Тельце - Игорь Шумов


Игорь ШумовТельце

мама сына

Листья переливались в солнечном свете. От желтого к черному. За окном курили дети, по приколу прижигая друг другу ладони. Собачники вцепились в поводки, и непонятно, кто кого водил от забора к забору. Все более неактуально, как соль на раны, срывал ветер с билборда лицо кандидата. Несмотря на все это и вставшее шоссе, в квартире было достаточно тихо. Газ громко шипел, из-под кастрюли вырывались оранжевые огни. Опасный запах по комнате летал.

В ванной мама вытирала кожу сына. Аккуратно, будто бы малейшие резкое движение заставило бы кровь стекать на пол. Вода гремела и заглушала дурные мысли. Она не отрывала глаз от своего чада. «Мой сыночек драгоценный»  он стыдился ее слов. Покрывался на людях краской, пытался держать себя холодно и мужественно, как и любой подросток. Родители никогда не поймут своих детейзачем они пытаются быть старше, ведь дальше будет только хуже. Врожденная в детей наивность похожа на глупость и заставляет старших улыбаться. И завидовать. Мама укутала сына в полотенце. Те годы, когда она могла спокойно взять его на руки, поднести к груди напиться, давно ушли в прошлое, и вернуться им не суждено. Сильна материнская любовь или упрямство: напрягая спину, она донесла его до спальни.

Вот он лежит голенький. Кожа покрылась красными парными складками. С мокрых патл стекали последние капли на постельное белье. Вот он, сын. Возмужалый, державший тайком в руках сигарету. Она нашла зажигалки у него в рюкзаке несколько месяцев назад и проклинала себя за это. Какой пример подала сыну! Отец курил, не стыдился, она его ругала. Потом привыкла от любви. Стоило самой попробоватьне оторваться. Стыдила себя за привычку, бросала, снова возвращалась, пачки прятала, бутылки бычками забивались, потом балкон разложением пах. А отчего все? Нервы не держались, тяжелые месяца печали и утрат прошли с матерью под руку. И все никак не отпускали. Каждую родинку сына она знала, каждый шрам на руках носил в голове дату. На щеках проявлялась первая щетина, но она не могланикак не могла!  назвать его мужчиной. Ей стало не по себе. Как долго она смотрит на голого сына? А тот учтиво молчит, не перечит матери.

А помнишь, как ты скрывал, что мастурбируешь? Что ты удивляешься? Родители прекрасно об этом знаютмы стираем твои вещи, и сами подобное в твоем возрасте практиковали. Знаки оставлял, да. Подушку у стены бросалзначит, лежал, дергал. Ночью шаги всегда слышно, да, и чем тише пытаешься, тем они становятся громче.

 А раньше всегда поднимал голос, стоило мне только на тебя посмотреть! Совсем разболелся, бедняжка. Мой любимый, сынок. Понимаю, жарко, потно. Знобит? Конечно знобит. Давай я тебя одену. И нечего краснеть. Ничего стыдного в этом нет. Я тебя вот таким, смотри, с мизинец помню, вынашивала тебя, а ты так смотришь! Бескультурный, совсем мать не любишь? Старая уже, а ребенка одеваю. И носки наденем. Потеть надо, чтобы вся зараза выходила из организма. Воды пей больше. Нет, не вставай, я сама принесу.

Вот, пей. Ах же ты, криво У тебя дырка во рту что ли? Эх, ладно. Давай вытрем. Зато освежился. Дай я температуру померю. Да ты весь горишь? Какой ужас! Так, где градусник? Вот, засовывай подмышку. Так, держи крепко. Хорошо. Жди пока не запищит. Да, ты, наверное, не помнишь, но в детстве, ты как-то упал в обморок. Как очнулсяходил с белым лицом несколько дней и отказывался рассказывать, что же ты видел. Мы-то, дураки, думали, ты притворялся и не хотел идти на самбо, строил из себя больного. Болел сильно. И очень не любил градусник. Держи крепко, кому говорю? А то температуру неверно покажет. Не могу поверить, что столько лет прошло.

Не могу смотреть на тебя в болезни. Мне сердце будто кушают мыши. Ты долго уже болеешь, и врачи нам не хотят помогать. Ничего, все наладится. Я вижу, тебе сегодня лучше. Был бы твой отец здесь Да кого я обманываю, да? Не было бы его здесь, гулял бы еще где. Никто тебя как я не любит. Вот скажи мне, где эта девочка, как ее там Маша, да. Ты болеешь, никакой, считай, при смерти, смотришь сам себе в глаза. Спроси себяи где она? Какая она тебе после этого жена? Плохая, нелюбящая, я совсем молчу.

Давно, когда ты еще играл в компьютерные игры, было как Я сидела тогда на кухне и что скрыватькурила, все ждала твоего отца, в окно смотрела. Ты подбегаешь ко мне с криками «Мама! Мама!». Больнее звука не знаю. Уже вижу, как ты порезался или сломал себе что-то, слезы быстрее мысли наворачиваются на глаза. Падаешь в колени и говоришь: «Как могут люди продавать наркотики детям? Как люди могут умирать?». И я плакала от радости, пока ты горевал, не верил, что такое существует; что люди наживаются на других, делают им больно, кормятся их бедами. Мы плакали вместе, чаще, чем любой матери хотелось бы. Но я до сих пор не могу отблагодарить Бога за то, что мы вместе. Тебя клонит в сон, меня тоже. Сколько бессонных ночей. Ты бредишь, а я хочу тебе помочь. Быть похожей на тебя. Мы будто бы вместе сходим с ума, и весь мир вместе с нами. Это они ненормальные, не успевают. А с нами все в порядке, сына, все в порядке.

Ты никогда не ценил жизни, никогда. Игрался с ней, обменивал по дешевке. Зачем ты заставлял меня волноваться? Ты мне сердце разбивал, но я из материнской любви собирала его заново и протягивала тебе. Оно вечно выскальзывало из рук. Разве я не обеспечила детство? За что ты меня так усердно ненавидишь? Ты не голодал. Морозился только от собственной глупости. Внимания не хватало? Внимания? Все в моих разумных силах приложила, чтобы ты учился, а ты что? Я тебе деньги на обед кладу в портфель, ты их пускаешь на сладости и сигареты. Я знаю, что ты куришь, знаю! Ты пытался скрываться? Наверное, это Паша, из той семьи неблагополучной. Почему ты не радуешься, что ты родился и вырос в семье? А не в детдоме. У вас драка была с этой, как его, Леной? Или Олей? Когда ты гадостей ей наговорил, а она за себя заступилась. Как ты мог, дурак? Сначала она тебя по голове, потом отец тебя попе. Но вот больше его нет, и тебе что, не хватает? Благодарить Бога надо, что ты не в Пашиной семье родился. Как и он, начал бы с травки, а закончил как и все закончил, в горе.

Но ты все равно с ним рос, друзья не разлей вода. И во что он тебя втянул, во что? Тебе там места никогда не было, родной. Ну ты посмотри на себя. Кожа да кости, какие драки? Какие разборки? Какой криминал? Тебе в нем, не дай Бог, только жертвой стать. И что ты узнал из такой жизни? Поделись со мной, может, я что нового узнаю. Ты прости меня, что я тебе мораль читаю, но я же мать, чем мне еще заниматься? Не учу, нет, ты уже всему сам научился. С другой стороны показываю, что есть люди, которые за тебя беспокоятся, кому на тебя не наплевать. Кто будет тебе еще передачки носить? Я думала умру, когда мне позвонили из полиции и сказали: «Ваш сын задержан». Ярыдать, кожу с себя заживо сдирать. Звонить всем, кому только можно, но никто не был в силах помочь. Тогда я сама пришла к ним. Не помню я, как его звали, и помнить не хочу. Лицо у него только было как у твоих друзей, только с погонами, в форме и на один-два зуба больше. Умоляю, объясняю, что это все Паша, ты-то здесь был причем? Мой сын ни в чем не виноват. А он мне вот это, вот тот, все на тебя выводит. Что мне оставалось делать. Посмотри на меняя не красива больше, время молодости давно прошло. В школе за мной бегали, а теперь и я побежала Сделала, как считала нужно, и тогда же тебя и отпустили. Как я тебе раньше такое скажу? Узнают люди, начнут шептаться. Слухи шли, но разве это важно? Ты пропускал их мимо ушей, не верил, лез с одноклассниками драться. А ведь вы все правы были. В какой-то степени.

Я долго прожила и хочу, чтобы с тобою было так же. Немногое зависит от тебя, но что ты поделаешь с этим? Выбирай друзей по уму, не по чувствам. Не связывайся с тем, с чем не готов повеситься или утонуть. А по-хорошемуобойди и это стороной. Любовь не ищи с деньгами, любовь бедна, а состоятельность только от тебя одного, родной, зависит. Скажиты не держишь на меня обиду? Почему я так подумалане знаю. Никто тебе не выгонял, я всегда хотела, чтобы ты был рядом. Ведь любовь матери, она такая Может показаться навязчивой, но, прошу, не думай так. Никто не хочет, чтобы их чадо росло и исчезало. Мы рождаем вас ради того, чтобы вы жили дальше, но не даем этого сделать, потому что не верим в то, что это произойдет. Дай я тебя обниму, ну, не сопротивляйся, порадуй маму.

У тебя угри все не проходят Сколько раз я тебе говорила: завязывай ты с этим. Жрешь одно сладкое, смотреть противно. А ты думаешь, от чего прыщи-то? От хорошей жизни, да. Кола, мучное, все вот это. Куда оно уходиткожа да кости! Ты не хочешь про угри разговаривать? Мне в школе говорили, как над тобой смеются. Одноклассники твои, как их там из детдома. Тьфу, из пансионата за окном. Пономаренко и Усов, не помню имена. Учительница вас разминает, а ты тоже драться лезешь. Терпеть не можешь, я тебя понимаю. Нельзя терпеть над собой издевательства, никогда нельзя. Очень жаль, что рядом нет отца, кто мог бы тебя научить этому. Его тоже в школе, того Вот как бороться с травлей? Я не педагог, но в отличие от них я всегда рада и готова помочь тебе. Ты мой сын, ты моя кровинушка. Расскажи мне, как же ты умудрился позволить Прости, я не это имела в виду. Хотя кому я вру? Именно это. Ты хоть и сын мне, но жалость во мне не бесконечная. Схватили тебя они, вдвоем, а ты зубы спрятал. За волосы взяли и кинули о стену, ты корчись, сопротивляйся. Кидал в них кулаками. Почему не звал на помощь? Почему не кричал? Ты гордый, да? Конечно, гордый. И где теперь твоя гордость? Окунули. Ножом грозили? Но не нашли уже у них ничего Я тебе верю Я тебе верю не хочу, но буду, обязательно буду.

От того все и проблемы у вас, мальчишек, из-за девочек. Твои переживанияговори не говория все равно все вижу беспокойство. Тебе стыдно смотреть в зеркало, во все, в чем можно рассмотреть отражение. Ты для меня самый красивый, ведь я смотрю в твою душу через глаза. Шершавая кожа, красная, пораненная. Говорила женельзя давить, нельзя. Иначе никогда не пройдет. Давай я сама. Вот, смотри. Эта штука, как пинцет, специально для фурункулов сделана. Берешь перекись, ватный диск, смачиваешь прыщ. Обязательно моешь руки перед этим, иначе заразу занесешь. И не давишь, а просто вот так, легонько. Не больно? И пинцетом надавливаешь на прыщ. Это гной, жирные руки, все оттуда. Комплексы в тебе давно росли и в пубертате только укрепились. Не обращают девочки внимания, и даже били. Только одна та шалаваи где она, а? Ладно, ладно. Не буду я больше. Послушай матькак мне простить ее за то, какое горе она тебе принесла? Что тебе юность принеслатолько ненависть и зависть к остальным!

Я боюсь за то, кем ты можешь стать. Что вырастет из тебя такими темпами? Оттого и не могу я оторвать тебя от груди. Ведь я твоей спасение. Кто еще есть у тебя? Друзья, что при первых же бедах отвернутся; девушки эти, современные, останутся у себя в Купчино или Тропарево вместо того, чтобы последовать за тобой на землю, полную испытаний, где силы-то только в друг друге искать можно. Прошло так мало лет, а ты так много пережил. И наш развод, и травлю, и разбитое сердце, так еще и болезнь За что она нас так? Так и маньяком можно стать. У нас в округе бывал такой один, хранил детейВ убитых в гараже, пятьсот метров от дачи самого Ельцина! Представь, какая наглость. Ты не забывайэто все временно, это все не навсегда. Одноклассники пройдут, учителяих имена забудутся. Наступит жизнь разгульная, где ты сделаешь себя заново. Не приходится матерям такое говорить, но не забывай, кто ты естьно пусть тебя другие забудут, и ты сможешь начать новую жизнь. Новую прекрасную жизнь.

У тебя жар спал? Будем мерять? Нет? Ты хочешь спать, я вижу. Я рядом полежу, мешать не буду.

***

 Да?  ответил грубый голос.

 Здравствуйте,  раздалось в телефоне,  я хотела бы врача вызвать на дом. Сын болеет, боюсь его из дома выводить.

 А какие симптомы?

 Да все странно. Думала грипп, а температура то есть, то нет, сейчас вообще ниже нормальной. И сопли, и кровь из носа, и живот у него болит. Все не слава Богу!

 Диктуйте адрес,  женщина с регистратуры потянулась к карандашу.  Не так быстро. Ага, ага. Номер СНИЛСа еще. Спасибо, минуту.

 Какая минуту?  подняла голос мать.  У меня ребенок, может, умирает. Как можно медлить?

 Не можем найти номер в базе и карту регистрационную.

 Карта у меня на руках. Прошу, приезжайте скорее!

От городского госпиталярукой подать. Машина скорой помощи не спеша выехала из гаража. Светофоры они не проезжаливодитель и санитар с наслаждением курили. Доктор смотрелась в боковое зеркало и не могла понять, растут ли у нее волосы на переносице. Небо хмурело, с опозданием зажглись вдоль дороги фонари. Машина завернула во дворы. Среди одинаковых домов сложно было найти нужный корпус. Скорые заезжали сюда нечасто.

 Эй!  крикнул водитель мужчине в кожаной кепке.  Скажи, где здесь восьмой корпус.

 Да вот тут,  он показал пальцем за дом позади него.  Какой подъезд?

 Второй,  крикнула врач.

 Следующий,  сказал мужчина и смачно харкнул за спину.

Врач и санитар подошли к домофону и позвонили в нужную квартиру. Дверь без слов открылась. На четвертом этаже они нашли квартиру: на пороге стояла женщина в халате; лет сорока, с серыми, как пепел, волосами. Под глазами светились фиолетовые круги. Вид у нее был болезненный, тревожный. Она пыталась зажечь сигарету, но спички тухли, не успев приблизиться к губам. Очевидно, они приехали по адресу.

 Наконец-то!  вскрикнула женщина.  Быстрее! Проходите внутрь, скорее. Моему сыну плохо!

 Женщина, не паникуйте!  строго приказала врач.  Давно болеет?

 Давно, давно. Я его сама лечила, давала таблетки. Ему лучше становилось. Часто болеет.

 Самолечение?  с недовольной ухмылкой спросил санитар.

 Где больной?  спросила врач.

 У себя в комнате, проходите. Можете не разуваться.

Они подошли к двери, завешанной стикерами и плакатами. Открыв ее, врач и санитар почувствовали странный запах. В комнате настоялась тяжелая вонь. На кровати, укутанный в одеяло с головой, лежал человек. Длинные волосы торчали наружу, словно осьминог на солнце.

 Он спит?  спросила врач.

 Может быть. Давайте я его разбужу,  женщина наклонилась к голове сына.  Родной, вставай. Тебя сейчас врачи посмотрят.

Женщина стянула одеяла, и санитар застыл. Врач от испуга вскинула руки. Ладони опустели, чемоданчик ударился об пол. Мир будто бы треснул. Под одеялом они увидели мертвенно-бледное тело. Его губы посинели, глазные впадины давно лишились крови. Казалось, что вот оно, телопрямо на глазах распадается на кусочки и с минуты на минуту из него полезут жуки и паразиты. Все было понятно, ноони не могли и подумать, что мать смогла бы пропустить смерть сынаврач поднесла ладонь к шее ребенка. Холодный. Мертвый. Ни о каком пульсе не могло быть и речи.

 Понимаете,  говорила мать,  он у меня с самого детства болезненный. Легкие, печень. В школу пошелгнобили, отец нас бросил. Я не знаю, как вообще выдержала все это. А теперь и он заболел. Выходить из дома не хочет, со мной не разговаривает, а только ругается. Скажи врачам, как ты себя чувствуешь, родной. Видите? Видите? Молчит, назло молчит. Я сама все скажу за него. В общем, бронхит был, грипп, ОРВИ Избили его как-то, перелом на тренировке. Но это все пустяки, я знала, что он все переживет. Потом ночью начал кашлять, знаете, еще пытался сделать вид, что все в порядке. Насильно заставлял себя замалчивать, лицо в подушку прятал. Так мило было, за сон мой волновался. Я ведь работала почти всегда, пока он не заболел. Взяла больничный, сижу с ним и.

мама без сына

I

В палате настоялось горе. Зинаида Петровна сидела у кровати, в которой лежал ее сын, а если быть точнее, то, что от него осталось. Тело потеряло былую красоту, здоровьем даже и не пахло. Ранее спортсмен, а теперь больной в вегетативном состоянии, без шанса на реабилитацию. Пока за окном пели птицы и перекрикивали друг друга маляры, она плакала без остановки, умоляя Всевышнего прислушаться к ней хотя бы на минуту. Ни для кого не секрет, что Господь слышит всех и всегда, но Зинаида Петровна была уверена, что Бог слушал ее вскользь, оттого и сыну не легчало. Она проклинала всех, кого видела в больнице: пациентов и их родных, кто также обращался к Богу от беды; циничных врачей, неспособных понять ее тревоги; остальных сотрудников больницы, отрешенных и, конечно же, робких друзей, ждущих своей очереди за дверью.

Зинаида Петровна держала сына за руку и вздрагивала от мельчайшего шороха. Вот сейчас он очнется, сожмет ее руку и улыбнетсявнушала она себеи все станет как прежде хорошо. Не смущал Зинаиду Петровну резкий запах мочи и формалина. Она корчилась, отворачивала нос, только девать его было некуда.

Дальше