Глава 1
Мы стоим у сауны, которая расположена в таком странном месте, что невольно закрадывается мысль о ее каком-то полулегальном положении. Это всего лишь спальный район небольшого города, и здесь вы не встретите ни ресторана, ни уж тем более стрип-бара. Зато эта сауна. Меня сразу разобрало какое-то нездоровое любопытство, когда я ее увидел. Пропасти всегда притягивают, ведь верно же?
Мы стоим вчетвером. Я. Вадик. И еще два парня, один из которых нюхает героин. Пока так часто, как ему того бы хотелось. И вроде бы без проблем. Они охранники и ведут себя соответственно, все дергаются, как ненормальные. Из окрестных девятиэтажек светит уютный свет простодушных кухонь. Интересно, знают ли местные дети о том, что здесь?
Из остановившейся «десятки» появляется какая-то медлительная пара. Она вся томная и не перестает улыбаться, обнажая чистые зубы. Сарафанчик на ней так короток, что почти видны «щечки». Не знаю, наверное, это по-своему здорово, когда они так видны, но в мире нормальных женщин не бывает таких «щечек». Уж вы понимаете, что я имею в виду.
На рыбалку? спрашивает Вадик у подошедшего парня в шортах цвета «сафари». В ответ он просто смеется.
Ну покажи рыбу-то, что поймал, весело продолжает Вадик, расстели ее тут перед нами.
Грязная будет, парень тоже дергается и сплевывает, так никому до сих пор и не взглянув в глаза.
Я смотрю на девушку, она, пожалуй, действительно классная, или мне просто это кажется по обкурке. И она постоянно улыбается. До сих пор никому не сказала ни слова. Это точно проститутка. Вадик говорит, что она стоит всего двести или около того. Я вдруг поражаюсь тому, как это дешево. Может под этим сарафанчиком совсем-совсем ничего нет?
Пара разворачивается к нам спинами. Их узко-широкое сочетание почему-то навевает грусть. Мне ее жаль. Все-таки она действительно классная.
Они идут, однако, совсем не в сауну, а в гомонящую детскими криками тень домов. И я отчего-то представляю, как сейчас там у последнего подъезда она, встав на колени, запросто делает ему минет.
Это проститутка? зачем-то спрашиваю я, хотя и сам прекрасно знаю, что это так.
Шлюха, отвечает охранник. Тот, который если и нюхал героин, то, может быть, всего раз в жизни.
Мы молчим и грызем семечки, которыми всех угощает один из дерганых. Отличное занятие, когда возникает какая-либо неловкость. Вадик тянет за рукав охранника. Его зовут Серега, он представлялся, когда мы жали друг другу потные от летней жары руки. Я, кажется, забыл об этом вам сказать с самого начала.
Я смотрю на окна. За некоторыми маячат человеческие фигуры. Интересно, что будет, если начать палить сейчас по ним из пневматического пистолета. По стеклам, я имею в виду. Просто по стеклам, боже упаси!
В вечернем воздухе пролетает узкая тень какой-то птицы. Неужели еще не слишком темно для них? Я всегда радуюсь отчего-то птицам, летающим в сумерках. Если бы я умел здорово писать, как Джон Апдайк, я бы обязательно написал о стрижах, что с криками носятся в вечерней духоте южных городов.
Вадик тянет за рукав Серегу.
Мы отойдем минут на пять, да, Сереж? почти ласково говорит он.
Я пожимаю плечами, мне вообще все равно, и я почти начинаю жалеть, что согласился прийти сюда. Это мрачное место, уж поверьте. Весь город знает о нем, и половина замужних женщин этого города уже успела изменить здесь своим мужьям. Не всегда по своей воле, между прочим. Здесь вам предложат кабинки, обитые деревом, крашенные под мореный дуб, и вполне благополучный бассейн, где можно порезвиться с ребенком. Разумеется, если вы пришли сюда днем.
На верхних этажах есть, где развернуться втроем, вчетвером, в общем, как получится. Это, разумеется, если вы пришли сюда вечером. В двадцать три ноль ноль здесь час-пик. Даже смешно делается от мысли, что за каждым светящимся окном сейчас трахаются. Здесь покупают проституток, причем популярны асимметричные варианты. Я думаю о том, как это происходит впятером, и мне снова делается грустно. Сам не знаю, от чего.
Постоите с Ашотом? говорит мне Вадик. Ашот, стало быть, второй охранник. На наркомана, вроде бы, не очень похож. Я равнодушно киваю. Мне кажется, что я вполне смогу простоять с этим Ашотом молча все то время, что будет отсутствовать Вадик. Вот только как Ашот к этому отнесется?
Нам отдают на двоих початый кулек семечек, и я сыплю в ладонь охранника половину. Цвет кожи на его ладонях почему-то как у негра. Или мне это просто мерещится в красноватом сумраке юга. В наших краях всегда быстро темнеет: только что был ранний вечери вот ты видишь, как тянутся тени от фонарей.
Мы поднимаемся с ним на огромное бетонное крыльцо с островерхой, как татарский шатер, крышей из металлочерепицы. Ашот что-то бурчит, но я не разбираю ни слова. Он говорит, не разжимая зубов, и с акцентом. Я заглядываю внутрь этого банно-бассейного комплекса. Во всяком случае, туда, где полагается находиться холлу. Ничего особенного, ковры на стенах напоминают о соцмещанстве восьмидесятых.
Вот этому бесплатно разрешил тачку ставить, говорит Ашот, кивая на «Москвич» со следами шпатлевки на левом крыле, похожими на родимые пятна. Он мне сейчас мою отстраивает.
Сколько здесь стоит час? спрашиваю я.
Четыреста пятьдесят-на.
Готов поклясться, он так и сказал: пятьдесят-на.
Это с проституткой? уточняю.
А-а! утвердительно гундит он.
Я снова решаю, что грех тут, в общем-то, отпускают особо не спекулируя. Так. Приемлемо.
От семечек во рту делается невыносимо сухо. Но анаша уже перестает действоватьменя отпускает. Кажется, семечки грызут только в России, причем в южных ее регионах. Помню, меня рассмешило однажды, когда я вычитал о семечках в одном американском романеони там именовались орешками подсолнечника. Персонаж, который грыз их, был наделен чертами идиота. Семечки были для него вроде затяжного ковыряния в носу.
Я снова заглядываю в дверной проем, который, между прочим, закрыт решеткой толщиной в палец, и вижу, как с неведомо откуда начинающейся лестницы спускается пара. На этот раз на девушке длинное платье, до узких, с очаровательными косточками, щиколоток. На ноге золотой браслетик. Как легко он может потеряться. Парень обут в спортивные тапки, из чего делаю вывод, что он приехал на машине и девушку привез, скорее всего, с собой.
Она подходит к нам и берется пальцами за решетку. Как и первая девушка, она улыбается. Она очень худая, у нее почти мальчишеская фигура.
Мы просто на экскурсию, так сладко говорит она, что мне кажется, будто я вижу это в кино. Я представляю, как она раздевается просто за то, что я дам ей пару сотен.
Хотим посмотреть на церберов, ее пальцы гладят решетку. Наверное, проститутки так и должны вести себя.
Ашот тоже приближается к решетке с другой стороны и мерзко улыбается в ответ.
Иди, иди, туда, говорит он, кивая вглубь холла.
Она еще раз гладит решетку, так мягко изгибая ладонь, что я отворачиваюсь.
Иди-на! еще раз, как-то бархатисто, ласково, говорит Ашот.
Она отходит, и парень увлекает ее за талию куда-то по лестнице вверх. Мы, оставшись вдвоем, снова плюем лузгу себе под ноги. Неожиданно Ашот, согнув руки в локтях, делает несколько резких разворотов. Я же говорю, дерганый он какой-то.
Ашот приседает, выдыхает воздух и, встав, снова резко подается корпусом вправо. У меня неожиданно возникает мысль, что если он ударит меня хотя бы один раз, то я кувыркнусь через эти перила прямехонько на асфальт. Правда, с чего бы ему бить меня?
Я завожу привычный в таких случаях разговор:
Пять минут их уже нет. В этом разе собеседник в ответ вообще может не отвечать или просто повторить за вами слова.
Е-на, бормочет Ашот, что, по-видимому, означаетда, мол, пять минут их уже нет, эт-ты в точку, парень, попал, а пройдет еще пять минут, и они будут, так что п поменьше и дождешься их быстрее.
Я мысленно перевожу его ответ и больше не задеваю эту тему, чувствуя себя идиотом рядом с тем, кто, по моему представлению, должен быть глуп ну просто по определению.
[h]ля, [h]ля! вдруг говорит Ашот, вновь как-то по-особенному ухмыляясь. Он, упершись в волосатый вырез майки двойным подбородком, смотрит за решетку. Девушка, та, что с цепочкой на ноге, стоит у ковра и продолжает улыбаться все той же долбанной пошлой ухмылкой, только выглядит она уж как-то совсем растерянно. И мне сразу же начинает казаться, что никакая она не проститутка, может быть, она даже подходила к решетке лишь для того, чтобы ее выпустили, а мы не поняли этого. И все из-за тупого Ашота.
Парень, тот, что был с ней, в шлепанцах на босу ногу по этой дебильной моде провинциалов из спальных районов, теснит ее в сторону двери, как-то мерзко пихая животом. И сразу виден весь ее страх. Она даже не пытается позвать на помощь. Говорят, что женщинам бывает даже стыдно, когда их насилуют, и потому они просто не кричат. Вот так вот молча, закрыв глаза, наверное, перепуганные до смерти, лежат под этими козлами, а они их с удовольствием пихают так, что даже заплакать, наверное, не можешь.
Видишь, он ее хочет, а она его нет, с акцентом говорит Ашот, без полутонов и эмоций. Наверное, он каждый вечер видит здесь такое.
Она хочет сюда, к нам, говорит он и снова спокойно улыбается. От его невозмутимости я немного теряюсь. Я гляжу на эту девушку, почему-то сразу бросается в глаза, какие у нее худые ноги. Интересно, зачем она сюда поехала? Неужели и впрямь не шлюха? Я вдруг думаю о том, что это, может быть, чья-то жена, и мне делается немного нехорошо. Я не хочу даже представлять себе, как выглядела бы моя, когда бы ее вот так бесцеремонно готовились трахнуть на горячей полке. Сначала один, а затем, возможно другой. Или вдвоем сразу. Я сам люблю анальный секс и знаю его, если хотите, тонкости. Так что прекрасно понимаю, какую боль это может причинять женщине.
Парень снова пихает ее и, развернув рукой, тащит к одной из деревянных дверей. В ярком дверном проеме это все выглядит как на экране цветного телевизора, у которого приглушен звук.
В уже почти совсем темном воздухе опять слышится птичий стрекот. Неужели летний день действительно так долог, что стрижам еще не спится?
Он легко, почти так же, как и за собой на лестницу, увлекает ее за дверь, и щелкнувший замокединственный звук, который я слышу на протяжении этой сцены.
Видел? говорит Ашот. Она оттуда скоро выйдет.
Он молчит, и я молчу вместе с ним.
По идее, п надо идти дать, добавляет он, но так и не двигается с места.
Что сказать и как вести себя в этой ситуации, по правде говоря, не знаю. Да и не должен я, наверное, ни во что тут вмешиваться, в конце концов, меня просто попросили постоять с Ашотом десять минут. И я не хотел бы становиться участником какой-нибудь драки.
Так только с женой можно, говорит Ашот, или если помолвлен уже с телкой. Или с сестрой. Она скоро выйдет.
А если нет?
Ашот качает головой. По-моему, ему все равно. Скольких он тут сам трахнул совсем не по обоюдному согласию?
Откуда-то сбоку, я даже не заметил, как они подошли к нам, появляются Вадик и Серега. В руках у Вадика какой-то сверток. Я не знаю, что в нем, но вид его почему-то наводит на мысли о неплохой перспективе провести эту ночь с толком. Вадик всегда знает, как можно провести ночь с толком.
Впрочем, никуда я с ним не пойду. Еще полчаса моего отсутствия домаи скандал обеспечен. Лена просто стервенеет, если я возвращаюсь позже одиннадцати, а я чувствую себя сейчас таким усталым, что просто разговаривать с ней у меня не будет никаких сил. Женщин очень бесит, когда им не отвечаешь на их упреки, больше всего они боятся невнимания и одиночества.
Тут сейчас кино было, повеселев с возвращением более понятных ему людей, сообщает Ашот. Телка не хотела в номер заходить.
Она не проститутка, зачем-то говорю я.
Че за телка? спрашивает Серега. Валя, что ли?
Х ее знает, говорит Ашот, не, вроде незнакомая.
Он с приятным для слуха хрустом снимает целлофан с пачки «Parliament». Хорошие сигареты, но я таких не курюслишком дорого для такого дерьма.
Будешь? говорит он, приглашающим жестом большого пальца открывая пачку почти такого же цвета, как платье у девчонки, которую уволокли за дверь. Я беру и закуриваю от его зажигалки, потом снова смотрю на пакет в руках Вадика. Да там стакана два травы, уж я-то знаю. Интересно, что он скажет, если я попрошу отсыпать немного? Совсем немного.
Слушай, пойдем, посмотрим, че там? говорит Серега.
Дайте же мне занюхнуть! вдруг вмешивается Вадик.
Там все нормально, говорит Ашот. Когда он затягивается, то зачем-то прикрывает глаза, демонстрируя одному богу ведомо какой шарм.
Она точно не проститутка, снова повторяю я. Мне почему-то хорошо представляется сейчас, как ее заголяют сейчас в клубах горячего пара, а она, наверное, все так же молчит, и лишь нервно сучит ногами от обиды и страха.
Бэлий, бэлий? дурачась, с акцентом, вопрошает Вадик.
Серега достает бумажник и извлекает из него крохотный квадратик фольги. Героин внутри вовсе не белый. Он серый, словно замешан на цементе.
Только нюхать иди в машину!
Вадик забирает героин и садится в «десятку». Машина изнутри озаряется тусклым светом, словно модная витрина в антикварном магазине. Вадик сгорбился за шерстяным рулем и орудует двумя кредитками. Издали кажется, что он усердно давит блох. Затем свет гаснет.
Пойдем, посмотрим, че там, нервно говорит Серега. Под героином все делается очень нервно, чтобы вывести человека из себя, достаточно нечаянно уронить на него сигаретный пепел.
Он достает связку ключей и отпирает решетку. Ашот выбрасывает сигарету, и я тоже тушу свою о перила. Я иду за ними просто потому, что мне интересно оказаться в этой странной бане, напоминающей замысловатый вертеп. Ковры на стенах выглядят ужасноони наводят на мысли о квартирах, где за легкомысленным ситцем занавесок творятся бытовые беззакония и повседневный разврат.
Уважаемый! Серега грубо стучится в дверь. Ашот поводит плечами и с силой сводит мускулы на спине. Дверь толкают, но она заперта.
Может, она выйдет? уже безо всякой уверенности бормочет Ашот.
Надо посмотреть, настаиваю я.
Ладно, открой, Ашот машет рукой, и Серега снова берется за связку ключей. Один легко входит в замочную скважину.
Мы попадаем в небольшое помещение. Моментально становится так жарко, что пот крупными каплями начинает течь со лба. Где-то дальше, за еще одной дверцей (на этот раз вполне сомнительной прочности) раздаются какие-то звуки. Они могут означать все, что угодно. В том числе и то, что там сейчас трахаются одновременно несколько человек.
Каким-то образом я оказываюсь впереди всех, и Ашот, протянув руку над моим плечом, допотопным джентльменским жестом распахивает передо мной дверь. Словно в салон обуви приглашает даму.
Мы оказываемся будто в маленьком цирке и кабаре сразу. Я весь напрягаюсь. Какая-то болезненная эмоциональная зацикленность на любой потенциальной опасности. Мне вовсе не хочется получить по морде в таком состоянии. То ли дело они, героинщики. В некотором роде, они под наркозом: бей их, а они лишь свирепеть будут. Вот Ашот, например, вообще, кажется, трезв. По меньшей мере, хоть один человек из нас в состоянии нормально постоять за себя.
Я всматриваюсь вглубь этого мини-цирка.
Посреди зала устроено какое-то круглое возвышение, словно сцена. Боковой сайдинг отливает каким-то дешевым самоварным золотом. На сценеустремляющийся к сумеречному потолку шест. Девушка, та, которую мы видели в коридоре, абсолютно голая стоит на четвереньках на краю. Мне кажется, что при всей затемненности помещения я могу, тем не менее, рассмотреть родинку у нее на спине. Тот самый парень, так же в чем мать родила, трахает ее сзади. И не просто трахает, а будто бы пританцовывает в такт орущему радио. Другой стоит на коленях, как-то устало привалившись к этому дешевому столбу, и она старательно сосет, так, что волосы рассыпались вокруг лица и почти ничего не видно. Секунду спустя она замечает, что кто-то вошел, и, освободив рот, поворачивает голову набок. Красивое у нее лицословно лисичка. Но я бы, все-таки, сейчас ее не хотелни спереди, ни сзади.
Она сдувает мешающие волосы так деловито, как это делают хозяйки, замешивающие тесто, и на секунду оторвавшиеся от своего занятия, чтобы вытереть пот со лба. Лисичка улыбается всем нам, и я понимаю, что драки не будет. Не будет, если мы сейчас нормально уйдем. Никогда не известно, какой фортель может выкинуть человек двадцати пяти лет, обнюхавшийся героина. Парень поворачивает голову, и я замечаю, какие толстые складки тут же образуются на его шее. Не переставая извиваться телом, словно танцуя, он, вдобавок, принимается петь. Все это становится похоже на какой-то страшный и неприятный бред. Девчонка виляет задом и показывает мне кончик языка. Может, ее тоже чем-нибудь накачали? Хотя вряд ли. Похоже, что все это действительно просто по уговору. И ей явно нравится, вот что главное. Поэтому я решаю, что драки точно не будет.