Он спокойно затянулся сигаретой.
Дэнни, это как тусклое зеркало Нет, не так. Это как по ту сторону тусклого стекла, по ту сторону серебристой амальгамы. Не каждый может вернуться.
Я не мог решить: то ли у него крыша поехала, то ли он просто пьян.
Деккер, перебил я его, а опиум?
Опиум?
Ну.
Он прищурился и подался ко мне с видом заговорщика:
Есть две версии. Первая версия: макприродный феномен, процесс естественной эволюции. Вторая: мак селекционировался людьми, приобретая и изменяя свои свойства как культурное растение. Но послушай, Дэнни, что я тебе скажу: макне просто растение, он обладает разумом. Я имею в виду, что макэто такая форма растительной жизни, которая психохимически взаимодействует с человеческим мозгом, проникает в него и обеспечивает себе дальнейшее выживание.
Что-что?!
Вот именно«что-что». Он положил руку мне на плечо. Представь себе, что ты инопланетянин и занимаешься колонизацией чужой планеты. Первым делом ты прикинешься безобидным растением. Во-вторых, постараешься стать притягательным и совершенно необходимым для господствующего на этой планете вида, который будет выполнять за тебя всю тяжелую черную работу: высаживать, культивировать, экспортировать, рисковать ради тебя жизнью и даже сражаться из-за тебя друг с другом. Твое влияние постепенно распространится на всю планету. Понятно? У тебя есть время. Ты можешь ждать. Это легко.
Он отступил назад, убрал руку и предоставил мне возможность в полной мере оценить суть только что сказанного. Я посмотрел ему в глаза. За всю жизнь мне не доводилось сталкиваться с подобной чепухой.
Чушь собачья, произнес я. Ахинея.
Он задумался, отыскивая в моих словах оттенок более глубокого, чем они в действительности содержали, смысла.
Подобная реакция, сказал он наконец, вполне может быть частью общего плана.
Какую-то минуту мы неотрывно смотрели друг на друга, а затем он молча пожал мне руку и ушел. Вскоре его фигура превратилась в силуэт, я видел волосы и длинное, развевающееся по ветру пальто. Проводив его глазами, подняв воротник и слегка покачиваясь, я развернулся и пошел домой по улице, застроенной сплошь стандартными домами.
Ветер дул мне в спину. Я заслышал легкий звук шагов позади, но, обернувшись, никого не увидел. Прошел немного вперед, и мне показалосьсзади бредет собака, или, может быть, это был просто мусор, гонимый ветром по мостовой. Я снова обернулся, но улица была пуста. Я настолько был уверен в чьем-то присутствии у меня за спиной, что помедлил несколько минут, разглядывая под пронизывающим ветром освещенную фонарями улицу в обоих направлениях. Ветер негромко постанывал в сумрачном закоулке между домами. Я постоял еще минуту, всматриваясь в темноту.
От рассказов Деккера мне уже мерещилась всякая чертовщина.
Я ничего не ждал от поездки в Таиланд. Мне трудно переносить жару. В прошлом я несколько раз ездил на отпуск с Шейлой и детьми в Испанию и там постоянно искал тень. И еще я совсем не в восторге от экзотической еды, и на меня плохо действует пища, обильно приправленная пряностями. Даже не слишком острый соус карри в местном ресторанчике «Тадж-Махал» приводит к тому, что у меня на лбу выступает сыпь; к тому же я как-то случайно прочитал, что «цыпленок на углях» столь же мало может служить образчиком индийской кухни, как, скажем, маринованный угорь.
Попытка почитать Бодлера вызвала у меня легкую дурноту. Я читал его стихи в переводе, но по какой-то причине переводчики всегда оказывались слишком ленивыми, чтобы переводить названия. Нелепость какая-то, ведь заглавия, как правило, легко переводятся. Например, LesFleursduMalозначает «Цветы зла», a Voyage a Cythere «Путешествие на Киферу» . Мне и то понятно, а я даже не говорю по-французски. Так отчего же им было не перевести все как есть по-человечески?
Бодлер, насколько я мог судить, принимал опиум в огромных количествах и гашиш тоже; и то, что я прочел у него, оказалось намного полезнее, чем книжки Китса и Кольриджа.
Бодлер рассуждал о сходстве и различии между опиумом и гашишем. Это было уже ближе к тем сведениям, которые я искал. И тот и другой наркотик, писал он, лишает вас воли и приковывает внимание к ничтожным пустякам до такой степени, что вы не можете оторвать от них взгляд. Но он также утверждал, что гашиш намного сильнее и обладает более разрушительным действием, чем опиум. Это меня удивило. Ведь я считал, что гашишнаркотик типичных хиппи. А по словам Бодлера, выходило, что гашишэто воплощенная ярость, сметающая на своем пути всякое сопротивление, тогда как опиумнежный соблазнитель.
Это я мог понять. Я понимал, как тянуло Чарли к этому нежному соблазнителю. И как манил он таких же юных, как она, девиц, только что окончивших университет и чистых, как утренняя роса. Почувствовав, что в глазах покалывает от подступающих слез, я был вынужден отложить книгу и откупорить бутылку виски, чтобы прийти в себя.
Я пустил воду в ванну и, пока она наполнялась, подогрел на плите немного молока, сварил какаотрезветь-то надо былои подумал, что, пожалуй, дам этому Бодлеру еще шанс, и, хотя слова просто плыли на странице, прочел:
Как называется, спросил я, остров мрачный?
Кифера, был ответ, известный в песнях край.
Седых проказников игриво-пошлый рай.
А впрочем, островок достаточно невзрачный.
Тут я отключился на мгновение, лежа в ванной, книга выскользнула из рук, и мне пришлось вылавливать ее из-под мыльной пены. Развернув книгу веером, я разложил ее на кранах, чтобы просушить, и поймал себя на том, что опять думаю о Чарли и что каким-то образом к мыслям о Чарли теперь примешался образ мрачной Киферы.
9
Я ждал, что Люси вернется к полуночи. Пришла она лишь около часа, хотя, надо сказать, у меня не было никаких замечаний на этот счет, а вот в целом моя попытка почувствовать себя в роли няни не удалась.
В восемь вечера, когда я пришел на дежурство, Жонкиль(не в моих правилах отпускать замечания по поводу имен, которыми награждают детей их родители) уже была уложена в кровать и крепко спала. Я провел большую часть вечера, переключая каналы телевизора и не находя ничего занимательного. Как это ни печально, масса народа проводит вечер именно так. А что, если все это экранное мерцание, подумал я, преобразуется в мозгу в импульсы, ну вот как от опиума, и моделирует поведение зрителя, заставляя его снова и снова бессмысленно нажимать на кнопки пульта? Это, конечно, шутка.
Раз пять я поднимался в детскую проведать Жонкиль, посмотреть, как она спит в своей кроватке. Стыдно признаться, но я не особенно старался соблюдать тишину: довольно громко топал и пару раз даже хлопнул дверью. Надеялся, а вдруг она проснется и заплачет, и тогда бы у меня появился повод взять ее на руки, успокоить, поменять подгузник, унести с собой вниз. Смешно даже. Когда Чарли и Фил были маленькими, мы обычно ходили вокруг них на цыпочках, лишь бы они проспали еще полчаса и мы хоть что-нибудь успели бы сделать.
Жонкиль слегка простужена, предупредила меня Люси. Если она проснется, можете дать ей немного «Калпола». Я оставила его на полке в холле.
«Калпол»универсальное детское лекарство от всех болезней. Когда Чарли и Фил были детьми, мы закупали это снадобье литрами и поили детей всякий раз, когда им нездоровилось и они не могли заснуть. Сейчас, глядя на Жонкиль, я нарочно поскрипел половицей, но она так крепко спала, что и не шелохнулась. Под носом у нее висела засохшая крошечная зеленая козявка, похожая на восковую капельку. Я вспомнил, как у Чарли вечно текло из носа; и еще мои мысли вернулись к тому времени, когда Чарли первый раз приехала домой на каникулы из Оксфорда.
Ты только не ляпни чего-нибудь ненароком, прошептала Шейла, сваливая мои инструменты в кучу под висящими в холле куртками. Дело было вечером, и я только что пришел с работы. Она проколола себе сережку в нос.
Чего?
Шейла постучала ногтем по ноздре:
Сережку с крошечным изумрудиком, вот здесь. Мне кажется, выглядит довольно мило. Не говори только ничего.
Я прошел в гостиную, где Чарли, развалясь на диване, смотрела телевизор.
Привет, пап!
Ничего не сказав, я не мог отвести взгляда от крошечного зеленого камушка в ее левой ноздре. Он меня словно загипнотизировал. Немного погодя Чарли, по-видимому, заметила мой пристальный взгляд и мельком улыбнулась мне, а потом снова отвернулась к телевизору, спросив, однако:
У тебя все в порядке?
У меня в порядке, ответил я.
Возможно, мне не следовало так демонстративно пялиться на ее серьгу. Но по-моему, она выглядела точь-в-точь как окатыш сухих соплей. Вот так. Первые пять лет вы вытираете у своих детей под носом, пока они не овладеют необходимыми навыками, чтобы управляться со своими сопливыми носами самостоятельно. Но за пять лет у вас уже выработался рефлекс. Затем проходит еще лет десять, и ваша малышка приезжает домой из прославленного Оксфорда с изумрудным катышком в носу. Ну и тебе, конечно, хочется сразу его подтереть. Я понимаю, насколько невразумительно звучат мои рассуждения, но в те минуты я чувствовал именно так.
На что ты смотришь, пап?
Сам не знаю.
Как работа?
Прекрасно. А у тебя?
Я знал, что она посещала курс «постколониальной литературы». Она небрежно качнула головой, словно давая понять, что не имеет смысла вдаваться в тонкости, беседуя с каким-то электриком.
Я привезла с собой уйму конспектов.
А как постколониальная литература?
Клёво.
«Клёво»? У нас в семье вообще никто «клёво» не говорил. Конечно, масса всяких словечек существует. Как только люди не говорят. Но я даже не припомню, когда последний раз слышал что-нибудь вроде этогону там«башли» или «чувак»?
Возможно, с моей стороны это было не очень-то «клёво», но я протянул руку и попробовал смахнуть «соплю» у нее с носа. Я знал, что она не смахнется. Она и не смахнулась.
Ай! Ай! Пап, какого хрена ты делаешь? Совсем крыша поехала?
Шейла примчалась в комнату из кухни.
Он пытался вырвать сережку у меня из ноздри! Вовсе я не «пытался вырвать», это она преувеличивала. Без всякой надобности она терла свой нос, который теперь и в самом деле покраснел.
Что с тобой? потребовала ответа Шейла.
Вот-вот, присоединилась к ней Чарли. Чего ты?
Я промолчал. Просто вышел из комнаты и отправился принимать ванну, заперев дверь от них обеих.
Пухленькая Жонкиль, с красными щечками и сопливым носиком, вызвала у меня в памяти эту сцену. К моему удовольствию, в конце концов она проснулась, и я был совершенно счастлив, получив возможность утешить ее и дать порцию густого, тягучего «Калпола». Я почувствовал себя полезным и нужным, а Жонкиль снова сразу заснула. Ох уж этот «Калпол».
Я еще вспоминал про сережку в носу у Чарли, когда вернулась Люси со своим кавалером. Она познакомила нас, и сразу стало ясно, что мои тревоги по поводу проколотой ноздри Чарли гроша ломаного не стоили. У этого типа, помимо нескольких золотых колечек в ушах, имелась пара колец в ноздре, и еще одно колечко оттягивало нижнюю губу. Кроме того, голова у него была выбрита с обеих сторон, а волосы на макушке торчали клочьями, как перья у курицы, застрявшей в изгороди из колючего кустарника.
Это Марк, сообщила Люси. Я приготовлю кофе.
Обладатель петушиного гребня Марк вяло пожал мне руку. Пришлось сдержаться, чтобы при виде всего этого великолепия не рассмеяться ему в лицо.
Очень приятно, Марк. Затем я проследовал за Люси на кухню и сказал ей, что уже собрался домой. У меня не было желания торчать здесь третьим лишним.
Выпейте с нами кофе, предложила она, сунув мне в руку пустую чашку. Так я и стоял, пока закипал чайник. Люси насыпала в мою чашку ложку растворимого кофе и залила кипятком.
С молоком?
Мы вместе вернулись в гостиную. Подняв ноги, Марк удобно устроился на диване, однако, увидев, что я возвращаюсь с чашкой кофе в руках, спустил ноги на пол и стал жевать нижнюю губу. Телевизор все еще работал, и программа с политическими дебатами тихо журчала как фон для нашей беседы. Люси расписывала, как они провели вечер. Марк время от времени хмыкал в подтверждение и поглядывал на экран. Каждый раз, как я поднимал глаза на Марка, в голове у меня проносилось: «Катись, катись, колечко, по блюдечку на крылечко!» Марк незаметно взглянул на часы.
Как бы между прочим Люси вдруг сказала:
А вот Дэнни читает Бодлера.
Бодлерклёво, откликнулся Марк, теребя одно из своих колечек в ухе.
Что, в частности? спросил я, просто чтобы поддержать разговор. В конце концов, я же совсем недавно читал книжку.
Все, вывернулся он. И добавил:Не считаю нужным запоминать конкретные названия.
Это было сказано в такой форме, что не оставалось сомнений: любой, кто мог бы вспомнить, что именно ему понравилось у Бодлера, оказывался существом низшего порядка. Пока я собирался возразить, он перевел разговор на другую тему, насмешливо фыркнув при виде популярного политического деятеля.
Маркчлен отделения партии консерваторов, сказала Люси, подняв брови.
Ну да, так я и поверил, ответил я, думая, что она шутит.
А вы сами кто? с издевкой спросил Марк и скривил губы. Социалист-утопист?
Я не понял, что он хотел этим сказать, но был почти счастлив, получив повод считать себя оскорбленным.
Нет, но и вас с медной кружкой для сбора средств в фонд местной консервативной ячейки, простите, не представляю.
Почувствовав неладное, Люси бросилась спасать положение:
А знаешь, Дэнни собирается в Таиланд.
В Таиланд? Вот умора.
Что значит умора?
А что вы будете делать в Таиланде?
Я посмотрел на экстравагантные украшения, прицепленные к его ушам, и подумал о том, что мог бы с легкостью разделаться с ними при помощи кусачек.
Мне там нечего делать? Должно быть, это прозвучало как рычание.
Да нет, если разобраться, здорово, что вы в свои годы собрались в Таиланд. Клёвое местечко.
Оно действительно пользуется популярностью, в отчаянии объявила Люси. Правда, очень популярное место отдыха.
Можно и так сказать. Марк уже был сыт по горло. Он допил кофе и встал. Пойду-ка я домой. Клево было познакомиться с вами, сказал он, глядя куда-то в сторону.
«Пошел ты», подумал я, но вслух произнес:
И мне было обалденно приятно вас встретить. Тут я, возможно, хватил через край, однако это по крайней мере позволило мне посмотреть ему прямо в глаза. Я тоже умею быть ироничным.
Выпроводив этого гуся за дверь, Люси сказала:
Жалко, что так вышло, но вы уж извините. Он казался занятным, когда мы познакомились. Только когда я привела его домой, подумала: караул!
У него довольно экстравагантные металлические финтифлюшки на лице.
Это что, у него еще и на языке шарик.
Надо же, а у меня даже если крохотный прыщик вскочит на языке, я все время трогаю его зубами.
За каким чертом кому-то может понадобиться шарик на языке?
Люси высунула свой язычок и провела им с игривым выражением по губам. Вот уж чего я не ожидал. Я ощутил, как кровь ударила мне румянцем в лицо.
Люси поднесла ладонь ко рту.
Извините, сказала она. Я заставила вас покраснеть!
Между нами была не такая уж большая разница в возрасте, но Люси принадлежала к тому поколению, с которым я никак не мог попасть в такт. В мое время ни одна женщина не позволила бы себе такого легкомысленного намека. Мы предпочитали держаться в стиле веселых парочек с курортных открыток. Я решил, что пора уходить, прежде чем не наломал дров.
Я вам очень благодарна за то, что вы меня выручили, произнесла Люси, поднимаясь, чтобы проводить меня.
Не за что. Мне самому было приятно.
Она поцеловала меня в щеку, и наши глаза встретились на мгновение, которое грозило затянуться. От нее приятно пахло духами.
И мне, сказала она, держа мою руку.
Ну и что? Я так и не понял, что у нее на уме, прощается она со мной или тащит в постель? Мало я смыслю в таких вещах.
Когда вы собрались в Таиланд?
Через два дня.
Когда вернетесь, все расскажете. Обещаете? Стоя на пороге, она махнула мне вслед рукой.
10
Христос им в дышло! сказал Мик. Зачем им опиум?
Я насторожился: вдруг он чего скажет про Шарлотту? Но нет. Так Мик выражал свое впечатление от Чиангмая, и тут я был с ним согласен. Возможно, причиной была смена часовых поясов, но меня не покидало ощущение, что я вижу сны наяву; даже говорить не мог от изумления. Я заметил, что и Фил напрягся: каждый раз, когда Мик поминал имя Господа всуе, Фил морщился.