Не устрою, я знаю.
Не, ты ответь, настаивал Саша. Ты боишься или нет?
Не боюсь.
А за других людей?
Они тут причем? не понял я.
Что ты начнешь и их заденешь.
Но я же не начну.
Я тебя понял. Если начнешь? Знаешь, детей заведете, и ты их же убьешь? Как тебе такое? Ты детей своих убьешь!
Да не будет такого, я же Максимум на шалость способен.
Ага.
Закурил и я. Мы посидели в неловком молчании. Смотрел на Сашуон был похож на ребенка. Сидел на стуле с прижатыми к животу ногами, обнял себя и курил.
А зачем ты занимаешься этим?
Занимаюсь чем?
Слушаешь вот меня, помогаешь.
Не факт, что я помогаю, Саша почесал голову, я, скорее всего, делаю тебе только хуже. Ты бы помучился, задумался и сделал бы какие-то выводы. А сейчас пришел, понадеялся, что все решится, и уйдешь отсюда расстроенный.
Но ты сказал, что можешь все решить.
Не все, но могу. Надо будет провести одну процедуру, или нет, действие, но я все еще не уверен, что тебе она подойдет.
Почему?
Я тебе уже сказал. Что мы не знаем, что решать. Как мы будем лечить что-то, если мы не знаем, что это. Мне надо с тобой, знаешь, долго говорить, но у тебя нет времени, мне Костя сказал, а у меня, если откровенничать, нет желания.
Какие могут быть сомнения? Мне нужна помощь.
Тебе отдохнуть нужно. Какие у тебя проблемы вообще? Что ты музыку делаешь хуевую? Поганишь то, что я для многих жизнью является? Или что ты на работе не можешь дальше дохнуть? Ты хочешь, чтобы я тебя обратно поставил на место или сделал так, чтобы проблем не было? Если первоеиди купи у кого-нибудь мефа, нюхни и забудь себя, употребляй, исчезай. Вот это отличный выход, то, что тебе надо. Именно выход. Если же ты выходить не собираешься, то надо решать твое говно на корню. Ты знаешь, что тебе надо? Знаешь?
Нет.
И не узнаешь. Потому что ты человек.
Я тебя понял.
Ничего ты не понял. Просто хочешь от тяжелой темы отойти, потому что возразить не можешь.
Ты так говоришь, будто все должны уйти в крайности, запереться, как ты, в подвалах.
Почему все? Те, кому это надо. Кому это надо, кто понимает, зачем, кто себя слышит или хочет услышать, а не какие-то уставшие люди. Серьезно, тебе дали такую охуительную возможность. Ты вырос в Москве, я вижу. Семья с высшими образованиями, бедности не знала, сам, небось, тоже учился. Работа прибыльная, жена, если тебя и обманывали, то только в школе с ответами для контрольной, потому что ты так кого-то задолбал Или нет, может, сам обманывал. Просил тебя с последней парты детдомовец, не вытягивал и так задолбал, что ты ему назло написал ереси, он сдал и опозорился. Как тебе такая история?
Не то чтобы в точку, но
Поэтому я не понимаю, на что ты жалуешься. Алкоголикам и наркоманам нужна помощь, вот. Или поделом им, пусть дохнут?
Чем я хуже алкоголиков и наркоманов? То, что мои проблемы решаются работой над собой? Им тоже надо себя сдерживать, дисциплину наводить. Ты знаешь что. Ты считаешь, что я априори должен быть сильным. Что люди, росшие в комфорте, ко всему готовы. Мы слабые. Ты слабый, я слабый. Да, кто-то свою слабость показывает, но не потому, что он, блять, особенный. А потому, что он ищет себе человека, так и находят друзей. Двух парней травят в школе за лишний весони в итоге найдут общее и станут друзьями. Два слабых человека могут закрыть друг другу раны, загладить недостатки. Не ходить же всем закрытыми и хмурыми, прям как ты.
Ха-ха, хорошо, предположим. А вот ты ходишь такой открытый, слабенький, тебя сильный не уделает? Или ты мазохист и нарываешь на кое-что острее?
Я осознаю риски и считаю, что пережил подобное.
Видимо недостаточно, если ты не понимаешь, что в жизни надо защищаться, Саша выдохнул мне дымом в лицо.
Но не все же это борьба.
При этом ты называешь себя слабым. Значит, есть кто-то сильный. А как понять, что он сильный, если ты с ним не состязаешься и не дерешься?
У него что-то может просто лучше получаться, парировал я.
Может, тогда сильный неподходящее слово?
Ты меня понял.
Ничего я не понял. И никогда не поймем друг друга.
Мы можем пытаться.
Попытайся понять вот этото, что ты сказал до этогоэто не проблемы. Проблема, видимо, у тебя есть, и она серьезная, Саша достал телефон. Класс, мне нужно скоро уходить. Точнее не мне, а тебе. В общем, я почти уверен, что знаю, в чем твоя проблема. Что-то между страхом самореализоваться, нестыковкой твоей, как сказать, внешней, да, личностью и внутренней. Короче, ты ребенок в большом мужицком теле. Как тебе такой психоанализ?
Удручает качество.
Говорю же, не зря боишься.
Это не боязнь, а это
решенное дело, да, Саша потушил сигарету (какая это? пятая или десятая?). Будем делать операцию.
В чем она заключается?
Это не так важно, говорю же. Многие вещи не так важны, как кажется.
Но я смогу потом ходить там, заниматься делами?
Ты полетишь просто, займешься всем, чем захочешь, и даже больше. Не представляешь, насколько все будет у тебя, ух. Все, вставай-вставай!
Я же еще не согласился, Саша толкал меня руками к двери, глаза краснели от дыма.
Согласился-согласился, ты что, не понял? Не тупи. Бывай.
Дверь захлопнулась.
7.
Слова Саши не выходили у меня из головы. Я чувствовал себя униженным и раздавленным. Не хотелось верить в то, что человек за одно знакомство не только вытащил то, что усердно скрывалось, но еще из глубин достал неизвестные мне залежи. И предложение странное. «Операция», «процедура», «действие» Какая к черту операция? Ожидая такси, я не мог понять, то ли меня технично развели и отправили на встречу к сумасшедшему, либо он достаточно тронутый, чтобы называться профессионалом? В номере мне было не по себе, и до самой поздней ночи я не мог успокоиться. Ощущение такое, будто тупым ножом голову вскрыли и все узнали обо мне, прочитали то, о чем я даже думать не мог, написали на коже ржавой спицей будущее и отпустили мучаться. Его слова были острыми, задели за живое, а значит, честными.
Смириться и поверить Признать в себе проблему Ну уж нет, я был выше этого, и слова какого-то фрика не переубедят меня. Нельзя позволить ложным сомнениям и лишними раздумьям испортить выходные. Сытно позавтракал, умылся, обменялся злобными взглядами сначала с администратором, а потом с соседями-молодоженами. Собираясь на прогулку, я думал о том, как бы им подпортить день, как правильно нагрубить и задеть. Сделать все, чтобы они пожалели о знакомстве со мной, искупить обиду. Проскочила мысльможет быть, Саша действительно прав? Резко откинул, закурил ее, себе бы хуже было.
На протяжении всего дня происходили очень странные вещи. Первое, что мне удалось заметить сквозь толстый след льда в рыбных прорубях, было то, как река текла в другую сторону. Я подошел к рыбаку и спросил, как это возможно. Тот лениво пробормотал, что мне это все кажется. Его голос показался знакомым, похожим на Сашин. «Что за безобразие?!» вскрикнул я. Как много бесценного времени в моей жизни уходит на такого мелкого и низкого, буквально и в переносном смысле, человека? Затем я бродил вдоль кварталов, обшарпанных кварталов, и птицы не сходили с моего пути. Одному голубю я даже придавил крыло, но ничего, как ни в чем не бывало потопал дальше. Деревья шумели в два раза громче, люди говорили в два раза злее, смех казался неуместным. Я пытался поговорить с женой, но она не стала со мной церемониться, была занята. Что мне навязываться, я отдыхал от работы, она отдыхала от меня.
Но чем ниже было солнце, тем больше странностей происходило вокруг. Вывески на домах отключались при моем появлении, люди отворачивались от моих взглядов. Посмотрели, отвернулись, ускорили шаг, посмотрели за плечо и исчезали. Что страшного во мне? Не знаю, и знать не хотел. Дети разбегались, если я появлялся рядом, старухи будто бы дьявола во мне выглядывали. Ко мне подошел мужчина, один-единственный бесстрашный, и попросил сигарету. Я протянул ему пачку и обомлел. Я увидел Сашу. Проморгал, протер глаза, снова обыкновенный незнакомец. Саша на голову ниже, это точно помню. Побрел дальше, по музеям, по красивым местам, а все не в радость. Места недружелюбно встречали, повсюду мне были не рады. Наверное, во мне виделось московское, в походке, речи и взгляде.
Это заставляло меня волноваться. Неужели я, человек стабильного взгляда и чистой совести, не признаю себя? Мне никогда не казалось, что со мной что-то нет так. Разве только легкая замкнутость и скромность проявлялись, но что в этом такого? У кого ее нет или не было? Однако, когда люди вокруг оборачивались, я пытался держаться спокойно, выпрямлял спину, но при первой же возможности прятался за угол и рассматривал себя: не наступил ли я на говно, нет ли грязи на моей одежде, не торчит ли из носа сопля. Выгляжу ли я уместно, в конце концов. Но иной раз убедившись, что выгляжу опрятно и свежо, мимоходом прохожий опять с упреком осматривал меня и повторялось все сначала: осмотрелся, очистился, вздыхал, и далее. Суть-то в чемоткуда такое внимание к моей фигуре? Деревья заносило снегом, а вместе с ними и меня. Приятно было рядом с ними.
Нельзя назвать мастерством то, как раскрыл меня Саша. Подобное я и с Лизой сотворял, не сложное ведь дело. Сколько в себе она не закапывалась, на каждую яму найдется крепкая лопата и длинный нос. Любой человек, который играет в слушателя, рано или поздно сорвется, и потом его хрен заткнешь. Вот и мы как-то сидели, пили пиво, и я взял на себя лишнего и раскрыл ей свою теорию. Формировалась она долго, но уверенно, без лишних «а что, если» и «наверное». Я сел рядом с Лизой и через барный гул сказал, как это вижу:
Тебе отношения твои не в радость. От слова совсем. Тебе нравится человек, и возможно, если такая штука как любовь существует, то ты испытываешь это к нему. Но то будущее, что ты от него хочешь, поверь мне, ты не получишь. Поразительно еще то, что ты не ждешь того, что ты хочешь. А ждешь ты тотальную деспотию. Тебя ждет участь жены офицера, с места на место, как багаж, только говорящий и вкусно пахнущий. Сказал муж твой: «пора», а ты ответила: «ладно». Ты боишься того, что это конец, тебя пугает такое предсказанное будущее; что все закончится вот так, развитие в никуда. Единственный навык, твой пи эйч ди ждет тебя в домашних делах, и тебе, Лиза, как современной женщине, это не нравится. Однако прикол в чем, и это самое смешное, что тебя это устраивает. А знаешь, почему? Потому что у тебя есть оправдание этому. Объяснение твое аморфности, повод поддаваться. Это любовь. Ну как ты можешь обмануть человека, да? Как ты можешь за него и с ним страдать? Человек, как по мне, замуровывает тебя в себе, а тебе ок. Потому что, блять, любовь. Если любовьэто перестать жить ради себя и начать жить ради другого, то любовьэто суицид. Все так просто? Это было бы слишком легко, считай, тебя избили, и ты простила. Но нет, нет, нет. Ты это понимаешь дальше меня и, как мужчина, как любое рациональное создание, планируешь запасной план. На случай, если все-таки твоя мечта останется мечтой. План прост: подготовить пути к выступлению. Ты никого не отшиваешь, о парне говоришь, только если руки начинают распускать или знаки внимания делать. Но. Ты. Никогда. Никогда! Не говоришь нет. И со многим этими людьми тебе хотелось бы быть, ведь ты человек. Тебе тоже нужно, чтобы тебя хотели, к тебе прикасались, тебя слушали, помогали. И лицом к лицу, сразу, по делу, без вот этой телефонной мастурбации или общения раз в неделю, если повезет. Рано или поздно тебе хватит сил уйти, предать и признаться себе в этом.
Знаешь, Лиза посмотрела на меня мутными глазами; вокруг стало тише, люди словно вслушивались в мои слова, я никогда о таком не думала и такого не сделаю.
И я отрицал слова Саши, и до сих пор признаться не могу себе в том, что доля правды в них была. Тут такое чувство, смешное в какой-то мере, что мне обидно и радостно; у кого-то получилось вскрыть и увидеть меняэто раз; он же расставил все по полочкам, пальцем указал в моих бесов, в мои страданияэто два; предложил сразу же и решение (глупое и несерьезное, но сам факт предложения помощия польщен)это три. Неловко, неловко Я, видимо, тот еще наглец, теперь со стороны вижу, как проявляется пассивная агрессия через насильную любовь. Хватаешь человека как кота за шкирку и тыкаешь в свои слабости. Думаешь, это от бескрайней человеческой красотылюбви, от переживаний, кричишь об этом громче некуда; злишься, если человек не терпит и сопротивляется, играешь с ним, все гадости и пакости его высасываешь. На самом-то деле никакой любви тут и нет, а только желание сделать то, на что раньше сил не было. А тут тебе на повод, любовь.
Снег сбрасывали в кучи, их покоряли дети. Я тонул в снегу, снег топил меня. Уборщик, один такой помельче, загляделся на меня по другую сторону дороги. Сквозь ураган невозможно было разобрать его лица. Черты прослеживались четко, скулы резали туман, снежинки боялись упасть ему на щеки. Я вновь увидел Сашу. Он смотрел на меня. Не знаю как, с презрением или злорадством. Щепил взглядом, заставлял его всем сердцем ненавидеть. Сквозь горы снега я протоптал себе путь к дороге и хотел было побежать к нему, но загорелся зеленый свет, и кучи машин перекрыли мне дорогу. Повезло. Будь я чуть быстрее, я был бы менее живой; не под небом, а под машиной. Екатеринбургэто магия. Это город, который живет в согласии со своими жителями, хорошо это или плохо. Если ты употребляешь, то город тебе поможет достать; творишьбудет позировать; пытаешься довести человека до нервного срыва через самобичевание и жестокую правдуда, он всегда на твоей стороне, составит бедолаге компанию по пути домой или в яму. Темные мысли, неприятные, душили меня, приятно.
Необходимо было отрубиться и забить, спасти свой отпуск и психику. По пути к отелю я зашел в «Пятерочку», прополз вдоль блевотно-зеленых стен в отдел блестящего стекла. Банка энергетика и небольшая бутылка водки. Не люблю такое, но отчаянные времена требует отчаянных действий. Костя не брал трубку, не отвечал на мои сообщения. Пришлось пить одному. Будний день, повсюду очередь, на выбор и на выход. Темные лица, закрытые пеленой, неизвестные, не манящие. Кроме одного, на кассе. Молодой человек, знакомое лицо. Я подошел к нему, пробил свои покупки. Он посмотрел на меня и попросил паспорт. Показал.
Вы сильно изменились, грубо сказал кассир.
Быть такого не может, я жея посмотрел в паспорт и проглотил язык. Вместо моей головы, моего лица, ушей носа и глаз оказалось чужое. Лицо, профиль, губы, шрамы Саши. Бросив бутылки в карманы, я выбежал на улицу и закричал. Каждый волосок познал страх, мышцы лишились желания бороться. Разбираться, совпадение ли это или шизофрения, времени не было.
В номере все было чисто, даже слишком. Я сбросил с себя одежду, помылся и прыгнул в кресло. Стакан, на две трети энергетик, треть водки, глоток. Остается только ждать и пить. За окном пылали огни, маленькие смазанные точки напоминают о посаженном за компьютером зрении. Кто-то кричал, но я не слышал. За стеной молодожены не прекращали свой супружеский марафон, наверстывали упущенное, догоняли цель, перевыполняли план. Я пил, чтобы забыться, пил без радости и особого желания, с понятной мысльютак надо. Проезжали машины, женщины накрывали головы руками. В Москве давно была ночь, а здесь небо светлее. Кресло больно упиралось в спину. Я рассматривал потолок, белый, опускающийся на меня. За окном опять мерцало. Один светлый огонек от всех отличался, молодец. Маленький, сигаретный. Пригляделся, а там мужчина стоит, смотрит мне в окно. Не в окно, в глаза. Зеркало разбил бы взгляд. Я пригляделся и вышел из себя, бросил бутылку об пол, осколки разлетелись по номеру. Я подбежал к куртке, аккуратно перепрыгивая через стекло и схватил телефон. Гудки.
Зачем ты следишь за мной? крикнул я в телефон.
Как я и думал, человек за окном опустил сигарету. В руках у него горел экран телефона.
Зачем ты это делаешь?
С чего ты взял что я слежу за тобой? сказал Саша
Хорошо, хорошо! Я согласен. Ты прав. Мне нужна помощь. Когда приступаем?
Завтра.
Стоп, а анализы? Я тут сижу, пью, это ок?
Да, вполне.
После этих слов он бросил трубку, потушил сигарету и исчез в темноте. Я долго не мог уснуть и поверить в это. Сколько еще он преследовал бы меня? Утром он был бы мусорщиком, летом мойщиком окон, на Новый год ментом, а завтра меня могло бы и не быть.
8.
Саша прислал мне адресэто оказался все тот же подвал. О какой операции может идти речь при такой антисанитарии? Я написал Костяу об этом, но тот все также игнорировал меня. Пути назад не было, пора было ложиться.