В тысяча девятьсот девяносто четвертом, часть отца вывели в Россию, мы последовали за ним. Мы с мамой обосновались в московской квартире, доставшейся ей по наследству от родителей. Мама была единственным и поздним ребенком в семье дипломатов. Маминому отцу эту квартиру выделили в середине пятидесятых годов. Престижная, даже по тем временам была жилплощадь. Вскоре после рождения мамы, бабушка, которую я не видел никогда, начала болеть, и через непродолжительное время умерла. Дед самостоятельно воспитывал дочь, до девятнадцати лет, а потом тоже помер. Юная особа, студентка МГИМО осталась одна.
Отец был направлен в город Псков. Там теперь дислоцировалась его часть. Невзирая на удаленность мест проживания родителей, их редкие встречи, через год у меня появилась сестричкаМаша.
О сложности жизни начала девяностых годов, я думаю рассказывать не надо, все помнят. Тяжелое было время. Постоянная нехватка всего, и денег в том числе. Развал, ранее легендарной и непобедимой армии, унижение офицерского состава, шли под рукоплескания разных там, правозащитников, и организаций, финансируемых недругами бывшего Союза, а теперь России.
Мама крутилась, как белка в колесе. Работала на двух работах. Преподавала иностранные языки в двух ВУЗах. Нас с Машкой определила в садик. Естественно мы болели, а маме некогда было с нами сидеть на больничном листе. Пригласила пожить у нас двоюродную сестру своей матери, заодно и за нами присмотреть. Зинаида Архиповна, конечно, была не в восторге, но согласилась помогать.
Через пару лет отца перевели служить в Казань, на должность заместителя начальника штаба полка. До этого, отец успел побывать в Чечне, хлебнул, так сказать по самое не хочу.
Представьте впечатления шестилетнего пацана, который впервые в жизни летит на военно-транспортном самолете АН-26. Командование разрешило отцу, использовать самолет, проходивший регламентный ремонт в Москве, для перевозки семьи и личных вещей в Казань.
Летели высоко. Внизу бескрайнее море белых облаков, в наверху светит солнце. Потрясающе. Родители седели в пассажирском отделении, о чем-то говорили, а мы с Машкой носились по этому отделению, постоянно заглядывая в иллюминаторы. Перед заходом на посадку, мама с папой усадили нас в кресла и застегнули нам ремни.
Дальше я ничего не помню. Очнулся в больнице. Правое предплечье было забинтовано, и немного побаливало, а, в общем, я чувствовал себя хорошо.
Потом появился дядя Витя. Он забрал меня к себе домой. Там он, пряча глаза, рассказал мне о трагедии, разыгравшейся на военном аэродроме, где совершал посадку наш самолет. Из его слов я понял, что мама и папа погибли, а Маша умерла в больнице. Мою маленькую сестру врачи не смогли спасти. Нас с сестрой взрывом выбросило из самолета. У меня царапина, а у Машки множественные переломы, в том числе и позвоночник, поврежден был. В моем детском мозгу в точности отпечатались слова дяди Вити:
Ты Мишка стал сиротой. Но ВДВ, всегда ВДВ, я, моя семья и весь полк будем помогать тебе.
До третьего класса я прожил в семье дяди Вити, а потом упросил его отдать меня в Казанское кадетское (суворовское) училище. Мне очень хотелось повторить путь отца. Ведь он тоже рано лишился родителей, и учился в суворовском.
Четкая организация учебного процесса в училище, позволяла мне осваивать положенные предметы с легкостью. Успевал даже посещать дополнительные занятия по иностранным языкам, наверное, мамины гены сказывались. Неплохо, скажу вам, у меня получалось изъясняться на английском и немецком. Поскольку жил и учился в самом сердце Татарстана, то и татарский стал для меня почти родным. Не могу сказать точно, какие гены намешаны в моем роду, но не каждый мог идентифицировать меня русским. Я, черноволосый, кареглазый подросток, больше походил на местного жителя. Сходство с местными усиливалось, когда в городе я появлялись вместе с моим другом Ринатом Хидиятуллиным, иногда нас даже братьями считали.
Дядя Витя, помог нашей родственнице, Зинаиде Архиповне, оформить надо мной опеку, а также законное проживание в нашей московской квартире.
Тот же дядя Витя, по выходным, которые я проводил в его семье, пристроил меня в секцию самбо. В суворовском училище, почему-то секции самбо не было. За два года до моего окончания училища, подполковника Савельева перевели служить командиром части на Дальний Восток. Уехали они всей семьей. Хоть какая-то связь с прошлым у меня оборвалась. Конечно, переписывались, но сами понимаете, это никак не могло заменить живое общение.
Кадетское училище я окончил с отличием, преподаватели могли мной гордиться. Дальнейшую судьбу я выбрал себе давно. Продолжу семейную традицию, стану воином десантником, как мой отец. Поступать решил Рязанское высшее воздушно-десантное командное ордена Суворова дважды Краснознаменное училище имени генерала армии В. Ф. Маргелова, называемое в народеДуркой.
Ринат тоже вначале планировал поступать вместе со мной, но в последний момент передумал. Подал документы в МВТУ на факультет радиоэлектроники.
Никто мне не протежировал. В ходе прохождения курса молодого бойца абитуриентами Училища, я показывал высокостабильные успехи в физической подготовке, и блистал знаниями по экзаменационным предметам. Подтягивания, стометровка и кросс на три километра, для меня были семечками, в нормативы я вкладывался с солидным запасом.
Уже после сдачи всех экзаменов, меня пригласили на собеседования два полковника ВДВ. Как они гоняли меня три дня, по языковой подготовке, по математике, физике и химии. Сто потов с меня сошло. Думал, хотят завалить, и отчислить из училища. В итоге, я поступил в Рязанское училище, на факультет спецназа ГРУ, по специальностиприменение подразделений специального назначения. Только спустя некоторое время я узнал, что эти два полковника, очень хорошо знали другого СмирноваИвана. Выясняли, есть ли между нами общее, или на детях природа отдыхает. Выяснили, остались довольны.
Глава 6
Мне, детства, привыкшему к дисциплине, учиться было легко. Сравнивать Рязанку с суворовским училищем никак нельзя. Совсем другой уровень преподавания и знаний. Специальная, огневая и физическая подготовка, это что-то с чем-то.
Я считал, что неплохо развит физически, думал, что я в некоторой степени даже чуточку атлет. И представьте мое разочарование, когда не смог с ходу выполнить первоначальный комплекс физподготовки десантника. Это был настоящий удар по моему самолюбию, хотя я никому его не демонстрировал. Сжав зубы, взялся за тренировки. Первые полгода пролетели, и не заметил как. Сдавали зачеты и экзамены, а потом каникулы.
Решил навестить мою двоюродную бабку Зинаиду Архиповну в Москве, она единственная мне близкая родственница. От поездки у меня двоякое впечатление. Баба Зина встретила меня отлично, и кормила и поила, чувствовалось, что она соскучилась, по родственникам, пусть и дальним. Все замечательно, но я ощущал себя в своей квартире гостем, а не хозяином. Может, это юношеский максимализм, не знаю. Откуда могло у меня развиться чувство собственника? По правде говоря, не было для этого оснований, ведь я с детства на государственном обеспечении, вначале был суворовцем, а теперь курсантом училища. Не стал я забивать себе голову. Зинаида Архиповна, ссылаясь на нехватку денег, попросила у меня разрешение на сдачу двух комнат квартиры в наем. Подчеркнула, что сдавать жилье намерена, только знакомым людям, ей проблемы с квартирантами не нужны. Полностью согласился с мнением бабы Зины, моего курсантского содержания не хватит даже для оплаты коммунальных услуг.
А еще мне надоело отмахиваться, то есть отдавать честь на улицах Москвы. Такое впечатление, что Москва, одна сплошная воинская часть, куда собрались все старшие офицеры.
Составил себе программу посещения достопримечательностей Москвы на целый месяц. Изучение музеев, картинных галерей, монастырей с церквями, выставок и других интересных мест, позволило мне открыть для себя, свой город. Не скажу, что Москва стала мне родной, просто понравилась она мне своими историческими местами. Иногда, при посещении очередного объекта древности, казалось, что я чувствую атмосферу тех далеких времен, приобщаюсь к ранее неизведанному. Короче, положительных впечатлений я набрался. Был, конечно, негатив, это большие толпы людей, всюду и везде. Перенаселена столица очень, и с транспортом проблемы.
После каникул, снова окунулся в учебный процесс в училище. Если кто-то думает, что в Рязанке готовят дуболомов, могущих только ломать кирпичи о свою голову, то я разочарую. Всем курсантам дается полноценное высшее образование, и определенная специфика специальностей, тоже присутствует.
Руководство факультета, приняло решение, готовить из меня специалиста восточного направления. Начали со мной заниматься преподаватели арабского языка и фарси. Не могу сказать, что давались мне эти языки легко, но знание татарского, в некоторой степени помогало.
Помимо собственно языков, изучал историю и быт различных народов Азии и Ближнего Востока. Много нового для себя узнал. С носителями языков, я общался вне стен училища. Мои наставники дали несколько адресов, где проживали бывшие преподаватели нашего училища, выходцы с Востока. Общаясь с ними, я как бы попадал в другой мир, в другое измерение, что позволяло более глубоко познавать тонкости языка и традиции народов Востока. Приготовление обычного кофе, восточным способом, по своеобразному философскому наполнению, сравнимо с китайской или японской чайной церемонией.
Перед окончанием первого курса в моей жизни произошло знаменательное событие, я впервые прыгал с парашютом из самолета. Все эти прыжки на тренажерах или с парашютной вышки, по концентрации адреналина в крови, и по нервному напряжению, не идут ни в какое сравнение. Я не робкого десятка, но когда стоишь перед открытым люком, а под тобой четыре-пять тысяч метров пространства до земли, то начинают понемногу ножки подрагивать. Выпускающий нас прапорщик, перед прыжком дополнительно проинструктировал, как выходить, как группироваться, особенно обратил внимание на правильность приземления. За парашютное кольцо мы не дергали, вытяжной фал все делал за нас, требование безопасности такое. Каждый курсант индивидуален, кто выходил в люк самостоятельно, а некоторым требовался напутственный пинок. Я вышел сам. Немного свободного падения, потом рывок, от раскрытия купола парашюта. И вот я парю. От переполняемых чувств, начал орать, а затем петь. Всего несколько минут полета, и вот она земля. Сделал все, как учили, не поломался, грамотно погасил купол парашюта, не таскал ветерок меня по землице. Наш командир учебной роты, всех собрал, пересчитал. Все на месте и все здоровы. В параллельной группе курсант сломал ногу, а это чрезвычайное происшествие, влетит кому-то из офицеров. Потом у меня были многие и многие прыжки, но этот первый я запомнил на всю жизнь.
По окончании первого курса у нас были месячные каникулы, а потом стажировка в линейных воинских частях. Меня, по моей же просьбе откомандировали на стажировку в полк к подполковнику Савельеву. Целую неделю ехал в плацкартном вагоне поезда, сообщением МоскваВладивосток, рассматривал просторы необъятной страны. На простенький фотоаппарат делал снимки, привлекших внимание пейзажей и ландшафтов.
В поселок Облучье Хабаровского края, поезд прибыл ночью. Настроился, на станции околачиваться до рассвета. Савельев Виктор Вячеславович появился в зале ожидания внезапно, с первым лязгом отбывающего поезда, доставившего меня. Обнялись мы с дядей Витей, похлопали друг друга по спине. Давно не виделись.
Затем, около двух часов тряслись в УАЗике по лесным дорогам, пока добрались в часть. Я категорически отмел приглашение дяди Вити, пожить у них на период прохождения практики. Очень не хотелось мне выглядеть среди солдат части, приближенным к руководству, племяшом командира. Не мое это. Начальник строевой части определил мне место в казарме, где я и разместился.
Надо сказать, что солдаты срочной службы не очень жаловали нас, курсантов-практикантов. Относились, почти с пренебрежением. Видите ли, они несут тяжелую службу, которой отдали уже положенное по закону время, а здесь приходит какой-то молодой щегол, и пытается жить с ними в одной казарме по уставу. По мнению старослужащих, надо курсантов ставить на место, чтобы впоследствии, они нормально относились к подчиненным. Ошибочное это мнение, и идет в разрез со всеми воинскими уставами. Мне исключений никто не делал. Вечером в умывальнике, пытались объяснить всю полноту моего непонимания жизни военнослужащего ВДВ. Начинать практику с неуставных взаимоотношений я не хотел, поэтому предложил «учителям» завтра на занятиях по рукопашному бою, преподать мне урок. В таком случае, никто не обвинит никого в нарушении дисциплины. Согласился на полный контакт.
Представляю, с каким интересом ожидали «старички» занятия по рукопашке. Наверное, нарисовали в своем воображении картину, размазанного тонким слоем по поверхности тренировочной площадки курсанта. Нет, бойцы роты были хорошо подготовлены, наработаны связки и блоки, поставлены удары руками и ногами. Все в рамках программы обучения. В этом я убедился в начале занятий. Но ребята не учли, что на моем факультете рукопашный бой преподается по значительно расширенной программе, нежели другим курсантам. Не получилось поучить меня. Учил я. Не успел доброволец, из числа «учителей», стать в стойку и провести удар, как приходилось отрывать пятую точку от поверхности спортплощадки. Потом я показал солдатам бой одновременно с несколькими противниками. Я никого не калечил, а просто настучал по нервным узлам, лишив противников возможности размахивать руками и ногами.
Преподанный урок, позволил мне несколько сблизиться, с моими недолгими сослуживцами. Ни приятелей, ни недругов не нажил.
По воскресеньям я получал увольнительную записку, честно говоря, я не понимал, зачем она мне. Часть располагалась в тайге, до ближайшего небольшого поселка, почти тридцать километров, пойти куда-то, кроме клуба или магазина, некуда. Ну, раз положено, значит, надо брать. Несколько раз гостил в семье Виктора Вячеславовича. Его дочка, Люська строила мне глазки. Эта, пятнадцатилетняя пигалица, строила из себя, эдакую женщину-вамп. Зря тратила силы, не поддавался я ее чарам. Расстраивалась девчонка.
В один из таких выходных дней, дядя Витя поведал историю знакомства моих родителей.
Папа с дядей Витей, дружили с первого курса училища, их кровати располагались рядом. Два не мелких курсанта, были лидерами в роте по боевой, физической и политической подготовке, в учебе тоже в первых рядах. О таких людях говорятдрузья, не разлей вода.
После третьего курса, на каникулах, решили посетить столицуМоскву. Десантники решили поехать, значит, поедут. Остановились у знакомых родителей дяди Вити. Целыми днями мотались по городу, расширяли свой кругозор. Как-то раз, неимоверно уставшие, сидели в кафе парка им. Горького, кушали мороженное. Внезапно взгляд отца как-бы остановился, он смотрел в одну точку. Дядя Витя проследил за взглядом своего друга. За соседним столиком расположилась компания молодых девчонок, студентки, скорей всего, подумал дядя Витя. Папа подобно сомнамбуле, встал, подошел к цветочнице, купил букет, и вручил его самой симпатичной девушке за столиком. Девушка от неожиданного к ней внимания поднялась, и прямо впилась взглядом в курсанта Смирнова. Так они и стояли, друг против друга, общаясь взглядами. Затем отец одарил девушку своей непосредственной и очаровательной улыбкой, и поцеловал ей руку. Девушка смутилась, и спрятала лицо в букет. Иван Смирнов, ни на кого не обращая внимания, взял девушку под руку, и предложил прогуляться по парку. И девушка пошла с ним. С этого момента Лида, стала для Ивана Смирнова гидом и экскурсоводом в одном лице. Пришлось дяде Вите одному проводить время. По словам друга отца, между молодыми людьми внезапно случилась любовь с первого взгляда. На курсантские сбережения не очень-то разгуляешься, да и на стипендию студентки тоже. Но влюбленным достаточно было личного общения, это заменяло им все.
Время каникул закончилось, курсанты возвращались в свою альма-матер. Лида с Иваном обменялись адресами. Писали письма они друг другу каждый день, о чем, дядя Витя только догадывался.
После окончания училища, лейтенант Савельев, стал свидетелем вступления в брак своего друга Ивана Смирнова.
Отец уехал служить в Группу советских войск в Германию, а мама оканчивала институт. Воссоединение родителей произошло за год до моего рождения.
Я видел много фотографий мамы того периода, и хочу согласиться с дядей Витей, у папы был отменный вкус.