Так что хороший климат не является залогом радушия и дружелюбия. Зато развивает у местных жителей и вновь прибывших другую особенность метеозависимость.
Эту черту очень емко описал в своей ставшей международным бестселлером книге «Год в Провансе» (1989) англичанин Питер Мейл: «По праву рождения они (провансальцы) уверены, что каждый день обязан быть солнечным, и, если он таковым не оказывается, у них моментально портится настроение. Дождь они воспринимают как личное оскорбление и в кафе громко выражают друг другу соболезнования, скорбно качают головами, с отвращением обходят лужи и подозрительно поглядывают на небо».
Действительно, избалованные постоянным солнцем, провансальцы в холодные и дождливые дни чуть ли ни впадают в депрессию. И особенно, если эти дождливые дни совпадают с солнечными днями в Париже (в большинстве случаев, расстановка сил на метеокарте все же в пользу юга, поэтому его жители могут спать спокойно).
С конца июня температура достигает тридцати, а иногда даже и сорока градусов.
Жюль Верн в свое время удачно пошутил: «Жара хороша, в особенности зимой, но на что она сдалась нам летом?» Конечно же, многие тяжело переносят сильную жару. В основном это выражается в ощущении перманентной усталости, даже если ты не проводишь день непосредственно на солнце. Поэтому единственный способ для жителей Прованса дожить до вечера это экономить силы, то есть всячески избегать спешки и стрессовых ситуаций. Этим и объясняется привычка провансальцев все делать медленно и часто отвлекаться на разговоры, и это вовсе не является какой-то природной ленью.
Кстати, уже упомянутый Питер Мейл так связал жару и пастис: «Не могу вообразить, что пастис можно пить в фулэмском пабе или в баре Нью-Йорка, или еще где-нибудь, где погода требует наличия на ногах носков. Не тот вкус. Солнце и тепло необходимые условия. И иллюзия, что часы остановились. В общем, Прованс».
Иногда, правда, в мирное течение жарких провансальских дней врывается еще одно специфическое для Прованса природное явление мистраль. Этот сильный ветер может бушевать несколько дней и достигать 150 км/ч, после чего температура воды в море может упасть аж на десять градусов. О мистрале ходят легенды, говорят, что он провоцирует мигрени и ссоры.
Александр Дюма называл мистраль «одним из трех бичей Прованса», подразумевая, что два других это река Дюранс, часто меняющая ширину своего русла, и парламент. Ирвинг Стоун в романе о Винсенте Ван Гоге «Жажда жизни» (1934) писал: «Мистраль, словно бич, обрушивается на город и не стихает двести дней в году». (Ван Гог некоторое время жил в провансальском городе Арль, где теперь можно совершить туристический маршрут по местам, связанным с ним). А в «Дневнике» Евгения Гришковца можно прочитать про мистраль, что «разогнал белоснежные яхты по бухтам и укромным якорным стоянкам, сдул загорающих и купающихся из прибоя, засыпал дорожки и улицы хвоей и шишками с огромных деревьев, и в целом задул огонь буйной июльской жизни».
Скорее всего, дело не в каких-то особенных будоражащих свойствах этого ветра, а в общей склонности провансальцев впадать в тоскливое состояние при плохой погоде. И они регулярно перед долгой прогулкой или пикником на пляже изучают прогноз погоды, направление ветра и тут же меняют свои планы, если день не окрашен «в зелёный».
Итак, климат является, пожалуй, одним из главных отличий между Парижем и Провансом. Но также существенно и то, что в Провансе вы не встретите того настоящего парижского шика и энергии. Даже в Эксе, несмотряна его буржуазный имидж, гораздо меньше развлечений, здесь сложно найти места для «branché» публики. В городе, где дома цвета солнца, а оконные ставни цвета неба, жизнь в основном проходит на улице и сосредоточена вокруг фонтанов. Это как источник освежающей прохлады и влаги, у которого люди собираются на уличных верандах кафе, а шум воды, звон бокалов, приглушенные беседы и легкое стрекотание цикад расплываются в воздухе сладкой негой. В этом, наверное, и есть особый провансалький шарм.
И если после переезда из Парижа в Прованс жизнь здесь может поначалу показаться скучной, а случайные кадры с видами Парижа в новостях будут вызывать ностальгию и щемящую тоску, то через несколько лет, вернувшись в столицу, вы рискуете испытать культурный шок иного характера. Вам захочется спрятаться от толпы и шума и скорее вернуться в свою тихую гавань, на свежий воздух, на море и к природе, к неторопливым расслабленным людям. Но что самое хорошее во всем этом ничто не мешает наслаждаться одновременно и прелестями столичной жизни, и приморской. И Марселем, и Парижем. Одновременно. Благо между ними всего три часа на скоростном поезде TGV.
Глава 2Она
Лиза всегда считала бурные проявления любовных страстей прерогативой молодости. Когда сердце разрывается от сомнений, от неуверенности и непреодолимого желания обладания, и все это подогревается надрывными мелодиями, подобно «cant live, if living is without you». Когда любовь мыслится именно такой неспокойной и мучительной. Любовь вулкан, любовь постоянное балансирование между высшей точкой наслаждения и страданием.
Как написал Ги де Мопассан в своем романе «Монт-Ориоль» (1887): «Счастлив только тот, у кого ощущения так остры, что причиняют боль, кто воспринимает их как потрясения и наслаждается ими, как изысканным лакомством».
И что же происходит, когда жизнь, наконец, становится спокойной и размеренной, когда твой партнер вот он, всегда рядом и не дает поводов для переживаний и слез. Что же остается от любви?
Часто гуляя с коляской и с мужем под ручку, воплощая собой свой недавний жизненный идеал, Лиза украдкой поглядывала на молодые пары, у которых явно все только начинается. Их руки сплетены, как будто в попытке удержать друг друга и то еще такое хрупкое чувство между ними. В их глазах столько обожания и счастья В такие моменты оживала какая-то струна внутри нее, что-то из ранней молодости. Хотелось взбунтоваться, добавить в их спокойную супружескую жизнь немного перца, спровоцировать партнера на проявления чувств. Но все быстро успокаивалось, ведь зрелое «я» сдерживает подобные порывы.
Иногда, это надо признать, та молодая половина все же вырывалась наружу и прибегала к всевозможным уловкам. Например, ходила вокруг Поля с немым укором, а то и вовсе заболевала, показывая тем самым, что ей нужна забота. Но, похоже, она в очередной раз не прошла по Станиславскому, ведь все привыкли, что Лиза сильная женщина, хозяйка дома. И приходилось вновь уступить место зрелой половине, которая встает с кровати по первой необходимости и идет кормить и укладывать детей.
Порой Лиза пыталась вызвать Поля на серьезный разговор. Но между ней и спортивным каналом пролегла необъятная пропасть, а ее слова, словно ничего не значащие шумы, рассеивались в комментаторской болтовне. А может быть, она уже сама превратилась в некий фон, подобно тому виртуальному телеведущему, и ее никто не воспринимает всерьез?
Но ведь удобного времени никогда не будет. Начать разговор в хорошем настроении значит его испортить, в плохом значит сделать его еще хуже. Что же делать? Проявлять чудеса телепатии и попытаться раскусить интроверта и понять, что у него внутри? Но что же тогда остается от любви, если нет явных проявлений? Если не знать, что они муж и жена, кто по их виду догадается? Как хочется верить, что вы делите крышу над головой не потому, что сошлись на условиях выгодного партнерства. В конце концов, многие пары экономят свое время и нервы по формуле «неделя через неделю». А все потому, что между вами все же есть это пресловутое чувство
Лиза впервые стала допускать мысль, что способна жить одна. В своих видениях она часто садилась в машину, никому не сказав ни слова и отключив телефон, и уезжала к морю Селилась в небольшой милый прибрежный отельчик, открывала настежь большие окна, за которыми простиралась морская синева, и, подставив лицо горячим лучам, наслаждалась шумом волн, упиваясь тишиной и свободой. А потом, как герой Бреда Питта в фильме его тогда еще жены Анджелины Джоли «Лазурный берег» (2015), садилась за письменный стол, старинное дерево которого нежно касался развивающийся на ветру тюль занавесок, и в этой упоительной тишине и идиллии черпала вдохновение для своих текстов. Ну, или как тот же герой фильма, набиралась этого вдохновения в гостиничном баре
Да, она могла бы жить одна. Но ведь не к этому она стремилась!
Раньше они никогда не ругались. Ей даже казалось, что это и было их своеобразным секретом отношений. Поначалу она опасалась, что Поль окажется тем человеком, который будет придираться к ней по всяким бытовым мелочам, критиковать ее привычки. Но всех все устраивало. Они просто наслаждались спокойствием и гармонией.
Она полюбила своего мужа за то, что с ним было легко. Она любила эту его легкость в отношении к жизни, к быту, к другим людям. Она никогда прежде не встречала человека, который не позволял себе ни одного плохого или осуждающего слова в адрес кого-то другого. И это был не просто самоконтроль, это был образ мыслей. Она полюбила его за то, что, собираясь в путешествие на машине, они могли ехать, куда глаза глядят, без четкого плана и маршрута, их желания всегда были спонтанны, но удивительным образом всегда совпадали. За то, что, как и она, он не привязывался к вещам. Больше всего на свете он любил спокойствие и наслаждение моментом, и ради него он мог отказаться от материальных благ.
Но в какой-то момент все изменилось. Лизу вдруг стал раздражать «творческий беспорядок» на столе, пресловутые незакрытые тюбики зубной пасты, выпадающая из всех карманов мелочь, брошенные посреди комнаты ботинки. Поль тоже вдруг стал к ней придираться по хозяйственным делам готовка, уборка, глажка, что-то где-то всегда не так идеально, как хотелось бы. Хотя она точно знала, что гораздо дальше продвинулась в хозяйственном плане, чем в начале их отношений.
С какого момента он превратился в ворчуна, который ходит по квартире и недовольно комментирует ее действия? Откуда взялся тот, кто все время норовит выявить очередной недочет в воспитании? Но ведь дети никогда не ведут себя идеально, всегда будут какие-то капризы, драки, непослушание, сто тысяч «почему» Понятно, что оба навзводе, и в таком состоянии они вряд ли могут помочь друг другу, но почему просто нельзя оставить ее в покое и не делать еще хуже.
Наверное, начало этому положили дни, когда на необходимость осваивать неведомую доселе роль «родителя» наложилось постоянное пребывание вместе в замкнутом пространстве квартиры, когда они переехали и стали вместе работать из дома, вдали от семьи и друзей. Отсутствие личного пространства, одна и та же рутина изо дня в день, хронический недосып Тогда, наверное, и пошатнулось его состояние «дзен».
У философа Эриха Фромма она как-то прочитала, что любовь это давать, а не брать. Она знала о трудностях мужа и поддерживала его, как могла. Но ей хотелось заботы. Не помощи по хозяйству или с детьми, а именно заботы о ней самой. Простого человеческого сочувствия и внимания. Приготовить чай, обнять, сказать какие-то добрые слова.
Вот опять она выбрала не то время для разговоров с Полем. Опять сорвалась Хлопнув дверью спальни, она легла на диван и закрыла лицо руками. Зачем опять наступать на те же грабли? Но пути назад нет. Они опять заснут каждый на своей половине кровати. Если он не понимает ее потребностей, то она будет отвечать ему тем же игнорировать и отказывать в близости. Вечная история Да и вообще, единственное, чего ей хочется после тяжелого дня, коснувшись подушки, это уйти с головой в вымышленный мир книг и фильмов.
Проснувшись наутро, они обнимутся, как будто оправившись от дурного сна, спишут все на шалящие нервы и договорятся больше не ругаться. Но ее фраза, которой часто заканчивались ссоры: «Зачем ты со мной? Ты вообще меня любишь?» она так и останется без ответа
А знает ли он этот ответ?
Глава 3У Сезанна не былоPR-менеджераСтатья Лизы о Провансе
Прованс это невероятные и разнообразные ландшафты. Море, реки, озера, хвойные и дубовые леса, цветочные поля, горные массивы. В окрестностях Экс-ан-Прованса величественно возвышается гора Сент-Виктуар муза художника-постимпрессиониста Поля Сезанна. Этот известный провансалец не уставал восхищаться природным богатством своего родного края, и особенно видами на гору Сент-Виктуар, оставив более восьми десятков картин с ее изображением.
Современным жителям Прованса посчастливилось любоваться видами на эту гору в том же виде, в каком они открывались когда-то Полю Сезанну никакие следы нынешней цивилизации не нарушают обзор. Для многих провансальцев вид на Сент-Виктуар является одним из важных критериев в выборе дома, критерий этот во много раз увеличивает цену на жилье, например, цены на некоторые прелестные виллы в частном секторе недалеко от смотровой площадки «Terrain des Peintres», где трудился Сезанн, превышают миллион евро.
Жители Прованса обожают горные прогулки, ведь это не только захватывающие виды, но и возможность вдохнуть целебный аромат хвои и собрать провансальские травы, чтобы потом добавлять их к разным блюдам или заваривать целебные чаи. Например, прогулки в районе Карьеров Бибемус. Когда-то здесь добывали камень, из которого созданы многочисленные монументы в Экс-ан-Провансе. Во времена Сезанна карьеры были заброшены, художник арендовал там маленькую постройку, где он отдыхал после работы над картинами и хранил свои полотна.
Гуляя по горным тропинкам, невольно представляешь себя на месте художника, почти всю свою жизнь обреченного на безвестность и одиночество, каждое утро совершающего свое паломничество по давно протоптанной тропе между хвойных деревьев и скал в сторону смотровой площадки, чтобы разложить свой мольберт и краски и начать создавать прекрасное. Страдал ли он от своего уединения или, наоборот, находил в этом счастье и успокоение и не променял бы ни на какие мирские блага возможность вот так творить в гармонии с природой?
«Живопись с натуры, говорил Сезанн, это не копирование предмета, а наглядное изображение собственных ощущений». Хочется верить, что его картины свидетельствуют именно о гармонии в его душе.
Художник, картины которого входят в список самых дорогих в мире, при жизни не заработал своим творчеством ни сантима, и от нищеты его спасло только наследство отца. Что это, несправедливость, несносный характер, который отмечали современники, или может быть, он просто не умел «продавать» себя, в отличие, например, от своего лучшего друга Эмиля Золя, который, будучи человеком из очень бедной семьи, но чрезвычайно общительным и умеющим завязывать нужные связи, довольно быстро разбогател на книгах?
Как бы Сезанну, наверное, не помешал тогда хороший PR-менеджер или агент
Сезанн и Золя две такие разные судьбы. Трогательная история жизни и отношений двух гениев, выросших в Экс-ан-Провансе (Золя родился в Париже, но его отец получил контракт на строительство канала в Эксе и перевез туда свою семью), и их драматический разрыв прекрасно показаны в фильме «Сезанн и я» (2016), режиссера Даниэль Томпсон.
После кончины матери Сезанн был вынужден продать семейное поместье в Жас-де-Буффан, чтобы выплатить долги, а сам перебрался в квартиру на улице Бульгон в Экс-ан-Провансе. В 1901 году он купил небольшой участок земли на холме Лов на окраине города и обустроил там студию, где работал вплоть до самой смерти.
Говорят, именно его «муза» и убила художника. Осенним днем 1906 года, когда Сезанн по привычке расположил свой мольберт с видом на Сент-Виктуар, разразился сильный ураган и ливень. Упрямый художник, тем не менее, продолжил работу. Позже вернувшись в мастерскую, вымокший до нитки и дрожащий от лихорадки, он слег с воспалением легких и умер неделю спустя. Прикованный к постели, он время от времени еще кое-как вставал, чтобы закончить картину
В Экс-ан-Провансе в честь своего самого знаменитого жителя названо все, что только можно, а мастерская художника, где теперь расположен его музей, привлекает туристов со всего мира. В этом идиллическом месте, сидя на лавочке в саду перед мастерской, в которой сохранилась рабочая обстановка художника, и наблюдая преломление света сквозь кроны деревьев, еще раз проникаешься всем сердцем историей этого человека, который, несмотря на критику и постоянные сомнения в своем таланте, продолжал творить до последнего дня.
Знал бы только он тогда о своей будущей славе