Сегодня мне так грустно [Так грустно сегодня] - Мелисса Бродер

Мелисса БродерСегодня мне так грустно: личные эссе

Как всегда быть недостаточной

Привести в мир ребенка без его согласия, может, и неэтично. Но добровольно покинуть матку - попросту безумно. Матка - это нирвана. Это трип по вечной орбите вне пространственно-временного континуума. Это теплый, влажный рейв в центре земли - но ты там единственный рейвер. Там нет странных нью-эйдж проводников. Нет плохого техно. Есть только ты и бесконечность.

Я родилась на две недели позже срока, потому что не хотела покидать матку. Когда меня все же оттуда выпнули, я подумала: «О, нет». С тех пор я пытаюсь вернуться туда снова.

В свой первый день на земле я узнала, каково это, когда тебя недостаточно. По словам моей матери, врач, который принимал у нее роды, назвал меня симпатичной. Мне хотелось ему поверить, потому что я люблю, когда меня видят и ценят. Одобрение - мой главный бро. Но я была не из тех детей, кто легко принимает комплименты. Владей я речью, я бы польстила ему в ответ, чтобы приглушить зашевелившееся внутри чувство вины за то, что я существую. Вместо этого я использовала внешнюю атрибуцию.

Внешняя атрибуция существует, чтобы каждый мог почувствовать себя паршиво. Это удобный инструмент, чтобы заключить, что все хорошее в жизни - ошибка, субъективная реальность и/или чья угодно заслуга, кроме твоей собственной. Плохое же - объективная истина. И в нем ты всегда виноват сам.

Я решила, что слова врача - всего лишь неверное мнение. У него явно был паршивый вкус в детях. Назови он меня страшной, я бы провела остаток жизни в больнице, пытаясь убедить его, что я симпатичная. Но я ему понравилась. С ним определенно было что-то не так.

Если тебя никогда не будет достаточно, важно найти способ обратить комплимент против себя - выстроить из него тюрьму - что я и сделала. Я решила, что останусь симпатичной до конца жизни. Если я стану страшной, в этом будет только моя вина. Не урони мяч. Не запори все к чертям собачьим. Я определенно собиралась все запороть к чертям.

Потом меня поместили в палату с, допустим, двадцатью другими младенцами. Я уверена, что сразу же сравнила себя с ними и поняла, что не дотягиваю. Похоже, остальные дети отлично проводили время на земле. Они пачкали подгузники как нефиг делать. Наверно, сразу же врубились, как существовать. А я, едва вступив в мир живых, совсем расклеилась. Зачем я здесь? Какой в этом смысл? Дела мои явно шли не очень.

Мой первый день на земле - и я знаю, что уже думала о смерти. Много. Возможно, достаточно, чтобы перечеркнуть все будущие достижения, отношения и всё, что я могла бы однажды полюбить, вопросами «в чем смысл?» и «зачем вообще заморачиваться?» В то же время я еще не смирилась с тем, что я совершенно точно однажды умру, поскольку из этого следует, что стоило бы насладиться своей единственной короткой жизнью - а кому это вообще нужно?

Дела пошли еще хуже, когда моя мать объявила, что не может кормить грудью. Точнее, как она позже мне сказала, я ее «убивала». Убивать свою мать, будучи младенцем - это доказательство человеческой «слишком-многости». В контексте еды и потребления «слишком-многость» превращается в недостаточность. Твои аппетиты слишком велики для этой планеты, а поэтому тебя здесь, наверно, не должно быть.

Я «убивала» свою мать, потому что я слишком сильно сосала ее грудь. Меньше двадцати четырех часов на этой земле - а я уже пыталась заполнить чем-то извне свои многочисленные ненасытные внутренние дыры. Я пыталась заглушить экзистенциальный страх - «что же здесь происходит, твою мать» - молоком. Я сосала и сосала, но молока не хватало. И его не хватило бы никогда. Одной груди было слишком много, но я не насытилась бы и тысячей. Что мне действительно было нужно, так это космическая грудь. Я искала грудь настолько всеведущую, что она могла бы заполнить все мои дыры. Мира было уже недостаточно, и, разумеется, не было достаточно и меня. Они дали мне бутылочку.

В итоге я дососалась до того, что мой вес превысил положенную норму для моего роста. Это оказалось проблемой, потому что у родителей моей матери было ожирение. Ей нужен был объект, на который она могла бы проецировать свои тревоги. Я подошла для этого идеально! Религией у нас дома быстро стала еда: еда, которую мне было нельзя, и еда, которую я пыталась незаметно заглотить.

Одним из моих любимых блюд для тайного употребления была я сама. Пытаясь стать для себя достаточной, я начала подъедать свои собственные части тела. Я грызла ногти на руках и ногах, не пропуская ни одного. Мне нравилось их откусывать и вертеть во рту, проталкивать между зубами вкусные, богатые кальцием полулуния, пока десны не начинали кровоточить. Я пыталась есть ушную серу, но вкус к ушной сере приходит лишь со временем. В более поздний период жизни я стала знатоком собственных вагинальных выделений. На вкус они оказались удивительно разнообразными. В вагине всегда что-то маринуется.

Но больше всего мне нравилось ковыряться в носу и есть найденное. На уроках чтения я делала «щит» из левой ладони, чтобы прикрыть нос и насладиться закуской без посторонних глаз. Потом я основательно забиралась туда правой рукой. Некоторые из счастливейших дней моего детства прошли за этим «щитом». Я чувствовала себя самодостаточной, удовлетворенной, наполненной. Другие дети знали, чем я занята, и смеялись надо мной, но меня это не волновало. Блаженство было слишком велико.

Увы, это счастье не могло продолжаться вечно. Будем честны, оно длилось примерно четыре минуты или пока у меня в носу не заканчивались козявки. Но, родители, если ваша дочь поедает себя, не мешайте ей. Пусть она сожрет себя целиком. Даже если в итоге от нее ничего не останется, поддержите ее в этом. Пусть ваша дочь заглотит все свое дерьмо, а потом просрётся. Разрешите ей это съесть.

Есть не так много способов обрести в этом мире утешение. Нам не стоит пренебрегать им, даже если мы находим его в самых темных и отвратительных местах. Никто из нас не просил о том, чтобы родиться. Никто не подписывал форму, где говорится: «Я разрешаю вам сделать так, чтобы я существовал». Дети рождаются, потому что родители чувствуют, что их самих не достаточно. Так что, родители, никогда не осуждайте нас за попытки заполнить наши экзистенциальные дыры, когда как мы - всего лишь плоды вашего тщетного стремления заполнить ваши собственные. Это в первую очередь ваша вина, что мы здесь и вынуждены иметь дело с этой пустотой.

Любовь во времена чакр

У меня был секс со множеством мерзких людей. Их было столько, что, кажется, большинство из них должны бы были мне заплатить. И, хотя мне не приходилось получать деньги за секс с мерзким человеком, я в своем роде была секс-работницей.

Впервые я устроилась на офисную работу администратором в некоммерческую организацию по обучению тантрическому сексу, которую я назову здесь «Электрическая йони». Такие места и вправду существуют, и они находятся с севера от моста Золотые Ворота, если проехать через радужный тоннель туда, где псевдоособняки массового производства встречают свое печальное будущее вдоль шоссе 1 в округе Марин, Калифорния.

Я устроилась на эту работу, едва отойдя от четырех лет приема психоделиков, будучи глубоко в эзотерике, увлеченная болтовней об энергии, Дао и телекинезе - я верила, что нечто извне, будь то кристалл аметиста или точно отмеренное чудодейственное зелье, спасет меня от себя. Каждый день я добиралась на работу из нижнего Тендерлойна, Сан-Франциско, где мой сосед снизу продавал крэк, вооружившись клюшкой для гольфа. Я ехала по тому самому мосту, вроде как чувствуя себя одновременно благословенной и несчастной.

Я была одинока. Я уехала с восточного побережья сразу после колледжа, прокатившись несколько раз туда-обратно и вообразив себя кем-то вроде Джека Керуака/Хантера Томпсона/другой культовой мужской фигуры. Я бежала от человека, которого считала любовью всей своей двадцатиоднолетней жизни, мы расставались каждую неделю и я пыталась доказать всем, в основном самой себе, что я в порядке. Мой психоделический период подошел к концу, и я принялась пить каждый день, чтобы заглушить чувства.

Мне казалось, что налегать на алкоголь - весьма практичное решение. Если можно было напиться и стать счастливой, зачем было оставаться трезвой и грустной? И если, выпив, можно было испытать невероятное счастье, зачем было довольствоваться счастьем обычным?

Незадолго до того, как я впервые увидела мост Золотые Ворота, мой бывший возлюбленный приехал навестить меня в Сан-Франциско. Ночью он проявил ко мне теплоту, потому что мы были пьяны. Он говорил, что, может быть, переедет в район Залива. Он занялся со мной оральным сексом под драм-н-бейс, который все время стучал из комнаты соседа (каждый первый в Сан-Франциско - диджей). Но днем он вел себя холодно и равнодушно.

После того, как он уехал, я в одиночестве проехала по мосту Золотые Ворота в первый раз. Я помню высокий горный мох, лишайники цвета ржавчины и скалы, ту гаргантюанскую красоту, которую не делают у нас на Востоке. Я не могла поверить в исполинские масштабы всего вокруг. Мне хотелось, чтобы рядом был кто-то, к кому я могла бы повернуться и выдохнуть «О боже!», но у меня была только я сама. Себя мне было не достаточно.

Основательница «Электрической йони», моя начальница, унаследовала империю грузоперевозок и переехала из Нью-Йорка в округ Марин в восьмидесятых в поисках чего-то большего. Она взяла себе имя Джуди Мун. Я мысленно прозвала ее стиль «гомункулус-анорексик, затянутый в спандекс». Когда я пришла в «Электрическую йони», Джуди Мун была увлечена изучением дисциплины под названием «ненасильственная коммуникация», которую безжалостно включила в учебное расписание. Впрочем, её манера общения вне занятий оставалась ужасающей. Она часто издавала шипящие звуки. Она шипела, что из-за моего поведения она чувствует себя небезопасно. Не из-за чего-то конкретного, что я делаю не так. Из-за моего поведения в целом.

Многие годы «Электрическая йони» располагалась в особняке Джуди Мун в Бельведере, который был на 100% розовым. Ковры были розовыми, стены были розовыми, зафу, на которых сидели, тоже были розовыми. Джуди была известна тем, что корчилась на розовом полу, демонстрируя различные стадии тантрического экстаза (она делала это, голая, на нашем совещании «совета директоров»). В конце концов, соседи пожаловались местным властям на вереницы «фольксваген-жуков» и «приусов» с наклейками на бамперах «Представьте водоворот из горошка», которые заполонили все близлежащие кварталы. Или, возможно, их тревожили визитеры в нарядах разной степени откровенности: в костюмах с фестиваля ренессанса, бикини в стиле средневековья, апроприированных облачениях индейцев и африканских «дашиках». В чем бы ни было дело, богатеи из Бельведера наконец задались вопросом: «Что тут, черт побери, происходит?» И Джуди Мун открыла второе пространство, чтобы устраивать там мастер-классы - маленький центр в менее пафосном городке по соседству, в округе Марин. Она назвала его Мунрайз-центром.

Джуди пришла к выводу, что ее энергия с возрастом вышла за пределы корневой чакры и поднялась в коронную чакру. Теперь она хотела расширить каталог курсов, в котором уже фигурировали «Экстатическое тело», «Массаж в 12 рук», «Перерождение через японский массаж вацу», «Пути трансцендентной любви», «Йони-йога», «Круг любви», «Тантра» (уровни 1,2,3), а также «Священный танец», и предложить более разнообразное расписание, которое включало в себя «Ангельскую терапию», «Жизнь после смерти», «Возвращение к божественной женственности», «Лекарство от старости», и, конечно, «Ненасильственную коммуникацию».

Меня наняли на позицию администратора по объявлению на «Крэйгслисте». Я должна была искать арендаторов для помещений «Мунрайз-центра», записывать людей на мастер-классы и отвечать на вопросы по телефону и электронной почте. Джуди призывала меня попробовать все, что предлагалось в «Электрической йони» и «Мунрайз-центре», чтобы я лучше могла описывать клиентам «учебную программу».

Одной из моих первых попыток приобщиться к жизни «Электрической йони» был массаж вагины, который сделал мне человек по имени Джеффри Кивник. Джеффри предложил мне три часа вагинального массажа в обмен на то, что я помогу ему с продвижением его «практики». Джеффри было за пятьдесят, он был сед и прикрывал лысину банданой. Мне был двадцать один год, я была очень симпатичной, злоупотребляла алкоголем и была склонна к зависимостям. Это была безупречная сделка.

У меня всегда были проблемы с личными границами. И я с трудом достигала оргазма с другими людьми. Поэтому, когда Джеффри вызвался три часа совать в меня пальцы за то, чтобы я сделала ему рекламу, я согласилась.

Массаж вагины начался с массажа всего тела длиной в час. Потом, следующие два часа Джеффри ласкал, гладил, массировал и разминал мою вагину, или, как он ее называл, йони - используя дыхание Рейки (кажется), чтобы помочь излечить «прошлые вагинальные травмы». Я так и не достигла оргазма, но уходила, не чувствуя под собой ног. Кажется, это была единственная ночь в Сан-Франциско, когда я не пила и не употребляла наркотики.

В тот период, когда Джеффри делал мне массаж, я начала встречаться с женщинами. Я все еще иногда спала с цисгендерными мужчинами, но называла себя лесботой. Каким-то образом я уговорила одну из моих подруг-лесбиянок тоже сходить к Джеффри на вагинальный массаж за рекламу. Любопытная и слегка увлеченная эзотерикой, она, как и я, покинула палату йони Джеффри, не чувствуя ног. Но через несколько дней она обратилась ко мне и сказала: «Я не верю, что позволила тому человеку прикасаться к моей вагине».

Каким-то образом я также убедила мою девушку - лесбиянку-буч и модного диджея - сходить со мной на мастер-класс по тантре. Я вряд ли отвечу, что такое тантра, даже после того, как год проработала в «Электрической йони». Но я знаю, чем она точно не является.

На розовом ковре в особняке Джуди Мун в Бельведере десять одиноких женщин за сорок и пять озабоченных мужчин - все белые, и большинство в шароварах - возвещали наступление нового века сексуальности, пристально вглядываясь друг другу в глаза и затягивая нечто вроде «вром-вром-вром» снова и снова. Все они что-то искали. Женщины, я думаю, через секс искали путь к любви, а мужчины через любовь - путь к сексу. Моя девушка, в беретке и больших очках в прозрачной оправе, искала путь к выходу. Она спела «вром-вром», но отказалась смотреть мне в глаза. Я упрекнула ее в том, что она не желает пробовать новое. Она заявила, что я затащила ее на помойку с хипповскими отбросами. Мы расстались через несколько недель, потому что я не была для нее достаточно классной.

Согласно Википедии, «Неотантра, или тантрический секс - это современные западные вариации на тему тантрических практик, которые часто связывают с новыми религиозными движениями. Как правило, включают как методы нью-эйдж, так и современные западные интерпретации традиционной индийской и буддийской тантры. Некоторые из их приверженцев обращаются к древним и традиционным текстам и принципам («вром-вром?»), а другие используют тантру как собирательный термин для «сакральной сексуальности» и могут прибегать к неортодоксальным практикам»

«Когда тантра получила известность в западной культуре, где приобрела новые формы с 1960х годов, ее стали ассоциировать с интимной близостью. Следовательно, ее основополагающая суть как духовного пути часто игнорируется. Представления о сексуальности в тантре и в неотантре значительно различаются».

Сублимация желания любви и секса в разведенную и апроприированную версию восточной мудрости чревата тем, что может случиться какое-нибудь дерьмо.

Я одновременно гордилась своей работой в «Электрической йони» и стыдилась ее. С одной стороны, мне нравилось, что я обеспечиваю себя сама. Но с другой стороны, когда я сказала родителям, где работаю, папа, сидя в офисе, поискал название в Гугле и спросил, почему сайт заблокирован за содержимое сексуального характера.

Я встретила человека по имени Мамаду, когда искала помещение попросторнее, где можно было провести наш ежегодный сбор учителей - тантрический фуршет, если угодно - на который всегда съезжалась большая толпа. Мамаду было за шестьдесят, у него был вкрадчивый голос и он заправлял местным религиозным центром, расположенным на верхушке живописной горы. Мы обсудили поэзию Хафиза и Руми. Он сказал, что прекрасно провел со мной время и спросил, не приеду ли я снова к нему в центр, быть может, в выходные на обед. Я согласилась. Тогда он спросил, не могла ли бы я принести травы и кокаина.