Утренний ветер - Милош Крно

Утренний ветер

НАШ ДРУГ МИЛОШ КРНО

Известный словацкий писатель Милош Крно, как и большинство литераторов моего поколения, начал писать еще до войны. В 1939 году в журналах появились его первые стихи. Поэтому когда в 1944 году он, двадцатидвухлетний участник Словацкого сопротивления, выступил с книгой «Безумный спектакль», это была уже зрелая поэтическая книга молодого мастера. Она широко прозвучала в дни национального восстания словаков против фашизма и была переиздана после войны как лучшая песня борьбы и победы.

В социалистической Чехословакии Крно выпустил еще шесть стихотворных сборников. Он выступает не только как самобытный поэт, но и как популяризатор поэзии других народов. Прекрасное знание советской литературы, творческое общение с ее деятелями в послевоенные годы дипломатической работы Крно в Москве, свободное владение русским языком и любовь к нашему народу позволили Милошу совершить высокий акт дружбы: издать шесть книг своих переводов русской и советской поэзии  стихи тридцати наших поэтов!

В послевоенный период Милош Крно зарекомендовал себя также талантливым прозаиком, публицистом и критиком. Его перу принадлежит 15 прозаических книг.

Пламя партизанской борьбы, взрыв Словацкого национального восстания 1944 года, героизм народной армии борцов за свободу, боевое содружество словаков и советских людей, помощь Красной Армии, встречи, надежды, порывы этих дней, чувство братства  все это остается главной силой и пафосом его творчества.

От первых партизанских рассказов Крно переходит к большим прозаическим полотнам. Среди них особую популярность приобрел роман «Я вернусь живым» об отважном словаке, Герое Советского Союза Я. Налепке, воевавшем с фашистами в украинских и белорусских партизанских лесах.

И в других его произведениях, обращенных уже к мирной жизни словаков, остается главным та же гражданственная позиция автора, воспитанного боевой дружбой наших народов. И сам Милош Крно такой и есть  стойкий и преданный солдат мира, поэтому нам дорого его боевое перо.

Мне не раз доводилось проезжать по дорогам в Татрах, там, где мужала боевая юность Словакии. Ездил я и с Милошем Крно. Высоко в лесистых горах мы останавливались и снимали шапки у боевых обелисков. Я понимал волнение Милоша, когда он говорил мне о нашей дружбе, когда он вспоминал боевые дни, когда он размышлял о людях: я и тогда знал и знаю теперь, что Крно не отступит и не сдаст своих позиций, он из тех, с кем можно пойти в разведку.

Отдельные произведения Милоша Крно уже издавались на Украине и в Белоруссии, и я рад, что повести нашего большого друга выходят теперь и на русском языке.

Михаил Луконин

ТРУДНЫЙ ЧАС

1

 Двенадцатый Двенадцатый Салатин?.. Ты слышишь?.. Мы окружены. Скорее помогите!.. Нас только двое. Выдержим Что? Не слышу Эх, прервалось!

Телефонная трубка выпадает у Владо из руки и качается на шнуре. Она беспомощна и бессильна, как сломанная нога. Немецкий солдат, взобравшись на ель, перерезал провод и теперь осторожно спускается по стволу.

Молодой человек в красном свитере видит его через амбразуру и сокрушенно повторяет вслух:

 Эх, перерезали!

Он ударяет ногой по трубке. Сердце его бьется учащенно. Они отрезаны! И об этом уже никому нельзя сообщить! Он поднимает винтовку, целится. Поздно. Видит, как солдат спрыгивает с дерева, но все же вслепую стреляет. В ответ по цементной стене раздаются очереди из автоматов.

Владо смотрит на мир, как через замочную скважину. Впереди сверкает полоска снега, а над бронзой сосен распростерлось голубое небо. Узкая полоска заснеженной земли, а для него она теперь  весь мир. И вся жизнь. По ней приближается смерть. Осталось несколько шагов. У нее серые глаза, покрытые инеем брови, белый маскировочный халат, а на каске, как у всех эсэсовцев, череп. Или точнее  смерть похожа на многоголового огнедышащего дракона, потому что врагов больше взвода. Владо кажется, что этот дракон, извиваясь, обхватывает железными когтями цементный подвал, напоминающий блиндаж. С минуты на минуту он может вторгнуться сюда через дверь, которую сторожит Марош, или через отверстие, похожее на амбразуру, около которого притаился он, Владо.

Молодой человек в красном свитере прижимается щекой к холодному прикладу винтовки. Он пришел в себя от первого потрясения, исчез застрявший в горле комок страха, прекратился сердечный спазм. Владо вытирает пот со лба, глубоко дышит, но ноги все еще как не свои. Опершись плечом о стену, он держит палец на спусковом крючке. Мушка закрывает от него белый блестящий снег, весь мир, но мысли о нем как водоворот захватывают его.

Ему не надо целиком сосредоточиваться  достаточно глаза и указательного пальца. Винтовка заряжена. Далее механика простая: глаз видит, рефлекс срабатывает, палец нажимает на спуск, раздается выстрел. К отверстию никто не смеет подойти. Большего не требуется, да большее едва ли можно сделать.

Если бы фашисты могли предположить, что здесь забаррикадировались только двое, они давно ворвались бы внутрь. Телефон! Он заинтересовал немцев. С помощью его они могли бы соединиться с партизанским штабом и потом хитростью выманить остальных.

 Нет, этого им не удастся сделать,  говорит Владо уверенно, со злостью вырывая шнур из трубки. Он кидает трубку на лежащий у печи хворост и сбрасывает со стола аппарат. Чтобы гады им не воспользовались! Он проводит рукой по лбу и останавливает взгляд на рассыпанных картах.

Ему кажется, что красный валет ухмыляется. Красный валет Им он пошел, когда началась стрельба. «Это наши стреляют,  махнул он рукой, но вдруг встрепенулся  пулеметы!» Ребята повскакали с мест, схватили винтовки и бросились к дверям. Они летели прямо под свинцовый дождь. Войтех долго кричал. Немцы добивали его прикладами. Он бросился в бой как был  с одной побритой щекой. Феро, тот успел даже умыться. За ним  Яно с бородой, похожий на Робинзона. Как ему везло в картах!

Зачем они выбежали? Все они были опытные солдаты, так что он, Владо, в сравнении с ними  зелень! Вначале он тоже потерял голову, но вовремя одумался. Схватив Мароша за рукав, он крикнул: «Куда бежишь? Оставайся здесь!» И сам остался охранять вход

Выстрел. Да, это Марош. Попал? Он целится через отверстие над дверью. У него лучшая позиция. А вообще, они, как в средневековом замке. Без необходимости не стреляют.

Но чего, собственно говоря, ждут немцы? Они так близко, что это кажется невероятным. Слышны их голоса. Молодой человек в красном свитере напрягает слух. Затаив дыхание, он вслушивается в слова. По-немецки он понимает. Фашисты разговаривают между собой:

 Без гранат мы тех не возьмем. А их больше нет.

 Да, неосмотрительно израсходовали все гранаты, а теперь придется ждать.

 Спрячься, так стоять рискованно!

 Партизан там много, до черта.

 В шестнадцать ноль-ноль здесь будет обер-лейтенант Бриксель.

 Значит, через час.

 Найдут нас?

 Конечно.

Да, без гранат немцы их не возьмут. Фашисты теперь ждут какого-то обер-лейтенанта Брикселя

Шестнадцать ноль-ноль Владо быстро смотрит на часы  пятнадцать часов две минуты. Остается час. Еще час! Кажется, они ничего предпринимать не собираются. Ждут, пока придет подкрепление. Сами отдохнут, подымят сигаретами, а потом Потом фашисты их выкурят, забросают подвал гранатами Но главное  телефоном они теперь не воспользуются!

Остается час времени. Приблизительно столько надо, чтобы дойти сюда от партизанского штаба. Шансы остаться в живых  минимальные. Подкрепление к немцам придет вовремя, а с ним наступит их конец. Странно как-то. Это что, судьба? Жребий? Случай? Конец пути от рождения к смерти?

До того времени делать нечего, кроме как сторожить полоску снега перед щелью. Ничего другого.

Его передернуло.

 Э-ей, Марош!  позвал он.

Из коридора хриплый голос ответил:

 Что?

 Еще час.

 Ну и что?

 Нервы сдают. Мне не по себе.

Владо опирается локтем о стену, а ноги холодные, словно не свои. Он окликает Мароша, потому что знает, что этот парень не станет жаловаться на судьбу. И тут перед глазами возникает эпизод из детства: Марош лезет по шершавому стволу ели, уже дотрагивается рукой до гнезда сороки, но ветка под ним обламывается, он взвизгивает и летит вниз головой на сухую хвою. На земле он извивается от боли, вытирает рукавом слезы. Марош разбил левое колено, а красное пятно на левом локте быстро синеет. Он дотрагивается до локтя и вскрикивает: сломал! Но через момент уже успокаивается. Хорошо еще, что сломал левую руку, правой будет достаточно, чтобы еще раз попытаться залезть на дерево и посмотреть, есть ли там в гнезде птенцы.

«У Мароша все хорошо, потому что в жизни бывает и хуже. Определенно,  думает Владо,  Марош и сейчас не теряет надежды». И он повторяет:

 Мне что-то не по себе.

Из коридора раздается голос Мароша:

 Не дури. Их много, что я буду делать один?

 А двое? Разве это что-нибудь меняет?

 Еще бы! Не бойся, выдержим!

«Выдержим,  горько повторяет про себя Владо,  а что потом? Продлить жизнь на час! И все же в этих минутах  капля надежды. Что, если немцы опоздают и наши ребята придут раньше? Кто знает. Ясно только одно: впереди час. Час жизни!»

Час времени в жизни человека бывает разным: от стремительно несущегося и переменчивого, как игра лучей солнца в капле росы, до неподвижного, навевающего скуку. Час, проведенный во вражеском окружении, с моментами отчаяния и искрами надежды, придает мыслям, чувствам и воспоминаниям скорость света.

Владо стоит у маленького отверстия-амбразуры в красном свитере, в синих лыжных брюках, в меховой шапке, сдвинутой набекрень. За полуприкрытыми дверями раздается кашель Мароша. Печка отдает свой последний жар. Цементные стены потеют. Тепло разливается по коридору, соединяющему два подвала и ведущему к выходу, к железным дверям со смотровым отверстием.

В цементном подвале человек чувствует себя, как в трюме затонувшего корабля. Подоспеет помощь или нет? Валы ударяют о стены. Сейчас приближается самый страшный из них  девятый, после которого останутся лишь щепки.

Из-под снега торчат закоптелые, обуглившиеся бревна, а недавно на этом месте стоял полукаменный-полудеревянный дом лесника с оленьими рогами над верандой. Осенью, когда треск автоматов заглушил рев оленей, альпийские стрелки вермахта подожгли дом лесника, пастушьи хибарки и сенники. От дома сохранился цементный подвал, и партизаны воспользовались им, чтобы устроить здесь передовой сторожевой пост с телефонной связью для передачи сообщений прямо в штаб подразделения. Удачное расположение обоих подвалов, с коридором и железной дверью, со щелью, похожей на амбразуру, и с глазком над дверью создавало благоприятные условия для обороны. Блиндаж можно было захватить, только забросав его гранатами, или ценою значительных жертв.

Владо смотрит на часы. Волнение исчезает. Наступает момент спокойствия и уравновешенности при сознании полного бессилия, как перед восхождением на виселицу. И тут на губах его появляется легкая улыбка, со лба исчезают морщинки и перед прищуренными глазами возникает лицо девушки.

2

Часы уже пробили, а в ее ушах все еще звучит мелодия ударов. Дрова весело потрескивают в изразцовой печи. Девушка с горящими щеками отбрасывает одеяло, безразлично смотрит на градусник и вздыхает. Тридцать восемь и один. Третий день не отступает грипп. Она выпивает несколько глотков чаю с малиновым сиропом, и взор ее обращается к фотографии в позолоченной рамке, висящей на стене.

Она смотрит на молодого человека, и мучительная боль сжимает ее сердце: Бриксель, обер-лейтенант Бриксель возглавил сегодня утром налет на партизан!

На тонких пальцах она отсчитывает недели. Десять недель, то есть семьдесят дней, без друга, что кажется ей вечностью В доме у соседей, помнится, стояла рождественская елка, на столе чернел револьвер. Тогда они встретились в последний раз. Он ушел снова в горы ночью, в пургу.

Комната эта ей необыкновенна близка. Ведь портрет в позолоченной рамке она увидела раньше, чем того, кто на нем изображен. В прошлом году она ночевала здесь впервые. Тогда они приезжали с матерью на тетушкины похороны и, возвращаясь, опоздали на автобус, отправлявшийся в город. Родители Владо, знакомые с мамой, предложили им переночевать в комнате сына.

Отец сказал, что Владо учится в Братиславе. Он вымахал так, что неизвестно, в кого уродился. Владо уже сдал экзамены за второй курс университета. Учеба шла у него хорошо, даже, пожалуй, слишком гладко. Отец гордился сыном, но в то же время и упрекал его. Не слишком ли легко в жизни он ко всему относится: и с девушками переписывается, и в политику лезет. Это, пожалуй, к добру не приведет. Ведь жизнь прожить  не поле перейти. Он изучал русский язык, посещал какие-то тайные сходки. Да разве может группка студентов перевернуть мир? Безусые юнцы! Изменится все и без них. Зачем таскать каштаны из огня для совсем чужих людей. Да, но разве Владо убедишь! Улыбнется, пожмет плечом и снова копается в своих чешских и немецких книжках. Что должно случиться, случится и без них. Даже революция. Закроют костел? Проживут и без него. Дом у них никто не отнимет, да и зарплату тоже. Ведь бухгалтеры всем нужны, без них не обойдутся ни немцы, ни русские. Но Владо  сам мудрец. Разве он будет слушать отца? Такой же вертопрах он, как и вся молодежь сегодня. Ничего, жизнь его поправит, на собственных ошибках научится жить.

Еле кажется, что всплывшие в памяти слова отца Владо вносят холодок в комнату, в которой столько солнца. Девушка смотрит на мебель, на книги в шкафу. В прошлом году эта комната казалась ей сказочной, многому она удивлялась. Владо, Владо А как он выглядит? Она искала тогда глазами его фотографию, а увидев, думала, какой он: веселый или строгий?. Потом робко спросила, он ли это.

Сейчас пять минут четвертого. Кто-то тихо открывает дверь. Входит пожилая женщина в платочке, сдвинутом на лоб. У нее приятное лицо. Карие глаза и брови похожи на те, что на портрете Владо. Она осматривается кругом, словно хочет убедиться, что из стен не торчат уши, и шепотом говорит:

 Пришла соседка, Бодицка. Владо возвращает тебе булку. Наверное, в ней что-нибудь есть.

Мать Владо подает ей сверток, поправляет подушку, забирает пустую чашку и выходит.

У Елы сильно бьется сердце, глаза блестят. Она осторожно разламывает булку, достает оттуда сложенный листок, расправляет его на ладони и читает с затаенным дыханием:

Она вздыхает и поворачивается лицом к окну. Зеленые глаза ее блестят в алмазных лучах. Сегодня она получила весточку. Радостно у нее на душе, радостно и за окном: блестит на солнце снег в саду на кустах, только на дорожках проглядывает земля. Капает с сосулек, свисающих с крыши. Пролетают синицы, которые своим свистом как бы призывают весну.

«Как радостно жить,  думает Ела и смотрит прищуренными глазами на солнце.  Может быть, Владо тоже подставляет лицо ультрафиолетовым лучам и сверкающему снегу. А свитер? Греет ли его красный свитер?» Его связала для Владо мама Мароша. Ела долго смотрела, как быстро набирали петли ее мозолистые, натруженные руки. А Марош тогда сидел на столике на кухне и подтрунивал над Владо: «Когда получите диплом, молодой человек? Наверно, станете адвокатом? Беднота, она глупая, так что ты сможешь хорошо заработать». Владо улыбнулся: «Знаешь, адвокатом я не буду, да и паном никогда не стану». Марош только махнул рукой: «Все вы одного поля ягоды: только дай вам перо в руки вместо косы, как вы станете пана́ми, а в поле и на фабрике работать будем мы».