на работу собралась ехать, а он мне говорит: «Ты забыла, что сегодня воскресенье?». А вроде пятница была. А он упёрся, воскресеньеи всё тут! Ну, и поехали домой. А на станции вспомнили, что хлеба дома нет, я домой пошла, а он за хлебом, я, говорит, быстро, скороговоркой бормотала мама. Суп надо разогреть, он придёт сейчас
Что она такое говорит?! Хорошо, что во сне они расстались, и папа отпустил её домой. А сам остался. Не взял маму с собой. Значит, мама останется с Тасей. Значит, поправится. Вот тебе и чёт-нечёт, обрадовалась Тася. Тишину пронзила резкая трель звонка: приехала скорая!
Это папа. Иди, открой, сказала Тасе мама. И суп выключи.
Тася ужаснулась и побежала открывать, и пока врач хлопотал вокруг мамы, отрывисто отдавая приказания медсестре, ещё на что-то надеялась
Ваша фамилия, имя, отчество? зачем-то спрашивал маму врач.
Некрасова или нет Панайотиди, Лидия Васильевна, медленно, словно сомневаясь в сказанном, выговорила мама.
А как зовут вашу дочь, помните? Назовите полное имя.
Он что, с ума сошёл? Спросил бы у Таси. Но упрямый врач снова и снова задавал маме этот несложный вопрос, а мама молчала.
Лидия Васильевна, вы меня слышите? Как зовут вашу дочь? Не помните?
Мама наконец заговорила, медленно, раздумчиво произнося слова.
Мою дочь Мою дочь зовут Та Тася.
А полностью как? допытывался врач.
Не помню. Я я не знаю. Тася Нет, не помню
Тася вышла в коридор и зажала руками уши, чтобы не слышать, как мама не может вспомнить её имя. А потом из комнаты вышел врач и, глядя куда-то в сторону, развёл руками
Значит, папа всё-таки пришёл. Хлеба купил и пришёл, и сейчасгде-то там, далеко, они сели обедать. А новый костюм, аккуратно выглаженный, висит на плечиках в шкафу. Тася его уже не увидит, в новом костюме, а мама увидит. Мама, папа, вы любили меня по-настоящемутакую как есть. И я вас любила и сейчас люблю. Так куда же вы ушли? Так хорошо быловсем вместе. А теперь я даже день рождения отмечаю одна. Никого не хочу видеть.
За окнами бесновалась метель, улицы, дома, деревья, фонарирастворились в белой мути, и на всей земле никого не осталось. Только Тася и её никому не нужный день рождения.
Давно уже стемнело, и в темноте падал невидимый снег. Темнота была белой. Хотелось плакать, но не было слёз. Наверное, слёзы замёрзли где-то внутри, как снег, думала Тася. Пусть бы позвонилхоть кто-нибудь. Пусть бы ошиблись номером, и она убедилась, что мир существует.
В ответ на её невысказанную просьбу телефон разразился настойчивыми звонками. Один, два три, четыре Кто-то невидимый на том конце провода хотел сломать стеклянную стену между ней и миром, от которого она больше ничего не ждала и который ничем ей не обязан
Двенадцать, тринадцать Пусть звонят, она не снимет трубку, исчезнет для всех, растворится в белой мгле за окном. Все и всегда в конечном итоге прекрасно обходились без неё. Стена.
Пятнадцать, шестнадцать За стеной немного одиноко, но к этому можно привыкнуть, притерпеться, тогда почти не больно, разве что в новый год, когда всю ночь домах пылают окна и в ярких ёлочных гирляндах переливается огнями веселье. Но к этому можно привыкнуть. А к неправде привыкнуть нельзя, раны от неё не заживают, ноют к непогоде, не дают спать ночами, царапают где-то внутри и ищут выхода, а выход остался в прошлом.
Восемнадцать, девятнадцать Кто ж такой настойчивый? Она больше никому не позволит разрушить свой уютный мирок, в котором так легковозвращать прошлое, в котором она ещё верила Прошлое, в котором можно ждатьтого единственного, кто скажет ей слова любви. Его нет в настоящем, не будет в будущем. А в прошлом он непременно есть. И непременно её найдёт и скажет Жаль только, что мама об этом не узнает, не порадуется за неё, не будет нянчить внуков
Телефон всё звонил и звонил, требуя от неё невозможногоснять трубку. Звонки гулко раздавались в пустой квартире. Тася на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Кто ж такой настойчивый? Это не любовь, ему просто нужен сейчас кто-нибудь, потому что когда человеку одиноко и никого нет рядомхочется чтобы был кто-нибудь, всё равно ктоТася выбрала одиночество. Ей не хотелось большенелюбви.
Из Тасиного блокнота
Чёрно-белое
Чёрно-белая зима, в белых сумерках дома,
На душе белым-бело, непроглядно.
В снежной замяти судьбы заблудились я и ты,
И дороги не найти мне обратно.
Чёрно-белая судьба, чёрно-белая мечта,
У неё ни берегов, ни причала.
Чёрно-белые слова, чёрно-белая печаль
О любви, которой я не узнала.
Полыхал в груди костёр, да ты дороги не нашёл,
Счастье чёрным угольком догорело.
Заковало сердце льдомне мечтает ни о ком,
Отсияло, отцвело, отболело.
Догорит моя печаль, как забытая свеча,
Станет белыми слезинками воска.
В этой клетке восковой замурована судьбой,
В небо просится душа, птицей бьётся.
Silentium
Прихожу с работы в дом,
Где никто меня не ждёт.
Только одинокий вечер,
Бесконечный словно год.
Я зажгу на кухне свет,
На плиту поставлю чайник.
Не нарушит он молчанья -
В нем свистка в помине нет.
Мир сомкнулся тишиной,
В нём в узор сложились части.
Наслаждаюсь тихим счастьем,
Словно дорогим вином.
Сяду рядом с тишиной
По-турецки на диване
Пусть мелькает на экране
Бесконечное кино.
В титрах рамочки стоят
Нет в живых его артистов.
Черно-белой чьей-то жизни
Черно-белый маскарад.
О далёких берегах
Потихоньку помечтаю.
Только сердце не растает:
В нём метели и снега,
Берега твоих надежд,
Берега моей печали
Ни песчинки не осталось.
Нас с тобой там больше нет.
Чайник выкипел до дна
Ничего. Поставлю снова
Вечер тянется дремотно,
Словно продолженье сна.
Не смолкает телефон
Трубку я снимать не стану,
Я от всех уже устала,
Кто звонитмне всё равно.
Без тебя так больно жить!
Ты не хочешь меня видеть,
Целовать и ненавидеть,
Ненавидеть и любить.
Так похоже на тебя
Одиночествожестоко.
От его нотаций строгих
Двери петлями скрипят
Смотрит на меня оно,
Подперев рукою щёку.
В черноте оконных стёкол
Фонарей горят глаза.
Ты как этот свет далёк,
Как чужой весёлый праздник!
Подожду.
Быть может, счастье
Забредёт на огонёк.