Ну, брат судья, пока.
Куда же?
Да опять туда же, в солнечную Белебенку.
Что так скоро?
А что мне у вас делать? Учить, подсказывать? Кому? Кондакову? Не стоит труда, а Шиловукак-то совестно. Он в этих делах лучше меня разбирается. Руководители у вас настоящие, стойкие, твердые. А в Белебенке послабее и помягче
Однажды в один из таких наездов, уже ночью, лежа в кроватях, мы заспорили о причинах упадка сельского хозяйства. С некоторых пор мы стали доверять друг другу, и разговор вели прямой и откровенный. Морев всю вину свалил на отсутствие в сельском хозяйстве настоящих руководящих кадров.
Когда же мы, наконец, будем ценить ум и способности? Когда же мы избавимся от дураков и горлопанов? сетовал Иван Алексеевич. Вот бы таких, как Шилов, хотя бы по человеку на район. То ли бы было. А то насажают разных «Яб»-идиотов, хоть плачь с ними.
«Яб»? А что это? переспросил я.
«Яба»прозвище одного председателя райисполкома, пояснил Иван Алексеевич и рассказал мне о дикой глупости и самодурстве этого руководителя.
Неделю я ходил под впечатлением рассказа Морева. Он не давал мне покоя. Я не сдержал себя, сел и переложил на бумагу.
Когда я прочитал рассказ Ивану Алексеевичу, он поморщился и сказал: «Не напечатают».
Мне очень хотелось напечататься. И я послал рассказ заказной бандеролью в толстый столичный журнал. Жду ответа.
Яба
В колхоз «Красные Бугры» лучше всего добираться пешком. Болото, потом лес, потом еще болотце, погрязнее и подлиннее первого, и появятся три бугра один за другим, а на них деревни: Малые Ковши, просто Ковши и Большие Ковши. Справа бугры прорезал овраг, на дне которого еле шевелится река Капуха. С другой стороны до леса тянутся поля водянисто-зеленой озими и рыжей зяби.
Жизнерадостный народ поселился на буграх. Когда была война, ковшата говорили: «Вот кончится война, тогда мы заживем».
Воина давно кончилась, но живут ковшата так себе, однако не унывают: «Ничего, говорят, теперь-то что, выдюжим. Будет и у нас на буграх праздник».
Председателя райисполкома Филимона Петровича Стульчикова хорошо знали в «Красных буграх». А ребятишки как увидят длинную тощую фигуру, похожую на столб с подпорками, так и запоют:
Яба приехал. Яба приехал
Ябапрозвище Филимона Петровича. Прилипло оно к председателю исполкома, как чирей: хотя и не болит, но страшно мешает. Кто кличку выдумалтрудно сказать, а назвали председателя Ябой за его манеру при каждом случае заявлять: «А я бы так поступил Я бы вот как» Все я бы да я бы.
Филимон Петрович всегда очень строг. Как увидит председатель колхоза машину Филимона Петровича на самом дальнем бугре, так сразу начинает газету искать: Филимон Петрович первым делом спросит председателя:
Газету читал? О чем в передовой пишут? Плохо читал. Читай еще, а потом о делах говорить будем.
Знали в Ковшах Филимона Петровича как важного начальника. Об этом лучше всего говорил его желтый бумажник, который разбух от документов, как сдобный пирог с начинкой
Филипп Егоров тоже своего рода начальник, только у него никаких особых документов нет. А если они ему понадобятся, то председатель колхоза напишет справку, что Егоров Ф. А. действительно является пастухом колхоза «Красные Бугры», внизу поставит подпись с закорючкой и прихлопнет печатью.
Пути к славе у Филимона с Филиппом разные. Одинпредседатель исполкома, другойвсего лишь пастух. Но в жизни, говорят, только гора с горой не сходятся И вот Филимон с Филиппом сошлись.
Это случилось зимой, в январе, на общем собрании колхозников Перед собранием Филипп с соседом ходили в баню, где два раза слазили на полок, и нагнали столько пара, что будь баня на колесахона поехала бы; потом дома они выпили по кринке крепкой браги. В клубе Филипп сидел на первой скамейке и беспрерывно курил Махорочный дым полз в президиум и повисал над головой Филимона Петровича сизыми кольцами.
Филимон Петрович держал речь.
Что такое колхоз? громко спросил он, выждал, снял очки и, описав ими круг, ловко посадил их на место. Это, я бы сказал, боевая эскадра. А бригада, Филимон Петрович вытянул шею и рассек пальцем кольцо дыма, этой бы назвалбоевой корабль, кровная часть эскадры. А бригадир, Стульчиков понизил голос и перешел на густой бас, это командир, который выполняет одну и только единую задачу эскадры. А вот понимает ли это бригадир Ремнев? Не понимает товарищ. Он не читает газет, он не чувствует запаха сегодняшнего дня, Филимон Петрович сложил пальцы щепоткой, поднес их к носу и понюхал. Вот утром спрашиваю я Ремнева: «Почему новые порубни не ставишь?» А он мне: «Много вас, указывателей, найдется, а отвечать мне одному». Это, товарищи, нездоровые настроения. Я бы рассматривал поведение бригадира Ремнева, Филимон Петрович с маху ударил по всем своим голосовым связкам, как са-бо-таж. Он остановился, перевел дыхание. И вдруг кто-то крикнул с задней скамейки:
Правильно делает Ремнев. Нельзя опалубку в мерзлую землю пихать. Весной расползутся парники.
Стульчиков повел очками:
Кто сказал? Председатель, кто это сказал?
Председатель нехотя поднялся, посмотрел сначала на потолок, потом куда-то в угол и медленно проговорил:
Ты помолчал бы, Максим, а не хоть слушатьиди домой.
Это голос бесплатного адвоката, пояснил Филимон Петрович, но я и другое скажу. Ремнев плохой организатор. Встречаю я опять же сегодня колхозницу и спрашиваю: «Куда дрова везешь?»«Домой, говорит, бригадир Ремнев разрешил». Вот как используются лошади в бригаде. Вместо того чтобы возить навоз под кукурузу, они возят дрова частным лицам.
Не лицам, а колхозникам, товарищ Стульчиков, резко перебил Филимона Петровича мужчина в сером полушубке. Сидел он во втором ряду на краю скамейки, закинув ногу на ногу.
У Филимона Петровича дрогнул подбородок, словно он прикусил язык.
Вы, товарищ Ремнев, не волнуйтесь. Вам дадут словои вы расскажете, как расшатываете дисциплину, как потворствуете прогульщикам и
Батюшки, что ж нам теперьзамерзать с ребятишками? раздался женский крик. Но Филимон Петрович тотчас заглушил его:
Так вот, товарищи! Я бы заменил бригадира Ремнева, как неспособного руководителя.
Стульчиков сел. Председатель колхоза встал.
Председатель колхоза Илья Фомич отличался мягким нравом и благоразумием. Он одернул полы пиджака, взглянул на Филимона Петровича и сказал:
Так вот, товарищи колхозники, надо кандидатурку.
Колхозники зашумели:
Чего там кандидатуру! Не надо. Пускай остается Ремнев. Лучшего бригадира не найдешь.
Товарищ председатель, Илья Фомич, дозволь слово, послышался робкий голос. Филимон Петрович вытянул шею и увидел Филиппа в шапке с завязанными ушами. Он стоял, подняв кверху рукав полушубка.
Я туда не полезу, махнул Филипп в сторону президиума, я прямо отседова скажу. Я вот что скажу. Правду говорит Стульчаков
Стульчиков, нажимая на «у», поправил Филимон Петрович.
То есть товарищ Филимон Петрович, председатель райисполкома, поправился Филипп. Правильно: бригадиркомандир корабля. Он должен все усмотреть, чтоб на берег не наткнуться, людей не потопить в глыбком месте или еще там чего А вот Антон Ремнев и хозяйственный мужик, а тут-то и не додумал, не пошевелил мозгой. Опалубку в мерзлую землю совать нельзя, это факт. А только выход есть: нешто нельзя землю отогреть? А потом, ты, Антон, больно прямой человек, язык у тебя как бритва. Нешто можно такие слова в глаза самому товарищу Стульчикову говорить? Начальство все-таки Вот что я скажу!.. Филипп сел, руки у него дрожали, а лицо побагровело от волнения.
Правильно, правильно товарищ выступает, скороговоркой заметил Филимон Петрович и потер ладони.
Однако и после выступления Филиппа никто не называл имени нового бригадира. Колхозники сердито шумели, в углу ребята рассказывали анекдоты про Стульчикова, а девчата давились от смеха.
Тогда опять встал Филимон Петрович:
Товарищи, мне ясно, что вы затрудняетесь подобрать бригадира. А я вижу его. Я бы вот кого рекомендовал, и Стульчиков ткнул пальцем в сторону Филиппа, вот он!..
Он у нас пастух, возразил председатель колхоза. Не справится он
Нельзя Филиппа. Такого пастуха упускать? Кому скот оставить? загудело собрание. Ремневхороший бригадир
Пастух! воскликнул Филимон Петрович. Что такое пастух? Это фигура, это своего рода тоже организатор. Нам нужно смело выдвигать способных людей на ответственные посты. Вы слышали, как он сказал? Отогреть землю! Просто и умно. Вы здесь сто человек с председателем не додумались, а он, пастух, додумался.
Выборы прошли гладко. Поднял руку один председатель колхоза, хотя трудно было понять: хотел ли он голосовать или только почесал затылок. Остальные не голосовали. Зато в протоколе записано было: «Против и воздержавшихся нет»
А бородатый колхозник Максим Хмелев, уходя, буркнул:
По нашему председателюхоть черного борова бригадиром ставь, раз начальство велит. Вот поглядим
Филипп ничего не понимал и беспокойно оглядывался. Выступление Стульчикова оглушило его, лишило языка.
Придя домой, Филипп с маху швырнул полушубок на лавку.
Ты чего развоевался? спросила Авдотья.
Чего! На-ка вот, понюхай, чем пахнет, и он сунул под нос Авдотье кукиш. На-кось возьми меня. Кто я теперь?
Кто ж ты? изумилась Авдотья.
Бригадир!
Бри-га-дир?!
Ну, что уставилась? вспыхнул Филипп. Миром выбран. Сам Стульчиков рекомендовал. И он повел перед глазами Авдотьи заскорузлым пальцем. Сидишь тут, горшки считаешь.
Рано утром к Егоровым заявился Ремнев. Филипп только что встал и, свесив с печки босые ноги, жадно тянул из кувшина квас.
Ты чего так рано, Антон, аль дела какие? На-ка вот, прохладись, и он протянул Ремневу кувшин.
Ремнев, прикончив кувшин, крякнул, вытер рукавицей губы и сказал:
Иди, принимай хозяйство.
Чего, какое хозяйство? замигал Филипп.
Бригаду.
Бригаду? Постой, постой, Филипп потер лоб, подергал бороду, так это что ж, Антон, меня и взаправду бригадиром назначили и Филипп вспомнил о вчерашнем собрании, вспомнил и ахнул.
По дороге в правление он решил отказаться от бригадирства наотрез.
Вот и новый бригадир, приветствовал Филиппа председатель колхоза.
Филипп снял шапку, помял ее и кашлянул в кулак.
Так что ж это, Илья Фомич, как же так?
Так-то, брат, вздохнул председатель, принимай бригаду.
Уволь, Илья Фомич, малограмотный я. Скотину пастивот это дело я понимаю.
Не могу, Филипп, не могу. Так уж получилось
Нет уж, уволь, Илья Фомич, не совладать мне.
Ничего, ничего, привыкай командовать, а мы поможем. Теперь слушай, какие работы твоей бригаде предстоят.
«Не иначе как божье наказанье», решил Филипп и пошел принимать дела
Когда прием подходил к концу и оставалось только разобраться с конской упряжью, приехал Стульчиков. Филимон Петрович шумно поздоровался, назвал Филиппа молодчиной. Но бригадиру от этого не стало легче. Он отозвал Стульчикова в сторону и, глядя под ноги, сказал тихо:
Эх, Филимон Петрович, не дело, право слово, не дело. Не совладать мне
Ничего, ничего, товарищ Егоров Поможем. А ты газеты читай. Мы обязаны растить людей, смело выдвигать. Трудно будетзвони ко мне. В обиду я тебя не дам, заверил Филиппа председатель исполкома.
Эту ночь Филипп не спал. Он кряхтел, ворочался с боку на бок, поминутно вставал, курил. Авдотья тоже не спала. Она то вспоминала господа, то шептала: «С ума сошел на старости лет, совсем ополоумел».
Прошел месяц. Филипп похудел, почернел и все чаще жаловался на слабость. Глядя на него, Авдотья тоже хирела. Частенько, облокотясь на сухонький кулачок, она с тоской смотрела на Филиппа, пока он, обжигаясь, торопливо ел.
Замучился ты, Филиппушка Плюнь ты на это бригадирство. Ничего тебе не будет.
Нельзя, Авдотья, хозяйство бросить Спросят с меня, возражал Филипп и, отложив ложку, вздыхал:Что-то долго Филимона Петровича не видно. А как приедет, так и скажу: «Делай, ты со мной, товарищ Стульчиков, что хоть, а я больше не могу»
Но Филимон Петрович не приезжал. Он в это время отдыхал на курорте, не то в Кисловодске, не то в Крыму. Икалось ли ему тамтрудно сказать, только Филипп вспоминал о нем каждый день. Встав чуть свет, он бежал в избыдавать наряд. Входил в дом, старательно обмахивал веником сапоги и, кашлянув в рукав, говорил:
Степан, надо бы сегодня навозцу повозить.
А Степан отказывался:
Не могу, товарищ бригадир, в город собираюсьовцу продать, ребятишкам одежонку купить.
И Филипп соглашался со Степаном, что без одежонки ребятишкам холодно. В другом доме колхозница упрашивала бригадира оставить ее домабелье постирать; в третьемохали, жалуясь на боль в пояснице
Потом Филипп шел в кладовую и принимался сортировать зерно. Заработавшись, он забывал о том, что надо бежать, просить, назначать и спорить.
В помощь Егорову председатель колхоза назначил Ремнева, надеясь, что он постепенно заменит Филиппа. Но нелегко было теперь и Ремневу. Ему частенько приходилось слышать: «Мы на таких начальников-мочальников начхали. Назначили нам бригадираи ладно».
На совещаниях и в правлении председатель колхоза старался не упоминать Филиппа или делал это так:
Что-то в последнее время вторая бригада начинает сдавать.
Филипп медленно вставал со скамьи и мял шапку.
Не слушает меня народ
А ты построже будь. Ты не сам разрывайся, а их заставляй. Руководи.
Не получается у меня, разводил руками Филипп, совсем народ не слушается.
Как-то председатель напомнил Филиппу о парниках. И Филипп взялся за парники. Взялся с жаром, не жалея ни сил, ни времени. Он сам рубил лес, надрываясь таскал бревна по глубокому снегук дороге. Нередко за полночь запоздалый ковшовец слышал на улице фырканье лошади, скрип снега под бревнами и хрипловатый голос Филиппа:
Эй, милая, давай, давай.
Председатель подумал, прикинул что-то и направил в бригаду Филиппа всех колхозных плотников.
Радостное и вместе с тем тревожное чувство испытывал теперь Филипп. Работы на парниках подвигались ходкоэто его радовало. Начиналась оттепель, с крыш сочилась капельи это его радовало. Но какое-то непонятное сомнение тревожило бригадира.
Наступил день, когда все было готово. Снег сгребли в огромные сугробы, на очищенной земле сложили березовые дрова.
Завтра начнем отогревать, говорил Филипп и улыбался, может быть, впервые с тех пор, как стал бригадиром. Он еще раз обошел подготовленные срубы и, присев на березовую чурку, вынул кисет с махоркой и взглянул на небо
Уже вечерело. На западе быстро росла зеленоватая щель, расширялась, раздвигала тучу. Над самым горизонтом медленно выплыло оранжевое солнце. Лес принял резко лиловый цвет, мелкие облачка на небе окрасились: те, что были ближе к солнцу, просвечивались насквозь, подальшегорели ярко-красным огнем, а у самых дальних только накалились края. Бездымный пожар охватил деревню Большие Ковши. Окна, отражая лучи заходящего солнца, казалось, плавились
Но вот резко оборвался последний луч, стало вокруг серенько. Быстро стемнело. Но не так, как вчера: небо усыпали звезды Филипп сидел как окаменелый.
Будет мороз, прошептал он и добавил:Большой мороз.
И мороз действительно стукнул такой, что Авдотье пришлось сходить в хлев и старой шубой укрыть теленка, а чтоб петух не отморозил гребень, она сняла его с насеста и принесла в избу.
Ночью Филипп спал плохо, а утром с трудом отбил промерзшую дверь и пошел к парникам.
Утро выдалось яркое и чуткое. Каждый звук: и хруст под ногою, и визг колодезного журавля, и даже поскрипывание ведер на коромысленеобычно тонко и долго звенел в чуть подсиненном воздухе. Тополя, схваченные морозом, заиндевели и под белым зимним солнцем сверкали как стеклянные. Кругом блестел снег. Кучки изб на буграх казались издали мухами, облепившими сахар.
Внезапно над средним бугром встали три перевитых столба дыма. На самом дальнем бугре, увидев дым, сказали:
Гляди-ка, бригадир-то наш разошелся.
Все три дровяные кучи на парниках пылали одновременно. Около них сгрудились колхозники с лопатами. Здесь же суетился возбужденный Филипп. Он старался быть веселым, смеялся, покрикивал и, гулко стукая рукавицами, шутил: «Эх, денек, мать честная, так денек!»